Василий Гурковский
Куда кого посеяла жизнь. Том X. Романы. Повести

Он пошел по дороге в сторону моста, прошел корчму а, поравнявшись с домом Марии, перешел на другую сторону и решительно подошел к входной двери. Никаких заборов-калиток там не было, дом был небольшой, деревянный, с тремя окнами на улицу. В одно из них, он и постучал. В доме темно и никаких движений-звуков не было слышно. Он постучал еще раз и посильнее. Было слышно, как кто-то идет к входной двери. Потом заскрежетал засов, дверь приоткрылась, и сонный голос тихо спросил: «Это вы, мамо?». Петр сделал короткую паузу, не специально, так получилось от волнения, и дрожащим голосом, тоже тихо сказал: « Это я, Маруся!». Девушка невольно откачнулась от двери, а потом – в каком-то счастливом беспамятстве, бросилась ему навстречу, Петр только успел её подхватить, а она гладила его обеими руками по голове, лицу, шее и, радостно всхлипывая, говорила, говорила: « Петенька, это ты…А я так ждала…А я думала…А я и сейчас не верю, что ты уже здесь…А я…А я…». Петр нежно прижимал её к груди и молчал, ждал, пока она выдохнется. Потом ласково отстранил её лицо и сказал: « Я, Маруся, за тобой приехал!»….

Потом спросил: « Мама дома?» . « Нет- ответила Мария- она осталась в корчме. Работы много. Да, наверное, и заночует там. Последнее время она почти каждую ночь там. С тех пор, как ты уехал, я по вечерам, под разными предлогами, не ходила туда.Боялась…Они уже привыкли к этому, вечером, как посетителей уже нет, мама, с хозяином, закрываются, хорошо выпьют…и отдыхают до утра».

Они сидели, обнявшись, на лавке , в большой комнате, в абсолютной темноте. Да им свет и не был нужен, они и так «видели» друг друга, через великое, обволакивающее их, чувство. Пытались что-то хорошее сказать или сделать один другому и все старались, чтобы было, как лучше.

«Понимаешь, Маруся, то, что я с тобой уже не расстанусь и заберу с собой –это понятно- сказал Петр, – главное как это правильно сделать, чтобы всем было хорошо, в том числе твоей маме. Можно утром пойти к ней и попросить твоей руки. Все будет правильно, мы же не воры какие-то, и мама скорее всего будет согласна.Но, что будет после? Тот хозяин-грек, заглядывающийся уже на тебя, ей этого не простит…И, – или выгонит маму вообще, или сживет со света своими издевательствами. А мама ведь, уже привыкла к нынешней её жизни и ей очень трудно, если еще вообще возможно будет, как-то перестраиваться. Думаю, в этом ничего ломать не надо и маму надо обезопасить, по крайней мере – для виду. Давай мы ей дадим знать, что ты сама решила пойти в ближайший город, найти себе работу, и как-то устроить свою дальнейшую жизнь. Если получится – то, потом и ей помочь, а – не получится – значит – не получится. Главное здесь то, что ты сама это решила и сама это сделала, а мама здесь не при чем. Оставим ей записку на видном месте, чтобы она обязательно нашла…»

На том и определились. Так как ни бумаги, ни карандаша в доме не нашлось, Мария достала из сундука небольшое полотенце, потерла пальцем внутри кухонной плиты и крупными печатными буквами, написала пальцем (сажей) по полотенцу: « Мама – прости. Так больше не могу. Ушла в Александровск. Искать не надо. Сама тебя найду». Город Александровск (нынешнее Запорожье) был в восьмидесяти верстах на север от Каменки – Днепровской, по левому берегу Днепра, а главное, в нашем случае – в сторону, прямо противоположную от Никополя…

