Валентина Ми
И вздохнула она, легко и свободно
Глава 4
А утром Анна поехала к родителям и всё рассказала маме, даже про одинокий день рождения.
Мама, к удивлению, восприняла эти новости со вздохом облегчения.
– Ну, наконец-то. Вот и хорошо. Теперь ты откроешь другую страничку в своей жизни. А папу я подготовлю. Он тоже будет рад этому.
В праздничные дни Анна решила навестить мамину подругу, живущую в сельской местности, в ста км от города. Тётя Вера уже долгие годы жила уединённо. Она была на пенсии, но работала удалённо. В её судьбе была какая-то трагическая тайна, что, как ни странно, подняло и возвысило её над суетой жизни. "Когда-нибудь она мне расскажет о себе", – надеялась девушка.
А пока поеду, пообщаюсь, и посоветуюсь с ней, насчёт обложки нового автора. Может, тётя Вера подскажет какую-нибудь идею.
Это был довольно захватывающий сюжет. Молодая женщина родила слепую дочку. Вердикт врачей был однозначным: никогда дитя не будет видеть этот свет. Муж, да и родители советовали ей оставить ребёнка на попечении государству: „Не порть себе жизнь, ты ещё молодая, родишь другого“.
Но мать решила по-своему. „По каким-то неведомым, таинственным причинам, прошлой жизни наших предков, мы с мужем навязали девочке такую горькую судьбу. Это мой крест, моя боль, моя беда, которую я и должна нести“. Сюжетная линия была взята из жизни.
В двадцать семь лет женщина осталась одна, потому что муж, который вроде бы её любил, ушёл. Он не понимал, зачем мучить себя и смиренно принимать такие жизненные удары, если для этого есть государство?
Анна с Верой уходили в лес, и как будто попадали в волшебную сказку. Серебристыми искрами сверкал снег под ногами, на деревьях блестели бриллиантовые сосульки.
Женщины часами гуляли, вдыхая чистый воздух, и размышляли над превратностями чужих судеб, обсуждая, как лучше оформить книгу.
– Ты должна вложить в её невидящие глаза – зоркость, чтобы ребёнок светился изнутри, – советовала ей Вера. – А рядом с ней пусть будет мать, с любовью, нежностью, вглядывающаяся в её серебряные глаза. Из таких детей вырастают сильные, и в чём-то талантливые личности.
…Обложка удалась. Это была одна из её лучших работ в издательстве. Коллеги поздравляли её, а Анна думала: "Всё нужно пропускать через себя. Зрячие глаза слепой девочки – это ведь и мои глаза".
Глава 5
Вернувшись домой, Анна окунулась в будни.
Теперь у неё был спокойный ритм жизни, больше свободного времени. Она любила свою однокомнатную квартиру, интерьер которой сама и продумала.
Красивый яркий диван на кухне гармонично сочетался со шторами. Подвесная корзинка с аппетитными фруктами, картина на стене, всё подобрано в одном стиле и цвете.
В комнате преобладали светлые тона, что придавало всей обстановке лёгкость, воздушность. С потолка и до самого компьютерного столика свисали искусственные орхидеи с дополнительной подсветкой вокруг них.
А на противоположной стене – встроенная ниша с электрокамином, который был почти как настоящий. Даже слышались тёплые звуки весело потрескивающего пламени. Придя домой после работы, Анна разжигала повсюду свечи, включала светильники, камин и сразу в квартире становилось празднично, уютно. Обиды, разочарование растворялись и появлялось ощущение защищённости, покоя в своём доме.
Пришло чёткое понимание: надо поблагодарить судьбу, что разорван бессмысленный союз, в паутине которого находилась долгие годы.
Иногда, Анна вспоминала слова Жоры: "Ты, кажется, прошла мимо чего-то ценного. Найди его…"
"Нет, ничего не буду предпринимать. Хватит мне унижений", – решила она.
Надев наушники, под аккомпанемент любимой мелодии Анна бродила по лабиринтам интернета, в поисках интересных каналов, тем, блогов. И однажды наткнулась на удивительный музыкальный видеоролик. Загадочный образ женщины плыл, летел, кружился по экрану под чудную мексиканскую мелодию без слов. Её лицо скрывала то снежная пыль, то искристая звёздная россыпь, то восточный никаб прикрывал её облик, но везде сверкали, светились глаза. Это была женщина-фея, женщина-мечта. Она медленно, как опахалом взмахивала длинными тёмными ресницами, пронзая, завораживая сочным цветом синих глаз.
Viola tricolor – медленно проносились по экрану слова. – Анютины глазки.
Нежно и трепетно колыхалась фиалка, окрашенная в три цвета. И каждый лепесток сообщал, оповещал о своём – надежду на взаимность, удивление от несправедливости обиды и печаль от неразделенной любви.
