Василий Головачёв
Война HAARP

Северный Ледовитый океан, высокие широты. 23 мая, 22 часа по времени европейской части России

Солнце висело низко над горизонтом, пустив по свинцово-серому полотну океана дорожку расплавленного серебра.

Со всех сторон судно, идущее малым ходом, окружала вода, лишь на севере, в десяти-пятнадцати милях, сверкала зубчатая линия: там до самого полюса начинались поля арктических льдов, усеянные торосами, трещинами и шапками снега.

Полярное лето уже началось, поэтому ночь в этих широтах являлась таковой условно, солнце просто чуть опускалось к горизонту, чтобы утром начать подъём.

Судно современного дизайна, со множеством надстроек на верхней палубе, носило название «Night sun» и официально предназначалось для исследования климата и вод Мирового океана. Однако истинное предназначение корабля было известно только разведструктурам США, а о задачах, какие он выполнял, знали буквально несколько высших чинов ВМС Соединённых Штатов.

В рубке корабля, скрытой от взора поясом зеркального стекла, появились двое – капитан судна и лысоватый мужчина в меховой парке с откинутым капюшоном. Он был руководителем научной группы. Матросы и сотрудники экспедиции звали его доктор Джонс.

– Мы в заданном районе, – доложил старпом, поглядывающий на панели управления.

Джонс кивнул.

– Стоп машина! – скомандовал капитан.

– Очистить палубы, – невыразительным голосом проговорил Джонс.

– Экипаж внутри, – сказал старпом.

– Мы одни?

– В радиусе двадцати миль никого, ни одного судна. Спутники в пределах видимости – китайский и русский, но оба на сходе. Русские дирижабли пасут запад Гренландии. У нас сорок пять минут полного одиночества.

– Мы начинаем. – Джонс вышел из рубки, направился к одной из надстроек, напоминавшей многогранный купол, под какими обычно на кораблях прячутся антенны локаторов. Под этим куполом тоже располагался комплекс антенн, только иного предназначения.

Рядом с куполом высилась ещё одна надстройка в форме куба из белого материала.

Джонс посмотрел на безоблачное небо, не поднимая капюшона, несмотря на ветерок, открыл дверь в кубическое строение и скрылся в нём.

Это был центр управления всеми аппаратами и комплексами, установленными на борту корабля. Все его стены и даже потолок представляли собой системы экранов, у которых сидели операторы; в данный момент операторов насчитывалось шесть. За отдельным пультом восседал начальник смены, единственный чернокожий в составе экспедиции, отзывающийся на имя Оуэн.

Официально комплекс аппаратуры «Night sun» предназначался для диагностики ионосферы и температурных полей приповерхностного слоя воды. Однако на самом деле комплекс, получивший красноречивое имя «Зевс», решал гораздо более глобальные задачи.

Начальник смены, одетый в тёмно-зелёную курточку с эмблемой на рукаве, на которой красовалась латинская буква «Z», – такие же курточки носили и операторы «Зевса», – уступил своё место перед большим экраном, на который была выведена карта приполярных морей России с островами и северной береговой линией.

Чуть выше этого экрана светился другой, переходящий на потолок, отображавший ситуационную карту обоих полушарий Земли. Полушария пересекали синусоиды спутниковых траекторий и необычного вида струи с огоньками внутри, обозначавшие воздушные атмосферные течения и ползущие над Землёй ураганы и тайфуны.

Местоположение корабля отмечала на обеих картах неяркая красная звёздочка. К ней медленно приближались цветные огоньки, указывающие расположение высокоширотных спутников, как американских – они были малинового цвета, так и русских – зелёных, и китайских – жёлтых.

Ещё одна звёздочка – белая – тихо ползла над Северным Ледовитым океаном, приближаясь к району Баренцева моря.

– «Икс» в пределах активного ответа, – сказал Оуэн.

– Работаем, – бросил Джонс. – «Икс» на связь.