Молодые люди посидели еще немного в доме (вдруг мама еще придет!), потом – быстро оттуда ушли.Это был уже не их дом, их дом теперь должен быть там, где они будут вместе! Мария давно уже приготовила то, что надо было взять с собой, так что сборы были недолгими. Они посидели на дорожку, потом взялись за руки, подошли к висевшей в углу иконе и вместе попросили у Господа благословления на свою будущую жизнь. Затем закрыли входную дверь дома, и пошли к лагерю солевозов. Там давно все спали, Петр подсадил Марию на свою подводу, влез сам, они закутались в его свитку, крепко обнялись и так и лежали то, недолгое время, что оставалось до утра у короткой летней ночи. У обоих было такое ощущение, что они будто бы вообще вместе родились и никогда не расставались. Говорить ничего не надо было –все было понятно без слов…

На рассвете, когда двинулись на мост, Петр шел впереди своей воловьей упряжки, ведя её на длинном налыгаче, а Мария, укутанная в большую петрову свитку, лежала между мешками под тентом, и никто даже не подозревал, о её присутствии на повозке.

Благополучно переправившись через Днепр, все поводы собрались вместе. Дальше пути их расходились, Петр оставался в Никополе, а вся остальная ватага, поворачивала на север, продолжая путь в свои края. Тепло распрощавшись с атаманом и товарищами, с которыми почти породнился за время поездки, Петр попросил, когда они будут ехать мимо его усадьбы, – сообщить родственникам, что Петр уже в Никополе, и скоро тоже будет дома. Про Павла пока ничего не говорить – кто знает, что там, может быть еще, и он прибудет. По обнимались на дорожку – и разъехались…

Петр с Марией, уже ни от кого не скрываясь – поехали домой к сестре Елене.

Сестра вначале растерялась, когда увидела рядом с Петром, вместо брата Павла, молодую девушку; потом очень обрадовалась, когда Петр все рассказал – и откуда она, и как они познакомились, и как она его ждала, и как он её взял с собой. Мария сразу понравилась Елене, и та радостно подчеркивала, что теперь и у неё будет родная сестра, а то все братья, да братья. Погоревала об исчезнувшем Павле, выразила надежду, что все образуется, а потом спросила – какие у молодых планы не ближайшее будущее…

Петр сказал, что, несмотря на проблему с Павлом, он решил прибыть в родное гнездо с законной женой. Перед людьми она уже таковой есть, надо сделать так, чтобы это было и перед Богом. Для этого, им лучше обвенчаться здесь, в Никополе, а впоследствии, когда что-то окончательно прояснится с братом – сыграть свадьбу на Лебединском хуторе, то есть дома. Елена с мужем поддержали его предложение и все принялись за работу…

Оставив Марию на попечение сестры, Петр с шурином, занялись реализацией привезенной соли. Хорошо, что сестра заранее договорилась с оптовым покупателем – соль приняли быстро и неплохо заплатили – во много раз больше, чем понесенные Петром расходы. Вечером отметили – и приезд, и выгодную продажу товара, а главное – помолвку молодых. Собрались родственники со стороны мужа Елены, хорошо посидели, еще раз перезнакомились и наметили все дальнейшие свои действия. С утра, первым делом пошли в одну из церквей и подали заявление на венчание, назначили им и сам день бракосочетания, и где, что , как и сколько. Оповестили всех приглашаемых гостей, на небольшой торжественный вечер в доме семьи Елены. На рассвете следующего дня, Петр с шурином выехали на хутор, на волах. Попутно, Петр закупил на полную подводу разнообразного металла, особенно всевозможных обрезков и отходов, листовых и округлых разных форм. Продавцы собирали их по бросовым ценам на металлообрабатывающих предприятиях – заводах, мастерских. К прямому использованию, они были непригодны, для кузницы – в самый раз. Петр и накупил таких «отходов» целую повозку, чуть ли не задаром. В кузнице все пригодится, да повозка с волами, порожняком идти не будет…

