Валентин Колесников
Замковая гора. Сборник мистических историй

Книга – 2
Таинственная незнакомка
Глава первая

Мистические приключения, что произошли со мной вчера, не хотели исчезать бесследно из памяти. Я никак не мог поверить тому, что, прожив эти четыре дня в пятьдесят втором году, в восемьдесят первом никто и бровью не повел, не заметив моего исчезновения. Но перемены, которые произошли с моим телом, я ощутил сразу. Мой шрам на лбу куда-то бесследно исчез, словно никакого следа от копыта жеребенка и не было вовсе, а на месте небольшой вмятины, на темени головы от удара сухой веткой яблони моим двоюродным братом, сыном дяди Вани, и следа не осталось. Все это подтверждало тот факт, что я таки был там в пятьдесят втором, и что мой юный двойник, то есть, я сам, себя уберег от неприятных ссадин, а двойника от будущих, которые судя из моих изменений на теле, уже произошли. Значит, подтверждается тот факт, что наша реальность существует параллельно с реальностью такой же, но только в прошлом.

Из командировки вернулся Любченко. Привез массу впечатлений от поездки. Восхищался, обилием продуктов на полках магазинов «Питера» и полушепотом сетовал на нашу бедность.

Но романтический настрой Александра Владимировича к Ленинграду, не мешал ему требовать от подчиненных исполнения плана работ. А мои приключения, которые прочно засели у меня в голове мешали этому. Мешали сосредоточиться на работе, но, поскольку работа для меня была хорошо знакома и отлажена, я выполнял ее в срок и почти механически точно и безошибочно. Это в значительной мере помогало мне размышлять и сопоставлять факты моего недавнего происшествия. Неприятно было лишь одно, это то, что я никак не мог ни с кем поделиться, обсудить свое приключение и благополучно забыть, чтобы спокойно жить и зарабатывать себе стаж на будущую пенсию, до которой оставалось мне жить еще 27 лет.

Однажды, Любченко собрал нас перед началом работы на рабочую пятиминутку и сообщил, что руководителей секторов обязали организовать движение по наставничеству. Я не придал этому особого значения и продолжал выявлять в чертежах конструктивные ошибки, устранять их по установленным Гостом правилам и информировать об этом производственные цеха.

Тамара Петровна, при каждом моем уходе в цеха, сразу же срывалась с места и следовала за мной по пятам. Мне это крайне не нравилось. Но, зная обидчивые нравы женского характера, я не стал ей ничего говорить об этом. У меня еще теплилась надежда, на то, что это всего лишь случайные производственные дела и только. Но, это стало системой. Я не выдержал и сказал Любченко. Тот спокойно ответил:

– Тамара Петровна приказом по заводу назначена официальным наставником. Ну а поскольку у нас молодых, или нет, вновь прибывших сотрудников, кроме Вас Валентин, никого нет, вот Вас, и закрепили за ней.

– И, что теперь, эта сотрудница будет бегать за мной и в туалет? – Любченко хитро улыбнулся, затем серьезно ответил: – Ей доплатили до зарплаты десять рублей за наставничество, но в ее обязанности еще и входит дисциплина подопечного. А еще в конце каждого месяца она должна отчитываться в проделанной работе по наставничеству Гольде в письменной форме, подавать за моей подписью количество решенных вопросов с Вами.

– А нельзя, как-то ограничить ее гончие бега за мной? – на, что, Любченко ответил коротко.

– Нельзя.

На следующий день в нашей группе, Исай с Тамарой Петровной, поджидали меня у рабочего места Александра Васильевича.

– Валентин, что это Тамара Петровна жалуется на тебя, что ты не подходишь к ней и не задаешь вопросы по наставничеству?

– А, что, Саша, ты считаешь, что у меня должны быть производственные вопросы к женщине, не имеющей высшего технического образования? – я сказал эти слова, не глядя в сторону Тамары Петровны. На что она вдруг фыркнула, как взнузданная лошадь и громко, на весь отдел, выкрикнула:

– Меня назначили приказом по заводу наставником именно к Вам, и я обязана выполнять предписания начальства!

