Валерий Шарапов
Сыщики 45-го

– Вот черт… – выдохнул Дьяченко. – А ведь верно, ты – Леха Черкасов, – он недоверчиво покрутил шеей. – А я сижу и гадаю, почему мне твоя физиономия такая знакомая… Прошу прощения, – он косо усмехнулся. – Вы теперь не Леха, а товарищ капитан, большой начальник и обращаться к вам следует на «вы» и шепотом…

– Еще разберемся, как ко мне обращаться, – пообещал Черкасов. – Время и жизнь покажут.

– Не понял, – моргнул Чумаков. – Так вы из местных, товарищ капитан? Ну, что ж, это скорее плюс, чем минус.

– Да без разницы, – подал голос Конышев. – Сколько вам сейчас – 34, 35? То есть вы лет шестнадцать тут не были. Дома, конечно, те же, только народ на девяносто процентов другой, понаехали тут…

– Я тоже не из местных, – бодро возвестил осанистый молодой человек, вторгаясь в помещение. Он выглядел, как из другого мира – опрятен, хорошо одет, с лучащимися глазами и щеточкой черных усов под носом. – Виноват, подслушивал. Лейтенант Станислав Вишневский, – представился он, принимая на пару секунд подобие стойки «смирно». – Из Питера я…

– Откуда? – нахмурился Алексей.

– Виноват, из Ленинграда, – Вишневский смущенно кашлянул, – просто раньше этот город назывался Санкт-Петербург, потом Петроград…

– Выражайся правильно, Стас. – Алексей протянул руку. – Почему глаза блестят? Где был?

– В общежитии льнозавода. Там у нас одни бабы живут…

– Пустили козла в огород, – подметил Дьяченко.

– Но дело не в этом, – отмахнулся Вишневский. – Мы предполагали, что там не чисто. В общем, одна из тамошних завистниц – она учетчицей работает на участке готовой продукции, страшна, как американская атомная бомба – сдала всю компанию с потрохами. По соседству с общежитием, где раньше кафе «Калинка» было, бордель работал, представляете? Несколько тружениц завода трудились там по ночам – сверхурочно, так сказать, а потом на основной работе как сонные мухи ходили. Всю контору главбух держала – «мамкой» у них была. Отдел БХСС их вскрыл – вроде и не хищения, хотя как сказать… Прибрали трех баб на самом интересном месте – сейчас сидят в участке, плачут, жалуются, что жизнь заставила, что они в душе нормальные советские женщины. И ведь долго заведение продержалось – туда и офицеры похаживали, и командированные, и всякая блатная шваль. Место, где все равны, – как на кладбище. У нас под носом дом терпимости работал, а мы и не знали… Парни в участке теперь сидят и репы чешут: что делать с этими шлюхами? У них же дети, родители, положительные характеристики и даже грамоты…

– Фу, как грубо – шлюхи, – скривился Конышев. – У нас богатый русский язык: блудницы, развратницы, потаскухи, распутницы…

– А можно поэтично – мессалины… – с толикой мечтательности вымолвил Чумаков, а когда все удивленно на него уставились, пояснил: – Реальная историческая личность, супружница римского императора Клавдия. Баба как баба, только пунктик у нее был – ни одного мужика не пропускала. Замучила всех. А муж – импотент, как водится. Да, это оскорбительно и постыдно, – спохватился Чумаков, – такой Рим опозорила…

– Насколько я помню, в Советском Союзе проституции нет, – усмехнулся Черкасов, – поскольку в обществе трудящихся отсутствуют причины и предпосылки для подобных уродливых явлений.

– Тогда пусть отпускают, – развеселился Вишневский. – Только адреса надо взять. Пропесочить на собрании коллектива, сделать внушение по профсоюзной и комсомольской линии, вывесить на доску позора – и пусть добросовестным трудом искупают свою вину… А вот с «мамкой» надо разбираться – как-никак эксплуатация женского труда…

– Развеселились вы что-то, – нахмурился Алексей, и все присутствующие тут же стерли улыбки. – Подпольным борделем и взломом сейфа в околотке будем заниматься в свободное от службы время. Все понимают, что сейчас главное? И меня перевели сюда не просто так, чтобы заполнить пустое место, а дабы выявить и обезвредить преступную группу, совершающую резонансные деяния, – он покосился на шкаф, где стояли фото и рюмки с испаряющимся содержимым. Присутствующие проследили за его взглядом и стали мрачнеть.

