Валерия Лагутина
Игры Богов. Любовь, Ненависть и Месть
Остатки крови тонкой струйкой полились из некогда дышащего жизнью тела, а девушка, как ни в чём не бывало, села на землю рядом и, вытерев нож о штаны, стала точить его лезвие о вынутое из кожаной сумы, висящей за спиной, точило.
–Улетай, голубка, в родные края, – еле слышимое пение девичьего голоса заставило Кайру оторваться от важного дела и прислушаться.
–Донеси, голубка, весточку мою, – доносится голос из лесной чащи и охотница, всунув нож в ножны, уверенно встаёт и, отряхнувшись, быстро идёт на его звук.
–Туда, где колыхаются пшеничные поля, туда, где у околицы мамка ждёт меня, – приближается пение, и вскоре Кайра выходит к лесному озеру у отвесной скалы, гремящему холодными струями ниспадающего водопада.
Там, плескаясь в студёной воде, сверкает, словно выточенными из слоновой кости, частями тела Йорка.
Замерев от неожиданно привалившей ей удачи, Кайра прячется за дерево и с интересом наблюдает.
Славличанка с головой ныряет в прозрачную воду и через мгновенье копна золотых волос радужным блеском разбрасывает миллиарды бриллиантовых капель, разлетающихся в разные стороны.
Тонкие руки с наслаждением тянутся вверх и упругое тело появляется из воды, показывая молодую круглую грудь с тёмными кругами вокруг сосков.
Грациозно встряхнув головой, девушка ныряет в воду, под самые струи водопада и скрывается в его бурлящем ниспадающем потоке.
Кайра осторожно выглядывает из-за деревьев и оглядывается.
Никого.
Значит, она здесь одна?
Это шанс. Может быть, единственный.
И женщина осторожно вытаскивает нож.
Йорка, тем временем, встряхнув головой, грациозно выходит из воды, виляя округлыми бёдрами и стряхивая с удивительно стройного тела ладонями остатки воды. Мягко ступая по каменистому берегу, она подходит к аккуратно сложенной одежде и в наслаждении вытягивается.
Прищурив один глаз, Кайра основательно прицеливается: « Ну, теперь – то тебе не уйти. Никто ещё не убегал от Кайры- охотницы живым», – злорадно думает она и вытягивает в броске руку.
Как тугая струна лука, выгнулось в изящном изгибе тонкое тело Йорки, и даже так ненавидящая её охотница на мгновенье залюбовалась этой чуждой её племени красотой.
Посторонний шорох, раздавшийся на противоположной стороне, заставил Йорку резко повернутся и, быстро наклонившись, собрать вещи в охапку.
И этого мгновения хватило, что бы спасти тонкую шею с пульсирующей веной от летящего в её сторону острого металла.
Брошенное мгновенье назад лезвие пронеслось как раз над её головой, срезав несколько золотых волосинок, и вонзилось в каменистую землю берега.
Повернув голову, девушка встретилась с выходящей из-за деревьев Кайрой и, видя её враждебность, отступила назад, испуганно прижав одежду к груди и озираясь по сторонам в поисках помощи.
–Зря смотришь, – нагло ухмыльнулась охотница, небрежно подходя ближе, – никого нет. Ну, кроме меня и тебя, разумеется. Но ничего, сейчас мы это исправим.
–Что тебе нужно? Я же ничего тебе не сделала!
–Ничего? Ты что, издеваешься? – удивлённо усмехается Кайра, подойдя почти в плотную к испуганной девушке:
–Да ты, сучка, украла у меня мужчину! У меня! Кайры!
– Прости, я не хотела, – запинаясь, пытается оправдаться Йорка и под натиском соперница спиной заходит в воду.
–Ну конечно, а я и не виню тебя, – разводит руками иирка, – это всё он. Но, не виляй ты так постыдно своим круглым задом и, – замолкает на мгновенье она, не зная, как бы ещё оскорбить девушку, – своими… – возбуждённо трясёт она руками перед лицом Йорки, – он бы так и остался со мной!
Кайра сильно толкает девушку в воду и та падает спиной на гладкие, покрытые водой камни.
Садясь на неё верхом, охотница пытается схватить её руки, злобно приговаривая:
– Но ничего. Как я уже сказала, мы это исправим. Ты же уже раз убегала? И почему волки тогда не загрызли тебя? Сейчас тебе не удастся вывернуться. Никому ещё не удавалось сбежать от Кайры – охотницы. Расслабься же, я обещаю, больно не будет.