К ночи приехали, на радость родственникам, присматривающим все это время за хозяйством. Понятно, что одно дело присматривать и совсем другое дело – вести хозяйство, но Петр, познакомившись с состоянием дел на усадьбе, остался доволен, поблагодарил родственников и, вдобавок, подарил им целый мешок соли. Это был дорогой подарок, но люди его заслужили. Петр договорился с ними, что пробудет еще несколько дней в Никополе, там у него дела личного характера и пусть они уже поживут на хуторе еще, пока он не приедет. Потом оставил волов с повозкой дома, взял одноконную бричку, кое-что из съестных припасов (в городе все покупать надо), прихватил свой выходной костюм и вернулся с шурином в Никополь. Пока они отсутствовали, Елена достала свое подвенечное платье, которое одевала всего один раз в жизни, несколько лет тому назад, одела его на Марию, полюбовалась – и сказала : «Марусь, да это платье, как на тебя сшито! Хотя…на тебя что ни надень – все пойдет и все будет красиво». Короче говоря, к приезду мужчин с хутора, невеста Мария была одета, обута и горела нетерпением все это великолепие увидеть на себе в день венчания….

В ближайшую субботу их обвенчали, зарегистрировали и стали Петр с Марией законным мужем и женой. Можно было везти новую хозяйку в дом её мужа, такой опустошенный и остуженный за последние несколько лет. Елена с мужем тоже поехали туда же на своем транспорте, чтобы как-то скрасить новой семье их необычные и непривычные вначале, уже семейно-хозяйственные отношения. Жить-то надо было дальше, и начинать все по-другому. Елена с мужем, много помогли молодым по хозяйству, но через неделю уехали – дома тоже дел хватало…Уехали и присматривающие за хозяйством во время отсутствия Петра, родственники…

Петр с Марией остались сами. С чего-то надо было начинать. И хотя вроде бы многое у них уже было, но пришло в запустение, сад-огород зарос травой и кустарником, живности домашней осталось совсем мало. Хорошо, хоть корову, да лошадь рабочую, удалось сохранить, теперь еще пара волов добавилась, можно опять поле засевать, как раньше. На первый случай – кое-что есть, только распорядиться надо всем этим грамотно, по-хозяйски. Петр зашел в кузницу – все на месте, но жизнью не пахнет, паутина кругом, да все металлическое ржавчиной покрылось….

Один человек, если он действительно Человек, может вдохнуть жизнь или зажечь огонь, как хочешь это называй, на любом доставшемся ему уровне – будь-то семья, какое-то дело или государство. А другой, и тоже один, бывает, способен, наоборот разрушить все и тоже на любом уровне…

Мария была созидателем по своей сути. Она ничем и никем не командовала, не учила и не поучала. Она просто – делала…. И постепенно все большие и малюсенькие шестеренки, довольно обширного хозяйства Петра, начали не просто вращаться, то есть двигаться, а и в нужную сторону, с нужной скоростью и с соответствующей пользой. Вокруг неё – все двигалось – варилось, стиралось, гладилось, кормилось и поилось, поливалось, сеялось, сажалось, обрабатывалось и убиралось, обшивалось и ремонтировалось… Практически одна, она взяла на себя все домашние заботы. Взяла не как какую-то неприятную нагрузку, а как жизненную радость, которой ей недоставало с детства. Она все делала легко, весело, играючи. Даже успевала иногда (чтобы сделать мужу приятное), поработать на мехах в его кузне…Сложные и тяжелые работы Петр делал сам, но и там присутствие Марии, всегда и везде чувствовалось. Через какой-то год – полтора, хутор преобразился до неузнаваемости, стал не хуже, а по некоторым показателям даже лучше, чем в те времена, когда вся семья была еще в сборе. Завели свиней, курей, гусей, уток. Устроили большой пруд в овраге ниже усадьбы. Начали продавать мясо, яйцо, молоко…. Петр повышал свою квалификацию кузнеца, и, с помощью никопольского шурина и старых связей отца в расширявшемся Екатеринославле, начал получать заказы на кузнечные изделия. Все больше внимания уделял художественной ковке – там и металла надо меньше и цены на изделия гораздо выше, хотя, конечно, и мороки больше. Но дело того стоило…

