ГлавнаяБиографии и мемуарыВасилий Алексеевич Игнатьев«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть II. Камышловское духовное училище на рубеже XIX-начала XX веков

Уменьшить шрифт (-) | Увеличить шрифт (+)

«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть II. Камышловское духовное училище на рубеже XIX-начала XX веков

Василий Алексеевич Игнатьев
«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть II. Камышловское духовное училище на рубеже XIX-начала XX веков

Василий Захарович Присёлков [(помощник смотрителя)]^[38]

Василия Захаровича Присёлкова я тоже нашёл на фотокарточке в студенческой приёмной комнате Казанской дух[овной] академии.^[39] Когда я учился в первом классе духовного училища, то В. З. преподавал нам арифметику. Не высокого роста, торопливый, ворчливый, он как-то не внушал такого почтительного отношения к себе, какое должно бы быть, особенно в суровых условиях бурсы. Бывало так: вывозит он весь свой сюртук в мелу, разгорячится против кого-либо и начнёт отчитывать его: «что ж такое – разделить-помножить, вычесть-сложить». Он старается нагнать страх на кого-либо, а получается смешно.^[40]

И вот мы узнали, что В. З. назначен инспектором после Петра Николаевича Лаврова. Мальчишки мальчишками, а по-своему мы решили: «Нет, не то дерево нам дают переносить». У Петра Николаевича было так: взглянет он – и полный порядок. «Развалит он дисциплину» – думали мы о В. З.

^[^[41] ]

Не так давно, через 56 лет, я встретился с нашим б[ывшим] надзирателем^[42], который работал при В. З., и он тоже отозвался о нём в том смысле, что он был не на высоте своей должности. Пётр Николаевич мало прибегал к наказаниям, а больше внушал; Василий же Захарович, наоборот, злоупотреблял применением наказать, от чего острота их влияния снижалась, а иногда сводилась на нет. В числе наказаний было, например, ставить к стенке во время обеда. Иван Николаевич по этому поводу и сказал так: «Нагонит он (В. З.) к стенке несколько человек, а они стоят и смеются». Но впоследствии, как видно, В. З. всё-таки выровнял свою линию поведения при исполнении должности инспектора и работал до «гибели» училища.

Я встретился с Василием Захаровичем через 26 лет – в 1928 г. во время работы по подготовке кадров в тресте «Уралмет». Случайно узнавши, что он работает на складе «Уралмета» зав[едующим] складом, я зашёл туда в тот момент, когда он отпускал гвозди. Встреча была не обычной и, можно сказать, тяжёлой: неужели, подумал я, В. З. не мог бы устроиться на работу педагогом? Я вспомнил про встречу с П. В. Хавским в с[еле] Полевском и подумал: «а он ведь тоже «в футляре» и не мог из него вылезти». У него были дети: сын где-то работал на видном месте, дочь – тоже. Неужели не могли они повлиять на него? Нет, он не смог перестроиться. Каким он был серым, не инициативным в дух[овном] училище, таким остался и после него.^[43]

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 709. Л. 68 об.-69 об.

Надзиратели

Этим неблагозвучным словом, кстати сказать ещё употребительным в полицейской организации, назывались ближе всех стоявшие к нам воспитатели, те, которым было вверено ежедневное попечение о нас с раннего утра и до сна. Несмотря на то, что функции их деятельности были элементарными, они в своей деятельности проявляли различный подход к нам, в соответствии со своими индивидуальными чертами характера и были, так сказать, представителями различных стилей воспитания.

ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 385. Л. 23–23 об.

Иван Николаевич Ставровский [(надзиратель)]^[44]

Иван Николаевич стоял ближе к нам, чем кто-либо другой из наших б[ывших] надзирателей. Кажется мелочью было то, что он организовывал нас на игры и сам принимал в них участие, а для нас это было очень ценным. В ограде одно время построены были по обе стороны центральной дороги снежные укрепления – валы, за которыми располагались две армии. Снарядами были снежки. И вот начиналась перепалка. Тот, в кого попадал снежок, считался убитым и выбывал из числа бойцов. Сначала велась позитивная^[45] война, а потом она переходила в атаку. Снежки иногда кидал и И. Н. Через два часа войны все красные лицом, возбуждённые бойцы направлялись на чай. Как сосчитать, сколько здоровья, энергии, зарядки к учению уносили с собой и в себе ученики после этой игры.

У И. Н. была мягкая и деликатная манера обращения с нами. Исключительно ценным для нас было то, что И. Н. был певец и принимал участие в наших художественных «затеях». Не забыть, как ставили отрывки из оперы «Иван Сусанин»^[46] и И. Н. играл Сусанина. Что говорить, пение всегда было нашей слабой стрункой, а человек – певец всегда был у нас в почёте.^[47] Нет, И. Н. не был для них надзирателем, а был воспитателем. Таким он остался в нашей памяти, поэтому приятно сознавать, что он здравствует и по сие время и встречаться с ним, как с ветераном б[ывшего] дух[овного] уч[илища].^[48]

ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 385. Л. 23 об.-24 об.

Николай Павлович Дубровин [(надзиратель)]^[49]

Н. П. Дубровин, в отличие от И. Н. Ставровского, был замкнутым человеком, держался в отдалении от учеников. И. Н. Ставровский был больше воспитателем, чем надзирателем, а Н. П. Дубровин, в нашем представлении, больше был именно надзирателем.^[50] Дальнейшая судьба его была очень своеобразной. Он женился на старшей дочери смотрителя дух[овного] уч[илища] Михаила Николаевича Флорова – Ксении Михайловне – и чтобы дать ей возможность получить высшее медицинское образование, ушёл в священники и рано умер. Ксения Мих[айловна] работала врачом, вышла потом замуж тоже за врача и умерла в Омске.

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 709. Л. 72–72 об.

Пётр Васильевич Хавский^[51]

В Казанской дух[овной] академии была комната, специально предназначенная для приема студентами гостей. В этой комнате стоял рояль, мягкая мебель и цветы. На стенах комнаты были развешаны групповые фотокарточки с выпускников академии за много лет. Существовала традиция, чтобы каждый выпуск оставлял [с] себя карточку и, таким образом, их скопилось очень много. Комнату эту в шутку называли пантеоном. Просматривая карточки за прошлые годы, я нашёл фото со своего учителя греческого языка в Камышловском дух[овном] училище Петра Васильевича Хавского. Да, это, несомненно, был он в годы юности, только нельзя было разобрать, был ли он тогда уже в парике, каким я знал его по дух[овному] училищу, или имел еще натуральные волосы. Так произошла встреча ученика с учителем через семь лет.

