Из тепла к окаянному холоду Пробираюсь я день ото дня, Расстелила нам зимушка бороду, В царство снега с собой заманя.
Вновь могилами свежими высятся Сплошь сугробы, в январь восстают, И печалями тихими красится Захудалый житейский приют.
От зимы и глазам очень голодно, Словно кости остались от древ, Сеет солнце фальшивое золото, Только светом на окна осев.
Ты прости меня, ночь непроглядная, Не с тобой уж по свету ходить, Распростерлась лишь гладь неприглядная — Не берлоги, так гнезда нам вить.
«Опять весна, опять дожди…»
Опять весна, опять дожди Землю полощут, умывают. Видали все б эти вожди, Что в этих грядках впрок сажают!
Собака куцая бежит, Но вот бороздами лишь ходит, Ничто на сердце не лежит — Весна лишь с громом песнь заводит.
То неподъемный капитал, Клондайк под небом-таки прямо, Где лук дорогу пробивал, Черна земля тут, как Обама.
Но не досуг сие, мой друг, А благодатные припасы: Когда все цены вверх ползут — Растим съедобные прикрасы.
Земля поди не подведет, Испокон веку нас кормила, Ворона с ветки что-то ждет, Зевая, словно ночь кутила.
«Хотелось мне хоть в чем-то, хоть немного…»
Хотелось мне хоть в чем-то, хоть немного На время обрести сплошную твердь, Но предо мной – нехожена дорога, Нога где утопает, словно жердь.
Так многое иссякло и не сбылось, Как все ступени снегом замело, Ушло за поворот и где-то скрылось — Так вышло, что я жил себе назло.
И полюбилось жить мне праздной жизнью, Вершин больших не стал я ожидать, Бежал годами беззаботной рысью, А нужно, видно, было поспешать.
Кругами шел не теми я, споткнувшись, Хотелось бриллианты все собрать, Теперь, в тупик уж ведомо уткнувшись, Не разумею, дальше что и ждать.
А те круги, что издали манили, Со временем свернулись все в петлю, Что для меня в острогах бесы свили, Кругами ада жил я, но терплю.
Претерпевая прочие лишенья, Я понял, какова цена даров, Я восхвалял лишь в жизни прегрешенья, Не избежал и груза жерновов.
Простая жизнь за горло ухватила И понесла по каверзным местам, Молилась мать и в ночь глаз не сводила, А я прибился явно не к орлам.
Я променял наглаженные брюки На три полоски белых «Адидас», И пристрастились к пьянке мои руки, Я как-то ярко вспыхнул и погас.
Но нужно было все мне да и сразу, Не возжелал стремиться я и ждать, В себя вливал какую-то заразу. Ну для чего я жил – мне не понять.
Теперь уже мне многое закрыто, Все те, с кем греховодил, не у дел, Но не сказать, что прошлое зарыто, Все ж отыскал искомый там предел.
«Уж ветер затих в паутине…»
Уж ветер затих в паутине, И плавится свежий асфальт, Найтись бы остуженной льдине, Чтоб выжатым телом припасть.
С утра к нам направилось солнце, Срывая всю влагу в пути, И бедная муха в оконце, Все бьется, пытаясь уйти.
Тут воздух, гнетущий смолою, С жары искажаясь, плывет, Такою нещадной порою Лишь дьявол под лютни поет.
Взывает природа устало К дождю от жестоких небес. Как свежо в лесу сразу б стало, О, как обновился бы лес!
Но мы, как и прежде, бессильны Влиять на небесный ток рун, Но летние дни так прицельны — Пронзают жарой, как гарпун.
На выжженной солнцем поляне, На мутной цветущей воде Купаются лилии в ванне, Как розы цветут на гряде.
«Я знаю, что жизнь лишь начало…»
Я знаю, что жизнь лишь начало, Всего лишь какой-то этап, Надежды, конечно же, мало, Что с неба к нам спустится трап.
Мерещатся райские кущи, Как вижу над храмом восход, Но выси, как прежде, гнетущи, И тянется медленно год.
Кресты над церквями сияют, Я вечность увидел во мгле, Где каждого гостя встречают Улыбками, как на земле.
«Дыши, отпетая, со мною…»
Дыши, отпетая, со мною, Бренчи, никчемная пора, Примерь наряд, не будь нагою, Весна с повадками вора.
Зима, как есть, свела с тобою, Разлились речки из горла, С моей отверженной звездою Плетнем на душу мне легла.