С лёгкостью преодолев сопротивление Йорки, женщине удаётся скрутить её руки и подмять под себя. Всем телом наваливается она на бедную девушку, погружая её лицо в холодную, прозрачную воду и видит, как со дна на неё умоляюще смотрят два огромных, сливающиеся с озёрной голубизной глаза и кривятся, пытаясь поймать крохи живительного воздуха, синеющие губы.
Яркие языки пламени в каменном очаге освещают просторную юрту, выложенную цветастыми коврами и подушками, на которых вальяжно валяются довольные успешно выполненной миссией послы и рвут руками жареное мяса, обильно покрывающее золотые подносы. Струйки жирного сока стекают по их толстым, покрытыми перстнями пальцам и по чмокающим то ли от гастрономического, то ли от визуального оргазма губам, скрываясь в пышных бородах и усах.
Наблюдая, как три полуголые танцовщицы развратно крутят округлыми формами, скрытыми под полосками прозрачной ткани и трясут упругими голыми грудями с одетыми на соски массивными золотыми кольцами, Ратмир медленно облизал длинным, покрытым белым налётом языком жирные губы и почесал пальцами между ног.
–А, всё – таки, он не так плох, как говорят, – вытирая руки о подол, подвёл итог вечеру самый старший из них, Улушай и, подложив руки под голову, прилёг на спину, наслаждаясь неистовым танцем восточных красавиц.
–Да, барашек что надо, – потянулся к подносу Ратмир, выбирая кусок по-лучше.
–Да я о каюме, дурень, – засмеялся старшой и бросил обсосанную кость лежащей у его ног собаке, – Теймур, говорю, ничего так. Падкий до золота. С таким можно дела делать.
–Только почто его так все бояться? – спросил Ратимир. Облизнув жирные пальцы, он, обведя женщин проницательным взглядом, остановил его на яркой танцовщице с пышной, выпирающей из под тонкой полоски одежды грудью.
Да, действительно, что – то здесь не так. Просто как – то всё. Пришли, надарили безделушек, он и обрадовался? Как мальчишка?
Ратимир потянулся губами к торчащему перед его лицом возбуждённому соску развратной танцовщицы и, укусив его зубами потянул к себе. Захихикавшая танцовщица взяла своей рукой свободную грудь и пошлёпала ею по лицу опешившего от её наглости иссида:
–Мальчишка он ещё, – оттолкнул он женщину и, скрывая выпирающее под его животом возбуждение, начал копаться руками в кусках жирного мяса. – Глупый и жадный.
Зигфульд смочил руки в поданной ему чаше с водой и поманил к себе одну из девушек:
–Ну-ка, милая, поди сюда!
Девушка перестала танцевать, легко, на цыпочках подбежала к иссиду и, усевшись у его ног, стянула с них обувку и мягкими, массирующими движениями начала тереть его костлявые, покрытые редкими белобрысыми кольцами волос ноги.
–У, – выдохнул тот, – хорошо – то как! Надо наших баб такому же научить.
–Я вот так думаю, – сквозь дрему начал Улушай, – никуда он не пойдёт. Зачем ему? Если мы сами пришли, обещали ежегодную дань? Будет сидеть себе со своими бабами и барыши считать. А мы тем временем укрепимся как следует, подготовимся, и – на тебе! Просто так уже и не возьмёшь.
Широко зевнув, он открыл рот и звучно засопел, высоко поднимая широкую грудь.
Быстро перебирая руками, девушка пробиралась тонкими пальчиками выше по икрам ног к самым бёдрам Зигфульда, застенчиво улыбаясь и моргая мохнатыми ресницами.
– А ну-ка, – привстал мужчина,– пойдём, поиграем, – взял девушку за руку и повёл в дальний угол.
Ратимир, закончив обсасывать очередную кость, поманил к себе танцовщицу с пышными формами и развязал ворот рубахи.
Девушка быстро уселась к нему на колени, обвила шею одной рукой, а другой нежно коснулась волосатой груди и, нащупав выпирающий сосок, потёрла его крепкими пальцами.
–О-о-о!– застонал Ратимир и в предчувствии наслаждения закрыл глаза.