Опять (в который уже раз!) начала постепенно возрождаться слава лебединского хутора, а точнее – его кузнечных «художеств», а если уж совсем точно – то слава молодого наследного кузнеца, уже Петра, Лебедя…

Основой семейного благополучия семьи было то, что Петр и Мария, не просто были мужем и женой, не просто безумно, по простому, по –верному, по- крестьянски, любили друг друга, нет, они просто жили один другим, и по другому не представляли себе жизни вообще…

Еще через год, Мария подарила Петру дочку, свою копию. Отец был бесконечно благодарен ей, именно за дочку, и именно за точную мамину копию. По настоятельной просьбе Петра, её тоже назвали Марией. Забот – прибавилось, но хозяйство уже определилось, установилось и уверенно двигалось дальше. Все дальние и близкие родные, да и все жители небольшого, рядом расположенного села, уже знали и по человечески уважали и любили семью Лебедь, за все сразу – порядочность, доброту, внимание, да и за внешние данные. Особенно – Марию, как яркую выразительницу всего того хорошего, что есть в нашем простом народе…

Петра и Марию с радостью приглашали другие семьи – крестить детей, и, несмотря на молодость, – быть посаженными родителями на свадьбах, да мало ли каких хороших событий в селе происходило– и почти всегда они были их участниками.

Казалось, так будет всегда. Но не все люди одинаковы. Не всем нравится, когда кому-то хорошо. Всегда найдется кто-то подленький, готовый на все, что угодно, лишь бы сделать плохо тому, кому сегодня хорошо. И он, тот, будет искать любой способ, чтобы это сделать. Причем сделать, даже, если ему от этого никакой пользы не будет. Были такие подлые люди во все времена, да и в описываемый период – тоже…

Как-то раз, Петр с Марией были в сельской церкви. Был какой-то праздник, много молящегося народа. И тут Мария почувствовала себя нехорошо. Что-то как бы пронизывало её насквозь чем-то неприятным, злым, нехорошим. Посмотрев на людей, стоящих напротив, она встретилась с таким ненавистным взглядом одной из женщин, пронизывающим её, Марию, насквозь, что невольно схватилась за руку Петра и попросила вывести её из церкви. На его вопрос – в чем дело, она ответила, что пока они были в церкви, на неё, все время, с ненавистью смотрела такая-то женщина. Не знаю, сказала Мария, что ей от меня надо, но она настолько нагло выражала свою ненависть глазами, что мне стало плохо…

«Та женщина – попадья, жена нашего батюшки, может тебе это только показалось?» – спросил Петр. « Да нет, Петя, не показалось, а так и было» – закончила разговор Мария.

Петр почти каждую субботу вывозил Марию на рынок, что-нибудь продать из продуктов, все-таки – живая копейка…. Утром вывозил, а к обеду забирал домой. Когда в очередной раз завез её с ведром яиц, к её прилавку подошла та же женщина, что смотрела на неё в церкви. Подошла не покупать, а спросила: «Это ты жена Петра Лебедя?», и, не дожидаясь ответа, ядовито прошипела: « Ты перешла дорогу моей дочке и забрала у неё Петра…Штоб ты сдохла!». Сказала – и ушла…

« За что мне это?» – прошептала Мария. Она оперлась о прилавок и так простояла, пока не приехал Петр. Ничего не сказала ему о визите той «добродетельницы» Мария, а вдруг у него что-то было с той дочкой батюшки…Промолчала…

Но с того дня, Мария, брызжущая жизнью, здоровьем и не показным счастьем, начала меняться на глазах. И ничего вроде бы не болело у неё, но глаза потускнели, тело обмякло и обвисло. Не помогли ни целительницы-бабки, ни доктора, ей становилось все хуже и хуже… и, в течении каких-то полугода, Марии – не стало. Хорошо, хоть успела поставить на ноги двухлетнюю дочку…

Ни потрясенный Петр, ни родственники, ни окружающие люди, не могли представить себе, что такое могло случиться с цветущей Марией. Петр остался с сироткой-дочкой, которая не понимала, куда подевалась её любимая мама…и все время плакала.