Я учился у Петра Васильевича во II, III и IV классах духовного училища. Что значило тогда обучать нас, мальчишек тринадцати, четырнадцати, пятнадцати лет греческому языку, когда мы не закончили ещё изучение своего родного яз[ыка], одновременно с греческим яз[ыком] изучали латинский язык да вдобавок еще и [церквно-]славянский язык? А изучать нужно было язык основательно, потому что в первом классе семинарии мы должны были переводить «Воспитание Кира» Ксенофонта из прозы, а из поэзии отрывки из «Илиады» Гомера со скандированием их. Следовательно, на преподавателя греческого яз[ыка], как и латинского яз[ыка], возложена была обязанность проделать всю черновую работу по изучению языка со всем многообразием его морфологических и синтаксических форм да заучить ещё на греческом яз[ыке] наизусть ряд молитв: «Царю небесный», «Достойно [есть]», «Христос воскресе» и др. Тогда мы не понимали или плохо понимали, что это значило для учителя, но теперь, когда сами вкусили, что значит обучить иностранному яз[ыку] кого-либо, мы поняли, что это была «сизифова работа». По существу это была борьба, в которой от преподавателя требовалась выдержка, настойчивость, упорство и такт. Главным средством борьбы у преподавателя были, конечно, все сильные двойки и единицы со всеми вытекающими от них последствиями, но и этого было мало: нужно было ещё применять какие-то субъективные, принадлежащие лично ему средства воздействия – убеждение, внушение и т. д. У Петра Васильевича на этот счёт была взята на вооружение грубость, выходящая за пределы дозволенного даже в условиях бурсы. Вот один из примеров её проявления. Когда мы учились в четвёртом классе между вторым и третьим уроками (они продолжались по часу) введены были завтраки: по скоромным дням – стакан молока или два яйца с хлебом; по постным дням (среда и пятница) – гороховый пирожок, поджаренный на конопляном масле. Эти пирожки мы называли «ваксовики». И вот однажды на уроке после завтрака Пётр Васильевич, в состоянии аффекта выпалил по адресу одного из учеников: «у, идиот, нажрался «ваксовика», так у него башка совсем не варит!» Трудно в данном случае определить: кого же больше оскорбил и унизил Пётр Васильевич, ученика или себя. Было ясно, что этой своей выходкой перенёс нас на «бурсу», как она изображена Н. Г. Помяловским в его произведении «Очерки бурсы». Нет, как видно, Пётр Васильевич не смог преодолеть в себе «её», и отрыжка от неё у него осталась. Мы тогда не были ещё знакомы с этим произведением Н. Г. Помяловского, но на опыте из сравнения его отношения к нам с отношением других преподавателей умозаключали, что у Петра Васильевича это от «прошлого».

У Петра Васильевича были точки соприкосновения с нами, вернее – они могли бы быть вне классов, но они по-настоящему не состоялись. Так, когда мы учились во II-м классе, принято было решение, чтобы учителя приходили к нам в вечерние часы на «занятные» и помогали нам готовить уроки. Приходил к нам в класс и Пётр Васильевич, но получалось как-то так, что он не сумел «подойти», а мы не то боялись, не то стеснялись, так и не «соприкоснулись» как это следовало бы. В библиотеке училища Петру Васильевичу поручено было выдавать книги для чтения о путешествиях. Ученики интересовались этим отделом книг библиотеки и охотно брали у него эти книги для чтения. Казалось бы, как тут поговорить о том, понравилась ли эта книга, так нет: спросит иногда П. В. немного рассказать о содержании книги, чтобы проверить, читал ли её сдающий и… больше ничего. У нас устраивались прогулки в лес с учителями in corpore.^[52] Учителя то в той, то в другой форме старались сблизиться с учениками, а он нет! У нас устраивались вечера-спектакли, где учителя или помогали, или просто старались ближе стать к ученикам, а он нет! Бирюк!

Но вот был такой случай: он провожал своего племянника, который со мной учился в одном классе – Анненкова, а вместе с ним и меня. Тогда я ещё не учился у него. Нам нужно было сесть на поезд в полночь, а мы на вокзал пришли с вечера. Он несколько раз при[хо]дил на вокзал и всё уговаривал нас, чтобы мы спали: «вы спите, не беспокойтесь: я вас разбужу» – уговаривал он. Пройдёт час, он опять приходит и начинает уговаривать. Другой человек!

Позднее, уже в семинарские годы, когда мы читали рассказы Чехова «Человек в футляре», мы естественно вспоминали П. В. Хавского по той простой причине, что в рассказе говорится о преподавателе греческого яз[ыка] Беликове, т. е. того предмета, который мы изучали у П. В.

Естественно также, что мы старались установить параллель между этими двумя преподавателями греческого языка и ответить на вопрос: был ли «человеком в футляре» и Пётр Васильевич? Мы отвечали: да, но с оговоркой, что он был таковым иной формации и получился на почве других условий общественной жизни. Конец его жизни подтвердил этот прогноз.

Летом 1923 г. мы с женой в течение двух недель жили в селе Полевском, около Шадринска. Там же жил на иждивении своей сестры просфорни Пётр Васильевич. Я встретил его, когда он шёл с рыбной ловли: босой, в потрёпанной одежде, старый, в зашёрканном уже парике. Признаться: я растерялся, поздоровался, сказал, что я его ученик… но больше разговор так и не наладился.

Нет! Он со своим прямолинейным взглядом на жизнь, так и не смог вылезти из своего «футляра».

В Шадринске я встретил Степана Неверова^[53], тоже бывшего ученика Петра Васильевича. Он мне сказал, что и ещё кое-кто из б[ывших] учеников Камышловского дух[овного] училища время от времени навещают Петра Васильевича и вспоминают «минувшие дни».

Камышловское училище просуществовало 31 год и столько же в нём проработал и Пётр Васильевич Хавский.

В 1902 г. выпускники дух[овного] училища при поступлении в семинарию держали экзамен по греческому яз[ыку]. Знания признаны хорошими. Труды П. В. Хавского не пропали даром.

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 709. Л. 58–61 об.

Иван Кузьмич Сахаров^[54]

Иван Кузьмич пришёл к нам в духовное училище в 1901 г., когда мы учились в четвёртом классе.^[55] На его долю выпало научить нас пользоваться вершинами синтаксиса латинского языка, такими, как cun historicum, cum temporale, cum cansale, не finale, ut obiectivum, ut consecutivum et cetera, et cetera. Его задача была аналогичной задаче П. В. Хавского: подготовить нас к чтению в первом классе семинарии «Энеиды» Вергилия Марона. Преподавание для Ивана Кузьмича было значительно осложнено тем, что он был заика, причём в тяжёлой форме. Было мучительно наблюдать, как он, чтобы выговорить «passivus», начинал p…p…p… весь красный, натуженный, пока, наконец, ему удавалось произнести это слово. К чести наших «бурсаков» нужно отметить, что они отнеслись к этому недостатку И. К. серьёзно, а то бывало и так, что иногда высмеивали это у кого-либо.

В отличие от Петра Васильевича Хавского Иван Кузьмич в отношениях к ученикам был, можно сказать, изысканно деликатен и вежлив, и ученики ценили в нём это качество и на его уроках вели себя очень сдержанно.

И. К. был певец и с этой стороны в глазах учеников выигрывал. Так, на страстной неделе он, гостящий у него товарищ по Перми А. С. Обтемперанский^[56] и надзиратель дух[овного] училища И. Н. Ставровский исполнили trio «Непорочны» и «похвалы» – «Блажени испытающие свидения Твоя».^[57] Для «духовников» это было целым событием.^[58]

И. К. во время наших прогулок в лес старался держаться ближе к ученикам. Так, он организовал их на соревнование в беге и победителям вручал приз – апельсин. Всё это теперь кажется наивным, но тогда, в условиях «бурсы» это было свидетельством зарождающихся новых отношений между учениками и учителями на «бурсе».