Рыдает агнец, снег не юный, Но по утру еще снежит, Проник в бетонные дождь дюны, Апрель всецело суд вершит.
Ломает лед он по озерам, Сосульки с крыш кидает вниз И с нескрываемым задором С ручьями входит на карниз.
Не зацветет весна со мною, И запоздалый ледоход, Опять проходит стороною Дробящий душу мне восход.
А помню, да, то были весны: Как изгалялся, как кутил! А тут поправишь как-то космы — Дай бог, до пятницы б дожил.
Утрата сил, и не минуешь Остаток из неспешных дней. Зачем, весна, скажи, балуешь Напрасной ласкою своей.
«Беглые странники сумрачных звезд…»
Беглые странники сумрачных звезд, Пыль от далеких светил, Путь наш – кометы обугленный хвост, Бог нас из тьмы сотворил.
Тьма бесконечна, наш скромный приют Виден ли в тьме неземной? Сложно обресть в пустоте ведь уют Тут, на планете одной.
Тысячи звезд, как лампады, горят, Свет их далеко идет, В Млечном Пути средь созвездий не спят, Чернь из белков свет сосет.
Твердь из остывших осколков огней, В шар вдруг скрутилась земля, Нет осознания вечности дней, Вспышка – момент, жизнь моя.
Как одиноко бывает смотреть В дико бескрайний предел, И остается себя только греть Тем, что рассудок хоть цел.
«Залегла луна в свою берлогу…»
Залегла луна в свою берлогу, На подушку тучек разлеглась, И собака, ведая дорогу, Поджимая ногу, поплелась.
В глазах укор читается и горечь, Ты ее ведь предал, человек. О, какая редкостная сволочь Прожигает где-то там свой век!
Ты обрек ее на злую участь: Скоро снег и к ней уже придет. Научились боль рождать и мучать, И ее теперь никто не ждет.
Несмотря на тягостную долю, К каждому с надеждою бежит, Не озлобилась, познала волю, Что отбор естественный вершит.
Коль умрет, то вряд ли кто заплачет, Не скулит, ведь не к кому взывать, Лишь еда по-прежнему маячит Да под голод хочется лежать.
«Болен я уж новою любовью…»
Болен я уж новою любовью — Нет числа страданиям моим. Образ твой поближе б к изголовью — Мыльным пузырем исчезну с ним.
Ты мой Рим, немыслимо желанна, Отравляешь воду и вино, Словно пьешь ее опять из крана, Для тебя в размере я зерно.
Соль из всех морей и океанов Словно вся в глаза проникла мне, Как в огне зияющая рана, И, себя отвергнув, жду на дне.
Мне бы от тебя уйти подальше, Чтобы от любви не изнывать. Я увяз в тебе, как руки в фарше, Остается только мне желать.
А по мне-то этот выбор сложен: Жить тобой, одной тобой дышать. Без любви твоей я меч без ножен, Коим можно яростно махать.
«Ты не думай, больше не увижу…»
Ты не думай, больше не увижу, Растворюсь стремглав, схватив мобильный, Нареканий больше не услышу, Мой уход всегда довольно сильный.
Ты сказала: «Нет в тебе мне пары». Что с того? Таких на свете много. Я включу в ночи большие фары — До чего ж избито все, убого.
Нет, не буду горем упиваться. Что с того? Одни на этом свете. Ты сказала: надо убираться, За себя я тоже не в ответе.
Фонари подсветят мне дорогу, Вейп курю и быстро удаляюсь. Знаешь, строй там дальше недотрогу. Ревет мотор, я с полотном сливаюсь.
«Мне так не хватает твоей красоты…»
Мне так не хватает твоей красоты, Улыбки, сияния глаз, Богам лишь смешно от моей суеты, От обрывков непонятых фраз.
И пусть ненароком тебя полюбил, Спасти бы, что было у нас, Но я из иллюзий тебя сотворил, Из граней, как горный алмаз.
И нет мне спасенья от долгих ночей, От дней, что идут все в отказ, Познать бы мне ту, для которой ничей, Да вставить в оправу сейчас.
«Земля остыла и не плодоносит…»
Земля остыла и не плодоносит, Устала и не ждет тепла, Все ниже солнце луч проносит, И тяжелее облака.
Все медленнее и степенней, И жизнь меняться не спешит, Лишь снег, как будто очищенье, Над мертвым городом кружит.