– Значит, Вы плохо работаете наставником, раз об этом я узнаю именно от Вас только сейчас! – парировал я ее выкрики, и тоже громко и на весь отдел. Тамара Петровна схватила папку и вылетела в слезах из отдела. Немного погодя, Исай сообщил мне, что Тамара подала заявление в дирекцию завода с просьбой снять с нее общественную нагрузку по наставничеству из-за производственной необходимости и большой занятости в цехах. Любченко пригласил меня на свой приставленный стул к письменному столу его рабочего места, за которым он работал.

– Валентин Альбертович, поскольку Тамара Петровна из-за завала в работе не может тянуть еще наставничество, то я внес дирекции завода предложение, назначит Вас консультантом-наставником для стажирующихся двух студентов, прикрепленных к нашему отделу. – Он выдержал паузу, затем продолжил, – Как, Вы согласны?

– А разве на нашем заводе требуется согласие подчиненных?

– Существует установленная процедура, согласно которой я довожу до Вашего сведения данный вопрос.

– Конечно, согласен.

– Ну, тогда ожидайте приказ, когда он вступит в силу, я пришлю к Вам студентов.

Таким образом, справедливость была восстановлена, и моя работа на заводе пошла в новом русле производственного процесса. Мои мысли были заняты цеховой рутиной и выявленными ошибками в конструкторской документации, исправления, вносимые в чертежи, надо было согласовывать с конструкторским отделом разработчиков, и думать о моем путешествии в прошлое было некогда, да я уже об этом приключении почти забыл. И только каждый раз по дороге домой, когда проезжал на трамвае поворот на Старый Подол на отрезке пути к остановке Крытый рынок, старое название Житный базар, перед глазами вставала картина недавнего происшествия. В памяти всплывало лицо девушки, которая помогла мне выбраться из прошлого, и которая встретилась случайно мне перед моим восхождением на Замковую Гору по лестнице. Эта странная встреча все настойчивее проникала в мое сознание с одной и той же мыслью, что была не случайной. Предопределенной, каким-то мистическим образом, о котором я не мог знать. Если предположить, что этот феномен проявляет себя время от времени, то внедряясь в пространственно-временные перемещения можно менять судьбы людей, а значит, исторические события могут протекать иначе. В конце концов, это может привести к хаосу и неразберихе исторических процессов в мировом социуме. Отсюда напрашивается вывод, что такие аномальные зоны должны находиться и, безусловно, находятся под контролем неких сил, которые строго следят за внедрением в эти зоны случайных людей, одним из которых и оказался я. А эта девушка, представительница стражей этого портала времени и в ее задачи, очевидно, входит сторожить этот портал. Так я представлял деятельность незнакомки, действующей столь профессионально быстро и без суеты, выведшей меня из стихийного заблуждения. С такими мыслями я приехал домой после работы. Двенадцатого октября в понедельник с зарплатой. Зарплата у нас обычно выдавалась 10 -го числа, каждого месяца, но в 1981 году десятое октября попадало на субботу и деньги выдали нам в понедельник. Я зашел в супермаркет «Велика Кешеня» купил бутылку шампанского «Брют» и явился домой. Жена была очень рада, и мы сели на кухне ужинать.

На следующий день, как обычно, я ушел на работу. Нудная рутинная и не интересная трудовая деятельность ради куска хлеба, была тосклива и невыносима. А, когда тебе еще напоминают сотрудники, особенно Тамара Петровна, как бы невзначай: «Не мог себе интересней найти занятие, чем здесь бумажки перекладывать, а Валентин?» – мне хотелось ей ответить не лестными словами. Но в силу своей воспитанности я сдержанно сжимал зубы, отворачивался от назойливой сотрудницы и шел по своим рутинным производственным делам в цех. Так прошел этот рабочий день вторника 13 октября 1981 года. Ровно в 18 – 00 я вышел на свежий воздух за проходную завода. Погода не по-осеннему стояла еще теплая, легко и свободно дышалось. Трамвай, громыхая, подкатил, и я вскочил в распахнутые двери. На повороте в направлении Подольского рынка, трамвай вдруг сильно тряхнуло, и он резко остановился, два пассажира свалились в проходе. Водитель открыл двери и сообщил, что произошла авария, что трамвай дальше не пойдет. Пассажиры вынуждены выйти. Хорошо, что к метро недалеко, и я пошел аллеей в этом направлении. Внезапно меня легонько кто-то взял за локоть. Я обернулся и обмер, рядом со мной стояла та самая девушка, которая вывела меня из прошлого 1952 года.