Мы встретились с Иваном Кузьмичём через двадцать два или двадцать три года в Свердловске.^[59] Он работал тогда в текстильном тресте в качестве начальника какого-то отдела, а я работал преподавателем латинского яз[ыка] в Свердловском мед[ицинском] институте. Первая встреча была необычной: в бане у крана воды. В очереди за мной стоял Иван Кузьмич, но у крана я отступил и сказал: «Наливайте, И. К». Он удивился, и я ему сказал, кто я. После этого мы ещё встречались и вспоминали «минувшие дни».^[60] Но особенно мне запомнилась встреча в скверике у оперного театра. Мы долго сидели и беседовали. И Иван Кузьмич рассказал мне об одном своём научном открытии. Он сказал, что он нашёл средство для вылечивания от заикания, причём подчеркнул, что это средство строго научно обосновано им. И тут только я вспомнил о том, как И. К. заикался у нас на уроках, и обратил внимание на то, что теперь он не заикался. Зная, что я работаю в медицинском институте, И. К. просил меня позондировать в ин[ститу]-те, не заинтересовался ли бы кто его открытием из профессоров, причём он усиленно подчёркивал, что открытие его строго научное. Я понял, что его тяготил тот порок, которым он страдал раньше. В институте мне не удалось никого заинтересовать этим вопросом, а я вскоре узнал, что Иван Кузьмич скончался, так и не открыв никому своей научной тайны.^[61]

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 709. Л. 62–63 об.

Александр Андреевич Наумов

Как вспоминаешь об А. А. Наумове, то, прежде всего, возникает представление о нём как о магнате: хозяине двух домов и большого, как нам казалось, пространства земли. Это пространство было на виду у нас. Там находилось несколько старых берёз и лужок, поросший невысокой травой. Кажется, там стояло несколько ульев. Иногда на этом лужке появлялся один А. А., а иногда со своей семьёй. И в том, и в другом случае наше внимание было направлено на то, чем же занят А. А. у себя дома?

А. А. преподавал географию в III классе. Из всех предметов, которые мы изучали, это был самый интересный предмет. Мы изучали карту всего мира: океаны, моря, заливы, проливы, горы, города и т. д. У нас было две карты: с надписями и так называемая «немая». Проверяли нас по «немой» карте. Творческим моментом в изучении карты было определение географического положения различных точек на земном шаре. Нам давались задания для этого. Самым же интересным было выполнение контрольных карт, которые сдавались преподавателю по разным темам, например: карта Азии, Африки и т. д. Контуры мы снимали через просвечивание на стекле, а сетку – параллели и меридианы – при помощи ручек с ниточками, т. к. циркулей у нас не было. Главным при выполнении этих работ был художественный момент, т. е. стремление выполнить красиво. Краски на палитре и кисточки имелись у всех. Было соревнование на красоту. Так как работы выполнялись «за глазами» преподавателя, то находились «папенькины сынки», которые нанимали «мастеров» этого дела за 10–15 коп[еек]. За год у нас скоплялось до 4–5 таких работ, которые как некое «вещественное доказательство» своих «трудов» мы отвозили на показ своим родителям.^[62]

А. А. был строгий преподаватель, не позволял никаких грубых выходок, но вёл себя на уроках сухо, недоступно.^[63] Таким же он был и в тех случаях, когда мы встречались с ним же [не] на уроках: на пикниках, вечерах и т. д.

После Октябрьской революции А. А. переключился на архивную и музейную деятельность, краеведческую работу, которой он интересовался со студенческих лет. ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 709. Л. 70–71.

Вячеслав Алексеевич Садовский^[64]

В. А. Садовский был самым молодым преподавателем в нашем училище. Наш выпуск учился у него только в четвёртом классе. Помнится, мы изучали у него систему сложных предложений и периодическую речь.^[65]

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 709. Л. 71.

Иван Иванович Устинов^[66]

И. И. Устинов не имел высшего образования и преподавал русский язык в I классе.^[67]

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 709. Л. 71.

Михаил Даниилович Симановский^[68]

М. Д. Симановский был преподавателем приготовительного класса. В этом классе занятия проводились по русскому языку и арифметике. М. Д. любопытный старик, очень подвижный, весёлый, шутливый и, между прочим, скрипач.^[69]

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 709. Л. 71 об.

О[тец] Димитрий Победоносцев^[70]

Он был священником нашей церкви, нашим духовником и экономом.

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 709. Л. 71 об.

Михаил Михайлович Щеглов

(«Слово» в знак уважения и благодарности моему учителю и воспитателю, пробудившему у меня на всю жизнь любовь к пению).

Никто из учителей Камышловского духовного училища не был так многогранно связан со своими учениками, как Михаил Михайлович Щеглов. Он был учителем пения, чистописания, скрипичной игры и регентом училищного хора. Приватно М. М. преподавал даже начальные элементы игры на фортепиано. И никому другому из учителей училища не приходилось вкусить всей тяжести обучения своему предмету «сих малых» в возрасте от 10-ти до 14 лет в такой мере, как Михаилу Михайловичу.

Мучителями и одновременно мучениками, что говорить, были учителя латинского и греческого языков, но не в меньшей, если не в большей степени, тяжёл был труд М. М. по обучению пению.^[71] Сам М. М., вспоминая позднее об одном из своих учеников, однокласснике автора сего – Васе Болярском – говорил, что когда он пел по «Октоиху»^[72] какой-либо богородичен^[73], то «у него выступали на носу капли пота». Как никак, но пение даже в объёме, необходимом для клирика, является всё-таки искусством, для воспитания любви к которому нужно найти пути, найти ключ, которым можно было бы открывать «тайное» в душе воспитуемого. Это с одной стороны. С другой стороны, сколько бы ни утверждали, что «голос, данный человеку для речи он же дан ему и для пения», и что, таким образом, пение в равной степени доступно всем людям, на практике, однако, оказывались люди, в данном случае мальчики, с недостаточно развитым слухом, «трудные», как принято их называть теперь, которых обучить пению являлось «сизифовой работой». Такие «особи» попадались из числа вышедших из духовного сословия, а чаще из «чужестранцев», детей мелких чиновников и торговцев. Нет, судьба не баловала на этот счёт Михаила Михайловича, и только любовь, привитая ему к пению и преподаванию его, воспитанная всей системой обучения в Синодальном училище, позволяла ему преодолеть трудности с завидным для учителя пения энтузиазмом.

В программу обучения пению негласно, без определения конкретной задачи по профессиональной подготовке, входило всё то, что необходимо для работы псаломщиком, а именно: пение по «гласам», пение так называемых «богородичнов», «канонов»^[74] и всякого рода песнопений по так называемой «Триоди постной и цветной», песнопений на случай совершения разного рода «треб» – крещения, отпевания умерших, венчания и т. д. В общем задача преподавателя пения была не из лёгких, а на практике получалось так, что многие из окончивших духовное училище, проучившись в нём 6, 7, 8 лет, вступали как раз на стезю псалмопевцев.^[75]

Основой основ было обучение пению «по гласам». Особенную трудность представляло усвоение пения «по гласам» так называемых «запевов» – «Исповедатися имени Твоему». В своё время над этими же бились и наши отцы и выработали для облегчения усвоения этих запевов своеобразный мнемонический приём. Так, например, для усвоения мелодии «запева» на третий «глас» они советовали в памяти держать придуманную ими мелодию на слова: «Наши-то с дровами приехали!» Трудно найти в жизни другой пример того, как в ней переплетаются и трагическое и комическое!!

