Василий Ворон
Потомки песчаных бурь
– Вы слишком зависите от чужого мнения, поэтому так дорожите собственной историей, вернее, ее отредактированным вариантом, именуемым «репутацией». «Так вы сын дона Эмилио? Он так много рассказывал о вас! Как, вы разве не в духовной семинарии? Ах, вы художник… Очень мило… Нет-нет, у нас вам будет слишком тесно. Дону Эмилио не понравилось бы, если бы его отпрыск остановился в такой дыре, в какой живем мы». Как горько бывает вам, нарушившим волю родителей! Иные так и живут, заклейменные собственной виной. От нас постоянно чего-то ждут, и мы не можем не оправдать высокого доверия. «Мое слово крепче гранита!» – скажет «человек слова» и в лепешку разобьется – иногда в буквальном смысле, – но сделает то, чего от него ждут, даже если это глупо, опасно и грозит чьей-то другой репутации. Вы непременно должны быть патриотами – и вашими потенциальными врагами становились все зарубежные соседи. Патриотизм – родной дядя войны и удобный инструмент в руках лживых и циничных политиков. И из всех этих ярлыков, самый первый – имя, данное вам при рождении. Ведь каждое имя что-то обозначает: «Царственный», «Тихая», «Защитник», «Счастливая». Вас пытаются программировать и делают это с самого начала.
– А что плохого, если бы вас, скажем, звали «Счастливым»? – спросил Дэн.
– Это не сделало бы меня счастливее соседа, которого в приюте прозвали Найденышем. Зато моим именем меня бы замордовали еще в детстве, причем такие же дети, как я. И у меня бы мог легко развиться пресловутый комплекс неполноценности, с которым я бы тащился по жизни, пытаясь доказать, что я счастливее всех, а на деле слыл бы неудачником.
– Но ведь могло же быть наоборот, и вы бы выросли, полностью соответствуя своему имени, – не отступал Дэн. Человек без имени ласково, как на ребенка, посмотрел на него:
– Абсолютно гладко, без проблем и неудач, не удается жить никому. И если человек заслужил славу действительно счастливого человека, это было бы для него ношей едва ли не более тяжелой, чем если бы он был неудачником. Любая проблема, встающая перед ним, была бы очередным состязанием, в котором он просто обязан был победить, чтобы не ударить в грязь лицом перед своим жестоким зрителем – обществом. В этом случае он больше всего был бы похож на гладиатора – либо ты победитель, либо мертвец. Настоящий воин так никогда не поступает. Он легок и маневрен, и если не уверен в своих силах, никогда не вступит в гибельную схватку. Так что век такого «счастливого» человека был бы весьма короток и очень тяжел. Поэтому я очень рад, что у меня нет имени. Я не хочу, чтобы меня принимали за того, кем я не являюсь. Имя – лишь еще одна горсть песка, мечущаяся в вашей голове. Человек придумал слишком много лишнего. Он придумал вещи, которые сначала поработили его душу, а затем уничтожили его родную планету, сделав изгоем и скитальцем. Когда-то человек назвал себя царем природы. И не заметил, как стал рабом…
…Бурый тщательно вытер руки ветошью и стал закрывать крышку моторного отсека. Дэн уже засовывал в кабину заглушки воздуховодов. Бурый закрепил ящик с инструментами и залез в свое кресло.
– Заводи, что ли, – устало сказал он. Дэн молча занял свое место и посмотрел на корпуса заводика.
– А чего ты на него взъелся-то? – спросил он напарника. Бурый неохотно процедил:
– Чего, чего… Не люблю я этих… отшельников. Все спрятаться норовят. А другие пусть сами общую кашу расхлебывают. А ведь от себя не убежишь.
– Да не́чего ему от себя прятаться, – продолжая разглядывать завод, ответил Дэн. – Он-то себя уже нашел, вот в чем фокус. Не чета нам, лоботрясам…
– Начинается, – тяжело вздохнул Бурый, но Дэн, против обыкновения, ничего больше не сказал. Он выглянул из кабины, еще раз проверив направление ветра, закрыл люк и запустил двигатель. Старомодный пропеллер дернулся и превратился в бледный круг. Бурый проверил приборы и привычным речитативом доложил о готовности. Дэн положил руку на ручку газа, как вдруг перед самолетом прямо из ничего возник человек в какой-то серой поблескивающей хламиде. Напарники, затаив дыхание, вперились в него взглядами.
Лицо человека было чем-то скрыто и, приглядевшись, напарники поняли – это была кислородная маска. Человек поднял руки в перчатках, и хламида у него на плечах нелепо вздыбилась. Похоже, что человек что-то говорил, жестикулируя. Было похоже, что он обращался к толпе. Невидимые существа снова показывали то, что произошло на самом деле. Человек перед самолетом продолжал говорить, поворачиваясь на месте – невидимая толпа стояла вокруг, – как вдруг быстро повернулся в сторону самолета и резким движением сорвал с себя маску. Напарники вздрогнули.
Это не был землянин. И лицо у него было страшным, но не потому, что так сильно отличалось от лица землянина.
Человек, оставшись без маски, умирал. Он упал на колени, но все еще был жив.
– Ну, нет, – прошептал Дэн и потянул ручку газа. – Врете, братья по разуму… Не возьмете.
Самолет, спущенный с тормозов, рванулся вперед, накрыв собой призрак, промчался по песку и, подпрыгнув на кочке, взмыл в чужое белесое небо.
Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора.
