ГлавнаяВетхий ЗаветВалерий БеловПятикнижие. Бытие. Поэтическое прочтение

Уменьшить шрифт (-) | Увеличить шрифт (+)

полная версия Пятикнижие. Бытие. Поэтическое прочтение

Валерий Белов
Пятикнижие. Бытие. Поэтическое прочтение

Глава 1 Сотворение мира

Земля была безвидна и пуста и свет из бездны

Не прорывался угольком костра… Вот так, любезный.

Лишь одиноко маялся тоской, витал Дух Божий.

Носился над водой, как заводной, ну, сколько можно!

Лень, как известно, развращает плоть, дух ссорит с телом.

И с воскресения решил Господь заняться делом.

(Многим из нас приходилось понимать, что они недостаточно усердны и требовательны к себе. Но продолжаться это бесконечно не должно и они сделают над собой усилие, заживут новой жизнью уже с понедельника, с начала новой недели. Семидневная неделя – это единица измерения времени, используемая во всем мире. Однако день её начала различается в разных культурах и странах: у некоторых неделя начинается в воскресенье, а у других в понедельник. Неделя с воскресенья начинается в христианских странах, потому что по библейским текстам это главный день недели. Наша же страна имеет статус светского государства, и хотя множество жителей России православные, неделю мы начинаем с рабочего дня.)

В своих деяниях Творец во всём слыл пионером.

Для нас, кто стал творения венцом, Он в том примером.

Чтоб вечно нам с лучиной не бродить, не зная, где ты,

Решил Господь немедля отделить нам тьму от света,

Чтоб на задворках нам не квасить нос у мирозданья,

И к светлой жизни паровоз нас нёс без опозданий.

(Возможно, паровоз – это не самый лучший транспорт для доставки людей к новой жизни, но люди, воспитанные при советской власти, прекрасно помнят слова из песни: "Наш паровоз вперёд лети, в коммуне остановка…")

Да будет свет! И вырвал Бог фитиль из рук курносой,

Светильник новой жизни засветил, снял все вопросы.

(Не будем ссориться из пустяка – не так всё было.

Мы ж, как судью, Опарина и К0 пошлём на мыло.)

(Теория происхождения жизни на Земле Александра Опарина, или теория первичного бульона, была разработана в начале 20-х годов прошлого века и стала, как учили в советской школе, одной из важнейших в истории науки. Согласно ей, возникновение жизни – закономерный результат химической эволюции соединений углерода. В отличие от неё создатели Библию создали свою Теорию креационизма утверждающую, что жизнь возникла благодаря вмешательству высшего существа, Бога, правда, неизвестно откуда взявшегося. Но необходимость его появления – вовсе не требует логического обоснования, построенного на причинно-следственной связи. Согласно Давиду Юму (1711-1776) , необходимость причинности – это вымысел нашего ума. В природе нет причинности, а есть лишь регулярности, с которым события одного рода следуют за событиями другого рода. В причине не заключается необходимой связи со следствием, в следствии тоже нет необходимой связи с причиной. Идея причинности основана на вере, которая, в свою очередь, основана на привычке. Любое отрицание высшего существа с позиции логики зиждется на ложном основании, как и теории образования жизни на Земле, обходящиеся без Бога. Таким образом, в вопросе акта Творения мы может все теории "как судью послать на мыло", воспользовавшись терминологией болельщиков, недовольных судейством футбольного матча.)

Ученье – свет. Творения итог – свет днём был назван.

Так с мракобесием покончил Бог и с жизнью праздной.

(Да, белый свет воистину хорош, а стало ль лучше?

На лучик сотни непотребных рож полезло тучей,

Понабежало в наш Эдемский сад козлов дебильных

Таких, что хочется в сердцах назад рвануть рубильник,

Не видеть засланных из-за бугра наш мир курочить,

И уничтожить безвозвратно грань меж днём и ночью.

Страну поджёг, фитиль зажав в горсти, Главэнергетик,

Чтоб мимо рта потом не пронести свои спагетти.

Над пепелищем разгонял он дым Адамом Смитом

И полюбился рыжий голубым антисемитам,

Особенно тому, что кулаком слезу размажет,

Когда под дядю Сэма дураком послушно ляжет.)