Вершиной обучения являлось пение по «Октоиху» богородичнов. Любопытно было наблюдать, как какой-нибудь карапуз десяти или одиннадцати лет в поте лица в сюртуке, стоя перед раскинутым in folio^[76] «Октоихом», ударяя себя рукой по бедру для отсчитывания тактов, выводил: «Прейде сень законная», или «Царь Небесный». И опять и здесь количество переплеталось с трагическим: у любителей высоких оценок существовало особое правило-совет для получения их: «ты бей себя по бедру – не жалей, получишь пять». Бывало так, что на экзамене Михаилу Михайловичу приходилось «усмирять» такого не в меру разошедшегося мученика науки.

Изучали интервалы. Была какая-то книжка с сольфеджами. Помнится по ней мы пели фугу^[77]: «Кто тя может убежати смертный час». Позднее в этом же музыкальном приёме пели песню: «Со вьюном я хожу».

Что греха таить: не все мы умели ценить Михаила Михайловича как учителя пения. Были среди нас и такие, кто затаил на него злобу из-за его требовательности, настойчивости. Причины всему этому были: и наш возраст, то, что мы не умели ещё ценить пение как науку, а главное, конечно, направленность пения и обучения ему по линии узкого обслуживания религиозного культа. Позднее, когда некоторые из нас увлеклись пением и научились понимать красоту тех же «богородичнов», которые пели по «Октоиху», мы иначе стали смотреть на этот труд М. М. по обучению нас пению и научились ценить его. Было у нас что-то детски-наивное в отношении к пению, но с возрастном оно прошло, и М. М. предстал пред нами как подлинный наш учитель и воспитатель, даже более близкий нам, чем кто-либо из других учителей и единственный из оставшихся в живых до настоящего времени. Этим и объясняется, что ученики его до сих [пор] поддерживают живую связь с ним, а также и перепиской.

О преподавании чистописания сам М. М. говорил, что он учил ему нас по методу «Docendo discimus» («уча, мы учимся»); т. е. когда ему предложено было заняться этим делом, то он прежде всего сам прошёл школу самообучения по лучшему методу, стал учить и нас. Далеко не все ученики М. М., от них же первый автор сего, сохранили «заветы» его по чистописанию, но несомненно они («заветы») пригодились тем, кто потом сделались сами учителями этого предмета в школе, что же касается самого М. М., то он и теперь, в возрасте за восемьдесят лет, пишет так, что его письма являются образцом каллиграфии.

Целой культурной революцией на «бурсе» явилось обучение учеников игре на скрипке, правда, не всех, а по желанию. Подумать только: потомки пресловутого «тессараконты»^[78] из сочинения Н. Г. Помяловского вдруг приобщились к музыкальному искусству, а в училище стали раздаваться звуки скрипок, правда, первоначально с точным произведением их названия от глагола «скрипеть». Нашлась и комната для обучения этому делу. Инициатива обучения и вся организация его было делом М. М. К сожалению, не записан был для памяти потомков полдень, когда М. М. с десятью скрипками приехал из Екатеринбурга и привёз с собой столько же экземпляров «Школы скрипичной игры» Берио.^[79] Обучение вёл сам М. М. И вот началось изучение различных «позиций» игры. «Они» гордились своей причастностью к такому мудрёному искусству. Бывали случаи, что и сам М. М. вкупе с престарелым уже учителем приготовительного класса Михаилом Даниловичем Симановским разыгрывал дуэты на скрипках в присутствии большого количества учеников, и это было лучшей агитацией за учение играть на скрипке.

Вероятно, в памяти многих учеников, а наверняка у всех участников дебюта сохранилось в памяти выступление ансамбля скрипачей перед епископом Иринеем, посетившим духовное училище весной 1902 года.^[80] Картина эта заслуживает того, чтобы её описать. В духовном училище была комната, имевшая значение актового зала. Во время богослужений она присоединялась к площади церкви, для чего раздвигалась массивная дубовая перегородка, отделявшая зал от церкви. В этой комнате были роскошные цветы – филодендроны, фисгармония и бюст Александра II.^[81] Комната эта существовала только для сугубо официальных событий и встреч, а в обычное время была для учеников закрыта, как «святая святых». Попутно следует заметить, что на таком же положении в училище была центральная мраморная лестница: ею пользовались в обычное время только учителя и посетители – официальные лица. В описываемый момент дебюта скрипачей комната имела следующий вид: в глубине её под пышной кроной филодендронов восседал владыка Ириней, седой, маленький, толстенький, окружённый учителями, одетыми in officio^[82], вблизи двери, при входе в зал, у фисгармонии стоял М. М., сосредоточенный и, как видно, нервно возбуждённый; слева от него и фисгармонии длинной вереницей подвое стояли дебютанты со скрипками и смычками и, как видно, нервничали перед лицом «бога живаго»; в части комнаты, прилегающей к перегородке её от церкви стояли «прочие» ученики. У всех было напряжённое состояние. М. М., как видно, делал последние инструктивные указания главарю ансамбля, как говорится, «первой скрипке», ученику 4-го класса Анисимову, которого его одноклассники за его главенство и инициативу в различных ученических мероприятиях называли Александром Ильичом. Наконец, сигнал был дан, и полились звуки мелодии «Царь Небесный». Это был величественный момент! Будь бы при этом наш незабвенный философ и поэт Кузьма Прутков^[83], нет, не удержался бы он от сочинения какого-либо афоризма, вроде, скажем: «скрипка – такой музыкальный инструмент, который «всё» может играть».

В обучении скрипичной игре М. М. был ограничен во времени: в училище было четырёхгодичное обучение, и, следовательно, его ученики должны были продолжать своё учение где-то в другом учебном заведении – естественнее всего в семинарии. Некоторые из них и продолжали учиться в семинарии под руководством известного в Перми скрипача и дирижёра оперы Григория Кузьмича Ширмана.^[84] Известно, что двое из них – Борчанинов Павел^[85] и Боголепов Витя^[86] добились такого совершенства в скрипичной игре, что принимали участие в камерных концертах. Попутно нужно сказать, что один их приватно учившихся у М. М. играть на рояле учеников Григорий Богомолов^[87] – продолжал обучение в музыкальной школе Петерсон в Перми и сделал большие успехи, позволившие ему выступать в качестве аккомпаниатора в ответственных концертах.