– Здравствуй, – ангельским мелодичным голосом, растягивая слова, почти пропела она. Я открыл рот от неожиданности, растерялся и не знал, что ответить. Мы стояли, и смотрели друг на друга. Девушка ждала, что я отвечу, я же оцепенел от внезапной неожиданности, не зная, что говорить. Затем спохватился, промямлил в ответ:

– А, это Вы? Ну, здравствуйте! – далее я снова умолк и не знал, что говорить. Короче вел себя, не уверенно от этой неожиданной встречи. Пауза снова затягивалась, первой нарушила молчание она.

– Меня зовут Лыбедь.

– Как сестру трех братьев? – невозмутимо спросил я у нее, не поверив, что это та самая Лыбедь. Девушка, вопросительно взглянула на меня и удивленно спросила:

– А откуда ты знаешь, что у меня были три брата?

– Девушка, не разыгрывайте меня, лучше скажите мне правду. Вы такая красивая, а так искренне верите в сказки, что я могу поверить Вам, что Вы сестра Кия, Щека и Хорива?

– Да, это так и есть. – Не возмутимо пропела она с легким акцентом, растягивая слова. Лицо ее при этом омрачилось, по всей видимости, от моего неверия.

Я не знал, что ответить. Если бы это была случайная прохожая и стала говорить мне подобное, я бы, конечно, не стал бы с ней разговаривать, понимая, что она не в себе. Но, поскольку девушка сыграла ключевую роль в моем приключении, значит тут что-то скрыто, что-то не так, и требует более основательного разбирательства. Пока я размышлял, она смотрела на меня своими удивительно красивыми черными глазами, ожидая ответа.

– Вы, извините меня, – начал я, запинаясь, и не совсем еще овладел собой. – Я не представился, меня Валентин зовут. – Заговорил я, чтобы хоть как-то смягчить неловкость первых минут знакомства. На ее лице мелькнула чуть заметная улыбка, и она ответила мне:

– Я знаю.

– Что Вы знаете?

– Знаю, как тебя зовут.

– Откуда Вы можете знать, я ведь с Вами только вот начал разговаривать?

– Я была свидетелем твоего зарождения. – Я снова подумал, что меня умело, разыгрывает актриса с легендарным именем Лыбедь. Но, выждав немного, чтобы хоть, как-то придти в себя и собраться с мыслями, спросил:

– И, как же?

– Будешь иметь выход из невидимой реальности в материальный мир, через наш коридор времени, чтобы посеять себя в новую жизнь. Это произойдет тогда, когда ты окончишь свой материальный цикл и перейдешь в невидимый мир.

– Хотите сказать, когда я умру?

– Да. – Она прямо и открыто, без тени смущения смотрела на меня. Я же не знал, что сказать. Тем временем она продолжала:

– Напряги свою генетическую память, когда ты еще не был в материальном мире, что ты помнишь? – я снова был озадачен и растерян. Затем попытался вспомнить, что было до моего рождения. И перед глазами стали возникать картины воспоминаний до рожденной жизни. Я вдруг понял, что мне припомнилось.

– Лыбедь, вот я вижу в памяти, что выбираю свое место рождения на Земле. С высоты небес желто-зеленое пространство постепенно рассеивается.

– Это ты принял решение придти в этот мир. – комментировала Лыбедь. – А дальше?

– Вижу четче, проступают облака и синее небо, внизу Земля. Рядом со мной еще несколько воплощающихся.

– Это твои дальне родственники, они пойдут раньше на Землю.

– Нас пять или семь. Мы общаемся друг с другом и договариваемся встретиться на земле.

– Для чего вы хотите встретиться?

– Чтобы бороться против страданий, конкретнее против войн, приносящих эти страдания.

– Очень хорошо, а дальше? Что было дальше? – девушка очень внимательно слушала меня и участливо поощряла вопросами мои ответы.