Умелые женские руки быстро стянули с него рубашку и сочные губы жаркими поцелуями стали покрывать обвисшую грудь и выпуклый живот посла.
У стены юрты сладко стонал лежащий на спине Зигфульд, крепко мнущий костлявыми пальцами обнажённые груди уткнувшейся ему лицом между ног танцовщицы. Широко открывая пухлый ротик, девушка обвивала губами твердую плоть мужчины, заглатывая её глубоко в свою глотку, и обеими руками массировала выпуклые соски на груди мужчины.
Посмотрев на спящего посла, оставшаяся без мужчины девушка смело подошла к подруге, ублажающей Ратимира, и, присев у его ног, медленно стянула мохнатые штаны, обнажив тонкие белые ноги и торчащий между ними среди бурых колец волос упругий член.
Танцовщица что- то шепнула на ухо подруге и та, подняв юбку, взгромоздилась на мужчину и плавно задвигала бёдрами.
Неожиданно полог юрты откинулся и сам каюм- баши с гневным видом вошёл в юрту, пиная попавшегося ему под ноги грызущего кость пса. Тот обиженно заскулил и, поджав хвост, метнулся к стене, тоскливо глазея на оставленную посреди юрты кость с лохмотьями мяса и облизывая мокрый нос длинным шершавым языком.
Тут же прервавшие любовные утехи девушки быстро поднялись со своих мест и, стыдливо прикрываясь руками, пробежали мимо каюм- баши и сопровождающих его воинов.
–Что? Что случилось?– натягивая штаны, спросил, озираясь по сторонам Ратимир.
Ничего не отвечая, каюм молча стоял, гневно дыша и раздувая тонкие ноздри. Ещё совсем недавно такой, казалось, добрый и ласковый правитель превратился в разгневанного зверя, готового разорвать любого приблизившегося к ним человека.
Тяжело дыша, он скрипел зубами и сверкал из – под чёрных бровей гневным взглядом, так не сочетающимся с голубизной его глаз, наблюдая за суматошными движениями ошарашенных такой переменой чужестранцев, в торопях прикрывающих свои обрюзгшие тела.
–Взять их! – вытянул Теймур в сторону испуганных такой переменой послов палец с огромным серебряным перстнем.
И тут же стражники, словно сорвавшиеся с цепи псы, утомлённые долгим ожиданием свободы, ринулись на беззащитных людей, заламывая им руки и скручивая верёвками вдоль сверкающих через разорванные рубахи белизной туловища.
– Да что такое?– пытался сопротивляться Улушкай, выдёргиваясь из цепких рук стражников, отчего одежда его ещё сильнее трещала по швам и раздиралась в клочья.
–Я принял вас в своём доме. А вы, – глаза каюма сверкнули неземным блеском, – заслали лазутчиков?
Крепко связав полуголых послов по ногам и рукам, тургары потащили их к выходу, собирая их босыми пятками разбросанные по ковру остатки одежды.
–Лазутчиков?– не понимали послы, вертя головами по сторонам и тщётно пытаясь ухватиться кистями рук за край ковра. – Мы никого не …
Сильный удар рукоятью меча по голове подошедшего со спины воина вырубил говорившего и он, распластав руки, уткнулся лицом в мягкий ворс ковра.
Подошедший к нему Теймур пнул неподвижное тело посла и сверкнул горящими от злобы глазами на притихших исидов:
–Вы познали моё гостеприимство. Теперь насладитесь моим гневом. Думаю, вы не сильно разочаруетесь. В степь!
Глава 15
По полу трюма в сторону дальнего, самого тёмного угла, прихрамывая, идёт спустившийся с мачты избитый кот. Ярко-красный след запекшейся крови на его спине смешался с рыжестью мохнатой шкурки. Жалобно мурлыча, он потёрся боком о лежащего на влажном полу измождённого Немого и, забравшись на его грудь начал зализывать кровоточащую рану.
– Что, досталось тебе за меня?– еле слышно спросил мужчина и слабо потрепал животное по склоченной шерсти.
Кот благодарно мурлыкнул и лизнул костлявую руку.
Немой закрыл глаза.
Детские воспоминания с новой нахлынули на него и он, впав в беспамятство, увидел проплывающие над ним голубые облака, берёзовые рощи и пышные булки свежеиспечённого хлеба. Вдыхая несуществующий запах, Немой откинул голову назад, и темнота на мгновенье накрыла его. Морщинистые руки с длинными когтями схватили его за плечи и два горящих глаза в упор посмотрели из темноты.