– Я знаком с ситуацией в общих чертах, – продолжал Алексей. – Пока мы имеем четыре эпизода, и я согласен, что это действует одна группа. Бандиты владеют информацией, жестоки, решительны, умны и хладнокровны. Имеется обоснованное подозрение, что это не блатные.

– Это ни в коем случае не блатные, – покачал головой Чумаков. – Видна выучка. Я знаю, о чем говорю, товарищ капитан. То, как они действуют, это… – Он замялся, не зная, как закончить.

– Почерк опытных диверсантов… – закряхтел Конышев. – Сбор информации – а у них определенно есть свои источники в государственных структурах – планирование, осуществление…

– Так работали диверсанты в войну, – закончил Чумаков. – И наши, и в абвере… Война, слава богу, закончилась, но немцы перед уходом внедрили повсюду своих агентов для ведения подрывной работы. У многих имелись прикрытия, легенды, убедительные биографии и безупречные документы. Немцы рассчитывали вернуться. Этого не случилось. Но внедренные враги остались. Им приходится жить, притворяться законопослушными советскими гражданами. Теперь у них одна цель – нагадить советской власти…

– Согласен, Павел, – кивнул Алексей. – Но цели могут быть и другими. Войну они проиграли, для них все кончено, и опытные специалисты вряд ли скатятся до банального мщения. Понимают, что рано или поздно их поймают.

– Другие соображения? – спросил Конышев.

Алексей пожал плечами:

– У нашей страны, помимо побежденного рейха, множество других врагов. Их называют, в том числе, «западными демократиями»…

– Почему не допустить банальную жажду обогащения? – спросил Дьяченко. – Отъем воровского общака, налет на хранилище Госбанка – почему нет? Нападение на дом Ивана Гавриловича тоже вписывается в картину – он мог о чем-то проведать. А в последние дни он выглядел задумчивым…

– В картину не вписывается налет на ресторан «Аркадия», – возразил Алексей. – Разве кассу ресторана потрошили? Разве мертвых в зале обчищали? Если и так, много с них возьмешь – по сравнению с тем же банковским хранилищем?

– Да, это так, – согласился Дьяченко.

– С выводами повременим. Предлагаю все восстановить и обобщить. Что мы имеем, с кем мы столкнулись. Все заново, поэтапно, не жалея рабочего времени. Сразу хочу сообщить – субординации можно не придерживаться. Коллегиальные решения – приветствую. Самодурством не страдаю – если не прав, всегда есть шанс мне это доказать. Но требую дисциплины, исполнительности и повышенной работоспособности. Буду спрашивать по полной. Уважаю ваше героическое прошлое, но должен предупредить, что будущее ожидается не менее героическим. Каверзные вопросы? Если нет, давайте начнем.

Они говорили по очереди, иногда начинали хором, тогда приходилось останавливать и давать слово кому-то одному.

12 мая, незадолго до закрытия отделения Госбанка, на привокзальной площади учреждение подверглось налету. Посетителей уже не было, момент подгадали удачный. Возможно, грабители и были последними посетителями, резко превратившимися в налетчиков. Входную дверь заперли изнутри, застрелили двух работников (включая женщину – мать-одиночку, воспитывающую двоих несовершеннолетних детей), двух охранников и еще одного у подземного хранилища – после того, как он им открыл. Никто не слышал выстрелов. Есть подозрение, что налетчики использовали серийные отечественные глушители БраМит, сконструированные братьями Митиными. Людям стреляли в головы, чтобы наверняка. Никаких следов, отпечатков пальцев налетчики не оставили.