– Дальше я вижу сфинкса в долине Гизы, рядом пирамиды Хеопса. Нет, я не хочу здесь родиться, и перемещаюсь за океан. Вижу статую Свободы, что в Нью-Йоркской гавани, ее шипы и чувство, что здесь я могу родиться в Африканской семье. Меня напугали острые шипы на голове статуи, я отказываюсь и здесь.

– Где ты хочешь воплотиться в плоть?

– Я помню Зимний Дворец Санкт-Петербурга, и хочу быть там. Перемещаюсь в Рим. Вижу знаменитую статую Волчицы, кормящую своих щенков. Отказываюсь и здесь, мне необходимо увидеть Зимний Дворец. Перемещаюсь дальше. Уже совсем близко Земля, а назад пути нет. Билет только в один конец к Земле, необходимо воплощение и вижу ажурную вязь зеленых куполов. Да это Зимний Дворец с его архитектурой. Я иду туда. И приблизившись ближе, вижу, как я ошибаюсь. Вернуться ввысь, для перемещения дальше, нет запаса высоты, внизу крыша Андреевской Церкви. Что ждет меня там внизу?

– Что ты видишь? – Лыбедь певуче спросила меня.

– Вижу Старца с длинной седой бородой ниже пояса. На нем грубая накидка из грубого полотна Подвязанная вокруг талии веревкой, на плече, на длинной веревке заплатанная сума в руке у него посох с крюком на верхнем конце посоха в виде полукруга. Слышу голос.

– Что тебе говорил женский голос тогда?

– Бросать в гурьбу женщин в черных и длинных одеждах, сбившихся в кучу у ступеней Андреевской Церкви, и что-то хватающих, как стая ворон на пиршестве. Седой Старец стоял и смотрел на них в стороне.

– Это Андрей Первозванный в невидимом мире, он ждет тебя, чтобы провести тебя к пункту назначения, для рождения в плоть.

– И снова я слышу женский голос: «Бросай в толпу и следи, кто возьмет, за тем и следуй». За спиной в моем походном рюкзачке был собран нектар для пропитания в дороге. Ободряющий голос снова мне говорит: «Бросай не бойся!». Я достал голубой сгусток нектара и бросил весь запас, без остатка, прямо в женщин в черных одеждах. Расталкивая друг друга, каждая из них старалась схватить мой нектар. Но тут в борьбу вступил Старец. Он бросился в эту кучу, расшвырял многих и хватая нектарные сгустки, которые бросали туда же другие прибывшие, клал себе в суму, так в его суме оказался и мой нектар. Затем, не говоря ни слова, повернулся и стал уходить низ по Андреевскому Спуску в сторону Замкового строения. Слева я вижу двухэтажный дом с подвальным помещением и слышу голос Старца: «Кто туда идите!». Он не успел еще договорить, как кругленький и толстый, как колобок быстро проковылял кривыми ножками к подвалу, а мы продолжили свой путь. Вот и Замок, но мы идем дальше. Наш поводырь не отсылает нас туда. Мне стало не по себе. А проводник идет к Замковой Горе, и я уже изрядно устал, а Старец идет по тропинке вверх на Замковую Гору.

– Сейчас ты увидишь меня в невидимом мире. – Сказала Лыбедь.

– Да я помню, что Старец подошел к Вам, и вы в окружении гурьбы детей с ним беседовали. Мне показалось тогда, что он у Вас спрашивал разрешения на что-то.

– Да это верно. Он через известный уже и тебе коридор входит в материальный мир там его знают под именем Дорош. Он обходит всех, кто по его милости родился в плоти.

– Да, я помню Старца. Бабушка давала ему хлеб и кормила его борщом. А мать ругала бабушку, чтобы она не прикармливала Старца.

– Ты помнишь, что было дальше?

