Вадим Кунцевич
Беларусь. Полная история страны

Закат Полоцкого княжества

Первым серьезным ударом по Полоцкому княжеству (точнее, по уделу, носившему такое название после раздела владений Всеслава между его сыновьями) стали новые походы Владимира Мономаха. В 1116 году, в ответ на разорение минским войском Слуцка, относившегося к владениям Смоленского княжества, Мономах напал на Минское княжество, где княжил сын Всеслава Глеб, захватил два весьма ценных города – Оршу и Копысь, а жителей города Друцка переселил в Переяславльскую область. Глеба Мономах оставил княжить в Минске, но преподанный урок не пошел тому впрок. Тремя годами позже Глеб начал новую войну. Мономах захватил Минск, а Глеба увез в Киев, где он вскоре умер.

Вторым ударом стал полоцкий поход великого князя Киевского Мстислава Великого, предпринятый в 1127 году. Сын Владимира Мономаха Мстислав именовался Великим, но владения его были небольшими – он контролировал только Киев с прилегающими территориями, потому что удельные князья к тому времени правили сами по себе. В такой ситуации велик был соблазн предпринять какой-нибудь завоевательный поход, например – напасть на ослабевшее Полоцкое княжество. В этом походе также приняли участие черниговские, смоленские, туровские, волынские, городенские и клецкие отряды. Ударили одновременно с нескольких сторон, а чуть позже в полоцкие владения с севера вторглось новгородское войско (у Новгорода, как вы помните, были свои счеты с Полоцком).

При таком сильном правителе, как Всеслав Брячиславич, народное вече не имело большой силы, но с ослаблением центральной власти вече приобрело значительное влияние. Жители Полоцка решили изгнать правившего там Давыда Всеславовича и позвали на княжение другого сына Всеслава – Рогволода^[11], прежде княжившего в Друцке. Но после того как незваные гости ушли обратно, Давид сумел вернуть себе княжеский стол. Тогда Мстислав Великий выслал его вместе с прочими полоцкими князьями в Византию, а Полоцк отдал своему сыну Изяславу. В 1132 году после смерти Мстислава в Киевской державе разгорелась очередная династическая распря. Воспользовавшись удобным случаем, полоцкий стол захватил внук Всеслава Брячиславича. Впредь на власть Изяславичей Полоцких никто не покушался – они сами себя уничтожили. С одной стороны, увеличивалась раздробленность полоцких земель. Если делить владения между всеми сыновьями, то рано или поздно дело дойдет до того, что в каждой деревне будет сидеть свой князь (как шутили на Руси: «В Ростовской земле князь в каждом селе»). С другой стороны, между князьями шли бесконечные усобицы. Потомки Всеслава разделились на три клана – Друцкой (Рогволодичи), Витебский (Святославичи) и Минский (Глебовичи). Кланы боролись за главенство на полоцких землях, а внутри них шла своя борьба, рангом пониже. Народ тоже не оставался в стороне – городские вече изгоняли одних князей и приглашали на правление других. Одни искали поддержку на Руси, другие – в Литве, а на западе тем временем появился новый грозный враг – немцы.

В 1387 году великий князь Литовский Ягайло отдал Полоцк своему родному брату Скиргайло, крестившемуся по православному обряду под именем Иван. А в 1392 году Полоцкое княжество вошло в состав Великого княжества Литовского, и в 1504 году было преобразовано в Полоцкое воеводство.

Туровское княжество

Вторым крупным древним княжеством на территории Беларуси было Туровское, образовавшееся в конце IX – начале X века. Упоминая Рогволода, от которого повели свой род полоцкие князья, автор «Повести временных лет» добавляет: «Этот Рогволод пришел из-за моря и держал власть свою в Полоцке, а Туры держал власть в Турове, по нему и прозвались туровцы». Позже варяга Туры переделали в Тура, так было удобнее. Главным городом княжества был Туров, а на втором месте по величине и значению находился Пинск, впоследствии ставший главным городом отделившегося Пинского княжества. Оба города были расположены на Припятско-Бугском торговом пути из Киева в Западную Европу.