Из хранилища похищено порядка 80 тысяч рублей и энное количество облигаций – все, что было на тот день. С улицы казалось, что отделение закрыто, свет не горел. Мимо проходили патрульные, и ничто не привлекло их внимание. Место людное, рядом вокзал. Ушли преступники через заднюю дверь: спокойно открыли, потом закрыли ключом, изъятым у охранника. Во дворах их могла поджидать машина, но опросы жильцов близлежащих домов ничего не выявили.

Тревога прошла только к ночи, когда сотрудники не вернулись домой. Взломали дверь и обнаружили страшную картину – четыре трупа, все залито кровью, хранилище нараспашку, у решетки еще одно тело с ужасом в мертвых глазах… Милиция работала четыре дня не покладая рук, но все впустую. Отделение закрылось по расписанию – значит, налетчики явились к закрытию, при этом не факт, что ввалились толпой…

– Они могли иметь договоренность с кем-то из находившихся внутри, – подметил Алексей, – то есть у них имелся сообщник, которого во время налета они застрелили.

– Всех проверили, – проворчал Дьяченко. – У этих людей не было преступного прошлого. Но могло появиться, эту версию мы тоже рассматривали.

– Чертова загадка, – подал голос Вишневский. – Невидимки работали. Или сотрудники сами вскрыли хранилище, припрятали деньги, потом вернулись и поубивали друг друга.

Второе громкое дело – 17 мая. Вечером поступил сигнал от бдительных граждан – из дома 10 по Банному переулку доносились стоны и звуки, похожие на выстрелы. Снова применяли глушители, которые хоть и гасят звуки, но не до конца. Сначала отправили участкового уполномоченного. Тот походил вдоль ограды частного дома, заглянул внутрь. Возможно, так и ушел бы ни с чем, не заметь открытую дверь и торчащие ноги. Работник оказался храбрым, с револьвером бросился в дом. Но сразу вышел, и его тут же стошнило. Потом он побежал за подмогой.

Взорам прибывших оперативников предстало очередное месиво. Труп на крыльце, труп в сенях – при них револьверы, но оружием они не воспользовались. В комнате пятеро, плюс одна женщина (сожительница хозяина дома). Мужчины возрастом старше среднего, по-своему солидные и представительные, чему свидетельством – обилие татуировок. Народ бывалый и опытный, а вот попались. Соседи слышали шум, но ничего не видели. Ну, или почти ничего – испуганная соседка уверяла, что на крыльцо, выхватывая пистолет, вылетел мужик в кепке, но сразу упал – пуля снесла полголовы. Стреляли ему в затылок, из дома!

Изумленные оперативники облазили весь дом и обнаружили подземный лаз из подпола. Он выводил в заброшенный сарай на краю оврага. Из чего сделали вывод, что это либо староверы, либо воровская хаза. Верным оказалось последнее. Подобные хазы зачастую оснащались лазами на случай внезапной облавы. Отсюда получалось, что налетчики пришли именно по этому лазу! Тем же способом и убрались. Их информированность поражала. Ни одного налетчика вживую соседи не видели. Позднее подключили внештатных агентов и выяснили: имел место воровской сходняк, прибыли уважаемые люди из Пскова, из Витебска, распределяли средства воровского общака. Хата не паленая, хозяин официально трудился сторожем, с блатными не знался. Атака была внезапной – только и успели по первой выпить да икоркой закусить. Уничтожили всех – сначала воров, потом их охрану – то есть шли по дому в обратном порядке…

– Выжившие паханы дотумкали, что это не мы, и впали в ступор, – усмехнулся Дьяченко. – Могу представить, какая у них пошла шпиономания. Это ведь, с их точки зрения, полнейший беспредел.

– Милиции предъявы не выкатывали, что плохо работаете? – улыбнулся Алексей. – А ведь на самом деле плохо, ребята. Ну, ладно, налетчиков прошляпили. Но воровскую-то сходку такого масштаба! И это, имея армию секретных доносителей…

Опера отворачивались и вздыхали.