Что миром будет править темнота, Создатель злился.

Зловеще полыхали тут и там Его зарницы.

(Хранить подальше спички от детей не знал привычки,

И человечество, как Прометей, украло спички.

Придурковатый тащит для сестёр колпак, поленья.

Пылает инквизиции костёр…) И тем не менее,

Сумел Всевышний славно завершить в трудах день первый

И на ночь лёг немного подлечить больные нервы.

(Провидец знал, возможно не впервой, о тяжкой доли,

Что засыпать ему с больною головой на валидоле.

Взирая вместе с ним издалека на наши лица,

Твержу одно: несчастный, жив пока, не зли Провидца!

На пустыре взрастил Создатель плод без задней мысли

Не для того, чтобы в его компот ребёнок писал.

Ведь все мы в наших шалостях при Нём большие дети,

И потому пока ещё живём на белом свете.)

Умчалась ночь. За вечный долгострой немым укором

Взирал простор глазницею пустой. Настал день вторый.

(На диалекте скверно говорить. Чтоб песня пелась,

От благозвучья Слова уходить мне б не хотелось.)

(Оригинал "Елизаветинская Библия – перевод на церковно-славянский язык, современное написание. 1751 год." Бытие Гл.1. Стих 8 : "И нарече Бог твердь небо. И виде Бог, яко добро. И бысть вечер, и бысть утро, день вторый.")

Господь, чтоб мир скроить под свой аршин, встал спозаранку,

Надеясь самоцветом завершить Земли огранку,

Чтоб перстень на божественном персте жёг аметистом,

А прочие божки, какие есть, шли в атеисты,

От зависти взирали издали из дырок чёрных

На буйство красок матушки-земли вновь испечённых.

(Единобожие – это система верований, при которой признается только существование одного Бога. Но это место в Святом писании говорит о том, что единобожие имеет корни своего происхождения в политеизме, когда из многих богов выбирается главный, как скажем Зевс у древних греков. Но если пойти ещё дальше, то это коснётся и того обстоятельства, что в Иудаизме название Бога имеет несколько имён, но их произносить нельзя, и не только всуе, согласно заповеди. Этническая общность евреев образовалась из разных племён, у каждого из которых был свой главный бог. Иудейский универсализм привел к идее, что Бог Библии является богом не только евреев, но и всех людей вообще… а вот имён у него несколько.)

Из вод разрозненных, что в космосе неслись, являя небыль,

Навис над мирозданием карниз – Твердь стала небом.

Собрав отдельно все остатки вод, явил Бог сушу,

Во всё, что колосится и цветёт, вдохнувши душу.

Пирамидальные поставил тополя на службу даме,

Польщённая ответила Земля Творцу плодами.

Зазеленился саженцев горшок пучком соцветий.

Увидел Бог, что это хорошо. Настал день третий.

От лишней влаги землю осушил Мелиоратор,

Ну, разве что слегка переборщил, где Эмираты.

Собранье вод оформил Бог в моря и в океаны.

(Вдаль понеслись варяги почём зря и Магелланы

Под завыванья ветра и скулёж, скрип такелажный,

Перемежая жадность и грабёж с открытий жаждой.

Васко де Гама с горскою купцов плыл за корицей…

А слать Колумба и его гребцов я б не решился.

В мир новых неизведанных красот раздвинут шторы,

Полезет вслед за ними всякий сброд в конквистадоры.

Когда б подольше викинги дрались в своей глубинке,

До сей поры растили б свой маис ацтеки, инки.)

(Доколумбова Америка была известна своим богатым культурным наследием и прославилась своими выдающимися цивилизациями. Майя, Ацтеки и Инки характеризовались развитыми искусствами и архитектурой, системами социальной организации, развитой инфраструктурой и обширными торговыми сетями. Они владели знаниями в математике, астрономии, медицине и других науках, которые способствовали развитию и процветанию их обществ.