Такая несчастливая доля сложилась у Первой жены кузнеца Петра Лебедя, но это был только первый удар судьбы… по самому Петру….

Здесь вполне уместно сообщить, что в конце лета того же года, когда похоронили Марию, над селом, рядом с Лебединским хутором, пронесся небывалый ранее смерч, была очень сильная гроза; молния ударила в стоящий на церковном дворе большой одинокий ясень и расколола дерево пополам – сверху – донизу. Позже люди нашли там три обожженных тела – самого батюшки, его жены и дочки. Возможно, они

Глава 3

На хутор приехала сестра Петра, Елена. У неё уже было двое детей –девочка и мальчик. Видела, как Петр разрывается на части, пытается сохранить хозяйство и везде водит за собой маленькую Марию, даже в кузницу. Выход из сложившейся ситуации был только один – искать женщину, новую жену, которая приняла бы на себя все текущие заботы. Приняла добровольно, бескорыстно и быстро. Да где ж такую, сразу найдешь, да ещё после Марии!.

Елена забрала к себе племянницу, на время, пока Петр определится. Девочка знала тетю Елену и пошла с ней без особых проблем. Но это был не выход, а только временная передышка…. Как бы это странно не звучало, начали искать подходящую женщину. Ситуацию осложняло и наличие маленькой Марии. Не каждая девушка пойдет на семью с чужим ребенком, а свободных «не девушек» в ближайшей округе – не наблюдалось. Искала и Елена через своих знакомых, искал и Петр, хотя, по правде говоря, ему было не до поисков женщин…любых…

До кузницы опять очередь не доходила, все время отнимало домашнее хозяйство. Можно было и ликвидировать его – а как жить -потом…да и чтобы Мария сказала по поводу этого.

Петр насобирал уже больше двух ведер куриных яиц. Раньше раз в неделю их вывозили на местный рынок, товар был ходовой, а теперь – каждый день добавляются, скоро вообще портиться начнут. Лето, жара. В очередную субботу, Петр взял два ведра яиц и выехал на рынок. Да и людей просто давно не видел, сколько дней уже не выходил из хутора, надо как-то развеяться, пообщаться.

Приехал на рынок, он работал два дня в неделю – среду и субботу. По средам, там торговали в основном местные сельчане, а по субботам – народу собиралось побольше. Приходили купить-продать из соседних сел, где рынков не было, а до города – далеко, полдня быстрого хода, да и не было смысла туда ходить, с тем товаром, что имели на руках местные сельчане…

В тот день, с утра, народу на рынке было достаточно много, по сельским меркам. Петр прошелся по рядам, посмотрел для порядка –что , где и по чем, потом просто осмотрелся, с кем-то поздоровался…. Выступать, здесь, в роли продавца яиц, ему не очень хотелось, по правде говоря. Он даже представил себя за прилавком, пересчитывающего яйца…

И тут, его внимание привлекли две женщины – одна совсем молодая, другая – раза в два старше. Подойдя ближе – увидел на прилавке их товар: – с десяток яиц, пара связанных за ноги цыплят, какие-то семена, корни растений и еще что-то, по мелочи. Петр поздоровался и спросил – откуда они пришли. Они ответили, что из соседнего села. Если напрямую через шлях, то верст 7-8. Петр раньше бывал в том селе еще с отцом, там тогда оставались какие-то дальние их родственники. Именно из этого села, более сто лет назад, брал себе жену, Пелагею, дед отца, основатель Лебединского хутора, кузнец Григорий. У неё были еще две сестры тогда – старшая и младшая. Потом у всех пошли дети – внуки-правнуки, семейная цепочка постепенно превратилась в «резинку», родственные связи между двоюродными, четырех и пяти – юродными потомками, постепенно размылись, но все в новых семьях помнили, что в каком-то колене – они родня…