– Так это самое, товарищ капитан… Алексей… – сделал попытку оправдаться Вишневский. – Во-первых, никакая не армия, а так – двое-трое, из тех, что на компромате. Во-вторых, мы же по банку работали – нас и Черепанов накрутил, и товарищ Нестеренко – лично первый секретарь райкома. Сутками землю рыли, искали хоть какую-то зацепку, без сна вообще. А тут паханы с общаком…

– Подобные мероприятия воры умеют держать в секрете, – добавил Конышев, – даже чекистам есть, чему поучиться…

– Значит, плохо засекретили, раз банда оказалась в курсе, – поморщился Алексей. – Да уж, эффектно они зашли с бубен… Что дальше?

А дальше, пару суток спустя, был ресторан «Аркадия» – рядом с отделом, через улицу и наискосок! То есть прямой вызов радетелям законности! Комиссия приезжала на бывший химзавод – несколько ученых голов, причем пара из этих голов, по уверению очевидцев, разговаривала по-немецки! При сем присутствовал переводчик. Пара других голов изъяснялась по-русски и имела отношение к некоему столичному институту. Это все, что знает милиция. Все остальное засекретило МГБ и явственно намекнуло, чтобы не лезли. Членов комиссии поселили в гостинице «Заря Смоленщины» и только раз свозили на завод. Потом был роковой ужин в «Аркадии», откуда офицеры госбезопасности заблаговременно удалили посторонних. То есть ресторан был закрыт на «спецобслуживание».

Банда ворвалась с заднего хода, заперли на кухне поваров и пару оказавшихся там официантов (иначе жертв было бы больше) и учинила в зале кровавую бойню. Опять стреляли с глушителями – иначе на этот грохот примчался бы весь отдел милиции! А так никто не слышал, занавески задернуты, по окнам огонь не вели. Волновались только повара. Когда в ресторане стало тихо, они выбили дверь, кинулись в зал, потом с воплями выбежали на улицу… Преступники – меткие стрелки, сначала поразили офицеров, имевших оружие, потом методично отстреливали гражданских и работников заведения. Убито одиннадцать человек, причем зверски – раненых добивали выстрелами в голову, не щадили молодых женщин. Тела не обыскивали – у жертв сохранились часы, деньги. Ушли преступники через черный ход, видимо, просачивались по одному, а там – тополя, сараи, прохожих мало…

– Мы не понимаем, Алексей Макарович, какая преступникам выгода с этого нападения, – развел руками Чумаков, – ведь налет планировали, не могли не планировать. Знали про ресторан, про «спецобслуживание». Но даже копейки на этом не заработали…

– И снова милиция села в лужу, – резонно догадался Алексей.

– День прошел – чекисты забрали это дело, – сказал Конышев. – Нам же легче. Этот день не дал ни одной зацепки. Чекисты тоже топчутся, что-то не слышно об ошеломляющих успехах. Можете думать что угодно о нашей некомпетентности, Алексей Макарович, – Конышев приосанился, облизнул губы. – Мы, как проклятые, варимся в одном деле, тут же наваливается второе, такое же безнадежное. Не успеваем осмотреться, как обзаводимся третьим… А нас, как видите, немного, криминальная обстановка и без того сложная, к тому же мы теряем людей…

Последнее – безжалостный удар по самому чувствительному! Такого не ожидали. Два дня прошло после налета на «Аркадию». Капитан Вестовой становился нервным, пару раз связывался с местными сотрудниками ГБ, но о чем шла речь, не откровенничал. Звонил по межгороду в Москву, но кому и зачем – не докладывал. Ушел с работы на два часа раньше – сказал, что надо кое-что выяснить. Больше его не видели живым.

То, что случилось в Овражном переулке, потрясло всех. На этот раз убийцы не использовали глушители – стреляли напропалую, бросали гранаты. Знали, что примчится опергруппа, и ее собирались завалить. Отчасти это удалось. Погиб старший сержант Санько, погибла вся семья Вестового.