-Никому не скажеш-ш-ш-ш, – прошипел голос, и маленького мальчика укутала зловещая тишина с то и дело появляющимися обрывками звуков.
Топот бегущих ног.
Протяжный вой одинокого волка.
Хруст ветки.
Топот.
Пара мигнувших желтизной глаз.
Всплеск воды.
Тишина.
Пара крепких рук поднимает его и куда-то несёт.
– Славный малыш. Можно хорошо за него выручить.
Мальчик слегка приоткрывает закатывающиеся глаза.
Яркий солнечный луч бьёт ему прямо в лицо.
Небо. Плывущие облака. Зелёные верхушки елей…
Белки глаз закатываются, и бессильные веки опускаются, проваливая память в темноту.
Подойдя к своей юрте, Каюм-баши увидел распластавшегося у её входа стражника.
Острая игла больно кольнула его холодное сердце и странное предчувствие беды наполнило его нутро.
–Говори, – вмиг пересохшим горлом тихо приказал Теймур.
–Я только на миг отошёл, – запинаясь, не отрывая тело от земли, забормотал воин, – а её – уже нет. С рабыней ушла, в степь, сказали часовые. С какой такой рабыней, спрашиваю. Ну, говорят, высокая такая, здоровая. А я что – то и не припомню такую.
–Короче говори, – замирающим от странного предчувствия голосом прошептал каюм и пнул ногой в живот лежащего тургара.
– Ну, я следом. Вижу, да, на конях, двое. Я догонять. Мол, как же, без охраны -то? А тут она и лежит.
–Лежит?– не понял Теймур, но внутренний голос уже шептал ему ответ на этот вопрос и он застывшими глазами посмотрел на распластавшегося у его ног воина: «Лежит? Почему? Здесь? Или?» – и, перешагнув через дрыгающееся в рыданиях тело, подошёл к юрте и дрожащей рукой откинул полог.
– Ну, она, Ханым- баши, – еле слышно ответил ему в спину стражник и, уткнувшись лицом в пыль, застонал, – виноват я, каюм, не углядел. Любую кару приму.
На цветастом покрывале лежала Хайна.
Такая – тихая.
Лёгкая улыбка застыла на её сочных губах.
Длинные чёрные ресницы, кажется, сейчас взмахнут и откроют небесно-голубые глаза.
«Спит. Испугал кто? Узнаю, кто, убью, задушу своими руками», – облегчённо подумал Теймур и, тихо подойдя, присел рядом и взял её за руку.
Мертвенный холод обдал его горячую ладонь и мужчина, испуганно отдёрнув руку, посмотрел на любимую.
Только сейчас, вблизи, он увидел расползшееся мокрое пятно на её груди, распустившееся алым цветком на красной шёлковой рубахе.
Что?
Нет!
Это просто разлитое вино!
Трепещущей рукой каюм потянулся к нему и на мгновенье так и замер с поднятой рукой, понимая и, в то же время, не желая принимать страшную правду.
Нет.
Сейчас она откроет глаза.
Сядет.
Покорно посмотрит на него.
Столько лет прошло?
Почему она до сих пор не смогла простить и полюбить его?
Ведь он так много сделал. Вся степь была в его власти. И даже народ, так боящийся его в начале пути, теперь уважал и боготворил его.
Нет, конечно, и боялся тоже. Боялся его строгости, дисциплины.
Но как же без этого?
Разве мог он достигнуть всего этого, не держа руку крепким кулаком?
Только так, жёстко поддерживая налаженный порядок, можно сохранить власть.
Он сдержал своё слово, данное степнякам.
Ни одного из них он не покарал просто так, ради мести или забавы.
Все, казнённые им, этого заслуживали: кто за трусость, кто за бесчинство к соплеменникам.
Но, с другой стороны, и награды для лучших из его когана, были достойными. Если ты хороший воин, то ждут тебя чины и богатство.
Да, в начале пути ему пришлось пожертвовать многими достойными людьми. Но все они были, так или иначе, против него самого и против его планов. И народ в то время был на их стороне. Разве мог он позволить тем ничтожным в своей власти людишкам отнять у него мечту?
Хайна.
Теймур понимал, что всё, что удерживало её около него, это сначала любовь к матери и брату, а потом, после того, как старуха умерла, а Алгаш вступил в ряды его воинов, их сын.