Но самым главным, что было «душой» М. М., в чём проявился его талант, чему он отдал больше всего свою энергию и силы – это было его хоровое дело – организация и руководство хорами. Автор сего может осветить только часть этой деятельности и при этом, очевидно, не основную, а только часть её, относящуюся к деятельности М. М. в духовном училище. Он привил любовь к пению многим из своих учеников. Он воспитал целый ряд певцов, которые заявили себя таковыми ещё в стенах училища, как Иван Переберин, певший потом в Екатеринбурге в архиерейском хоре^[88], Иван Медведев^[89] и его брат, Еварест, певший впоследствии в Пермской архиерейском хоре.^[90] Хорошими певцами были в училище: Сергей Филиппов, обладатель чудесного альта^[91], Шеломенцев – дискант.^[92] На славе был Вася Лирман^[93] и другие ученики. Хор духовного училища был четырёхголосный, т. е. и басы, и тенора – свои «доморощенные», но, конечно, только условно носившие эти названия, а по существу – они были чем-то вроде вторых альтов и дискантов. Впрочем, среди учеников были такие сторонники «крепкого» усвоения наук, что не удовлетворялись одним годом учения в одном и том же классе, а дублировали его и, с Божьей помощью, «вызревали» в юношей 17-ти лет с наружными признаками, присущими этому возрасту и с голосом «густым», приближающимся к басу. Из них то и рекрутировались басы. Вспоминая об этом таком юноше – Накарякове Анфиногене – М. М. так и выразился: «Это у меня был бас».^[94]

Участие в хоре было богатейшей школой обучения пению, поскольку это было, как тогда называли, «партесное» пение^[95], причём участники его (хоры) расширяли круг своих теоретических познаний: об итальянской нотной системе, о ключах соль и фа, о различных нотных знаках, как диез, бемоль, бекар, об обозначении тактов, пауз и таких обозначений, как forte^[96], piano^[97], crescendo^[98], diminuendo^[99] и пр. А как измерить развитие музыкального вкуса и ознакомление с разными композиторами в результате участия в хоре?! В репертуаре хора были широко представлены такие композиторы, как Бортнянский^[100], Турчанинов^[101], Луппов^[102], Дегтярёв^[103], Аллеманов^[104], Металлов^[105], Ведель^[106] и др. Хор исполнял четыре из шести «Херувимские» Бортнянского, лучшие произведения Турчанинова на песнопения «Страстной седмицы», «Хвалите» Дегтярёва, Рождественский канон Аллеманова, «Покаяния» Веделя и многие, многие другие произведения. Он исполнял такие шедевры духовной музыки, как «задостойники»^[107], «каноны» и пр. Репертуар хора был на уровне самого квалифицированного хора губернского масштаба. Нужно отдать справедливость Михаилу Михайловичу, что он следил за новинками в духовной музыке и по «живым следам» вводил их в репертуар своего хора. Так, «гласовое» пение по-Ставровскому^[108] введено было немедленно при появлении из печати этого сборника. Громадное количество нот М. М. переписал от руки со своим классическим почерком.

Нити от «правого» клироса церкви дух[овного] училища уходили глубоко в провинцию, где оседали его певцы и где они были пропагандистами церковной музыки. На родине автора сего, в Тече, существовал хор, в репертуар которого входили наиболее популярные номера, исполнявшиеся хором духовного училища. В 1902 г. автору сего пришлось случайно присутствовать за богослужением в церкви Каменского завода в день «Троицы» и выслушать концерт «Преславися днесь…», обычно исполнявшийся хором «духовников» Камышлова. Не представило большого затруднения разгадать, откуда этот концерт попал в этот хор: псаломщиком в этой церкви был Бирюков Андрей^[109], певший во время обучения в дух[овном] училище в хоре М. М. Некоторые из б[ывших] учеников М. М., участников его хора, унаследовали от него влечение к руководству хором, например, Старцев Василий^[110], Богомолов Григорий. Отдал некоторую дань этому и автор сего.^[111]

38. Присёлков Василий Захарович (1860–1931) – помощник смотрителя Камышловского духовного училища. Кандидат богословия Московской духовной академии 1886 г. С 1889 г. учитель географии и арифметики Далматовского, затем Камышловского духовного училища. С 1900 г. помощник смотрителя Камышловского духовного училища. Статский советник, имел орден св. Анны 3-й степени. // «Екатеринбургские епархиальные ведомости». 1911. № 1 (1 января) (ос. прил.). С. 1.

39. Об этой комнате см. очерк «Пётр Васильевич Хавский».

40. В очерке «Василий Захарович Присёлков» в составе «Заметок о педагогическом составе Камышловского духовного училища» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «На уроках арифметики иногда бывало так: вот он с раздражением начнёт своё любимое – «Что ж такое: разделить-помножить, вычесть-сложить» и старается показать себя строгим, требовательным, а у нас, учеников, при виде его вывозившимся в мелу – руки в мелу, сюртук тоже в разных местах в мелу – оставалось такое впечатление, что хотелось сказать: «Вы сердитесь и грозите двойкой, а нам не страшно». Это получалось у нас не потому, что он казался нам каким-то добряком, заведомо не способным на проявление злости, а просто казалось каким-то несоответствием его внешнему виду и тому внутреннему миру, который скрывался за ним, внешним видом» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 385. Л. 9–9 об.

41. Там же автор дополняет: «Вот почему, когда В. З. был назначен инспектором училища, то нам, мальчишкам, неопытным и наивным, и то казалось, что В. З. по своему характеру не подходит для этой деятельности. Слишком большая разница в этом отношении была между ним и Петром Николаевичем. П. Н. обладал какой-то прямо магической силой влияния на учеников, силой внушения, а у В. З. этого не было. Помнится, как однажды во время экскурсии в лес, В. З. играл с нами лаптой, споткнулся, упал и ушибся. Реакция с нашей стороны была противоположной той, какой следовало бы быть: нам было смешно, и это было не от злости, не от желания поглумиться, позлорадствовать, а просто из-за отсутствия чего-то сдерживающего, что должно бы быть между нами, учениками, и В. З. как нашим инспектором. Будь бы в этом случае на месте В. З. Пётр Николаевич, такой реакции не последовало бы: появлению её воспрепятствовал бы некий категорический императив» // Там же. Л. 9 об.-10.

42. Иваном Николаевичем Ставровским. (Примеч. автора).

43. В очерке «Василий Захарович Присёлков» в составе «Заметок о педагогическом составе Камышловского духовного училища» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор дополняет: «Ходили слухи о том, что В. З. скончался в Старой Утке, где он доживал свой век у сына. Sic transit gloria mundi!» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 385. Л. 10–10 об. Sic transit gloria mundi! – по-латински «Так проходит мирская слава!»

44. Ставровский Иван Николаевич (1876-?) – сын священника. Окончил Пермскую духовную семинарию по 2-му разряду в 1895 г. С 1896 г. псаломщик церкви Каслинского завода Екатеринбургского уезда. С 8 февраля 1897 г. по 1903 г. – надзиратель за учениками в Камышловском духовном училище. // «Екатеринбургские епархиальные ведомости». 1902. № 19 (1 октября). С. 9.

45. Так в тексте, правильно – позиционная.

46. В описываемые автором годы опера называлась «Жизнь за царя».

47. В очерке «Иван Николаевич Ставровский» в составе воспоминаний и биографических очерков о бывших семинаристах в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Однажды затеяли поставить оперу «Иван Сусанин». (Чего только не выдумывали горячие головы!) И. Н. пел «Чуют правду», два мальчика пели: один – «Не о том скорблю, подруженьки», а другой – «Ты не плачь, сиротинушка». И. Н. иногда принимал участие и в хоре, даже дирижировал им. Доказательством того, что «духовники» с уважением относились к И. Н., является то, что ему даже не было дано прозвища» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 726. Л. 21–22 об.