Петр представился женщинам, они его, оказывается, знали. Видели раньше на рынке и в церкви. Видели с ним и его жену, Марию, слышали и о том, какое его недавно, постигло несчастье. Петру все это слышать было не особенно приятно, и он перевел разговор в практическое, текущее русло.

По ходу беседы, у него возникло предложение, приемлемое, по его мнению, для обеих сторон. Так как, по их словам, сегодня на рынке особый спрос на куриные яйца, то предложил им продать два ведра яиц, которые сейчас находятся в его бричке, а вырученную сумму поделить пополам – половину ему, половину – им. Женщины сперва растерялись от такого предложения, а ,когда поняли, что это правда ,– согласились…

Пошли все вместе к петровой бричке, они взяли ведра и вернулись на рынок. Петр сказал, что после обеда сюда приедет и отправился домой. Когда он прибыл на рынок, они сидели в тени дерева и о чем-то беседовали. Ведра из под яиц, стояли пустыми. Как и договаривались- поделили поровну яичную выручку, взаимно поблагодарили друг друга и расстались. Петр на прощание сказал, что, если они не против, на следующую субботу, он снова привезет какой-нибудь товар, да те же яйца, и еще что может появится. Женщины охотно согласились.

В следующую субботу все повторилось, как в первый раз. Петр привез и яйца, и три или четыре жирных утки, их развелось уже достаточно много, и еще кое-что из продуктов.

Прошли сорок дней памяти Марии. И опять, в субботу, Петр, в третий уже раз, отправился на рынок с излишками продуктов. Его помощники-продавцы были уже на месте. «Время было еще раннее, а они уже здесь – когда же они, бедные, сегодня поднялись и вышли из дома!» – невольно подумал Петр, передавая им «товар».

Приехав на рынок после обеда, он получил положенную выручку и сказал: «А теперь, девчата, я повезу вас домой! Хватит вам по полдня тратить на такую дорогу, да и жарко очень». Посадив растерявшихся женщин в бричку, он натянул брезентовый тент, защищавший от палящего солнца, прыгнул в бричку сам и покатил через шлях, в сторону их села…

По дороге разговорились и Петр, уже через полчаса, знал о них все, что ему было надо. А что там было знать – все по-крестьянски просто и однозначно. У Клавы, так звали девушку, была мама и старший брат, уже женатый, мальчика имеет, живет по обычаю, в доме матери, с женой и сыном. Клава уже несколько лет живет у тети Зины. Муж тети и отец Клавы, были родными братьями, их дома стоят рядом. Но, несколько лет тому назад, в трех десятках верст от их села, началась разработка марганцевых руд. По всем селам ходили агитаторы, приглашали на работу в шахты. Обещали хорошие зарплаты и льготы. Разработки вначале велись более чем примитивно, часто случались аварии и обвалы. Отец Клавы и его брат, через несколько месяцев после начала работы, были намертво погребены очередным обвалом. Их так и не нашли. Ни о каких компенсациях и помощи семьям погибших, речь не шла…

Тетя Зина попросила маму Клавы, чтобы девушка пожила у неё, так как тете трудно, одиноко, да и страшно одной в доме.Кроме небольшого дома и такого же небольшого огорода, у них больше ничего нет, работы в селе (оплачиваемой) – тоже нет, вот они и вынуждены, что-то собирать, продавать, кому-то помогать, чтобы как-то прожить…

Петр их внимательно слушал, сочувственно кивал и думал. Для себя он уже все решил…А как отнесутся к его решению – они, Клава и её тетя?!.