Пусть он и не был плодом их любви, но она выносила его под своей грудью и, как и любая женщина, любила своё чадо не меньше, чем отец.
И он, их сын, любил мать не меньше, чем его отец.
Лёгким движением Теймур коснулся груди женщины и почувствовал на своих пальцах вязкую, так хорошо знакомую ему массу.
Освещаемый тусклым светом лампады, Дохлый, аккуратно расставляет разбросанные по трюму тюки и бочки и недовольно ворчит::
–То – же мне, нашли мальчика на побегушках! Дохлый, туда, Дохлый, сюда! Сделай то, сделай это! Затем, что ли, в море пошёл? Рыбачил бы себе да рыбачил. Думал, вот, в разных странах побываю, диковинки всякие посмотрю…
Вздохнув, он присаживается на край деревянного короба и, поставив перед собой амфору с изображёнными на ней обнажёнными девами, продолжает вещать:
–А на деле что? На берег сойти и то путём не дали. Говорят, молод ещё, опыта нет. Да и драчливый. Натворю что, потом расхлёбывай. А я что? Я смирный! Меня не тронь и я не буду.
Задумываясь, он с силой сжимает жилистые руки и смотрит на них:
–И этот, то – же мне, устроил петушиные бои всем на смех. Я то что, думал, по всем правилам, как на большом базаре. А это что? Поржать, да и только! Э-эх, – вздыхает он, – кулаки чешутся. Подраться бы! Что б по-настоящему, по-мужски. Да не с кем. Боцман узнает, семь шкур спустит.
Услышав тихий шорох у стены, мужчина замолкает и тут же, погрозив в сторону пальцем, предупреждает:
–Э, нет! Не обманешь! Кис-кис, рыжик, выходи!
И, взяв лампу, в наклон идёт на звуки:
– Киса, киса, кис-с! Иди, маленький, я тебя не обижу! Кис- кис!
Из-за бочки мелькнул рыжий хвост и, подойдя ближе, Дохлый заглянул за неё, осветив высоко поднятой лампой лежащего без сознания мужчину, о ноги которого тёрся рыжий негодник.
–Эй, – позвал его балт, – как тебя там? Ты чего? Жив или как?
Не услышав ответ, мужчина обошёл бочонки и приложил ухо к груди незнакомца.
– Вроде жив. Ты того, не умирай. Погодь маленько. Я сейчас!
Глава 16
На тысячи километров раскинула свои просторы бескрайняя степь. И ещё более бескрайнее ночное небо смотрит на неё мигающими миллионами глаз.
Покой.
Тишина и покой.
Место жертвоприношений, затерянное где-то между холмами, утопает в окружающей его темноте и покорно ждёт своего часа.
Нарастающий из-за горизонта гулкий топот копыт несущегося к жертвеннику табуна будит спящие холмы.
Несколько всадников галопом несутся первыми. За их спинами, волочась по колючему сухостою, бьются по земле связанные по рукам и ногам иссыды.
Освещаемая сотнями факелов конница останавливается у трёх вкопанных в землю столбов, густо обложенных сухой соломой, образуя вокруг них широкий круг, в центре которого на высоком деревянном помосте лежит мёртвая Хайна, укрытая красным, расшитым золотыми узорами, покрывалом. У её подножия стоит большой плоский камень со следами давно засохшей крови.
Четверо всадников, спустившись со своих лошадей, отцепляют от них длинные прочные верёвки, связывающие окровавленные тела в изодранных одеждах, в которых можно еле узнать недавних послов – иссидов и несчастного тургара, упустившего Хайну, и тащат их в центр круга.
Привязав еле-живых людей к столбам, последнего они просто бросают на плоский камень и отходят в стороны.
Из темноты, словно ниоткуда, появляется голый Шаман. Его необычно красное, разукрашенное чёрной картой звёздного неба, тело завораживает и пугает.
Громко ударив в бубен, он запрокидывает голову наверх и, широко открыв рот, испускает из него уносящуюся в ночное небо струю огня.
–Ты был плохим воином, раз не смог уберечь свою госпожу, – наклонился над распростёртым на камне голым тургаром Теймур – Но твоя душа ещё может послужить нашему славному делу. Умри достойно, и твои родные не останутся без моего покровительства.