"Блогер до кого-то хочет донести свою мысль, ведёт безмолвный разговор с кем-то. Кто автор?" – встрепенулась девушка и зашла на главную страницу сайта. Он, Валентин Максимов – тот самый, который через несколько дней после знакомства предложил ей выйти замуж.
Она зашла к нему в "Фейсбук" и там тоже увидела эту сказочную женщину. Стала читать посты, комментарии, вникала в его мысли, стараясь понять, насколько он близок ей по духу. Но запросов о дружбе не отправляла, ничего не предпринимала, не пыталась с ним встретиться. Отметила только, что он был моложе неё на два года.
Анна потихоньку привыкала к одиночеству и даже почувствовала вкус к этому. Часто брала билеты то на концерт, то на спектакль. И шла туда одна, хотя были у неё близкие приятельницы, с которыми можно было договориться, но ей было комфортно с само́й собой.
Однажды ей попалась статья, которая зацепила такой фразой: „быть одному и быть одиноким – это не одно и то же… Мы всегда будем чувствовать себя одинокими и покинутыми, когда отказываемся от себя“.
"А ведь это так и есть, – думала Анна, – в последние годы я всё явственнее чувствовала непонятную пустоту в душе, было странное ощущение какой-то потерянности. Только тогда я это объясняла перепадами настроения, не углублялась в своё состояние".
О Евгении она теперь вспоминала изредка, но всегда с сожалением об утраченных впустую годах. "Пусть будет счастлив, но подальше от меня, – вздыхала она, – всё-таки столько лет были близки".
Глава 6
Уже было начало марта. В тот вечер Анна взяла билеты на концерт в Филармонию. Приехал знаменитый скрипач Дэ́вид Гарретт.
После работы решила зайти домой, чуть отдохнуть, приня́ть душ и пойти. Открыв дверь, она увидела Женю, который как ни в чём не бывало, сидел на кухне, уплетая котлеты, которые она вчера приготовила.
– Ой, Ань, наконец-то, – он всегда так разговаривал, с ленцой, будто вёл снисходительные разговоры.
– Что ты тут делаешь? Я все твои вещи отнесла матери. Что тебе нужно?
– Да, ладно Ань, садись, поговорим, нельзя на людей обижаться. Будь выше всяких дрязг.
Анна сняла верхнюю одежду, села напротив и стала с интересом его разглядывать. Боль от его неожиданного предательства уже давно прошла. Теперь, здесь, на кухне, она смотрела на него отстранённо, как на постороннего человека.
"Вот сидит передо мной красивый, напыщенный индюк, мнящий о себе, – размышляла она, – такой вальяжный, уверенный в своей неотразимости. Это сейчас я так думаю о нём, а ведь поначалу Женька преподнёс себя в выгодном свете – добродушный, юморнóй, заботливый, обаятельный. И вот первое впечатление закрепилось в голове. Потом, когда уже привыкнешь, привяжешься, то не обращаешь внимание на всякие шероховатости, нестыковки в поступках, словах, потому что в голове отложилось то самое благостное впечатление.
А после он нашёл моё слабое место – стеснительность, робость, неуверенность в себе. И часто повторял фразу: „Ой, Ань, что ты без меня бы делала? Ты у меня такая несчастная, стóя спишь, и с юмором проблемы. Хорошо, что я у тебя есть“.
Эти слова вызывали некоторое смутное раздражение, внутри шевелился, ёрзал неприятный комочек обиды, досады. Ей хотелось как-то дерзко ответить ему, ведь он унижает её. Но Анна заглушала, подавляла внутренний, молчаливый ропот.
А что Евгений представляет из себя? Работает в какой-то оппозиционной газете, постоянно выставляет в сеть стихи, рассказы, отправляет их на различные конкурсы, надеясь, что однажды засверкает и о нём заговорят.
Как-то, придя на работу, Анну все нáчали поздравлять.
– Что же ты нам ничего не рассказываешь, твой-то Нобелевскую премию получил.
Она была удивлена, прочитав новость в интернете. Женька загадочно улыбался, ничего не отрицал, а спустя неделю выяснилось, что это он сам выставил фейковую новость.
– А какая разница, – нисколько не смутившись, объяснял Евгений, – всё равно стану лауреатом.
– Ты сначала сделай так, чтобы на тебя обратили внимание, ведь ни одного скачивания нет.
– Времена такие, – небрежно бросил он тогда, – Дарью Донцову сейчас читают. Так много баб развелось в литературе, что не знаешь, как им рот заткнуть. Ты лучше разрекламируй меня в своём издательстве.