«Готов дорожным камнем стать…»
Готов дорожным камнем стать, Лежать у твоих ног, Читать рельеф твоих подошв, И ритм твоих шагов
Среди других распознавать. Я выучить готов Все то, что связано с тобой, Прекрасный образ слов
Готов создать я для тебя, Их смысл так важен мне, И даже мог распятьем стать, Прикрученным к стене.
Но что с того? Любовь моя Не стоит и гроша. Совсем не нужен я тебе, А ты мне так нужна.
Как гвозди мне вгоняешь в гроб, Кидаешь ты слова, Не заколачивай, постой, Дай выдохнуть сперва.
«Ночью рокот заметно ближе…»
Ночью рокот заметно ближе И темнее мое лицо, И фонарный тандем бесстыжий Рыжим светом скребет крыльцо.
Беглый месяц еще качает Разгоревшийся хор из звезд, И Создатель не возвещает, Скоро ль вылезет певчий дрозд.
Супротив ветра я шагаю, И разносится сполох дум, Ничего же не успеваю, Оттого и пылает ум.
Час-другой – засветлеют зори, И ослепнет небес навес, И предвидится, что все хвори Поутру растеряют вес.
«И были мы в одном саду…»
И были мы в одном саду С тобою вместе утром рано, Я целовал тебя в бреду, Казалась ты мне без изъяна.
И так же вместе мы сейчас, Пусть сад уже ласкает осень, Но эта осень не для нас, Хоть на работу ровно в восемь.
Но я вернусь, опять приду, Чтоб у небесного камина Познать священную звезду В созвездье райского жасмина.
«Свою ладонь мне протяни…»
Свою ладонь мне протяни, Мой друг. А помнишь, как все было? Неслись шальные наши дни, И жизнь нас вольная манила.
Да, брат, не те уже дела, Познали горести, разлуки, За далью прошлая глава. Умей же помнить сердца стуки.
Стрелой неслись мы на закат, Любовь искали в каждом шаге, В глаза смотрели во сто карат, Искали выплеска отваге.
Теперь утеряна струя Пусть иллюзорного, но счастья, И редко вижу тебя я — Нет вожделенья, сладострастья.
В сне проживаем наши дни, Несем утраты и потери, И неуемные огни Уж отгорели в полной мере.
Судьбой назначена она, Бесценна дружба, что без срока, В ней, как у осени, нет дна — Бесценна с первого истока.
«Птицы ближе прочих к небу…»
Птицы ближе прочих к небу, Неподвластный свод налит, Осознал сих дней потребу — Вся душа, как вы, парит.
Понимаете, зачахну Среди тысяч жалких нужд И обыденностью пахну, Словно панда, неуклюж.
Расскажите, как там море Из ковров зеленых трав. Сверху видно все же горе? Видно там, в чем я не прав?
Что же вскроется на сверку, Если плоскость я топчу? Ну а вы все выше кверху Клин раздвиньте, я взлечу.
«Ослепляют и пот, и солнце…»
Ослепляют и пот, и солнце, Воздух жалит слепой пчелой, Избавление – в дне колодца, Жаром болен и город мой.
Отлетела весна куда-то, Цвета чая на ветке прядь, Что назначено – неотвратно, Вроде было, а лето – глядь.
Синей синью застыло небо, Облака обрели приют. Быть в обойме – мое ли кредо, Коли годы меня жуют?
И снует синепалый ливень, К ночи ближе сбивая пыль, Но лети же, лети, бесстыжий, Разносить луговую быль.
Напоследок свалиться в штопор, Как Гастелло, чтоб резко вниз, Но работает тихо ротор, Весь мой дух заржавел, закис,
Полюбуйся: от солнца слезы, Ярче прежнего ж им свети. В вазе неба белеют розы. Может, им за меня цвести?
«Не струись же, березовый сок…»
Не струись же, березовый сок, Моей болью тебе не пролиться, Как по кабелю траверсный ток, Кровь по жилам бежит и ярится.
Я насытился горестью впрок, Закатал ее в банки на зиму, Стрежень гонит в воронку на сток, Может, в мутной пучине, где сгину.
«Не встречай меня, не прощай…»
Не встречай меня, не прощай, Кроток сердцем, душою беден, Понимаю: теперь я моль, Весь любовью твоей изъеден.
Ты не станешь давать на чай, А все так же под звуки вальса Не низвергнешь мою печаль, А оставишь меня скитаться.