Опера дали налетчикам достойный отпор, хотя, как сказать… Никого не убили, не ранили. Преступники сделали свое грязное дело и растворились. В ту же ночь, а потом и утром оперативники обшаривали окрестности, собирали гильзы, искали следы. У преступников был богатый арсенал: автоматы «ППШ», «вальтер», «ТТ», гранаты «Ф-1». Ни окурков, ни фантиков от карамелек – только следы кирзовых сапог. А еще Дьяченко, перебегая за баню, видел, как пятится один из налетчиков. Он был из мяса и костей, но попробуй разбери в темноте. Явно мужчина, на роже маска и кепка, рост средний, одежда мешком – очень удобно, если надо скрыть особенности фигуры. Налетчик выпустил очередь из «ППШ», умирать в ту ночь Олегу не хотелось, он грохнулся за дровяник, а когда поднялся, автоматчика и след простыл… И вновь отчаяние с безысходностью. Пустая работа сутками напролет, опрос жильцов частного сектора, похороны погибших…

– Я бы этих тварей к ежедневному расстрелу приговаривал, – чертыхался Чумаков. – Жалко, что можно только раз убить…

– А я слышал, в стране собираются на законодательном уровне отменять смертную казнь, – сказал Вишневский.

– Это как? – удивился Конышев. – Теперь не будут расстреливать эту мразь? Премии начнут выписывать? Сплетни собираешь, Стас…

– Что по Вестовому? – спросил Алексей. – Анализировали его поведение в последние дни? Куда ходил, с кем общался. Может, проскользнуло что в разговоре?

– Да нет, пустышка, – отмахнулся Конышев. – Иван Гаврилович умел секретничать – даром, что ли, в разведке служил? Ушел с работы… и – словно растворился. Дома к ночи всплыл, там и подвергся нападению. В местном ГБ уверяют, что никаких звонков от Вестового не фиксировали. Может, врут – у них свои государственные секреты…

– Почему бандитские акции начались только с 12 мая? – спросил Алексей. – Не задумывались? Госбанк и до этого функционировал, но налетов не было. И блатные шныряли, и рестораны работали. А почему только сейчас началось?

– Может, связано с кипишем вокруг химзавода? – предположил Чумаков. – Такое ощущение, товарищ капитан, что город хотят встряхнуть, вывести из равновесия, посеять смуту, а заодно и деньжат, конечно, срубить.

– Есть еще одна проблема, – буркнул Дьяченко. – Мы не знаем, кто эти люди, а стало быть, не можем следить за их перемещениями. А если они уже легли на дно, уехали из района? А мы тут землю роем. Мы не можем отслеживать всех въезжающих и выезжающих – на это ни людей, ни средств не хватит.

Пронзительно затрещал телефон у Конышева на столе. Оперативник вздрогнул, уставился на него. Потом устремил вопрошающий взор на Черкасова.

– Ответите, Алексей Макарович? Теперь вроде вам положено.

– Ответь, – поморщился Черкасов. – Ты же рядом.

– Слушаю, Конышев. – Работник схватил трубку, стал слушать и при этом на глазах бледнел, забегали глаза. Он машинально схватился за карандаш, стал вертеть его в плохо гнущихся пальцах. Потом ответил севшим голосом: – Понял, будем. – И бросил трубку. – Беда, Алексей Макарович, снова беда… – Голос дрогнул, он закашлялся: – Егор Гундарь звонил: Петров и Куртымов с ним, они на заводе ЖБИ… Снова налет, зарплату привезли, ее обычно в обед выдают… Все деньги похищены, инкассаторов убили… Это наша банда, к вашему приезду, Алексей Макарович, новую акцию приурочила…

– Так, все за мной! – Алексей выскочил из-за стола. – Кабинет закрыть. Надеюсь, вы не пешком по городу бегаете?

Глава третья

Передвигалось милицейское войско на причудливом транспортном средстве под названием «ЗИС-5». Перед, как у грузовика, все остальное – как у автобуса – четыре ряда поперечных лавок, центральный проход. Рядом с водителем – два пассажирских места. Машина предназначалась для перевозки туристов по здравницам Крыма и Кавказа, в связи с этим салон был открытым. Ничего другого для милиции не нашли.

