Валерий Брюсов
Защита

Эту историю рассказал мне полковник Р. Мы гостили вместе с ним в имении наших общих родственников М‑х. Дело было на святках, и в гостиной зашел вечером разговор о привидениях. Полковник не принимал в нем участия, но когда мы остались вдвоем (мы спали с ним в одной комнате), он закурил сигару и рассказал мне следующее:

– Случилось это со мной лет двадцать пять тому назад, а то и более, в середине 70‑х годов. Я тогда только что вышел в офицеры. Наш полк стоял в *, маленьком городишке -ой губернии. Проводили мы время, как обыкновенно проводят офицеры: кутили, играли в карты и ухаживали за женщинами.

Среди местного общества резко выделялась г‑жа С. – Елена Григорьевна. Собственно говоря, она не принадлежала к местному обществу, потому что прежде жила постоянно в Петербурге. Но, овдовев год назад, она безвыездно поселилась в своем имении, верстах в 10 от города. Ей было лет 30 с чем-нибудь, но в ее глазах, почти неестественно крупных, было что-то детское, придававшее ей неизъяснимую прелесть. Все наши офицеры увлекались ею, а я влюбился в нее, как можно влюбляться только в двадцать лет.

Наш ротный командир был в родстве с Еленой Григорьевной, и мы получили доступ в ее дом. Она нисколько не разыгрывала из себя затворницы, и свободно принимала у себя молодых людей, хотя жила почти одна. Нам случалось у нее обедать и проводить целые вечера. Однако, она умела держать себя с таким тактом и достоинством, что никто не мог похвастать ни малейшей близостью с ней. Даже острые провинциальные языки не могли уязвить ее никакой сплетней.

Я изнывал от своей любви. Больше всего меня мучила невозможность открыто в ней признаться. Я готов был на все на свете, чтобы только упасть на колени пред Еленой Григорьевной и сказать ей громко: «я вас люблю». Молодость немного похожа на опьянение. Ради того, чтобы полчаса побыть наедине с той, кого я любил, я решился на средство отчаянное. Зима была в тот год снежная. На святках, что ни день, то начинала крутиться метель. Я выбрал вечер, когда вьюга была особенно злая, приказал оседлать коня и выехал в поле.

Не знаю, как я не погиб тогда. Везде в двух шагах словно стояла серая стена. На дороге снег был чуть не по колено. Двадцать раз я сбивался с пути. Двадцать раз моя лошадь отказывалась идти дальше. Со мной была фляжка коньяку, и только потому я не замерз. Десять верст я ехал чуть ли не три часа.