В 988 году великий князь Киевский Владимир Святославич отдал Туров своему пасынку Святополку, который, несмотря на свое происхождение, пользовался всеми правами княжеского сына и даже, как вы помните, претендовал на великокняжеский стол. Одолев Святополка, Ярослав Мудрый присоединил туровские земли к Киевскому княжеству, в очередной раз подтвердив правомерность данного ему прозвища – такую стратегически важную и весьма доходную территорию не стоило выпускать из своих рук. Образно туровские земли можно было назвать мечом, угрожавшим беспокойному Полоцкому княжеству с юга. Но вскоре Туров из волости вновь превратился в формально самостоятельное княжество – сначала Ярослав поставил сюда княжить своего старшего сына Владимира, а после смерти последнего Туров достался Изяславу. В 1078–1080 годах сын Изяслава Ярополк получил Волынское и Туровское княжества от своего дяди Всеволода, бывшего в ту пору великим князем Киевским. Короче говоря, киевские князья отдавали Туров тем, в ком были полностью уверены.

После кончины Владимира Мономаха, умершего в 1125 году, его дети и внуки на протяжении полувека вели между собой борьбу за великокняжеский стол. Бесконечные междоусобицы привели к распаду Киевской державы, единство которой во все времена было несколько условным. Ослабление центральной власти позволило Туровскому княжеству обрести самостоятельность уже в середине XII века. К тому времени были утрачены некоторые города. Клеческ (Клецк), Рогачев и Городно отошли к Черниговскому княжеству, а город Мозырь – к Киевскому.

Чем все закончилось? А тем же, чем и везде. Сначала княжество распалось на две части – Туровскую и Пинскую, а те, в свою очередь, продолжили дробиться дальше. Часть туровских правителей находилась в зависимости от Великого княжества Литовского, а другая часть – от сильного Галицкого княжества, образовавшегося в середине XII века при слиянии Перемышльского и Теребовльского^[12] княжеств. В конце того же века это княжество усилилось еще больше, объединившись с Волынским, но присоединить к себе все туровские (туровско-пинские) земли оно не смогло – бо́льшая часть их отошла к под руку Литвы. «Летопись великих князей литовских»^[13] начинается так: «У великого князя Гедемина Литовского семь сыновей было: старший Монтивид, потом Наримунд, потом Ольгерд, потом Евнутий, потом Кейстут, потом Кориат, седьмой Любарт. Монтивиду отец дал Карачев и Слоним, Наримунду Пинск, Ольгерду, отцу короля^[14] Крево, и к тому же князь витебский сынов не имел, принял его к себе в Витебск, отдав дочь свою замуж за Ольгерда. Евнутия посадил в Вильне на великом княжении, Кейстуту дал Троки, Кориату – Новогрудок, a Любарта принял волынский князь во всю землю Волынскую».

Повседневная жизнь первых белорусских княжеств

В этой главе мы в основном станем опираться на исторические сведения, касающиеся Полоцкого княжества, поскольку о Туровском княжестве известно гораздо меньше.

Наряду с Великим Новгородом, Киевом и Смоленском, Полоцк относился к городам, в которых народные веча имели большое значение. Разумеется, влияние веча зависело от личности князя. Сильные правители могли позволить себе мало считаться с мнением народа, а слабых вече могло свергнуть. Вече могло собираться как по княжескому зову, так и без него. Участвовать в вече могли только главы семейств. Не женатые мужчины, а именно – главы семейств. Если три женатых брата жили одним двором, то на вече ходил только старший из них. Формально вече было демократическим – все, независимо от происхождения и состоятельности, имели равные голоса, но влиятельные и богатые могли покупать голоса бедных (nil novi sub luna^[15]). Если мнения разделялись, дело могло дойти до оружия, все зависело от ситуации.

Начиная княжить, князья давали на вече клятву, смысл которой сводился к обещанию справедливого правления, а вече, в свою очередь, клялось князю в верности. Без договора с народом правление считалось нелегитимным. Вече занималось не только торговыми и хозяйственными делами, но могло заключать политические договоры в обход князя (такое происходило, если народ был недоволен князем).