– «Икс» на линии, – отозвался один из операторов.

Под «Иксом» подразумевался орбитальный беспилотник «Х-37В», снабжённый антеннами-ретрансляторами «Зевса», без которого наземные структуры системы были малоэффективны. В наличии у ВВС США было четыре таких беспилотника, и три из них принадлежали системе «Зевс».

Какое-то время в пристройке царила тишина, слышны были только негромкие зуммеры и свисточки работающей радиоаппаратуры.

– Опускаю купол, – сказал оператор слева.

Джонс промолчал, наблюдая на малом экране, как восьмиметровый купол над антеннами собирается в складки.

– Предупреждение.

На судне трижды ударил колокол, заставляя сердца операторов работать быстрее.

– Пуск!

На палубах корабля ничего не изменилось, лишь по всем пультам кабины управления «Зевсом» пробежала волна разноцветных вспышек.

Схематическое изображение антенного комплекса на вспомогательном экране справа налилось багровым свечением.

Изображение в объёме главного экрана передёрнула судорога, от звёздочки на синем фоне океана протянулась трасса голубых штрихов, нашла перемещавшуюся по орбите звёздочку Х-37В, и над расчерченной координатной сеткой гладью Баренцева моря вспыхнула дымчатая клякса, накрывшая крестик объекта, который и был целью «Зевса».

– Вектор-зона открыта, – доложил оператор.

– Пошла накачка, – в унисон ему отозвался второй.

– Диаметр линзы около сорока миль, – добавил третий.

Заговорили остальные операторы, словно соревнуясь между собой:

– Устойчивость линзы девяносто три и три…

– Мощность пять гиг…

– Концентрация ионов на седьмом нуле…

– Температура в зоне одиннадцать на кило…

– Зародыш вихревого ядра на высоте двух…

– Температура на объекте падает…

– Пошла инициация туч…

– Мы на максимуме!

– Прохождение инфра заблокировано…

– Держим час, – скомандовал Джонс.

– Спутник на векторе, – пробормотал Оуэн.

– Картинку.

На вспыхнувшем экране проявилось бескрайнее свинцово-серое поле в белых барашках – поверхность моря – и белое пятно над ним в форме медузы. Пятно росло на глазах, закрывая россыпь островов, ограничивающих Баренцево море, и объект между ними, появление которого взбесило американских бизнесменов, рассматривающих Арктику как свою собственность и не терпящих конкурентов.

– Линзирование закончено, – доложил первый оператор. – Началась автоактивация.

– Зона устойчива, – добавил второй. – Началась концентрация влаги.

– Отбой «Иксу».

– Есть отбой «Иксу»!

– Стандартная процедура, стоим сутки. – Джонс хлопнул дежурного смены по плечу, выбрался из кабины управления и, прищурившись, посмотрел на низкое солнце.

В районе остановки «Night sun» по-прежнему царили тишина и благость, океан был спокоен, ветер стих, температура не опускалась ниже нуля градусов, но в трёх сотнях километров от этого места, у берегов России, зарождался мини-циклон, и «увернуться» от него не мог никто, даже способная ходить своим ходом нефтедобывающая платформа.

Север Баренцева моря. 23 мая, 23 часа 12 минут

Где-то наверху, на верхних уровнях платформы, послышался железный лязг, и Нефёдов с неудовольствием оторвался от чтения, отложил книгу.

Шёл двенадцатый час условной ночи, так как солнце в этих широтах с конца мая не опускалось за горизонт, но нефтяники жили по времени Москвы, работая посменно^[1], вахтовым способом, и ложились спать, когда в окна лился поток оранжевого, густого, как сироп, света полярного солнца.

Кто-то постучался в дверь.

– Войдите, – разрешил Нефёдов; он был начальником морского нефтедобывающего комплекса, и входить к нему ночью решались немногие буровики.

Дверь открылась, впуская клуб холодного воздуха, вошёл широкий, могучий, как кузнец, бородатый Савельев, начальник смены.