Заберешь у меня друзей, Все, что дорого мне и свято, Превратишь ты меня в музей, Но с единственным экспонатом.
«Открыл зажигалкой я пиво…»
Открыл зажигалкой я пиво И сделал неспешный глоток, Сегодня довольно игриво Рукой холодит вечерок.
Гармонию вижу вселенной, Рост мыслей обыденных, вздор, Природа в раскраске военной Да в жизни с зазнобой зазор.
Насыщенный сумрак с усталости Засучит под ночь рукава, Неслыханной прерванной младости Достигнет про осень молва.
Истерзаны солнцем, опалены, Гербарий на лето добыт, Но где же срамные проталины, Листвой не искупленный стыд?
Над долами лето беспечное Самум из песка полосит, То ясное, праздное, млечное Стеной неприступной стоит.
«Посеет колкие слова разлуки ветер…»
Посеет колкие слова разлуки ветер, Увижу лучше я едва на этом свете, А над тобой вуаль дождей, подол туманов, И нет прекраснее вожжей твоих дурманов.
Мне оторвала два крыла и сердце сжала, Игру иную повела – любовь предала. Так отдают сырой земле иное тело, Но улетай – твоя пора, ведь солнце село.
Не потешайся надо мной, разлуки ветер. Ну почему же я простой, ничуть не светел, Пропах работой и трудом, так мало стою, Ну что же делала бы ты, родись простою?
«Где ты, край далекий…»
Где ты, край далекий, Где тебя искать? Может, только стоит Голову поднять.
Посмотреть на небо, Взмыть вдруг в облака И отдаться ветру, Что летит туда.
Где лежишь ты гордо Меж лесов, озер И вдыхаешь плотный Воздух из-за гор.
Хоть меня не помнишь, Помню я тебя И сейчас лелею Прежние года.
Детство, что промчалось, Юность, что прошла, Старость и усталость Смену мне нашла.
Ты прости, родная Родина, за пыл. О тебе лишь помню, Лишь тебя любил!
«Далеко-далеко, на краю земли, остров…»
Далеко-далеко, на краю земли, остров, Где тропический рай, в лете тянутся дни, И туда бы закинуть уставший свой остов, Чтобы грели меня в небе темном огни.
На песке нарисую я пылкое сердце, В голубую лазурь океана войду, Только здесь я смогу навсегда отогреться, По бескрайним мечтам я туда попаду.
Ветви пальм развели свои тонкие пальцы, И на пляже полощется белый песок, Набегают на берег сном волны-скитальцы, И ласкает тут быль чуть живой ветерок.
Сочных фруктов свежей нет, чем те, что сорвали Только что, и отрадную влагу с них пьют. Тут и времени нет, да и нужно едва ли, Только мирный покой грешно раем зовут.
От уютного места возникнет тревога, Вновь отринет все сердце, домой поманя, Где родился, знакома судьба и дорога, Словно создал Бог край мой, взглянув на меня.
«Терзаем ли безумьем думным…»
Терзаем ли безумьем думным С остекленевшим взглядом в ночь, Иль в граде суетном и шумном Я представляю, что б мне смочь.
Остаток времени, мне данный, Боюсь доселе растерять, На небе месяц первозданный Над смыслом пробует сиять.
А други, прошлое вобравши, Остались при иных делах И, незаметно ускользавши, Уж не на первых где порах.
Ослепло время, изменилось, С подменой ценности вещей В скупую жабу превратилось, Как беспристрастный казначей.
Да вот в гробу карманов нету, Ничто с собой не уволочь, И оттого жизнь ценим эту, Как неприкаянную дочь.
«Ворует осень каждый день…»
Ворует осень каждый день Длину больного дня, На землю пала неба тень И, дождиком звеня,
Готовит нас она к зиме, Листвою наследя, И грустно кажется и мне, На сонный свет глядя.
Настало время уходить В себя и прочь от нас, Случится все еще любить, Бессилен сердцу час.
А помнишь, помнишь, Как тогда, когда блестела ночь, Меня с собою ты ведешь К дарам природы прочь.
Угрюмо высятся дома, Сплошь сырость мокрых стен, Я не сошел с ума едва, Изведал ясный крен.
Ушла и ты, уходит все, Мурашками бьет дрожь, И ветер горький слух несет, Остался мне лишь дождь.
И даже он исчезнет весь Под холод зимних дней, А в сердце тяжесть, горесть, резь — Достаточно, добей.