Собственно, в период нескончаемых войн такое народное самоуправление князьям было только на руку. Князь воевал и судил, а все остальное народ делал сам. Разумеется, под присмотром княжеских чиновников. Свое вече было в каждом городе, но в глобальных вопросах, касающихся всего княжества, решение столичного веча являлось законом для народных собраний других городов.

Сословного деления в те древние времена еще не существовало, но все граждане были равны только на вече: «одна голова – один голос». Во всех прочих сферах власть и богатство обеспечивали своему обладателю доминирующее положение. Но обеспечивали негласно, поскольку формально ни княжеские дружинники, ни чиновники не считались выше простого свободного горожанина (не холопа, не раба и не бездомного бродяги). Правда, деление на добрых (богатых) людей и малых (бедных) людей существовало. Полоцкое вече в договорах называло себя так: «А се мы, полочане, вси добрыи люди и малыи».

Состояния в то время главным образом создавались посредством торговли (вторым эффективным способом была княжеская служба). Особенно выгодной была торговля в таких городах, как Полоцк, лежавших на пути между Востоком и Западом. Постепенно торговля с Западом, а также с Северо-Западом, вышла на первое место, поскольку с конца XI века торговлю с Византией и Закавказьем начали осложнять появившиеся в причерноморских степях половцы. Они или грабили торговые караваны, или требовали такую дань за беспрепятственный провоз товаров, что торговля становилась невыгодной.

Основу полоцкого экспорта составляли меха пушных зверей, мед, воск, смола и выделанные овечьи шкуры, то есть – сырье. Ремесла на белорусских землях развивались (как же без этого?), но они удовлетворяли собственные насущные потребности и экспортного значения не имели.

Распространение христианства способствовало культурному прогрессу, поскольку центрами просвещения в то время являлись монастыри. Среди 25 наиболее знаменитых персонажей белорусской истории, перечисленных в начале этой книги, можно найти св. Кирилла Туровского и св. Ефросинию Полоцкую (в миру носившую имя Предслава), которая была дочерью князя Святослава Всеславича и внучкой Всеслава Брячиславича. Оба стоят друг друга, но при этом есть и определенные различия.

Св. Кирилл был вдохновенным оратором, гениальным мастером слова, проповедником милостью Божьей. Его проповеди не утратили своей актуальности и по сей день. Известный церковный историк Евгений Евсигнеевич Голубинский (1834–1912), сравнивая «слова» Кирилла Туровского с проповедями своих современников, отмечал их тождественность и говорил, что если перевести их на русский язык, то слушатели примут их за слова современных проповедников.

Св. Ефросиния прежде всего была благотворительницей и просветительницей, отдававшей много времени переписке книг. Она основывала монастыри и мастерские, помогала неимущим, старалась гасить вспыхивавшие в обществе страсти. Если св. Кирилла можно назвать Мудрецом древнебелорусской земли, то св. Ефросиния была ее Добрым Духом.

Что же касается белорусского языка, то в древнейших источниках он не использовался, однако это не означает, что его не существовало. В обиходном языке должны были появляться и постепенно накапливаться местные особенности, но авторы летописей и других исторических документов предпочитали использовать «официальный» киевский русский язык.

Глава третья
Образование литовско-русского государства

Причины возникновения Великого княжества Литовского

Вам не кажется странным то, что во второй половине XIII века тенденция бесконечного дробления уделов (вплоть до наличия своего князя в каждом селе) вдруг сменилась обратной, объединительной, тенденцией? С чего бы вдруг?

Самым простым объяснением было бы рассуждение о роли личности в истории. Настал, дескать, момент, и в Московском княжестве появился Дмитрий Иванович Донской, дело которого продолжили его потомки, а в Литве – Витень и Гедимин. Правильно мыслящие люди заложили правильные основы, отсюда все и пошло. Однако такое объяснение малоубедительно. Личности, разумеется, играют свою роль в истории, но если в разных местах одновременно наблюдаются схожие тенденции, то списывать их на отдельных людей нельзя. Опять же, напрашивается другой вопрос – почему потомки Владимира Святого и Ярослава Мудрого не продолжили собирать земли и укреплять единство государства, а потомки Дмитрия Донского только этим и занимались? (Вопрос немного утрированный, но, по сути, верный.)