48. Из воспоминаний и биографических очерков В. А. Игнатьева о бывших семинаристах в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «И. Н. Ставровский – сын священника с[ела] Троицкое, Камышловского у[езда], Пермской губернии. Он сообщил о себе следующие данные. 1. Родился в 1876 г. и окончил Пермскую духовную семинарию в 1896 г. 2. С 1897 г. по 1903 г. работал надзирателем Камышловского духовного училища. 3. С 1903 г. по 1908 г. учился в Харьковском ветеринарном институте. 4. В 1909–1910 [г]г. работал в Кулундинской степи (в Сибири). 5. С 1911 г. по 1914 г. учился в Московском сельско-хозяйственном ин[ститу]-те. 6. С 1914 г. по 1917 г. был на фронте вет[еринарным] врачом. 7. С 1919 г. по 1921 г. работал вет[еринарным] врачом в армии. В августе 1921 г. демобилизовался и работал участковым вет[еринарным] врачом в Свердловской области. 8. В 1923–1924 гг. был по совместительству участковым агрономом в г. Далматове. 9. С 1946 по 1951 г. был преподавателем школы вет[еринарных]фельдшеров. 10. С 1942 г. пенсионер. 11. С 1951 г. по 1956 г. работал преподавателем латинского языка в Камышловском медицинском училище. 12. В настоящее время И. Н. – мичуринец. Из биографии И. Н. видно, как всё-таки живуче семинарское племя. Я виделся с И. Н. летом 1959 г. И. Н. рассказывал, между прочим, о своём учении в духовном училище. Он начал учиться в Далматове, где дух[овное] училище было при монастыре, а закончил в Камышлове. Он вспоминал, что когда перешло дух[овное] училище в Камышлов, то «духовникам» показалось, что они «попали в рай. …У И. Н. был один сын, которого он потерял во время последней войны» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 726. Л. 21–22 об.

49. Дубровин Николай Павлович – надзиратель за учениками в Камышловском духовном училище в 1903–1906 гг. Окончил Рязанскую духовную семинарию по 2-му разряду в 1894 г. Поступил законоучителем земской школы в д. Петровской Егорьевского уезда. В 1898 г. определён псаломщиком к церкви Берёзовского завода Екатеринбургского уезда. В 1900 г. поступил надзирателем за учениками в Камышловское духовное училище. // «Екатеринбургские епархиальные ведомости». 1905. № 19 (1 октября). С. 8.

50. В очерке «Николай Павловин Дубровин» в составе «Заметок о педагогическом составе Камышловского духовного училища» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Николай Павлович стоял как-то дальше от нас: мы его боялись. Он, как для нас было ясно, боролся с некоторыми нашими вредными привычками; он иногда беседовал с нами, как говорится, «по душам», и мы видели в нём своего воспитателя, но всё-таки между ним и нами было какое-то психологическое «средостение», которое никак не позволяло нам оторваться от мысли, что он наш надзиратель» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 385. Л. 24 об.-25.

51. Хавский Пётр Васильевич (1865-?) – окончил Пермскую духовную семинарию в 1885 г. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1889 г. В 1889–1891 гг. учитель приготовительного класса Пермского духовного училища. В 1891 г. определён учителем греческого языка Камышловского духовного училища. С октября 1910 г. состоял преподавателем русской церковной и гражданской истории. С 7 сентября 1910 г. преподавал историю только в 4 классе. Статский советник. Имел орден св. Анны 3-й степени. «Екатеринбургские епархиальные ведомости». 1911 (№ 1) (1 января) (ос. прил.). С. 1.

52. in corpore – по-латински в полном составе, вместе.

53. Неверов Степан (1890-?) – окончил Камышловское духовное училище по 1-му разряду в 1904 г. и Пермскую духовную семинарию по 2-му разряду в 1910 г. «Сын торговца из с[ела] Соровского, бывш[его] Шадринского уезда Пермской губернии, ныне Курганской области. Учитель министерского училища в Полевском заводе, бывш[его] Екатеринбургского уезда Пермской губ[ернии], ныне Свердловской области, потом священник с[ела] Ольховского Шадринского уезда, потом один из руководителей потребительской кооперации Шадринского округа». (Шишёв А. Н. Биографические справки на бывших воспитанников Пермской духовной семинарии. Т. 3. // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 1278. Л. 186).

54. Сахаров Иван Кузьмич – окончил Тамбовскую духовную семинарию в 1886 г. В 1886–1889 гг. канцелярский служитель в Тамбовском отделении Государственного Банка. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1893 г. В 1893–1895 гг. надзиратель за учениками в Тамбовской духовной семинарии. В 1895–1901 гг. помощник инспектора Пермской духовной семинарии. С 1901 г. определён учителем латинского языка в Камышловское духовное училище. С 7 сентября 1910 г. преподавал также русскую церковную и гражданскую историю в 3 классе. Статский советник. Имел орден св. Анны 3-й степени. «Екатеринбургские епархиальные ведомости». 1911. № 1 (1 января) (ос. прил.). С. 2.

55. В очерке «Иван Кузьмич Сахаров» в составе «Заметок о педагогическом составе Камышловского духовного училища» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «За время нашего пребывания в училище преподаватели лат[инского] яз[ыка] сменялись трижды. До И. К. были – Бахаревский [А. П.], Иовлев [Д. В.], а он уже был, так сказать, замыкающим» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 385. Л. 12 об. Иовлев Димитрий Васильевич – учитель латинского языка в Камышловском духовном училище. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1893 г. В 1895–1899 гг. помощник инспектора Владимирской духовной семинарии. 4 февраля 1899 г. определён учителем латинского языка в Камышловское духовное училище. Коллежский асессор. // «Екатеринбургские епархиальные ведомости». 1901. № 20 (16 октября). С. 7.

56. Обтемперанский Александр Сергеевич – сын священника Владимирской губернии. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1895 г. В 1895–1896 гг. учитель приготовительного класса при Переяславском духовном училище. В 1896 г. надзиратель за учениками во Владимирской духовной семинарии. С 13 ноября 1896 г. преподаватель обличительного богословия, истории и обличения русского раскола в Пермской духовной семинарии. С 29 января 1900 г. преподаватель церковной и библейской истории и истории русской церкви в Пермской духовной семинарии. Коллежский асессор. Имел орден св. Станислава 3 степени. // «Пермские епархиальные ведомости». 1902. № 37 (1 октября) (отдел официальный). С. 444.

57. Непорочны – термин, обозначающий важный для богослужения 118-й псалом «Блаженны непорочные в путь, ходящие в законе Господни. Блажени испытающии свидения Его, всем сердцем взыщут Его». Похвалы – особые тропари, читаемые после каждого стиха 118 псалма.

58. В очерке «Иван Кузьмич Сахаров» в составе «Заметок о педагогическом составе Камышловского духовного училища» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «И. К. до перехода в учителя дух[овного] уч[илища] работал в Пермской дух[овной] семинарии пом[ощником] инспектора и дружил с пермским областным миссионером, очевидно, товарищем по Казанской дух[овной] академии, в светском чине – А. С. Обтемперанским, тоже певцом. В страстную пятницу на клиросе духовного училища исполнялись в форме trio «блаженны» и «похвалы» в составе: А. С. Обтемперанский – 1-й тенор, И. К. Сахаров – 2-й тенор и И. Н. Ставровский – бас. Нужно сказать, что композиция этого песнопения исключительно яркая, эмоциональная и впечатление было исключительно сильным. Позднее автору сего случалось самому петь эти «блаженны» и «похвалы», но первоначальное впечатление осталось незабываемым» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 385. Л. 13–13 об.

59. Там же: в 1925 г.

60. Там же: «Мы ещё несколько раз встречались с И. К. и ему было, очевидно, приятно сознавать, что его б[ывший] ученик по латинскому языку был в этот момент преподавателем тоже латинского языка в медицинском ин[ститу]-те» // Там же. Л. 14.