Положив ладонь на грудь воина, каюм-баши выпрямился и обвёл взглядом окружающих:
– К западу от нашей степи простираются богатые пушниной и золотом леса. И скоро они станут вашими, мои славные воины! Отомстим за смерть вашей госпожи кровью диких племён!
–Да! Да!– безумно закричали тургары и застучали мечами .
–Их вождь, – кивнул каюм в сторону приговорённых, – хитёр! Но я хитрее. Их народ силён. Но мы – сильнее! Их племена разобщены, а мы – сжаты в мощный кулак! Кто победит в великой битве?
–Мы! Ты, великий каюм! Тургары!– раздалось со всех сторон и степь оглохла от звона рвущегося в бой оружия.
Довольно осмотрев свой народ, Теймур подошёл к одному из послов и усмехнулся:
–Мира! Вы просили мира! А сами заслали ко мне лазутчиков, которые отняли у меня самое дорогое, что было у меня. Так ли поступают преданные мне люди? Я говорил, что подумаю. И ваш поступок не заставил меня это делать долго.
Подойдя к другому, каюм взял иссида за подбородок и заглянул ему в третий глаз:
– Вы возомнили себя хитрыми трёхглазыми богами. А на деле оказались лишь глупцами, думающими обвести меня. Вы хотите мира? Что ж, это ваше право. Но вот вопрос, хочу ли этого я?
И, выпрямившись, обвёл взглядом своё войско:
– Все они, – указал он рукой на пленников, – слишком лёгкая добыча, что бы мы отказались от неё!– и, распахнув в широких объятиях руки, обратился к восхищённо слушающим его тургарам:
– Моя дорогая Хайна! Мои славные воины! Нас ждёт весёлый костёр!
Поочерёдно подходя к каждому из столбов, Шаман выдыхает на него огонь, который охватывает еле живых, но ещё достаточно сильных для того, что бы кричать, людей.
Не обращая внимания на их вопли, он наклоняется над лежащим в центре тургаром и, что-то прошептав ему, высоко заносит длинный кинжал и насквозь пробивает им грудину.
Полупрозрачное облако вылетает из кровоточащей раны и зависает в воздухе над растерзанным телом.
Всунув когтистые руки в нутро бедняги, Шаман копается в нём и вскоре вытаскивает окровавленное, но ещё бьющееся сердце и протягивает Теймуру.
Взяв живой кусок плоти, каюм внимательно смотрит на него и, поднеся к лицу, жадно вонзается в него острыми зубами, отрывая кровоточащие кусочки.
И с каждым проглатыванием очередного куска, воздушное облако всё ближе и ближе подплывает к Теймуру, пока, наконец, в его руках не останется ничего и тогда потерявшая своего хозяина душа медленно растекается по телу своего нового владыки.
Почувствовав это слияние, Каюм резко выгибается назад, закрывает глаза и, сильно ударив себя в грудь, кричит в окружающую его, брезжащую первыми лучами рассвета, степь:
–У-у-у-у-у-а!
«У-у-у-у-а!»– эхом вторят ему воины, и звон сотен саблей поднимает ото сна отдохнувшую равнину.
Высокое солнце опаляет своим жаром лежащего на сухой палубе Немого и толпу любопытных балтов, окружающих его, наперебой перебивающих друг друга:
–Дышит? Ухо, ухо приложи! Да, да, послушай! А Дохлый – то прав! А может того, нечистый? Да брось ты! Не видишь, плохо ему. Да не, нечистый не дался бы.
Масса солёной воды, выплеснутая Дохлым из кадки на мужчину слегка привела его в сознание. Немой, захлёбываясь, глубоко вздохнул, подняв тощую грудь и быстро и тяжело задышал, приоткрыв глаза.
Через настилающую взгляд пелену смутно виднелись размытые силуэты фигур, освещённых размазанным по небосклону солнцем и наклонившихся над ним.
– На южном рынке много дадут за белого мальчика – всплыл в памяти Немого низкий мужской голос.
Мужчина попытался открыть глаза шире, что бы рассмотреть говоривших, но белки глаз закатились за закрывающие их веки и непроглядная темнота, просочившаяся в мозг, окутала всё тело мягким бархатом.
–Вроде жив!– оглядел всех Малыш и быстро встал от незнакомца, увидев приближающегося Боцмана.