Причин тому много, и для удобства лучше будет разбить их по группам.

Начнем с самых главных – с социально-экономических. Социально-экономическое развитие, начиная с развития феодальных отношений и заканчивая развитием торговли и ремесел, побуждало к объединению, потому что решать поставленные временем задачи можно было только в рамках единого государства. Чем ты крупнее, тем ты сильнее и богаче.

Внутриполитические причины тоже сыграли свою роль. Развитие феодальных отношений вызывало не только экономические перемены, но и обостряло классовые противоречия. Термином «классовая борьба» нельзя объяснять все подряд, как это делалось в Советском Союзе, но списывать классовую борьбу со счетов тоже нельзя. Феодалы угнетали крестьян, а крестьяне пытались этому противодействовать мягким или жестким способами. Мягким способом был переход от одного феодала к другому, а жестким – бунт. Держать крестьян в подчинении и поддерживать феодальные порядки можно было только в рамках единого государства, когда множество феодалов действовали сообща. В единстве сила, не так ли?

Внешнеполитической причиной объединения была угроза со стороны сильного внешнего врага. Для Литовского и Московского княжеств такими врагами были крестоносцы и монголы.

Далеко не все территории присоединялись к единому государству мирным путем. Помимо договоров и династических браков приходилось действовать мечом. Но дело не в том, как именно присоединяются территории, а в наличии стойкой тенденции к объединению.

Центрами объединения западно-русских и литовских земель стали города Новогородок и Вильно. Процесс образования Великого княжества Литовского растянулся более чем на столетие – с середины XIII века до 70-х годов XIV века.

Вот что интересно – около 80 % населения Великого княжества Литовского составляли славяне (белорусы, русские, украинцы), государственным языком княжества был западно-русский (белорусский) язык, но при этом княжество называлось Литовским. Ясно, что не в названии дело, но все же…

Традиционная концепция гласит: причина в том, что создание Великого княжества Литовского началось с Литвы, с объединения князем (королем) Миндовгом разрозненных княжеств в литовское государство. Все началось с Литвы, вот и стало Великое княжество Литовским.

Согласно другой версии, Литвой в то время называлась территория Верхнего Понеманья, которая в середине XIII века была присоединена Миндовгом к его владениям. Все тоже началось с Литвы, только с другой… А родные земли Миндовга тогда звались Жамойтией и Аукштайтией.

Так называемая «белорусская концепция», выдвинутая белорусским историком Николаем Ермоловичем в 80-е годы прошлого века, рассматривает взаимодействие литовцев и белорусов не как покорение одних другими, а как взаимовыгодное сотрудничество населения более развитых белорусских земель с воинами-литовцами. По Ермоловичу, Миндовг не завоевывал Новогородка (Новогрудка), с чего, собственно, все и началось. Нет! Жители богатого торгового города, нуждавшегося в надежной защите, заключили союз с литовцами, избрав их предводителя Миндовга своим князем… Каким ветром Миндовга занесло в Новогородок? Все очень просто – он потерпел поражение в борьбе с другими литовскими вождями и был вынужден бежать.

Миндовг

Легендарные короли-основатели нередко бывают личностями мифологическими, но князь Миндовг – персонаж реальный. Он упоминается в Галицко-Волынской летописи в связи с Литовско-Волынским мирным договором, заключенным не то в 1215, не то в 1219 году. А в Ипатьевской летописи «Литва Миндовга» упоминается применительно к 1238 году. Обращает на себя внимание Густынская летопись, датируемая началом XVII века, в которой сообщается о православном крещении Миндовга примерно в 1246 году, но многие авторитетные историки считают это сообщение недостоверным. Летописи нередко корректировались в политических или религиозных целях, и упоминание о крещении Миндовга стало попыткой «соблюсти приличия». А то ведь как-то неловко получается – в православном Новогородке княжил князь-язычник. Но при всем том крещение в политических целях было довольно широко распространено среди литовских князей. Например, уже упоминавшийся выше старший сын великого князя Литовского Гедимина Наримунт (Наримунд) крестился под именем Глеб перед тем, как княжить в Новгороде.