„Не зря же говорят: чем мельче человек, тем активнее бьёт себя пяткой в грудь, – она даже не вслушивалась в его речь, погрузившись в свои мысли, – строение лица у него такое, что через год-два второй подбородок поплывёт вниз, а его склонность к полноте уже привела к валикам по бокам“.
– Ну, так как, Анна, договорились? – донеслось до неё. – Что молчишь? Согласна?
– А в чём проблема?
– Ну как ты слушаешь? – недовольно и капризно протянул он. – Пока меня не было, изменилась в худшую сторону, выглядишь неважно, постарела. Тебе так плохо без меня? Вот видишь, мы не ценим того, кто рядом, вот и ты, наконец, поняла, – он закинул ногу на ногу и продолжил, – а ведь это твоя вина, что я ушёл. Не выдержал твоего эгоизма.
Аня насмешливо смотрела на него: "он даже не представляет, что я о нём сейчас думаю".
– Хорошо, а сам, как прошёл испытание и временем и расстоянием? Стал меня ценить?
– Ну в паре, всегда кто-то любит, а кто-то позволяет себя любить. – Это я должен обижаться. Сколько раз я тебя просил пристроить в издательство мой сборник рассказов, продвинуть его. Даже самую малость не смогла для меня сделать.
– Спасибо за откровенность, спасибо, что позволял любить себя. Ладно, надоело, вставай, я на концерт опаздываю. Ты уже чужой на этой кухне. Понял?
– Да никуда тебе не нужно, не выдумывай. "Это слабые мстят, сильные прощают, а счастливые забывают"3
– Хватит сыпать тут чужими цитатами. Мне уже некого прощать, потому что тебя нет в моей жизни. Не тешь себя иллюзиями. Вставай.
Евгений внимательно всматривался в неё. Снисходительность в глазах исчезла, появилось недоумение, удивление.
– А ты изменилась, раньше так не разговаривала со мной.
– У меня было много времени задуматься над нашей жизнью.
– Твоё раздражённое состояние я понимаю. Это ревность. Ладно, давай решим вопрос, из-за чего я сюда пришёл. Мне нужна новая машина, эта барахлит постоянно. Тебе креди́т дадут, скажи, когда пойдём в банк?
Анна охнула от его наглости и цинизма. "Так вот о чём он долбил, пока я задумалась".
– Ты посмел заявиться ко мне с таким предложением? Значит, я должна брать деньги для постороннего человека? А ведь я уже закабалялась для тебя, забыл?
– Это была наша семейная машина, имей совесть.
– Ну да, только пользовался ею ты. И даже уходя, забрал её.
– Я же говорю, человек должен быть выше всех этих обид, семейных разлад. Будь возвышеннее, ты женщина.
– Так попроси свою новую пассию, она же у тебя при деньгáх?
– Софья не работает, там отец всем рулит. Он ни в чём ей не отказывает, но не позволит таких расходов для меня. Я думаю, можно оформить договор на три года. Не волнуйся, дорогую машину не возьму.
Анна всплеснула руками от его изумительного бесстыдства.
– Как много я могла бы сейчас сказать, переворошив совместно прожитые годы, – вздохнула она. – Но не буду. Так перегорело, что даже лень о чём-то вспоминать. И умещу всё в одном, ёмком, глубоком слове: Прощай.
– В тебе сейчас говорит обида, я же знаю, что ты до сих пор меня любишь и тоскуешь. Что плохого в том, чтобы помочь любимому человеку?
Он лениво встал, медленно дошёл до двери, остановился, обернулся и снисходительно, глядя на неё, добавил:
– Я сейчас уйду, а ты остынь, успокойся и позвони ко мне насчёт креди́та. И ещё, – в его взгляде появилась надменность, – подумай в ком причина нашего расставания – во мне или в тебе? Если бы родила ребёнка, то я бы никуда не ушёл, а ты пошла и сделала аборт. И нет тебе моего прощения.
У неё перехватило дыхание от внезапно вспыхнувшей ненависти к нему. С яростью толкнула его в спину, и он, споткнувшись о порог, чуть не растянулся на лестничной площадке.
Со злостью захлопнув дверь, быстро вышла на лоджию, стала ходить из стороны в сторону, бить руками по перилам, пытаясь успокоиться. Его едкие слова укололи, обожгли, потрясли своей бессовестностью, подлостью. Это был удар под дых. Ей казалось, что она задохнётся от бушующих внутри эмоций. Он только что разрушил, уничтожил крохи тех приятных воспоминаний, которые были в их совместной жизни. Теперь осталась одна неприязнь к нему. "Сколько погубленного времени и ради чего? Ради кого? Ради этого самовлюблённого нарцисса. Подонок, с кем я связалась, – застонала Анна, – у него во всём виновата я".