Когда приехали в село, подъехали к дому тети Зинаиды, выгрузились, попили воды, умылись и расселись по завалинке, Петр обратился к ним, обоим: « Послушайте меня, уважаемые женщины. И вы тетя, и ты Клава! Надеюсь, вы меня правильно поймете. Я совсем недавно похоронил молодую жену. Как говорится, тело её еще не остыло и, вроде бы мне не стоило этого вам сейчас говорить, тем более это делать! Но у меня нет другого выхода. На мне маленькая дочь, сирота без мамы, на мне хозяйство и вся еще, даст Бог, будущая жизнь, я же тоже еще молодой…Я не могу, не имею права все бросить, сидеть и плакать о любимой жене. Нет, я, мы, должны жить дальше, ради памяти той же незабвенной Марии, вдохнувшей новую жизнь в наш хутор. Я прошу вас, обоих, поехать со мной жить в наш дом. Навсегда. Ты, Клава, в качестве жены, друга, родного человека, как тебе будет угодно. Вы же, тетя, в качестве нашей второй матери! Что вы на это скажете?. Я приму любое ваше решение, потому что уже считаю вас за родных людей!»…Петр даже взмок от напряжения и, опустив голову, ждал ответа…

Первой заговорила тетя Зина: « Спасибо тебе, Петя, что ты в нас поверил! Мы тебя понимаем, да и ты, наверное, нас тоже. Что тут много говорить…, думай, что хочешь, но, как я понимаю, мы тебе сейчас гораздо нужнее, чем ты нам…При всей нашей бедности и беззащитности…И мы с дочкой, а Клава давно мне как дочь, при живой маме, тебе поможем. Обязательно. И наверное, это будет правильно и перед людьми, и перед Богом, да и перед памятью твоей Марии – тоже. Ты что думаешь, Клава?». Покрасневшая от волнения и смущения, девушка подняла глаза, посмотрела в лицо Петру и прошептала: «Я –согласна».

Петр встал, поклонился им обеим, пошел к тете, поцеловал ей руки, потом пошел к Клаве, поцеловал её в лоб и проговорил: « Спасибо и – с Богом! Собирайте, что вам надо, зайдем к матери, поставим её в известность – и домой»…

Так все и сделали. К вечеру на Лебединском хуторе, снова появилась жизнь. Трудная, но новая и Главное –Жизнь!.

На второй день, Петр показал женщинам все свое хозяйство и дал им понять, что с этого дня оно в их руках, и уже от них будет зависеть, каким оно будет в дальнейшем.

В течении нескольких дней, Клава и тетя, сами , без подсказок Петра, разобрались с разделением труда по хозяйству – кто, что и когда будет делать, а уж как делать- они знали, просто до сих пор, у них не было таких возможностей. Запущенная в связи с болезнью Марии, усадьба, на глазах, принимала достойный вид, по всем направлениям деятельности, и снова застучал молот в кузнице Петра Лебедя…

Спали все раздельно…Петр ни словом, ни жестом, не приближался к Клаве ближе, чем можно, при несупружеских отношениях. Они явно нравились друг другу, но ту, условную черту, не переходили. Относились между собой не как друзья, а больше похоже – на отношения любящих сестры и брата…

Клава как-то сразу, так, ненавязчиво, включилась во все действия, происходившие на усадьбе, в первую очередь, организационного плана, а все технические, большие и мелкие проблемы, они решали с тетей Зиной. Петра в этот текущий водоворот не втягивали, он решал задачи внешних связей, снабжения и сбыта кузнечной продукции…

Каждую субботу, Клава с тетей, обязательно ездили на местный рынок, Петр им только бричку готовил – запрягал – выпрягал, все остальное они делали сами. И продукцию готовили на продажу, и реализовывали, и, каждый раз приносили в дом и отдавали Петру какую-то копейку…