– Да, конечно. Я долго шел за ним. Очень устал и проголодался. Я уже не мог идти, когда Старец присел у пня. Он достал из своей сумы лук, чеснок и ломтик нектара, с голубым небесным цветом лежала эта еда. У меня уже не было сил подойти и взять еду, чтобы подкрепиться. У меня оставались сила только на то чтобы протянуть руку к этому пню с едой и взять вожделенный нектар. И тут я снова слышу женский голос: «Бери сначала лук, потом чеснок и потом уже возьмешь нектар». Я протянул руку к еде, не дожидаясь разрешения Старца, взял ломоть лука. Последние силы мои иссякли, оставался последний рывок донести до рта этот ломтик луковицы. Когда я откусил кусочек луковицы, силы мгновенно влились в меня, чеснок я уже смог взять и сесть более уверенно и наконец, рука дотянулась до нектара, эта еда вернула меня к жизни, и это был мой первый вздох при рождении. Как видите Лыбедь, я вспомнил все, что было до моего воплощения в плоть. И теперь я хочу спросить у Вас, что Вы делали на Замковой Горе, когда Старей спрашивал у Вас разрешения.

– Моя плоть похоронена там. А коридор воплощает меня в материальный мир, где я могу спокойно общаться с Вами не опасными для меня людьми вот уже много веков, оставаясь, такой, какой ты меня видишь.

– В это трудно поверить, что такое вообще возможно. – Крайне удивился я. Но сомнения мои заколебались, вспоминая недавние приключения в прошлом 1952 году. Вдруг я потерял дар речи, вспоминая, как беспокоится моя жена. Я уже давно должен был находиться дома.

Лыбедь, словно прочитала мои мысли, сказав: – Не надо волноваться, оглянись вокруг.

Я огляделся по сторонам и замер, все вокруг меня стояло и не двигалось. Люди замерли в неподвижных позах и не шевелились.

– Ты, Вы, остановили время? Как это возможно?

– Этому научил меня коридор, тот которым ты попал в прошлое. А домой ты попадешь вовремя.

– А кто еще знает о существовании коридора?

– Только посвященные. Но они не могут им пользоваться, потому, что не знают циклов времен. Одной монахине Флоровского монастыря, который был когда-то на Замковой Горе, удалось случайно, как и тебе узнать один виток цикла. Она однажды ушла в прошлое и поменялась там со своей молодой плотью. Вернулась в монастырь ее молодая плоть, удивив своей молодостью монахинь. Но обмануть время нельзя. На следующий день она вернулась обратно и осталась дома. Ты же знаешь, что коридор имеет свойство закрываться и кто не знает расписание, не возвращается никогда в свое время.

– Да, кажется, где-то читал о чудесах на Замковой Горе. Вот если быть точным примерно так описан этот исторический факт, как Вы рассказываете, Лыбедь.

– Ну, что же, давай будем прощаться.

– Скажите, я очень волнуюсь, все-таки я беседую с живой легендой, династии основателей Киева. Скажите, мы с Вами еще встретимся?

– Я очень на это надеюсь. Так как движение планеты Земля в ближайшие ста миллионов лет не собирается меняться, то наш коридор останется стабильным все это время.

– Надеюсь на скорую встречу.

– Я тебя сама найду. – Сказав это, девушка медленно таяла на глазах и исчезла. Пассажиры с сошедшего с рельс трамвая задвигались, спеша к станции метро «Красная Площадь». Я последовал за толпой пассажиров…

Глава вторая

Засыпая, лежа в постели, я сквозь дрему стал размышлять над своей семейной жизнью. Прошел год, как я женился и очень люблю свою жену. Детей мы решили пока не заводить. Сначала надо пожить для себя, осмотреться, затем уже принять окончательное решение и заняться воспитанием новорожденных. С такими мыслями от тепла, уютного семейного гнезда пришел сон, как дуновение весеннего ветерка с запахами первой весенней листвы смешанный с запахом трав. Вдыхая аромат каштановых волос моей жены, вызывающий ассоциации весеннего ветерка, принесшего эти чудесные запахи весны, я не заметил, как погрузился в сон. Перед моими глазами поплыли картины сновидений, где я видел себя ученным, то воином, то мальчиком, сыном кузнеца…

…Машина времени доставила этого мальчугана к нам из глубины веков. Ему было лет двенадцать, не больше. Одет он был красочно в богатых одеждах. Скорее был похож на маленького Мука и з детских восточных сказок, чем на красивого европейского мальчишку.