Европейский геноцид коренного населения Америки привел к гибели цивилизации доколумбовой Америки, что было не только потерей для этих народов, но и для всего человечества. Она служит напоминанием о необходимости уважительного отношения к различным культурам и историям, а также о том, что знание прошлого является ключом к осмыслению настоящего и формированию будущего.)

Ну, это в будущем случится, а пока по воле Божьей

По небу побежали облака сердца тревожить,

Чтоб было куда вперившись смотреть и вверх стремиться,

Где как татами выбивали твердь крылами птицы,

Да так усердно, вырвавшись из вод, по небу били,

Что млеком затянуло небосвод от звёздной пыли.

Мир затянули серой пеленой дни без заката.

И как узнать – сегодня выходной или зарплата?

Тогда воскликнул наш Господь в сердцах: «К чему будильник?

Создам для дня и ночи в небесах Я свой светильник,

А лучше пару – молвил Командир – с лица и с тыла.

Да не оставят беспросветным мир Мои светила».

Их тяжесть на созвездии Весов Господь наш взвесил,

На остов мирозданья с двух боков светил навесил.

Большое, что для управленья днём, на мир взирает,

А ночью малой спутницей при нём Луна зевает,

Дежурным светом освещает мир ночной смотритель,

Дел тёмных за прикрытыми дверьми невольный зритель.

Так день от ночи отделил Творец, а дни затмений

Для знамений задействовал Мудрец (или знамений?

(«ЗнАмение» имеет неподвижное ударение, при склонении оно не смещается. Если вспомнить этимологию слова, оно восходит к слову «знАмя».

В современных словарях стал появляться допустимый вариант с ударение на второй слог – знамЕние. Но пока каноническим и единственно верным считается вариант «знАмение».)

За диалект бьют люди чужаков с ожесточением.

Не важно ударение у слов, важнО значение.

Когда нас в спину тычет Божий перст, нужны ли прения -

То знамение Бог нам шлёт с небес или знамение?

Заложенную свыше в небесах Творенья смету

Нам как сороки на своих хвостах несут кометы.

На пустографке неба полотна вперёд на годы

Особо выделяется одна статья – расходы.

Да, заварил у вечности котла Создатель кашу,

И что ему сгоревшие дотла потери наши?

Тепло Ему даёт огонь сердец, дым ветром сносит.

И если надо, Бог ещё дровец в костёр подбросит.

Лишь копоть, чем чадит иной балбес, чернеет резко.

Её Создатель в новый свой замес сотрёт до блеска.)

Небесный свет просеял сквозь дуршлаг Бог деловито.

С бидоном выходила на большак Звезда Давида,

С Тевье-молочником на Млечный путь всходила рано

И, видно, преградила ту тропу, где шли бараны.

(Звезды, знаки на небосводе, ассоциируются у людей с чем-то важным, у каждой своя символика. Звезда Давида ассоциируется с израильским народом. Еврейская литература восходит к Ветхому завету. «Тевье-молочник» – цикл рассказов классика еврейской литературы Шолом-Алейхема. Его изобразительный, художественный ряд – трагикомический).

Полуголодные бредут стада по лужам талым…

Так неожиданно пришла беда к народам малым.

Звезда Давида шлёт евреям знак, что ноги свесив,

Очередной планирует теракт злой Полумесяц.

Ущербный месяц тщится отомстить Звезде Давида,

Терактами грозится погасить её либидо.

От возмущений солнечных дрожит небесный студень.

А на Земле над пропастью во ржи страдают люди.

(«Над пропастью во ржи» – роман американского писателя Джерома Сэлинджера. Имеет отношение к неприятию общих канонов и морали современного общества.)

Пока светила, где кому сиять, не разберутся,

Спокойно не придётся милым спать в своём кибуце.

И хочется соломки подстелить, где падать твёрдо.

Но слишком рано раны бередить на день четвёртый,

Когда всё только начало цвести, болтаться грушей…

Пришёл черёд воде переместить амёб на сушу.

Мир заселить довериться кому, решил Бог просто:

Родоначальницей вода всему, что жрёт и трётся.

Велел наш Боцман рыбкам золотым задраить жабры.

И вот уже по берегам крутым гуляют жабы.

Всему, что по дыханью нам родня, Бог пресмыкаться,

Плодиться дал приказ по зеленям и размножаться.