61. В «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет, что И. К. Сахаров скончался в начале войны.

62. В очерке «Александр Андреевич Наумов» в составе «Заметок о педагогическом составе Камышловского духовного училища» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Среди других предметов география сама по себе имела больший интерес, и в этом отношении преподавателю её легче было с нами иметь дело» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 385. Л. 15 об.

63. Там же: «Передавали, что А. А. преподавал нам русский язык, но это как-то изгладилось в памяти, и Ал[ександр] Андр[еевич] сохранился в ней (памяти) как преподаватель географии. Был он очень требовательный и строгий, вспыльчивый, так что на уроках у него мы были всегда, как говорится, «начеку». Он стоял от нас больше, чем кто-либо другой, в отдалении» // Там же.

64. Садовский Вячеслав Алексеевич – учитель русского и церковно-славянского языков в Камышловском духовном училище. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1897 г. Поступил законоучителем в Сормовскую двухклассную церковно-приходскую школу Нижегородской губернии. В 1898 г. определён помощником инспектора Тобольской духовной семинарии. В 1900 г. определён учителем русского и церковно-славянского языков в старшие классы Камышловского духовного училища. С 7 октября 1907 г. состоял учителем того же предмета во всех классах. Коллежский советник. // «Екатеринбургские епархиальные ведомости». 1911. № 1 (1 января) (ос. прил.). С. 2.

65. В очерке «Вячеслав Алексеевич Садовский» в составе «Заметок о педагогическом составе Камышловского духовного училища» в «свердловской коллекции» воспоминаний автора: «Вячеслав Алексеевич преподавал нам русский язык. В коллективе наших учителей он был самым молодым, и появление его у нас производило впечатление «обновления» его состава» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 385. Л. 16.

66. Устинов Иван Иванович – учитель русского и церковно-славянского языков в 1-м классе Камышловского духовного училища. Окончил Пермскую духовную семинарию в 1878 г. 10 сентября 1878 г. поступил на должность учителя русского и церковно-славянского языков в Далматовское, затем Камышловское духовное училище. Надворный советник, имел орден св. Станислава 3-й степени. // «Екатеринбургские епархиальные ведомости». 1904. № 21 (1 ноября). С. 381.

67. В очерке «Иван Иванович Устинов» в составе «Заметок о педагогическом составе Камышловского духовного училища» в «свердловской коллекции» воспоминаний автора: «У нас осталось впечатление как бы мимолётной встречи с ним» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 385. Л. 16–16 об.

68. Симановский Михаил Даниилович – учитель приготовительного класса при Камышловском духовном училище. Окончил Пермскую духовную семинарию в 1868 г. В 1871 г. определён учителем в Сажинское народное училище Кунгурского уезда. В 1873 г. определён законоучителем и учителем в Билимбаевское двухклассное училище Екатеринбургского уезда. В 1878 года назначен надзирателем за учениками в Екатеринбургском духовном училище. С 1881 года состоял учителем приготовительного класса при Далматовском, затем Камышловском духовном училище. Надворный советник, имел орден св. Станислава 3-й степени. // «Екатеринбургские епархиальные ведомости». 1907. № 40 (22 октября). С. 10.

69. В очерке «Михаил Даниилович Симановский» в составе «Заметок о педагогическом составе Камышловского духовного училища» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «М. Д. был преподавателем в подготовительном классе и, поэтому, некоторые ученики, поступившие прямо в первый класс, не учились у него. Он являл собою тип старого учителя, всегда аккуратного, собранного и добродушного. Сохранилась в памяти трогательная картина, как он с М. М. Щегловым исполнял скрипичный дуэт» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 385. Л. 16 об.

70. Победоносцев Димитрий Петрович (?-1905) – священник Сергиевской (домовой) церкви при Камышловском духовном училище. Окончил Далматовское духовное училище в 1871 г. 8 июня 1873 г. определён псаломщиком к церкви села Знаменского Камышловского уезда. 21 января 1882 г. посвящён в сан диакона к той же церкви. 4 декабря 1890 г. перемещён к церкви Баранчинского завода Верхотурского уезда. 29 декабря 1891 г. посвящён в сан священника к церкви Брусянского села Екатеринбургского уезда. 3 мая 1894 г. определён на должность эконома Камышловского духовного училища. Имел скуфью. // «Екатеринбургские епархиальные ведомости». 1904. № 21 (1 ноября). С. 383.

71. «С большим трудом «усваивали» пение и некоторые ученики». (Примеч. автора).

72. «Октоих» – богослужебная книга, содержащая в себе чинопоследования суточных богослужений: вечерни, повечерия, утрени и литургии для шести будничных дней недели, а для воскресных дней, кроме того, – малой вечерни и полунощницы. Все песнопения «Октоиха» по способу пения разделяются на восемь гласов (отсюда название книги), или напевов, из которых каждый употребляется в продолжение одной седмицы (недели). Полный столп осмогласия составляет прохождение восьми недель. В русской традиции гласовое пение осуществляется без нотной записи, на известные наизусть гласовые напевы певцы распевают канонические богослужебные тексты песнопений.

73. Богородичны – молитвенные песнопения в честь Пресвятой Богородицы: стихира, тропарь или седален, входящие в круг суточных богослужений.

74. Канон – в православном богослужении сложное многострофное произведение, посвящённое, например, прославлению какого-либо праздника или святого.

75. «к чему их и нужно было готовить». (Примеч. автора).

76. in folio – по-латински в формате сложенного вдвое типографского листа большого формата, отсюда – фолиант, книга больших размеров.

77. fuga – буквально, «бег», композиционная техника и форма полифонической музыки. В классической однотемной фуге несколько голосов, каждый из которых повторяет (имитирует) заданную тему.

78. τεσσαράκοντα – по-гречески сорок (40). Здесь – прозвище.

79. Имеется в виду учебник скрипичной школы бельгийского скрипача, композитора, музыкального педагога Шарля Огюста де Берио (1802–1870). С его именем связывают рождение франко-бельгийской виртуозно-романтической скрипичной школы. Учебник скрипичной игры Берио (1858) был вплоть до середины ХХ века самым распространённым учебным пособием.

80. Ириней (Орда) (1837–1904) – в 1900–1902 гг. епископ Екатеринбургский, 29 марта 1902 г. был переведён в Орловскую епархию.

81. Карандашом подписано «и Екат[ерины] II» (Ред.).

82. in officio – по-латински официально.

83. Козьма Петрович Прутков – коллективный псевдоним русских поэтов Алексея Константиновича Толстого (1817–1875) и братьев Алексея (1821–1908), Александра (1826–1896) и Владимира (1830–1884) Михайловичей Жемчужниковых, которые выступали в в журналах «Современник», «Искра» и других в 1850-1860-х гг.

84. Ширман Григорий Игнатьевич (?-1942) – дирижёр симфонического оркестра и оперы, концертмейстер, скрипач, приглашённый учитель скрипки в Пермской духовной семинарии и др. учебных заведениях.

85. Борчанинов Павел (1889-?) – окончил Камышловское духовное училище по 2-му разряду в 1902 г. и Пермскую духовную семинарию по 1-му разряду в 1908 г. «В советское время руководил хором в Шадринске. Брат-близнец Борчанинова Александра». (Шишёв А. Н. Биографические справки на бывших воспитанников Пермской духовной семинарии. Т. 1. // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 1276. Л. 157).