– Я родился, – начал он свой рассказ, – в семье кузнеца. Отец мой, Гаврила Умелец, славился своим кузнечным мастерством и богатырской силой. Он мог одной рукой поднять быка и на спине внести на гору, что возле мельницы, арбу, груженную мешками с мукой. – Мальчик солидно подбоченился, видно было, что он гордится своим отцом.

– Меня зовут Николкой. У меня еще было семеро братьев и сестренка. Отец, как старшего меня, часто брал с собой в лес за дровами, для добывания древесного угля. И мы иногда проводили за работой там несколько дней. Однажды, как и в прошлый раз, мы отправились с ним на нашей кобыле, запряженной в арбу, в лес за дровами. Дома осталась мамка с маленькими моими братьями и сестренкой. Отец в прошлый раз наметил и ободрал кору внизу на стволах нескольких сосен, они уже высохли и ждали, когда мы их срубим на дрова. В лесу было так тихо и таинственно, только в верхушках шумел ветер. Мы въехали на поляну. Там был с покосившейся стеной сруб. В хижине мы нашли шкуры на лежанке и на печи. Нашли заготовленные припасы, лук и картошку. Здесь мы собирались пробыть с неделю. Это было наше строение, где можно было ночевать и зимой, не боясь лютых морозов.

Отец будил меня с восходом солнца и до заката мы валили сосны. Я сбивал ветки, отец рубил их на дрова. Нарубив полную арбу дров с верхом. Для этого по бокам арбы втыкались ровные и длинные ветви и можно было грузить в этот воз сколько сможет дотащить наша лошадь. И с набитой до отказа арбой мы двинулись в обратный путь. Когда за поворотом дороги появилась первая обгорелая изба, сердце мое тревожно забилось в груди.

– Снова пожар у Ракитина. – Сказал отец. Но это был не пожар – это было целое пожарище. Наш хутор сгорел дотла. Ни одной избы не осталось целой. На пепелищах бродили ставшие бездомными собаки, и время от времени слышался их жуткий вой. Отец, что есть мочи, погнал лошадь к нашему дому. На дороге попадалась разбросанная в беспорядке разбитая посуда, кадки, трупы стариков и женщин и убитый скот. Страшно стало в этом мертвом хуторе.

Вот, наконец, наша изба. Груда еще дымящихся головней да пепел на месте жилья. И мертвая мамка, и мои братья, и сестричка. Мамка лежала у самого кострища со стрелой в груди. Отец подошел к матери и вытащил стрелу из груди. Он внимательно осмотрел стрелу.

– Татары! – сказал сдавленным голосом, повернулся и пошел к тому месту, где была кузница. Там, порывшись в золе, он достал лопату с огарком держака. Вытащил огарок из лопаты и вставил на его место длинную ветку, которую вынул из арбы, подпиравшей дрова. Братьев и сестренку, и мамку мы похоронили. Дальше отец, выбрав из золы уцелевший инструмент, кое какую посуду, погрузил все это на арбу, и мы двинулись в обратный путь к покосившейся халупе. Там и стали жить. Я помогал отцу обрабатывать огород, подправлять вместе с ним сруб. А когда с этим управились, отец стал мастерить лук. Стрелы он сделал с металлическими наконечниками. Когда пришла зима, отец ездил на лошаденке подальше в лес на охоту и приносил с собой туши оленей. А однажды притащил на прицепленных к лошади жердях медведя. Из медвежьей шкуры получился хороший и теплый жупан, а медвежье мясо было очень сытно и вкусно. Жили мы с отцом в достатке и тепле. Только чувство постоянной тоски по людям, по мамке и сестренке усиливалось и не проходило. Однажды, весной, когда мы вернулись с охоты, на поляне стоял конь с окровавленным человеком на его спине. Когда мы подошли ближе к лошади, то увидели, что со спины человека торчит стрела. Отец снял с коня тело и осмотрел его. Это был молодой парень в одежде русского воина. На нем была кольчуга поверх кожаной рубашки. Кожаные штаны и сапоги, на голове шлем с белым пучком конских волос. Все говорило о знатном происхождении воина. На боку висел меч в ножнах. Отец бережно, чтобы не причинять излишней боли, закатал кольчугу, разорвал рубашку подле раны, и приложив ухо к груди стал слушать.