– Виктор Дорофеич, там что-то непонятное начинается, посмотрел бы.

– Где?

– В атмосфере. Прогноз на трое суток благоприятный, никаких штормов и сильных ветров не предвидится, а холодает.

Нефёдов с сожалением глянул на книгу: это был томик Джека Лондона, изданный ещё в советские времена, – и начал одеваться.

Снаружи действительно похолодало.

Если днём температура воздуха в районе платформы не опускалась ниже нуля градусов, то сейчас термометр на вышке показывал минус три, и температура продолжала падать. К тому же вокруг платформы начала сгущаться странная мгла. Солнце над северо-западной частью горизонта пригасило свой блеск, стало малиновым. В небе образовалось гало в форме кольца.

Нефёдов поёжился под ветерком, застегнул на подбородке клапан меховой куртки.

– Этого в прогнозе не было.

– И я говорю. Штиль, да и море спокойное, – сказал Савельев. – Температура по прогнозу около нуля на три дня вперёд.

– Ветер?

– Только что начался, причём какой-то странный, кружливый.

– Поинтересуйся у метеорологов, что на Большой Земле.

– Хорошо, дождусь спутника и свяжусь.

Большой Землёй буровики называли берег у посёлка Варандей Ненецкого автономного округа, где находилась метеостанция и пограничная застава.

Савельев потоптался рядом, спустился по лесенке в недра платформы. Нефёдов, наоборот, поднялся на вертолётную площадку, где сиротливо разлапился оранжевый «Ми-8». Вертолёт был единственным транспортным средством, связывающим платформу с берегом, до которого по прямой было чуть больше семидесяти километров.

Самоподъёмная буровая платформа «Разлом-2» представляла собой огромное квадратное сооружение длиной сто тридцать метров и высотой сто сорок. Весила она сто с лишним тысяч тонн, но была создана по самым современным технологиям, с применением композитных материалов и модульных конструкций, поэтому штормов не боялась. Её осадка достигала семнадцати метров, и в случае необходимости платформа могла передвигаться самостоятельно со скоростью до четырёх километров в час. Таких платформ не имела ни одна страна мира.

Порыв ветра заледенил лицо.

Нефёдов отвернулся, надвинул капюшон, посмотрел на небо, час назад не предвещавшее резких смен погоды. Точно над вышкой возникло фиолетовое сгущение в форме линзы, темневшее с каждой секундой. Гало исчезло. Создавалось впечатление, что в районе платформы, установленной севернее островов Колгуев и Вайгач, формировался глаз тайфуна.

– Чёрт-те что! – в сердцах проворчал Нефёдов, направляясь вниз, к жилому комплексу сооружения.

В кабине управления сложным электрическим хозяйством платформы было тепло. За шестью пультами перед метрового размера экранами компьютеров сидели дежурные операторы, не обращая внимания на гостей: платформа работала круглосуточно, заполняя нефтью танкеры один за другим.

– Метеорологи утверждают, что атмосфера над морем стабильна, – сказал озабоченный Савельев.

– Пусть посмотрит спутник.

Начальник смены склонился над пультом одного из операторов.

Несколько минут прошло в молчании.

Работа на платформе продолжалась, и в кабину то и дело долетали металлические лязги, стук, звуки моторов и скрип тросов.

Оживились операторы, начальник смены почесал затылок в недоумении, оглянулся на соловеющего Нефёдова, которому зверски хотелось спать.

– Над нами формируется зона низкого давления.

Нефёдов и сам видел изображение, переданное со спутника: оно напоминало серую опухоль, закрывшую ту часть Баренцева моря, которая носила собственное название – море Печорское. Диаметр опухоли был невелик, около семидесяти километров, и до суши её взлохмаченные края не дотягивались, но было видно, что центр атмосферного сгущения висит точно над платформой.

– Я бы доложил, – посоветовал Савельев.

– В ООН? – мрачно пошутил Нефёдов. – Или в «Гринпис»?