Так создал Бог зверей по роду их, скотов и гадов,

Вверх полетело чавканье одних, других – рулады.

И было на земле тогда не счесть плодов съедобных,

И как-то неприлично было есть себе подобных.

Все твари разделились на Земле по виду, роду,

Но было в первобытной той семье не без урода.

И несмотря на божеский наказ есть только траву,

Имели твари зубы на заказ не по уставу.

И вот уж в небе крыльями свистит совсем некстати

Не змей-Горыныч, сказочный наш тип, а птеродактиль.

(Не девушек в хоромы за квартал Змей тащит тощих -

На землю с неба щерит свой оскал бомбардировщик.

Когда б не сгинул ящур в мезозой, урод пернатый,

Ему б свой род определили войск творцы из НАТО.

А змей-Горыныч, нынешний герой, наш русский новый

Займётся, обожравшийся икрой, работорговлей.

(Новые русские – клише, обозначающее представителей социального класса, сделавших большое состояние после распада Советского Союза. Возникнув первоначально как нейтральное обозначение, термин вскоре после своего появления стал использоваться в отрицательном и ироническом значении: новыми русскими называют стремительно разбогатевших (как правило, сомнительным или незаконным способом) людей, крупных воротил-мафиози, при этом не обладающих высоким уровнем интеллекта, культуры или морали.)

Начнёт славянок русых поставлять гад в Эмираты…

А что впустую по небу летать, горючку тратить?)

Всё это – много позже, мы же вновь от нашей скверны

Вернёмся в мир, где царствует любовь, пока без терний.

Зверью и птицам приказал Господь за жизнь цепляться.

И понеслась, как одержима, плоть совокупляться.

Плодятся, размножаются стада без чувства меры.

(Что молодёжи служит иногда дурным примером.)

Живую плоть Господь благословил любить до стресса.

(Да я и сам когда-то кайф ловит с того процесса.

И даже если девы, как фантом, порой ужасны,

В подходах к размножению с Творцом я есть согласный.)

Трещат от брачных плясок камыши, мычат телята…

Так в гуле одобрений завершил Господь день пятый.

Содеянному в мудрой голове подвёл Бог сумму.

Поставить человека во главе Господь задумал

Владыкою над рыбами в морях и над зверями,

Синицей, что трепещется в руках, и журавлями,

Что клинописью пишут без чернил на неба блюдце,

На уговорчики, «чтоб я так жил», не поддаются.

(От Бога нам послание несёт клин журавлиный,

Мол, полагается во всём Господь на нас любимых:

Бдеть огород и садик свой растить без купороса.

Творящим козни надо зарубить себе под носом -

Кто лишку хватит от Его куска, Бог шкуру спустит.

Но я не стал бы всё же подпускать козлов к капусте.)

Искусственным дыханием рот в рот Бог жизнь в нас вдунул

И про сладчайший, но запретный плод ещё не думал.

Не думал Бог о нашем баловстве, грехе и злобе,

Ему хотелось лицезреть как всем Своё подобье,

Не всматриваться в отраженья гладь в неловкой позе,

А сверху с умиленьем созерцать любимый образ,

Как левый отражается сапог в любимом правом…

По той причине созывает Бог божков ораву,

Мечтавших вместе с Господом тогда о лучшей жизни,

Но сгинувших чуть позже без следа в монотеизме.

Хорошим исполнением Творец всегда гордился,

К божкам, творения создать венец, Бог обратился:

«Немедля человека сотворить, сшить не из лыка

И по тарифным ставкам утвердить его владыкой

Над всем живущим в небе, на земле, в воде и в прочем».

(Ну, скажем лучше, ничего себе круг полномочий!

Закрыв глаза на первородный грех и кто чем трётся,

Кого назначить в мире «Лучше всех», Бог разберётся.

Возможно, через миллионы лет с апломбом пышным

Дельфинам Бог отдаст приоритет над всем, что дышит.

В морских пучинах ангелы-гонцы восславят Бога,

А с плавниками новые жрецы им в том помогут.)

Бог в спешке человека без лекал с себя примером

Создал, но сильно подорвал единство веры.