– Он жив. – С этими словами отец перенес тело в избу. Смазал рану медвежьим жиром и перевязал чистой тряпицей, заранее приготовленной, на всякий случай для охоты, там всякое может случиться.

Воин бредил три ночи. Он кричал среди моего глубокого сна и часто будил нас. Он звал кого то в своих бредовых галлюцинациях, приказывал и кричал. На четвертую ночь затих. Я думал, что он преставился, но дыхание у него выровнялось, стало спокойным. Днем он открыл глаза, огляделся по сторонам и спросил меня слабым голосом:

– Где это я?

– Ты находишься у кузницы Гаврилы Умельца, я его сын. Николкой меня зовут. Наш хутор сожгли татары, всех убили. Мы с отцом из всего хутора только и остались.

– Где отец?

– Он ушел на охоту, а мне велел быть подле тебя.

– Где мой меч, лук, кольчуга? – простонал он, пытаясь встать. – Подай мне их, я хочу…, – он не договорил, и повалился на шкуры, страшно бледнея на глазах. Я, было, подумал, что он умер. Но его прерывистое дыхание, говорило мне обратное. Я принес ключевой воды в кувшине из родника, что неподалеку. Попытался напоить раненного. Воин жадно пил, затем снова впал в беспамятство. Так и лежал, не приходя в сознание,

Отец пришел под вечер. Он появился в хижине с теленком оленя на плечах и с грохотом сбросил тушку на земляной пол.

– Давай, Николка, разжигай печку, будем жарить мясо. А я пока разделаю теленка. Печенку вот надо раненному дружиннику, печенка хорошо укрепляет силы. – Отец еще что-то говорил, но я был уже на дворе и вернулся в хижину с охапкой сосновых дров. А отец разделывал тушку и снимал шкурку острым ножом. Кивнув в сторону больного, спросил:

– Что с ним? – я рассказал все.

– Завтра попробую поговорить. – Ответил отец.

Назавтра воин опять открыл глаза. Взгляд его затуманенных глаз остановился на отце.

– Ты, кто? – спросил он.

– Я, Гаврила, кузнец.

– Ну, Гаврила, а я было подумал, что ты медведь, весь косматый, заросший, одни глаза торчат. – Отец выдержал паузу, долго молчал. Раненный пытался опереться на локоть, что бы лучше видеть нас, но не смог, и повалился на шкуры, но сознание не терял. Отец внимательно рассматривал его, затем спросил: – Ну, да ладно. Давай рассказывай, кто ты, откуда и зачем по лесам таскаешься в такое неспокойное время?

– Я князь Онежский, ездил с дружиною в град Киев к Святославу. Со мной была дружина двадцать человек. Но татары уже вступили в град, а мы замечены были и разбиты. Как видишь, уцелеть удалось только мне. С позором возвращаться назад не буду, пока не отомщу за злодеяния басурманам клятым. – Сказал и опять впал в беспамятство. Это было его последнее беспамятство. Больше этого с ним не случалось.

Князь быстро поправлялся. Рана его затянулась, но он все еще был слаб. Мы сдружились с ним, часто ходили на охоту. Собирали дикий мед, малину. Однажды мы нарвались на каких-то людей, стоявших в лесу. Одеты они были в лохмотья, кто в шкуры. У каждой лошади, татарские луки, самодельные мечи. Слышалась славянская речь.

Князь не удержался и выскочил на поляну, прямо на виду у людей. В мгновение ока на него были направлены все шесть заряженных луков.

– Я князь Онежский! Призываю вас мстители мстить басурманам за землю, нашу обездоленную! – лесные люди окружили князя. На лошади к ним подъехал здоровый, как медведь, мужик в медвежьей шкуре и в сапогах. Его окладистая, черная как смоль борода и длинные волосы придавали ему свирепый вид.

– Князь! – обратился свирепый, не слезая с лошади, – Ты зовешь нас мстить басурманам, так мы и так знаем, и мстим. А когда нет басурманов поблизости, так берем провиант у богатых, таких вот как ты. А токмо они не согласные, так и решаем их сразу без разбору, кто басурман, а кто и нет.