–Сколько же он так? – Продолжали переговариваться балты, образуя проход для сурового моряка.– Да седьмицу точно, не меньше. Чай, как в море ушли? Ну да, не с неба же свалился!
–Ну, что там у вас? Дохлый нечистого поймал?– дав подзатыльник замешкавшемуся юнге, прикрикнул Боцман и, уперев жилистые руки в бока над широко расставленными ногами, подозрительно посмотрел на лежащего без сознания мужчину:
–Это откуда ж такой взялся?
Растолкав моряков, Дохлый вышел вперёд и, активно жестикулируя, затараторил:
–Я того, как ты сказал. Пошёл в трюм. Слышу, шорох.
– Да не тараторить ты, как сорока на дереве, – прикрикнул старый моряк, – по существу давай.
–Ну, думаю,– нетерпеливо начал балт, но толчок кулаком в бок заставил его оглянуться и, тормознув самого себя, продолжить, – теперь- то ты от меня не уйдёшь! А тут этот, за бочками. Ну, я парней позвал, мы и вытащили.
–Жив? – Кивнул в сторону Немого Боцман и присев на колено, приложил к груди мужчине ухо и взялся пальцами за тощую кисть.
–Да вроде дышит, – оглядел всех Малыш.
-Вы, двое, – поднимаясь, кивнул моряк на Дохлого и Малыша, и добавил, усмехнувшись, – то же мне, сладкая парочка, унесите ка его вниз, что ли. Да отвар дайте, из ложки. А я к капитану. А вы все, по местам, что ли!– и окинув всех суровым взглядом, повернулся к ним спиной.
Исполняя его приказ, Малыш с Дохлым подошли с двух сторон к Немому, присматриваясь, как бы поудобнее того взять.
–Давай за руки его, что ли, – почесал за ухом Малыш, пристраиваясь к ногам незнакомца, – а я за кочупатки возьму.
Дохлый берёт двумя длинными жилистыми руками тонкие руки Немого, осторожно поднимая их, как бы боясь сломать.
–Ниже, ниже, под кисти бери, – советуют всезнающие моряки.
–Чего рты разинули? – оглянулся Боцман на оставшихся наблюдать за усилиями Малышом и Дохлым моряков. – Своих дел мало?
И балты, огорчённые прерванным лицезрением зрелища, стали разбредаться по палубе, тихонько переговариваясь меж собой:
–А, можа, и вправду, нечистый какой? Человеком обернувшийся? -Ты дурак? У него ж хвост и рога должны быть. А ты их видел?
–Да, рога и копыта не спрячешь!
–А ты проверял? Может, ещё в штаны заглянешь, хвост посмотреть?
–Ну, тя! Тебе надо, ты и смотри!
–Чего ты там копаешься? – недовольно ворчит на друга Малыш, стоя спиной к другу и крепко держа Немого за поднятые ороговевшие ступни ног.
Дохлый хватает незнакомца за кисть, но она, вспотевшая от жаркого солнца, выскальзывает у него их рук и Немой головой бьётся о дощатую палубу.
–Ну, – оборачивается, услышав глухой стук, Малыш, крепко держащийся за поднятые ороговевшие ступни ног незнакомца, и недовольно сплёвывает:
–Да что б тебя! Ну, скажи мне, из какой дыры ты вылез?
–Да знамо, из какой, – пожимает тот плечами, – у баб это, одна только…
– Придурок, – перебивает его Малыш. – Я не про то!
–А про что?
–Ладно, – обречённо машет рукой крепыш, – Проплыли. Давай, бери крепче, что ли!
И, видя, что парень снова хватается за мокрые кисти рук незнакомца, с раздражением прикрикивает на него:
–Да руки ему оботри!
– Обо что?– осматривается тот.
– Да хотя б об себя!
И, наблюдая, как этот высокий здоровый дылда вытирает руки Немого о свои потёртые засаленные штаны, усмехается про себя:
«И куда смотрела мать – природа, когда одарила такого верзилу куриными мозгами?»
Глава 17
До сих пор радующийся своему чудесному спасению, Балтозар медленно едет на уставшем от много – часового бега коне по бескрайней засыпающей степи.
«Хорошая баба, – вспоминает он Хайну, – красивая, смелая. Прям как наши. Жаль, мужик есть. Но ничего, победим каюма, к себе заберу».
И тут вспомнил иирк несметные полчища тургар, их железные мечи и диковинные кольчуги. Табуны лошадей, закованных в стальную сбрую и тысячи костров.