Незыблемость её – Господь один – ползёт как каша

От обронённых слов: Мы создадим подобие Наше.

(Впредь свечкою задуется не раз единобожие.

Прости, Господь, но не один Ты нас лепил, похоже.

И у Тебя иных божков с пяток была бригада…

А может, чтобы уложиться в срок, так было надо?

Всё это мифов тотемических племён, суть, отголоски.

Гробов доисторических времён не тронем доски.

Вкусивших откровения экстаз мы не осудим,

Возможно, поумнее были нас, но всё же люди.

Приукрашали правду, как могли, в согбенной позе,

Чем вбили в наши слабые мозги сомнений гвозди.

В усердии стирали пот с лица, чтоб вышло краше.

И были безразличны мудрецам сомненья наши.

Во имя, во всесилие Отца псалмились, пели,

Его же ради красного словца не пожалели.

Но оказался до того мотив для сердца милым,

Что приняли мы как императив жрецов посылы.

Понятно их стремление – Божество очеловечить.

Но на вопрос о схожести с родством я не отвечу.

По образу, подобью своему Бог человека

Как создал? Хоть убейте, не пойму, умом калека.

Так многолико вышло существо, Творца созданье.

Мне Господа представить самого – как наказание.

Недаром церковь в мир внесла запрет – каким кто видит,

Нельзя изображать Творца портрет – а то обидит.

(По причине того, что Бог Отец не являлся людям в видимом образе, Стоглавый собор в 1551 году в 43 главе деяний указал запрет на изображения Бога Отца.)

Авторитет Создателя велик – кто ж усомнится?

И богомазу рукотворный лик грозил убийством.

Каноны сокрушали, как могли, иконописцы

И покаяние потом несли в своих темницах.

Лик светлый, образ Божьего лица кисть сотворила,

Но тайну про Создателя-творца мне не открыла.

Взирая на ущербну нашу плоть, с тяжёлым вздохом

Представил, как мог выглядеть Господь – мне стало плохо.

Таких наворотила дел вокруг Господня сила…

Неужто двух подобных нашим рук Творцу хватило?

Перемахнуть все разом города, хребты, отроги -

Зачем, простите, Господу тогда больные ноги?

В солёный океан их опустить, лечить подагру,

По мирозданью гоголем ходить и пить виагру?

И у какой провидицы спросить, чтоб разъяснила,

Как силу Духа можно разместить в душонке хилой?

Прости, Господь, рассудок мой больной, храни от СПИДа,

Но общее меж нами лишь одно, и то либидо,

В том смысле, что людей Ты наделил свободой воли,

Чтоб человек судьбу свою кроил самодовольно.

Но говорить про дел его итог мне неохота.

Вернёмся в цех, где не доделал Бог свою работу.)

Когда возник пред Богом без прикрас вопрос про гендер,

Иным богам Господь на этот раз не отдал тендер.

Любимых двух Господь наш сотворил, как свет из мрака,

И размножаться их благословил, пока без брака.

(Шло время золотое на дворе матриархата,

И слово папа местной детворе служило матом.

У безотцовщины иных нет слов в быту суровом.

Отдельных не было на свете вдов – все были вдовы.

Пока имели мамку на углу в чужом кочевье,

Колчан свой приторачивал к седлу пацан ничейный.

Детородящим был любой урод, себе начальник.

А женщин целовали только в рот, чтоб не кричали.

Не феминистки подняли главу. Представь, сестрица,

Легко ли без согласия в хлеву совокупиться

С насильником с вонючим от седла натёртым задом?

Рожай потом от этого козла таких же гадов!

Вопросом мучился весь женский род: когда кричала,

Зачем таких насильников как тот она рожала?

И появились племена тогда, сплошь феминистки.

Всем разом отрывали без суда они пиписьки.

Близ Амазонки женщины зонтом мужей мочили,

За что своё название потом и получили.

Под панцирь скрыли прелести свои, сродни улиткам.

Плодились, размножались лишь одни гермафродитки.

Но обнажить случится лишь при ком мужской цветочек -

Вмиг свиньям оторвут его на корм без проволочек,

Как корнеплод снесут мотню на двор кормить скотину.