Миндовг крестился вместе со своей женой Мартой, но по католическому обряду. Это крещение, состоявшееся в 1251 году, было условием коронации Миндовга с благословения папы римского Иннокентия IV. Кроме того, переход в католическое вероисповедование давал надежду на установление хороших отношений с Тевтонским орденом.

Достоверных данных о происхождении Миндовга в нашем распоряжении нет. Каких только предков ему не приписывали, начиная с Изяславичей Полоцких (!) и заканчивая римлянином Палемоном, бывшим в родстве с императором Нероном… Надо сказать, что происхождением историки интересуются не только любопытства ради. Знание корней той или иной исторической личности помогает понять движущие ею мотивы, уточнить неясные моменты биографии и т. п.

За период с 1248 по 1252 год под властью Миндовга оказались Новогородок, Волковыск, Слоним, Здитов, Полоцк и Гродно. В 1254 году Миндовг отдал Новогородок, Гродно, Слоним (Черную Русь) сыну галицкого князя Даниила Романовича Роману в обмен на признание Галицией вассалитета Литвы. Союз был подкреплен династическим браком – одна из дочерей Миндовга стала женой Шварна, другого сына Даниила Романовича. Однако союз оказался непрочным. Галицкий князь был одним из наиболее опасных врагов Миндовга, а вообще-то врагов у него было много, в том числе и два племянника – Товтивил и Эдивид. Правление Миндовга проходило в бесконечных войнах, но погиб он не на поле боя, а в результате заговора. Как все было на самом деле, сказать сложно, но предание гласит, что после смерти своей жены Марты Миндовг решил взять в жены ее родную сестру, сильно на нее похожую, которая была замужем за нальшанским^[16] князем Довмонтом. Довмонт не смог снести такой обиды и убил Миндовга. Это случилось в августе 1263 года. Некоторое время княжеством правил племянник Миндовга Тройнат (Тренята), но в 1264 году он был убит сторонниками старшего сына Миндовга Войшелка.

После Миндовга

Войшелк не смог сохранить собранное его отцом. В княжестве началась гражданская война между сторонниками Войшелка и покойного Тройната. Победу в войне одержал Войшелк, но эту победу можно было назвать пирровой. Княжество заметно ослабло (к тому же не всех непокорных князей удалось подчинить), и Войшелку пришлось признать себя вассалом волынского князя Василько Романовича, младшего брата галицкого князя Даниила, умершего в 1264 году^[17].

В 1267 году Войшелка вынудили передать власть Шварну Даниловичу, бывшему в то время холмским князем, и удалиться в монастырь. К слову заметим, что постриг под именем Лавриш Войшелк принял в Полонинском монастыре, что на Волыни, еще в 1255 году, но уже в 1258 году вернулся к мирским делам.

В апреле 1257 года Василько Романович пригласил Войшелка на пир, где он был убит братом Шварна князем Львом Даниловичем Галицким.

Дальнейшее покрыто мраком. Вроде бы Шварна сменил некий Довмонт, предположительно бывший сыном Тройната (а может, и братом?). После Довмонта возможно правил некий Будикид, упомянутый в Ипатьевской летописи вместе со своим братом Будивидом, а также в письме магистра Ливонского ордена, датированном ноябрем 1290 года. Затем власть в княжестве перешла к Будивиду, а от него к Витеню, ставшему великим князем Литовским в 1295 году. Существование Витеня уже не вызывает сомнений. В 1307 году он мирным путем присоединил к своим владениям Полоцкое княжество и на протяжении всего своего правления воевал с Тевтонским орденом. Неясно одно – кем приходился Витеню Гедимин, правивший княжеством с 1316 по 1341 год, и состоял ли он вообще с ним в родстве. Сначала Гедимина считали сыном Витеня, затем – родным братом, позже – двоюродным, а в наше время высказываются предположения о том, что Гедимин вообще не был родственником Витеня. Согласитесь, что упоминание Витеня как «брата и предшественника» Гедимина в письме одного из членов рижского магистрата не может служить подтверждением родства. Слово «брат» употреблялось также и в значении «собрат», «сотоварищ», «коллега».