86. Боголепов Виталий Николаевич (1892-?) – сын священника Шадринского уезда. Окончил Камышловское духовное училище по 1-му разряду в 1907 г. и Пермскую духовную семинарию по 1-му разряду в 1913 г. «Очень способный, он всё же систематически и настойчиво, до зубрёжки, готовил уроки. Прошёл школу скрипки, занятиям на которой отдавал после уроков и вечерних часов всё свободное время, играл даже во время перемен, импровизировал, но в ученической самодеятельности не участвовал. Не очень общительный, застенчивый, он в то же время был обидчив. Читал мало. В тридцатых годах Виталий работал стенографистом при Свердловском облисполкоме. Умер от пьянки». (Шишёв А. Н. Биографические справки на бывших воспитанников Пермской духовной семинарии. Т. 1. // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 1276. Л. 127–127 об.).

87. Богомолов Григорий Иванович (1895-?) – сын священника Шадринского уезда. Окончил Камышловское духовное училище по 1-му разряду в 1909 г. и Пермскую духовную семинарию по 1-му разряду в 1915 г. «Окончил Юрьевский университет. В семинарии проявил себя отличной успеваемостью, был вундеркиндом во всех отношениях и очень культурным, мягким по характеру. Ещё учеником духовного училища брал уроки игры на рояле, тоже в Перми, семинаристом, в музыкальных классах артистки Петерсон. Пианист он был исключительный – играл с листа. Он так же управлял ученическим хором семинаристов, будучи последователем в хоровой деятельности известного тогда регента Чумакова. Мобилизованный в Колчаковскую армию, будто бы состоял в команде личной охраны правителя. После ликвидации колчаковщины, бывший семинарист К. А. Киселёв встретил Г. И. Богомолова в Иркутске, где он начал работать преподавателем музыки и пения». (Шишёв А. Н. Биографические справки на бывших воспитанников Пермской духовной семинарии. Т. 1. // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 1276. Л. 134–134 об.). Чумаков Иван Семёнович – воспитанник Московского Синодального хора, регент архиерейского хора в Перми, затем зам[еститель] регента Московского [Синодального] хора Данилина, а потом и руководитель этого хора». (Примеч. И. С. Богословского). Данилин Николай Михайлович (1878–1945) – хоровой дирижёр, регент, педагог. В 1910–1918 гг. главный регент Московского Синодального хора.

88. Переберин Иван – закончил Камышловское духовное училище по 3-му разряду в 1899 г.

89. Медведев Иван Панфилович – окончил Пермскую духовную семинарию по 2-му разряду в 1905 г.

90. Медведев Еварест Панфилович (1894-?) – сын священника Пермской губернии. Окончил Камышловское духовное училище по 2-му разряду в 1910 г. и Пермскую духовную семинарию по 2-му разряду в 1916 г. «Участник семинарского хора и драматического кружка. Обладал лирическим тенором, солист. В 1916 г. поступил учиться на юридический факультет Пермского университета. Был призван в армию для направления в военное училище. В 1921 г. лечился в Томском военном госпитале (остаточный паралич речи), после чего лишился вокальных способностей. После госпиталя работал санитаром, потом письмоводителем в лазарете Томской артшколы, позднее работал письмоводителем Красноярского лазарета». (Шишёв А. Н. Биографические справки на бывших воспитанников Пермской духовной семинарии. Т. 3. // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 1278. Л. 116–116 об.).

91. Филиппов Сергей Александрович – окончил Камышловское духовное училище по 2-му разряду в 1902 г., Уфимскую духовную семинарию и Казанский университет. После 1917 г. работал в Перми техником.

92. Шеломенцев Александр – окончил Камышловское духовное училище по 2-му разряду в 1903 г.

93. Лирман Василий – окончил Камышловское духовное училище по 2-му разряду в 1900 г. и 1-й класс Пермской духовной семинарии в 1901 г.

94. Накаряков Анфиноген Филиппович – окончил Камышловское духовное училище по 3-му разряду в 1898 г.

95. Партесное пение – многоголосное гармоническое хоровое пение (от 3 до 24 голосов), пришедшее в начале XVII столетия на смену одноголосному знаменному распеву как влияние западноевропейской культуры. Само название произошло от латинского partes – партия, т. к. у каждого голоса (дисканта, альта, тенора, баса) были отдельные тетради-поголосники, сводная партитура поначалу не записывалась. Позже слово «партесный» стало обозначением стиля хоровых сочинений сер. XVII – сер. XVIII вв. В конце XIX века слово приобретает негативный оттенок, как обозначение нерусского стиля в церковном пении.

96. forte – громкость в музыке, обозначающая «громко».

97. piano – громкость в музыке, обозначающая «тихо».

98. crescendo – музыкальный термин, обозначающий постепенное увеличение силы звука.

99. diminuendo – музыкальный термин, обозначающий постепенное уменьшение силы звука.

100. Бортнянский Дмитрий Степанович (1751–1825) – российский композитор, дирижёр, певец, считается создателем классического типа русского хорового концерта.

101. Турчанинов Пётр Иванович (1779–1856) – протоиерей, русский духовный композитор, гармонизатор древнерусских церковных напевов.

102. Анатолий (Луппов) (1792–1852) – архимандрит, регент, автор духовных песнопений.

103. Дегтярёв Степан Аникиевич (1766–1813) – русский композитор и дирижёр.

104. Аллеманов Дмитрий Васильевич (1867-?) – русский композитор, исследователь церковного пения и педагог.

105. Металлов Василий Михайлович (1862–1926) – протоиерей, музыковед-историк и музыкальный палеограф.

106. Ведель Артемий Лукьянович (1767–1808) – украинский композитор, автор многоголосной церковной музыки, регент, певец и скрипач.

107. Задостойник – песнопение в честь Пресвятой Богородицы, которое поётся вместо «Достойно есть» на литургии Великих двунадесятых праздников.

108. Ставровский Алексей Евграфович (1848–1921) – музыкант, педагог, композитор, регент.

109. Бирюков Андрей Владимирович (1881–1937) – окончил Камышловское духовное училище по 2-му разряду в 1898 г. и 4 класса Тобольской духовной семинарии. Посвящён в сан священника около 1920 года. Служил в Николаевской церкви с. Новолуговое Томской губернии, затем Новосибирской области. В 1937 г. был вторым священником Успенской церкви г. Новосибирска. Арестован и расстрелян 02 декабря 1937 г. в Новосибирске. Реабилитирован в 1956 г.

110. Старцев Василий Николаевич (1889-?) – окончил Камышловское духовное училище по 1-му разряду в 1902 г. и 4 класса Пермской духовной семинарии в 1907 г. «Служил чиновником в Пермской контрольной палате, одновременно – регентом в Пермском духовном училище. После Октябрьской революции одно время преподавал пение в Шадринской женской гимназии – школе второй ступени, в тридцатых годах работал завхозом одного из Свердловских райсоветов. Во время гражданской войны был клубным работником в III Красной армии. Демобилизовавшись, работал в Свердловске в клубах и домах культуры как организатор и руководитель хоров и самодеятельности». (Шишёв А. Н. Биографические справки на бывших воспитанников Пермской духовной семинарии. Т. 5. // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 1280. Л. 148–148 об.

111. В период жительства в Белоруссии (Ред.).

Купить и скачать всю книгу

<< предыдущий лист

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10