– Начальству… в Москву.

– И что я им скажу?

– Что у нас намечается флуктуация… кстати, это уже было с «Приразломной» год назад, если ты помнишь, хотя температура у них не падала, а росла.

Нефёдов провёл ладонью по лицу.

– Подождём. Может, это временное явление.

Однако метаморфозы погоды на этом не закончились.

Через час над платформой сгустилась туча с яркими белыми краями, и пошёл дождь.

Это был не обычный моросящий дождь и не ливень, это был л е д я н о й дождь – при температуре минус семь градусов по Цельсию. Вода одевала в плёнку постройки, металлические конструкции, машины, вышку и одежду буровиков и мгновенно замерзала, превращаясь в ледяную броню.

Но и это было ещё не всё.

Ливень не прекращался ни на минуту, словно выливаясь не из неизвестно откуда взявшейся тучи, а из другого измерения, и слой льда на всех поверхностях бурового комплекса час от часу нарастал, пока не достиг некоей критической толщины – более пяти сантиметров – и массы.

Первыми не выдержали ёмкости с водой; пресная вода на платформу доставлялась в пятисотлитровых пластмассовых бочках. Они начали трещать, а через три часа непрерывного ледяного омывания – трескаться.

Вслед за ними начали потрескивать нефтяные баки, куда перекачивалась нефть из скважины при отсутствии танкера.

Буровики прекратили работу.

Затем платформа начала оседать, и это было страшнее всего, потому что глубина моря в месте установки платформы достигала двадцати восьми метров, и весь комплекс просто мог утонуть.

Нефёдов доложил в Мурманское отделение «Нефтедобычи» о необычном природном феномене, попросил приготовить силы МЧС и объявил аврал. Буровики бросились скалывать лёд с конструкций платформы.

Борьба со стихией продолжалась семь часов!

Нефёдов уже хотел отдать приказ эвакуировать команду на танкер «Северпуть», экипаж которого тоже испытывал трудности, да и пересаживать пришлось бы двести человек, но, к счастью, в туче над платформой сверкнула молния, прорезав густую тьму трещиной, и дождь начал стихать.

Измотанные борьбой со стихией буровики ещё какое-то время сбивали ледяную корку (вертолёт не трогали, он вообще врос в лёд и превратился в диковинную ледяную глыбу), потом Нефёдов дал отбой, и почти вся команда нефтедобытчиков рухнула спать.

Лёд таял, после того как туча рассеялась, ещё сутки.

Подмосковье, г. Королёв. 24 мая, полночь

Поскольку Олег Щедрин жил в Королёве, на улице Богомольцев, а ситуационный центр ВГОР, официально именуемый Центром климатического мониторинга Российской метеослужбы, располагался всего в десяти километрах от города, то добирался он до места работы буквально за полчаса.

Суббота двадцать четвёртого мая в этом смысле ничем не отличалась от других дней недели, а учитывая то обстоятельство, что на работу Олег ехал ночью, его путь к центру занял всего тринадцать минут. Без пяти минут полночь он вошёл в зал управления центра, в котором работали около сорока операторов, следящих за состоянием атмосферы и земной поверхности России.

Компьютер, повинуясь голосовой команде, вывел на экран ситуационную карту территории страны.

Олег доложил начальнику смены о подсоединении к системе мониторинга и сразу же получил задание проанализировать состояние атмосферы северных морей России.

– Слушаюсь, товарищ полковник, – сказал Олег, привычно поправляя усик микрофона над губой. – Приступаю.

Компьютер увеличил карту северных территорий России вместе с морями. Олег двинул курсор на Баренцево море, самое западное из всех российских морей, принялся читать поступающие в режиме реального времени данные о состоянии атмосферы и водной поверхности моря.