Хорошо хоть местные мастера приварили к кузову стальные дуги, и теперь при необходимости салон мог закрываться брезентовым тентом. Но все равно щелей хватало – в зиму даже печка не помогала. Плюс заключался в том, что при высадке можно было просто перепрыгивать через борт.

Машина гремела, тряслась, но бегала быстро. Управлял автомобилем незнакомый усатый сержант – за всю дорогу он не промолвил ни слова.

Завод находился в Авдотьином переулке – занимая всю четную сторону. До южной окраины Уварова – рукой подать. Бетонные заборы, рваные клочки колючей проволоки, скопление частных домиков на другой стороне переулка. Завод занимал несколько кирпичных корпусов и один продолговатый деревянный – в нем находились заводоуправление и столовая.

Въезжали через задние ворота, они не запирались, в случае необходимости створки просто связывали проволокой. На заднем дворе стояла единственная машина – инкассаторский «ГАЗ‐АА» с железной будкой. На нем и прибыли на завод очередные жертвы.

Основные цеха и главный вход находились с другой стороны, там уже развертывалась цепочка милиционеров, чтобы не пускать любопытных.

Опера выпрыгивали из салона. Алексей отдавал распоряжения:

– Вишневский, осмотреть машину инкассаторов! Чумакову: директора завода сюда, кого там еще?! Дьяченко, марш в частный сектор, всех опросить – может, люди видели, кто пользовался этими воротами, кроме инкассаторов…

За пустырем, на торцевой части здания имелось единственное крыльцо. Два окна забраны решетками. Здание прорезал длинный коридор. В первом приближении все ясно: инкассаторы не любят людных мест, а здесь, на задворках, всегда пусто. Подгоняют машину впритирку к крыльцу, автоматчик обследует коридор. Если все чисто, вносят деньги в банковских мешках. Коридор выводит в бухгалтерию – там касса. Деньги выдают с обратной стороны, а сюда рабочие не ходят.

– В машине труп, – хмуро информировал Вишневский. – Под баранкой свернулся – водитель…

Кто бы сомневался? Значит, внутри еще трое. Так и оказалось. Охранник с автоматом обследовал коридор. Дойдя до кассы, вернулся, сообщив, что все в порядке, товарищи извлекли мешки, стали втягиваться в коридор… Смерть настигла их на середине пути. Три тела в армейских гимнастерках лежали, как и шли, друг за другом, ничком уткнувшись в пол, даже автоматы не успели скинуть.

Весь пол в крови. Людей расстреливали в затылки, методично – сначала одного, потом другого, потом третьего. В дальнем конце коридора маячил бледный милиционер с приказом разворачивать всех любопытствующих.

Над трупами колдовал незнакомый субъект – невысокий, жилистый, лысоватый, с искривленным носом. Он поднялся, отряхнув колени, перехватил выразительный взгляд Конышева, исподлобья уставился на незнакомую личность.

– Черкасов, – сунул пятерню Алексей. – Прислан командовать в ваш отдел.

– Старший лейтенант Гундарь Егор Михайлович, – проворчал субъект. – Это я звонил в отдел. В Барышево ездили на зону – имелось предположение, что уши оттуда растут. Прощупывали, так сказать, обстановку: как у них с режимом, с контролем над заключенными. Обратно на «газике» возвращались, решили срезать по Старопромысловской, чтобы в объезд не пылить, смотрим – суета у заводоуправления, а это как раз на той стороне, – он махнул рукой. – Решили остановиться, выяснить, что такое. Ну, и вот… Куртымов за должностными лицами побежал, Петров народ в частном секторе опрашивает…

– Что тут случилось, Егор?