Клава была очень хорошей хозяйкой, как-то даже до неприличности аккуратной во всем. Она очень хорошо вышивала крестиком и гладью. Когда Петр привез ей из города целый рулон белой тонкой материи и целую кучу различных ниток для вышивания, она начала делать такие вышиванки, скатерти, полотенца, занавески, что их не стыдно было вывозить на любой, не только сельский, рынок. Её рисунки-эскизы брал за образцы Петр, при изготовлении художественных заказов на кованые изделия и они очень нравились заказчикам. На хутор снова пришла жизнь. Клава стала энергетическим движущим центром. Петр смотрел иногда на неё и любовался : она была, как Мария, почти во всем, только…без Марии…

Месяца через три, Клава зашла в спальню. Петр еще не спал, лежал, думал, что надо к дочке в город съездить. Соскучилась, наверное, да и он тоже по ней. Как там она переносит все на новом месте…

Клава подошла к кровати, тихо сказала: «Петя – подвинься. Так будет лучше». Разделась и легла рядом….Петр просто привлек её к себе, и…поблагодарил за все сразу.

Утром сама Клава предложила ему поехать в город, поехать вместе, и не просто проведать сестру и дочку, а взять Марию домой, пусть она к маме (так и сказала), привыкает. Что они и сделали.

На удивление всем, маленькая Маруся, увидев Клаву, сразу протянула к ней руки и назвала «мамой». Признала. Приехали домой и с тех пор она все время «хвостиком» бегала за Клавой, все боялась, что она опять куда-то денется…

На хуторе стало еще больше жизни, детский смех целый день звучал во всех уголках, опять сложилась дружная рабочая счастливая семья, часы жизни которой, казалось, заведены по-настоящему и – надолго…

И тут – пришло время Клаве рожать…Тетя Зина, как пожившая уже сельская женщина, что-то понимала в акушерстве, но, когда посмотрела роженицу – поняла, что что-то не так. Сказала Петру. От тут же привез сельского фельдшера. Тот тоже посмотрел и развел руками – надо доктора. А где его взять? Петр верхом помчался в Никополь, нашел нужного доктора, заплатил, договорился, посадил верхом на коня, сказал куда ехать, а сам побежал к Елене, её муж запряг коня и они втроем, помчались за поскакавшим на хутор доктором. Когда они приехали на место – увидели страшную картину: – доктор держал на руках новорожденную девочку, окровавленная бездыханная Клава лежала на столе в луже крови, тетя Зина лежала без сознания на лавке, а доктор, одной рукой протирал ей виски и давал нюхать нашатырь…

Елена взяла из рук ошеломленного доктора новорожденную, начала с ней заниматься. Доктор вышел во двор, сел на лавку, обхватил голову окровавленными руками и все повторял: «Если хотя бы на пару часов раньше, всего на пару часов…!».

Клаву похоронили рядом с Марией. Петр нашел в селе женщину, недавно родившую девочку. Молока у неё было достаточно, и она согласилась кормить Клаву (так назвали маленькую) вместе со своей дочкой. Петр пару раз отвозил тетю Зину к той кормилице, а потом она сама стала ездить на бричке, Петр только запрягал-распрягал коня…

Время на Лебединском хуторе , снова, как бы остановилось. « Ну за что мне это все? –думал Петр – Павел без вести пропал, Марию свели в могилу, теперь вот Клаву Бог забрал…Ведь я никому и ничего плохого не делал, наоборот, старался чем-то помочь, тем, кто нуждался в этом. Может и мало помогал, но у меня самого еще не так много есть». « За что ты меня так, Господи?! Неужели та цыганка была права, когда я к ней заезжал перед поездкой в Крым?.И дочек маленьких уже двое, а мамы у них – ни одной…А жить-то надо!. Спасибо, хоть тетя Зина, бедная, старается, без неё вообще не знаю, чтобы было бы…»

Ну что же, придется снова начинать все с начала…