Олегу Щедрину исполнилось двадцать семь лет. Четыре года назад он окончил МИФИ по специальности «физика атмосферы», устроился работать в метеоцентре под Тверью, но был замечен службой обеспечения и найма ВГОР и переехал в Королёв, где получил двухкомнатную квартиру, а также звание лейтенанта ВГОР, хотя до этого слыхом не слыхивал о существовании подобного рода войск.

Через три года после переезда он был уже майором и отвечал за подразделение аналитического управления в Королёве, работающего с комплексом «Король». Сами сотрудники Центра называли комплекс «Большим Тополем», так как существовали ещё малые «Тополя», с приставкой К.

Из истории изучения ионосферы Олег знал, что прообразом «Короля» послужил комплекс «Сура», расположенный на полигоне научно-исследовательского института «Васильсурск» в ста сорока километрах от Нижнего Новгорода. Полигон создавался как автономный исследовательский центр, используемый для диагностики ионосферы и верхних слоёв атмосферы Земли методами радиолучевого зондирования, измерения динамических характеристик мезосферы и магнитосферы, а также для разработки способов защиты от крупных коронарных выбросов Солнца, достигающих атмосферы планеты. Но с тех пор прошло три десятка лет, и российские учёные, а за ними и военные, научились использовать комплексы вроде «Суры» для воздействия на погоду, создав мобильные станции. Хотя американцы в этом деле опередили их, испытав пресловутые HAARP^[2] – якобы лаборатории для ионосферных исследований, а на самом деле установки для создания и транспортировки плазмоидов в любую точку земного шара с целью резкого изменения погоды или воздействия на геофизическую обстановку.

К моменту развёртывания первых «Королей» на территории России количество внезапных погодных аномалий, землетрясений, вулканических извержений и цунами, вызванных «Харпами», превышало три сотни. Американцы тестировали своё оружие. А потом начали использовать установки, построив ещё несколько – в Гренландии, в Австралии и на островах Тихого океана, для устранения бизнес-конкурентов в первую очередь, опередивших их в той или иной коммерческой деятельности.

Комплексы типа «Суры» не могли конкурировать с ними ни по мощности, ни по финансированию. Если на содержание «Суры» правительство выделяло всего сорок тысяч долларов в год, то эксплуатация только одного «Харпа» обходилась американцам в триста миллионов. Мало того, «Сура» работала всего сто часов в году, в то время как HAARP – не менее трёх тысяч.

Ситуация изменилась лишь в две тысячи одиннадцатом году, когда американцы с помощью двух «Харпов» – аляскинского и гренландского – устроили в центре европейской части России «тропическую жару» с температурой воздуха плюс сорок градусов по Цельсию, а местами до плюс пятидесяти. Тогда и был решён вопрос о создании устройств и комплексов для защиты территории России от климатических атак. Задача адекватного ответа возникла позже, после множества необъяснимых природных явлений, в которых стала просматриваться работа HAARP.

Первый «Король» был построен через три года под Королёвом, оттого он и получил название «Король». Там же впоследствии возник Центр управления всеми российскими комплексами. Это была стационарная станция, насчитывающая тысячу шестьсот антенн, не уступающая по возможностям аляскинской.

Второй «Король» соорудили в Тикси, третий на Камчатке. Ещё четыре строились и должны были встать в строй в ближайшее время; командование ВГОР решало поставленные перед ним задачи масштабно.

Несмотря на отсутствие каких-либо сведений в СМИ и Интернете, ВГОР существовали, имея в структуре четыре подразделения: управление стратегического планирования, управление анализа, управление оперативно-тактического реагирования и службу безопасности.

Разумеется, все бойцы, командиры и гражданские сотрудники ВГОР прошли горнило аттестации и дали подписку о неразглашении тайны, отчего даже их жёны, мужья и друзья не догадывались, где они служат. Никакой формы служащие ВГОР не носили, а в удостоверении того же Олега Щедрина сообщалось, что он «майор военизированной гражданской охраны России», или сокращённо ВГОР.