Да, нелегко будет им в предстоящей битве.
Ну да ничего!
Где наша не пропадала?
Ииркам тоже палец в рот не клади. Откусят по самое плечо. А если ещё иисиды примкнут, и славличи… Вот тогда и посмотрим, кто кого! Хотя, честно признаться, воины из славличей так себе, если не хуже. Но ничего, для общей массы сойдут. Надо бы только оружия раздобыть, да по – больше.
Балтозар посмотрел на небо правее себя.
Безжизненная темнота ночного неба сливалась с такими же безжизненными равнинами земли. Ни малейшего намёка на присутствие какой- либо жизни. Казалось, земная Пустошь протянула свои мёртвые объятия и коснулась самого неба, поглотив мерцающие на нём звёзды. Её чёрные щупальца тянулись дальше и дальше на северо- восток и скрывались где-то далеко за укутанным мглой горизонтом.
Бальтозар медленно перевёл взгляд левее.
Словно вырвавшиеся из объятий смерти, на бархатной черноте одна за другой загорались яркие огоньки далёких звёзд, мелкой россыпью разбросанные по всему небосклону.
«Сбился немного, – подумал мужчина.– Надо бы южнее держать. Ещё чуть – чуть и до Пустоши будет рукой подать. А там места гиблые. Лучше и не ступать к ним близко».
Мужчина хотел было уже повернуть узды левее, как что – то большое и мерцающее далеко впереди привлекло его внимание.
«Красиво – то как! Что же это»?
И, движимый природным любопытством, тот – час забывший об опасности, Балтозар направил свою лошадь прямо в сторону так совсем недавно пугающей его Пустоши.
-Ты красивая, – обходя девушку вокруг, подтвердил Теймур. – Как тебя зовут?
Пленница вопросительно посмотрела на него, и каюм тут же понял свою ошибку:
– Ну да, конечно же, ты не понимаешь.
Мужчина погладил золотистые локоны волос:
«Какие мягкие. Не то, что у…»
Загорелое улыбающееся лицо Ханны с жёсткими рыже-чёрными прядями волос словно из тумана возникло перед лицом каюма и он, распахнув шёлковый халат, обнажил свой крепкий торс и закрыл глаза.
– Любимая, – прошептал он.
Девушка быстро вскинула на него взгляд и тут же опустила его, отметив про себя атлетическую фигуру повелителя.
Там, у себя на родине, ей сказали, что она будет дорогим подарком для великого каюм- баши. Отлично осознавая свои обязанности, девушка противно морщилась, всю дорогу представляя, как будет заниматься любовью с жирным (ну, или тощим, какая разница) стариком. Но теперь… Сладкие надежды замелькали в её стыдливом уме и девушка уже начала представлять, как будет ублажать повелителя, надеясь стать его единственной и любимой госпожой.
Белоснежная рука дотронулась до атлетической груди повелителя, скользнула по телу ниже и коснулась его пальцев .
Малышка Хайна дёргает Теймура за руку:
– У меня ножки болят.
-Давай, залезай ко мне на спину, – приседает Теймур и девочка, обвив тонкими ручонками его шею, цепляется ногами за талию мальчика.
-Господин, – услышал Теймур незнакомый голос и открыл глаза.
Белокурая обнажённая красавица стояла прямо перед ним и широко улыбалась.
–Ты красивая,– жёстко прозвучал голос каюма и он, освободив руку, отошёл от девушки.
«Как он хорош! Наверное, сейчас он возьмёт меня на руки», – подумала та и прикрыла глаза, готовая испытать все радости наслаждения.
И тут…
Сильный удар шёлкового хлыста прервал её грёзы, оставив тонкие кровавые следы на бархатной коже.
–Но ты не Хайна.
Девушка удивлённо повернула голову и увидела холодные глаза красавца, занёсшего над ней рукоять, с собранным пучком разноцветных шёлковых нитей.
– И мне не нужны твои ласки.
Удар.
Ещё.
По спине, животу, груди.
Кровавые полосы, остающиеся от весело свистящей плётки, покрыли вздувшуюся от ударов кожу, навсегда сметая сладостные думы о вершинах блаженства.
– Мне нужно только твоё тело
Укрываясь от взмахов, девушка упала сначала на спину, потом на бок, на колени и, наконец, поползла к выходу.