– Не остыли еще… – он кивнул на трупы. – Это военизированная банковская охрана, бывшие фронтовики, а вот попались, как первоклашки… Когда я звонил, прошло минут пятнадцать с момента преступления, они еще теплые были. Теперь, значит, примерно полчаса. Криминалисты еще не подъехали, но тут и без них все понятно. Знакомая манера… Вы уже в курсе про нашу банду? Имеет место элементарная халатность. Это неправильно, что деньги всегда заносят с черного хода. Не тех боятся – добросовестных работяг как раз бояться нечего. Толком не проверили маршрут, просто коридор осмотрели. Оттуда они вышли, – кивнул он на приоткрытую дверь между трупами и выходом на улицу. – Эта часть здания не используется, здесь пустые помещения. Реорганизацию заводоуправления провели, сократили штат, и освободились площади – их теперь под склады и бытовки используют…

– Но охранник, прежде чем нести деньги, должен был осмотреть все помещения – разве так не положено по инструкции?

– Конечно, положено… Но двери, как правило, заперты на замок, а ключей у охраны нет, да и не будут они все комнаты осматривать – это такая морока. Убедился, что двери заперты, и побежал к своим, мол, путь свободен. А преступники, я думаю, вошли заранее, заперлись на ключ, который сделать не сложно, дождались, пока охранник пройдет взад-вперед…

Алексей дошел до двери, сунулся в помещение. Здесь раньше был рабочий кабинет, сейчас он не использовался. Зарешеченное окно, столы и шкаф сдвинуты в угол, мусор на полу, несколько стульев. В углу, свободном от мебели, стопки пыльных гроссбухов.

Он вошел внутрь, бегло осмотрелся. Никаких смежных помещений, решетка прочная, ничего похожего на вентиляционные отдушины. Замок на двери в нормальном виде – самый простейший, к такому несложно подобрать ключ или выпилить самому, имея слепок или оригинал. Поколебавшись, Черкасов вышел обратно в коридор.

– Вот и преступники так же вышли, как вы сейчас, – прокомментировал Гундарь. – Только протопали служивые с денежными мешками, как они и вышли, или один из них. На стволе глушитель, стал стрелять со спины. Положил всех по очереди. Они и понять-то не успели. Так и было, точно вам говорю. Били густо, пуль много летело. Я осмотрел ту стену, – он кивнул в глубину коридора, – видите, где милиционер стоит? Там как минимум четыре пули в стене – значит, не все нашли цель…

– Выйти могли только через задний ход, верно? – кивнул Алексей на дверной проем.

– Получается, так, – пожал плечами Гундарь. – Могли взломать какую-то из комнат, отогнуть решетку, выбраться в боковой двор. Но к чему такие сложности? Там и на людей нарваться можно, а на заднем дворе – шаром покати, и ворота на соплях болтаются. Наудачу работали, понимаете? Лихие люди, ничего не боятся, и все у них получается…

– Но когда-нибудь проколются, – проворчал Алексей.

Во двор въезжали машины, коридор наполнялся народом. Возились криминалисты: пожилой Сергей Борисович Варшавский, бывший военврач, а до войны главный специалист в одном из столичных моргов, и его молодой «подмастерье» Кошкин – недавний выпускник Уральского мединститута, еще не научившийся не шарахаться от покойников.

– Америк не открою, Алексей Макарович, – ворчал криминалист. – Стреляли в затылок с близкого расстояния: на черепах налеты пороховой гари. Рискну предположить, что это «ТТ», причем не один. Время смерти, судя по проколу печени, – минут сорок-пятьдесят. Позднее выдадим конкретное заключение. Того, что в машине, уложили в последнюю очередь, когда покидали здание. Парень успел напрячься, потянул к себе автомат, по глазам видно, что все понял… Двумя пулями его порадовали, гм… Одна в боку, другая пробила височную кость… По отпечаткам пальцев и следам мы, конечно, поработаем, особенно в той комнате, где они сидели, но опыт подсказывает, что это пустое занятие…

Мялась, бледнела и норовила рухнуть в обморок женщина, обнаружившая трупы. Она работала в бухгалтерии, вышла покурить. Ждали инкассаторов с деньгами, в кассе к их прибытию все приготовили. Бдительно несли службу заводские охранники.