Но главным ноу-хау россиян были не стационарные «Короли», а мобильные установки для управления ионосферным каналом распространения радиоволн и создания плазменных решёток в ионосфере, те самые «Тополя-К», которые позволяли вместе со стационарными станциями формировать «мелкие» погодные неприятности в виде дождей, снегопадов, зон аномальной жары или холода, а также сходы лавин и оползней. Они же, по мысли разработчиков, должны были создавать и более мощные воздействия – землетрясения, ураганы и цунами. Правда, это была пока теория, на практике «Тополя» в этом плане не использовались. Уж очень большие, катастрофические и непредсказуемые последствия могли вызвать испытания.

Среди сотрудников управления бытовала легенда, что идею создания генераторов изменения погоды отечественные учёные и инженеры украли у американцев. Однако Олег точно знал, что самый первый «Тополь» изобрёл инженер Смирнов ещё в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году, получив авторское свидетельство на изобретение под названием «Дистанционный электромагнитный способ изменения погоды». В девяносто третьем году он получил патент Российской Федерации на «Способ активного воздействия на атмосферу».

Его генератор формировал электромагнитные сигналы определённой формы и частоты, антенна направляла пучок радиоволн в расчётную зону ионосферы, где они и создавали условия для изменения погоды в заданном районе земного шара.

Изобретатель с двумя коллегами организовал лабораторию прикладной геокосмической физики, создал установку, назвав её «Уранией», с тысяча девятьсот девяносто второго года приступил к испытаниям, сначала вызвав дождь над Каширским районом Московской области, где давно не было дождей, потом отогнал плавучие льды в Карском море от берега Северной Земли, а в Саратовской области более чем в три раза повысил высоту снежного покрова, защитив озимые от вымерзания.

Впоследствии впечатляющие результаты регионального управления погодой были продемонстрированы в Тунисе, Марокко, Иране, Мексике, Испании. Некоторые из этих стран готовы были заплатить огромные суммы за ноу-хау российского изобретателя.

Но не Россия.

Чиновники из Комитета по делам изобретений, выслушав объяснения Смирнова, что его устройство действует по принципу спускового механизма: малое усилие приводит к высвобождению гигантских сил, – рекомендовали ему обратиться к психиатру.

Лишь после две тысячи пятнадцатого года уже постаревшего инженера привлекли к работе ВГОР, где он и создал мобильные станции, названные «Тополями».

Они вполне годились в качестве средств адекватного ответа на «пакости» американцев, да и китайцев тоже, почуявших азарт в ведении «не доказуемых официально» климатических войн. Мир потихоньку сползал к глобальной геофизической войне, а законов, запрещающих климатическое и геокосмическое оружие, человечество так и не выработало. Этого оружия как бы не существовало, а примеры его применения СМИ раздували так рьяно, что обычные граждане переставали верить в «ужасы метеовойн».

Компьютер выдал сводку природных происшествий на территории России и во всём мире.

Олег привычно пробежался глазами по экрану, отмечая наиболее энергоёмкие события, заинтересовался полярными морями у берегов страны. Там, на северной окраине Баренцева моря, явно формировалась ундуляция – зона сверхнизкого давления, хотя никаких предпосылок для такого образования вроде бы и не существовало.

Олег связался с мурманским отделением синоптиков, затем подключил к поиску информации о погодных условиях в Баренцевом море тиксинский «Король» и спутники, но и этого ему показалось мало, и он связался с центром управления системой «Землекоп», датчики которой изучали геофизическую обстановку на всей территории России. По мере поступления данных интерес его рос и достиг апогея, когда ему передали сведения с острова Колгуев, отделённого от материка Поморским проливом, о резком снижении температуры в береговой зоне. Ещё через полчаса майору сообщили о звонке начальника нефтяной платформы «Разлом-2» Нефёдова в службу мурманского отделения МЧС. Стала вырисовываться интересная картина.

При полном отсутствии причин для резкого изменения погоды в акватории Баренцева моря развился точечный циклон диаметром всего около восьмидесяти километров, порождённый потоками влажного воздуха с Атлантики и переохлаждённого из Арктики, и в этом атмосферном колодце пошёл дождь.