Я очень понимаю кто с тех пор не ест свинину.

Пока обычай древний уважать не перестали,

Напрасно не пристало обнажать нам гениталий.

Пусть обзовёт ханжой неверный муж, но сам я лично,

Где женщины, замужние к тому ж, держусь приличий.

Шло время золотое на дворе матриархата,

Но женщина в терзаньях и в хандре не виновата.

Услышав от ребёнка: мой отец – у многих женщин

В минуту шло биение сердец за сто, не меньше.

Ведь были все они, как ни пляши, ничьи невесты…)

Так, недоделав что-то, завершил Господь день шестый

(Не шестый, а шестой сказать бы здесь не помешало,

Но хороша и калька, точный текст оригинала).

Творец наш землю, небо сотворил, всему начало,

И сам себя, похоже, убедил, что полегчало.

Жизнь нанизалась на земную ось и шла всё краше.

Как омрачаться Господу пришлось, увидим дальше.

Глава 2 Адам и Ева

Бог землю сотворил и создал твердь.

На день седьмой почил Господь без дела,

И было любо-дорого смотреть,

Как воинство чирикало и пело.

***

(Я не знаю как вас, а меня красота не боится

На полях среднерусской до боли родной полосы.

Вот ещё одна бабочка рядом со мною кружится,

Грациозно садясь на мои выходные трусы.

Яркий цвет лепестков городской суетой не загажен

И опасен для женских сердец как ночная свеча.

Впрочем, гостья моя, может статься, не бабочка даже,

А самец бабочковый, иначе сказать, бабычар.

На свои телеса допущу я его без опаски,

Дам почувствовать силу и власть над притихшим собой.

У природы живой, слава Богу, естественны краски

И совсем недвусмысленный цвет у небес голубой.

Я не знаю как вас, а меня красота не боится.

Да и сам, господа, я природной красы не бегу.

Комары меня любят и чтят, как родного кормильца.

А напрасно, ребята, ведь я и прихлопнуть могу.

Тащишь в дом для семьи иль один пропиваешь получку -

Всех самцовых похожий, друзья, ожидает конец.

За прекрасную даму, но слишком кусачую штучку

Погибает не в меру горячий комар-красавец.

Так и мы, беззаботнейшие нечестивцы,

Но в беззвёздную ночь в темноту проглядели глаза.

И взирая на наши прекрасные добрые лица,

Дай нам Бог, чтоб один небожитель другому сказал:

Я не знаю как вас, а меня красота не боится.

Вот ещё на мой ноготь большой опустился стервец,

Силой челюстей и дерзновеньем досужим кичится -

Но каков красавец и к тому же творенья венец.

Всяк порхает, жужжит, налетает, кусается, гложет,

О пощаде пищит, прочь летит со всех крыл, со всех ног.

Всё прекрасно, что создано в мире по прихоти Божьей,

И кто это поймёт – сам, наверно, немножечко Бог.)

***

И если раньше, как течение рек,

Всё протекало благовидно, чинно,

Едва лишь появился человек,

Как затруднения стали очевидны.

Ведь Бог ещё не посылал дождя,

И земледельца в мире не хватало,

Чтоб, воедино труд с землёй сведя,

Возделывать её без капитала.

Но поднимался над землёю пар

И влагой орошал землицы лице,

Чтоб в будущем по швам трещал амбар

От янтаря, что в поле колосится.

(Для скифа, оседлавшего простор,

Свобода булькает вином в стакане.

Он будет пить её родную до тех пор,

Покуда выворачивать не станет.

Склонить лепить бродягу калачи -

Трудней плевела отделить без сита.

Как всех к оседлой жизни приучить,

Столкнулся Бог в эпоху неолита

С проблемою, творению под стать.

Где есть станки, там всё решают кадры.

Но как заставить пьяниц созидать,

Останется в Писании за кадром.

И если с мужиком куда ни шло,

Ему ярмо влачить аж на край света,

Как городскую вывести в село,

В Писании не содержится ответа.)

Историю не надо торопить.

Используя свой негативный опыт,

Творения венец Бог изменить

Задумал кардинально до потопа.