Ей послышался шум за изгибами коридора, но инкассаторы не выходили. Дама вышла через боковой проход в длинный коридор, где все произошло, и обнаружила жуткую картину. Подойди она пораньше, ее бы тоже убили. Сначала она не поняла, заспешила по коридору, споткнулась о тела, закричала в ужасе. Божилась, что слышала шум отъезжающей машины, но ничего сквозь узкий проем не видела. У бедной подкосились ноги, она ушла обратно, держась за стенку, подняла истошный крик. Потом коллеги отпаивали ее нашатырем. Вызвать милицию не успели – она сама словно почувствовала, что должна быть здесь.

Алексей задумался: женщина слышала шум отъезжающей машины. Врать ей незачем, и такое трудно нафантазировать. Значит, была машина! И инкассаторы, въехавшие во двор, не могли ее не видеть. И никаких мер не предприняли. Хотя что тут предпримешь – стоит себе пустая машина. Не повод разворачиваться и обращаться в бегство…

Дьяченко и Петров, с которым он еще не познакомился, опрашивали жителей частных домов. Алексей отправил к ним на помощь Чумакова с Вишневским – все равно без дела стоят – и дал наказ без информации не возвращаться.

Прибежал бледный, похожий на вяленую воблу, директор завода Жариков Павел Афанасьевич, начал требовать от милиции немедленного реагирования.

– Почему вы не работаете, товарищи милиционеры?! – возмущался он, бледнея и заикаясь. – Как вы такое позволили? Вы немедленно должны вернуть наши деньги! Вы представляете, что это значит? Это же зарплата всего завода за апрель месяц, 59 тысяч рублей! Я буду жаловаться в область на ваше бездействие! Это невероятно, это уму непостижимо!

– Уймите прыть, Павел Афанасьевич, – осадил его Алексей. – Не советую перекладывать с больной головы на здоровую. Органы работают, а вот к вам и вашим подчиненным, боюсь, возникнет тройка-другая вопросов. Почему вневедомственная охрана не контролирует задний двор? Почему ворота в плачевном состоянии и даже не запираются? Почему инкассаторы, прибывающие на завод, оказываются в вакууме? Это ваша обязанность – содействовать безопасности банковских работников на территории завода. И за эту халатность вам придется ответить.

Жариков заикался от волнения, хватался за грудную клетку – и призрак справедливого наказания за «ряд недостатков в организационной работе» напрягал его больше, чем факт, что без средств к существованию осталось больше ста человек. Секретарь заводского парткома товарищ Ненашев, хмурый мужчина с единственным пальцем на левой руке (почему-то указательным), вел себя куда сдержаннее и рассудительнее.

– Не спешите делать выводы, товарищ капитан, – бормотал он, раздраженно кусая губы. – Мы же понимаем, что столкнулись с фактором случайности и внезапности. Даже в самой безупречной охране можно найти изъяны. Если преступление тщательно готовится, очень трудно от него уберечься. На заводе беспрецедентные меры безопасности. Вневедомственная охрана усилена. Раньше деньги привозили трое, теперь четверо. Раньше имели только пистолеты, теперь вооружены автоматическим оружием. Просто преступники нашли брешь в нашей системе защиты… И не надо смотреть с такой иронией, товарищ милиционер, – начал нервничать и заводиться председатель парткома. – Вы еще меня обвините во вредительстве и недобросовестности! Мы из сил лезем, чтобы наладить производство, вносим достойную лепту в восстановление страны! А Павла Афанасьевича я знаю много лет. У него награды за самоотверженный труд в тылу, он все свое время уделяет заводским вопросам, живет в аскетизме и строгости, свою зарплату получает в последнюю очередь, когда получат все…

– Товарищ Ненашев, вы мешаете работать, – поморщился Алексей. – И не надо обобщать. Нас всех воспитывали в аскетизме и строгости. Речь идет о конкретном вопиющем случае халатности.

Председатель парткома отошел на задний план, но продолжал присутствовать, контролируя происходящее. Алексей сомневался, что этот тип доставит неприятности. Не та птица. Но директора завода он будет выгораживать до последнего, прекрасно понимая, что тонущий директор потянет за собой и его.