Олег быстро составил карту атмосферных потоков, дополнил её картой ионосферных течений и сгущений и связался с начальником смены:

– Товарищ полковник, обнаружена искусственная ундуляция над северной частью Баренцева моря. Это явная к-диверсия, сомнений нет.

– Сбросьте материал мне на комп, – брюзгливо сказал полковник Троицкий; за высокомерие и занудство его никто из сотрудников Центра не любил. – Перепроверьте данные.

– Перепроверил.

– Сделайте это ещё раз.

– Слушаюсь, – флегматично ответил Олег.

Характер у него был мирный, спокойный, компанейский, но жизнь научила драться за место под солнцем, жёстко отстаивать своё мнение, и при внешней мягкости Олег, не споря, умел доказать правильность своих выводов. Именно умение стоять на своём и позволило ему добиться уважения коллег и дойти в двадцать семь лет до звания майора. Хотя выглядел он по-прежнему большеглазым губастым увальнем, невысоким, полноватым, с невинным взглядом голубых глаз.

Кто-то положил ему руку на плечо.

– Что тут у вас происходит, Олег Миронович?

Олег оглянулся, хотел встать: это был начальник управления полковник Дзюба, – но главный аналитик ВГОР не любил у подчинённых строевого показушничества.

– Сидите.

– Точечная к-диверсия, товарищ полковник. Задействованы три «Зевса»: на Аляске, в Гренландии и в океане и беспилотник «Х-37». Предположительно третий «Зевс» расположен на корабле.

– Где он, по-вашему?

– У границы паковых льдов, примерно в трёхстах километрах от Колгуева, на северо-востоке. – Олег курсором показал красную звёздочку на карте. – Здесь.

– Параметры?

– Стационарные «Харпы» работают на трёх гигах в импульсе, мобильный на порядок меньше.

– Манипулятор.

– Так точно, он управляет линзой. Под ней образуется разрежение – потенциальная яма, давление падает, холод усиливается, и при попадании влажного атлантического воздуха…

– Начинается переохлаждённый ливень.

– Так точно.

– Что там у нас, в Баренцевом море?

– Нефтедобывающая платформа «Разлом-2». Месяц назад запустили на полную мощность.

– Не нравится господам пиндосам, когда их опережают. Мы первыми начали эксплуатировать шельф, для них это чуть ли не объявление войны. Что думаешь по этому поводу?

– От стратегии провокаций они перешли к стратегии прямых атак.

– Вот! – Дзюба поднял вверх указательный палец. – Надо отвечать. Есть предложения?

Олег быстро вывел на экран схему защитных действий.

– Если мы откроем вектор накачки с тиксинского «Короля», поддержим его каналом с Камчатки и добавим для коррекции канал из Мурманска…

– Мурманский «кнут» мы ещё не использовали.

– Так давайте используем.

– Понял, следи.

– Майор, я долго буду ждать? – мухой забился в наушнике голос начальника смены.

– Да-да, товарищ полковник, уже пересылаю.

– Я ему объясню, – догадался Дзюба, к кому относится сказанное Щедриным.

– Я всё равно должен отправить ему…

– Должен – отправляй. Кстати, ты просился в отпуск.

– Хотел к старикам съездить, проведать.

– Пиши рапорт, я подпишу.

– Спасибо, товарищ полковник.

Дзюба сжал плечо аналитика, отошёл от монитора, направляясь к центру зала, где сидел начальник смены.

Начальнику управления исполнилось сорок лет, но выглядел он моложе, будучи субтильного телосложения, и вид имел рафинированного интеллигента «в тридевятом поколении».

Олег хотел догнать его и ещё раз поблагодарить, но вовремя передумал. Несмотря на свой вид, полковник Дзюба славился решительностью и бескомпромиссностью. Лебезить перед ним не стоило.