– Что же вы разбоем пропитание добываете? На чайки пойдете, каторги вам не избежать! Я вас кличу на ратный бой за землю Руси стать, а вы, что? – он еще что-то кричал им, стараясь перекричать повсеместный громовой гогот, окруживших его бородачей. Внезапно дико заржала и вздыбилась лошадь. Седок, говоривший с Князем, не удержался и грохнулся на землю. Лошадь, свалилась следом и придавила собой седока, храпя и испуская дух из себя. Мужик даже не ойкнул, был мертв. И тут же засвистели со всех сторон стрелы. Послышался душераздирающий вопль:

– Татары!

Князь громко скомандовал: – Все, кто меня слышит ко мне! – и сразу подле князя собрались уцелевшие разбойники. А князь тем временем продолжал, вытаскивая из ножен убитого лошадью мужика, меч: – Кто со мной, тому будет амнистия за разбой. У кого луки и стрелы принять оборону, укрыться за деревьями и бить басурман. – Князя слушались и выполняли его команды. Татар прогнали, и отряд одержал победу. Как оказалось, это был летучий татарский отряд разведчиков, состоявший из небольшой группы, обычно человек шесть или двенадцать. Они случайно наткнулись на лесных разбойников и устроили переполох. Кроме одного убитого ватажка, никто не пострадал, еще и потому, что татары были хороши в степи, в лесу они не умели воевать, а лесные люди были в лесу как у себя дома. Вот и результат, трое тарских лазутчиков были подстрелены, остальные удрали. После удачной борьбы, ватага лесных людей стала подчиняться князю, и он принял командование на себя. А этим бывшим разбойникам было почетно, служить под княжим командованием. Решено было выслеживать и нападать на обозы и мелкие разведывательные отряды татар.

Отец в походах возил меня с собой на нашей кобыле. Он отковал себе булаву и орудовал ею в бою, разбивая вражеские сабли, как хрупкие сухие ветки на сосне. Вся добыча свозилась и сваливалась в избе. Чего тут только не было. Ковры, красивые золотые кубки, украшения. Оружие, кривые сабли, луки, пики, стрелы, дорогие седла. Отряд князя теперь походил на разношерстных убранных в добытые одежды всадников, насчитывающихся целых сто человек. И только Отец не надевал на себя ничего басурманского. Он так же носил медвежью шкуру, ходил лохматый, обросший и в бою нагонял своим свирепым видом страх на татар. Кони их шарахались в сторону, храпя, очевидно принимали его за настоящего медведя. Отец надевал на меня разную одежду. Так у меня появились шелковые голубые шаровары, белый халат, парчовый пояс, чалма и ботинки с загнутыми к верху носками. Я стал походить на татарчонка, поэтому-то в бою меня не брала ни стрела, ни татарская сабля. Так и бродили мы по лесам. Князь неустанно мстил, яростно убивая, беспощадно расправляясь с врагами. Однажды он сказал, что освободит Киев от татар, только нужно собрать больше людей в отряд.

Как-то мы стали на ночлег. Солнце еще светило, хоть лучи его уже не были яркими и окрасились в красноватый оттенок. Кони расседланы, согнаны в кучу. Только отец не ставил нашу гнедую в общее стадо. Гнедая всегда была рядом с отцом.

Татары наскочили неожиданно, с криками и гиканьем, стали расстреливать пеших дружинников. Отец схватил меня, вскочил на кобылу и погнал в чащобу, но нас заметили. Несколько всадников бросились вдогонку. Вскоре мы выскочили к сторожевой полуразрушенной башне. Отец погнал лошадь туда. Вскочил во внутрь и по лестнице поднялся на верх. Я остался в седле. Неописуемый страх и досада охватили меня. Как мог родной отец бросить меня? Но спустя немного времени я все понял. Желая спасти мою жизнь, он намеренно бросил меня, чтобы татары приняли меня за пленника, и что бы я остался жив. Отца же настигла вражеская стрела и он, издав хриплый стон, затих, повиснув в проломе башни. Меня доставили в шатер к самому Али-бею. У Али-бея была десятилетняя дочь. Звали ее Лилин. За ней смотрели две бабушки Галима и Фатима. Они теперь ухаживали и за мной.