Иных богов на этот раз гонец

Не стал искать и отрывать от пива.

И человека нового Творец

Решил создать уже без коллектива.

Земного праха взял Господь с бидон,

Приделал руки, ноги с головою,

Дыханье жизни вдунул в эмбрион,

И стал тот человек душой живою.

Определил Бог человека в рай,

Где воды тихи, реки неглубоки…

По описанию – благодатный край,

Недалеко, в Эдеме, на востоке.

Там все плоды обёрткой от драже

Приятны видом, годные для пищи -

Пусть человек прообразом бомжей

По райским кущам с голода не рыщет,

Скитальцем там не жмётся по углам,

Под древом жизни кров найдёт с постелью…

Взрастил там дерево добра и зла

Господь с одной ему понятной целью.

Запретный плод для ссор висит на нём,

Сладчайший вкус, во рту буквально тает.

(Как будто в том краю, где мы живём,

Без яблок нам раздоров не хватает).

Под щебет райских птиц встречать рассвет,

Хранить тот сад и славословить Бога -

Прекрасна жизнь, когда бы не запрет:

От дерева добра плодов не трогать!

Ослушаешься если – сразу смерть…

Выслушивая эти наставления,

Весь взбеленился, не ребёнок ведь,

И возразил Отцу венец творения:

«Садовник и потомственный семит

Я сад ращу, не ведаю покоя.

И если плод добра так ядовит,

Зачем тогда нам дерево такое?

Отвар не возбуждает аппетит,

С добра и зла компот и тот не сваришь.

Тому, кто волчьи ягоды растит,

Тамбовский волк растителю товарищ».

Расстроился неопытный юнец.

Да, он венец, но только на бумаге,

И не даёт ему житья Отец -

В раю порядки хуже, чем в ГУЛАГе.

(ГУЛАГ – Главное управление лагерей, название центрального государственного органа управления уголовно-исполнительной системой в СССР в 1930–1956 гг. Большинство историков считает, что первые концлагеря в современном понимании были созданы во время англо-бурской войны 1899—1902, однако так считают не все. Немалое количество историков считает, что первыми концлагерями следует считать лагеря для военнопленных во время Гражданской войны в США 1861-1865 гг.)

Верёвочку прилаживал к суку,

Вкруг дерева слонялся нощно, денно…

Увидев парня смертную тоску,

Причину осознал Господь мгновенно.

Не любо человеку одному.

Помощника такому парню надо -

Злопамятлив, горяч и потому

Не может без надзору и пригляду.

В обилии животных полевых

Создал Господь и птиц нагнал ораву,

Чтоб человек из тварей всех живых

Нашёл себе помощника по нраву,

Скотов и птиц всех именем нарёк -

Козёл вонючий или сокол ясный…

Но не угомонился паренёк,

Старания все выдались напрасны.

Несправедливо сын склонял Отца,

Катил баллон, в истерике катался…

(Ну, это я для красного словца,

Как мудрецы, слегка перестарался.)

Навёл Господь на парня крепкий сон

И усыпил его в одну минуту.

Ребро нащупал Бог и вырвал вон

(Как в клинике Скуратова Малюты).

(Малю́та Скура́тов – русский государственный, военный и политический деятель, один из руководителей опричнины, думный дворянин (с 1570), любимый опричник и помощник Ивана Грозного. Решительность и жестокость, с которыми Малюта выполнял все поручения царя, вызывали гнев и осуждение в боярской среде и в Земстве. Некоторые факты его биографии обросли вымышленными легендами. Образ послушного и бездушного исполнителя приказов царя нашел отражение в исторических песнях русского народа.)

Над телом колдовал – «Не навреди!» –

Творец, знакомый с клятвой Гиппократа,

Сомкнул остаток рёбер на груди

И натянул на рану плоть обратно.

Подругу парню создал из ребра

И в рай привёл совсем без покрывала…

(Матриархата кончилась пора,

Но меньше обездоленных не стало.

Мужчина справный, милая жена,

А лаются иных собак похлеще,

Как будто в них вселился сатана,

С небес на землю первый перебежчик.