Вадим Иванович Кучеренко
Завещание волхва

Глава 4. Предательство Эльвиры

Мстислав Иванович растерянно посмотрел на Эльвиру, все это время бывшую немым свидетелем их разговора.

– Я думаю, все будет хорошо, – поняв его невысказанный вопрос, сказала она. – Вы заметили на чаше шестиконечную пентаграмму, символ объединения мужского и женского начал? Это знак Велеса. Едва ли этот языческий бог допустит, чтобы с прахом его жреца случилась какая-нибудь неприятность.

Эльвира говорила с сарказмом, но старик не уловил насмешки в ее голосе и успокоился.

– Откуда ты все это знаешь? – спросил он.

Эльвира смутилась.

– Так, – неопределенно ответила она. – Даже сама не помню.

В любое другое время Мстислав Иванович заметил бы ее смущение, заинтересовался и продолжил расспрашивать. Однако в этот день старик сильно устал, и его проницательность притупилась.

– Иди, – махнул он рукой. – Мне надо еще поработать.

Однако, оставшись один, нотариус не вернулся к просмотру бумаг, а задумался над словами Эльвиры о Велесе. По вере своей старик был православным, а по убеждениям и привычкам – язычником. Этот осуждаемый церковью дуализм пустил глубокие корни в его душе, но сам он этого даже не замечал и доживал свой век, не мучаясь сомнениями, а тем более раскаянием. Но размышлял он недолго и вскоре безмятежно задремал, уютно устроившись в своем мягком кресле.

А Эльвира, выйдя из кабинета нотариуса, сразу достала мобильный телефон. Ее звонка, видимо, ждали и ответили уже после первого гудка.

– Это я, – произнесла она голосом, услышав который старый нотариус, считающий свою помощницу убежденной старой девой, сильно бы удивился. – Ты узнал меня, милый?

– Да, – сухо ответил мужской голос. И нетерпеливо поинтересовался: – Есть новости?

Женщина разочарованно вздохнула, но все же ответила:

– Плохие. Он принял наследство.

Ее собеседник со злостью воскликнул:

– Но ведь я же тебя просил!

– Я сделала все, что было в моих силах, – попыталась она оправдаться. – Слово в слово повторила то, чему ты меня научил. Но он не послушал меня. Подписал документы, забрал урну с прахом и ушел.

Какое-то время они молчали. Наконец Эльвира робко спросила:

– Мы встретимся сегодня?

– Едва ли, – раздраженно ответил мужчина. – У тебя был шанс помочь. Ты его упустила. Теперь мне потребуется много времени, чтобы решить эту проблему. Так что вини во всем себя.

Эльвира всхлипнула. По ее щекам потекли слезинки, одна за другой.

– Прости меня, – почти взмолилась она. – Приходи! Я расскажу тебе все, что узнала. Тебе будет интересно. Может быть, еще не все потеряно.

Мужчина не сразу ответил, видимо, обдумывая ее слова. Затем неохотно произнес:

– Хорошо, встретимся через десять минут в кафе рядом с твоей конторой. – И с угрозой добавил: – Но если ты меня обманываешь, это будет наша последняя встреча. Не прощаю тех, кто мне врет.

Эльвира счастливо рассмеялась, вытирая слезы.

– Ну что ты, ми…

Однако в трубке уже звучали короткие гудки, раздражающие и болезненные. Грустно вздохнув, Эльвира свернула географическую карту, которую вынесла из кабинета нотариуса, и положила в свою сумочку. Она не понимала, зачем ее возлюбленному все это нужно, но безропотно подчинялась, потому что любила его. Любила как никогда и никого в своей жизни, полной редких очарований и неизбежно следующих за ними разочарований. Но на этот раз, надеялась Эльвира, все будет иначе, и после долгих поисков она наконец-то обретет свое женское счастье. Ее новый возлюбленный был необыкновенно добр и мил, он так красиво ухаживал за ней, дарил цветы и конфеты, так настойчиво добивался ее любви, в его глазах было столько нежности… И у него было такое романтическое имя – Алехандро. Он был похож на испанского тореадора – черноволосый, тонкий в талии, резкий в движениях, грубый и ласковый одновременно. Эльвира сначала не могла поверить, что такой мужчина всерьез увлекся ею, сомневалась в искренности его чувств. Но Алехандро убедил ее, что она – женщина его мечты, которую он часто видел во сне и желал встретить наяву. Это было как в сказке. Или в одной из тех мелодрам, которые Эльвира любила смотреть по телевизору, проводя одинокие вечера дома. Но ведь сюжеты этих фильмов взяты из жизни, подумала она после очередной встречи с Алехандро, мучаясь ночной бессонницей в своей пустой и холодной кровати. И на следующий день она сдалась…

Эльвира уже выходила из конторы, когда неожиданно зазвонил колокольчик. Это Мстислав Иванович, очнувшись от дремоты, призывал ее. Эльвира растерянно оглянулась. Разум приказывал ей вернуться, но душа протестовала. Нотариус мог задержать ее надолго, а возлюбленный не стал бы ждать. И впервые в ее жизни чувства Эльвиры взяли верх над долгом. Эльвира почти выбежала наружу, преследуемая настойчивым призывом колокольчика. Ей было стыдно за саму себя. Но на алтарь любви она была готова принести любые жертвы.

Посетителей в кафе было немного. Алехандро сидел за столиком у окна и со скучающим видом наблюдал за прохожими через тусклое, с грязными потеками после дождя, стекло. У него были некрасивые и несоразмерные черты лица – крупный нос и тяжелый подбородок противоречили узкому лбу, тонким губам и крошечным торопливым глазкам, спрятанным в глубоких впадинах глазниц. Только пылкое воображение исстрадавшейся от одиночества женщины могло поэтизировать эту топорно сделанную маску, придав балаганному Петрушке черты героя-любовника. Когда подошла Эльвира, он равнодушно взглянул на нее и даже не встал. И это было впервые, когда он не поцеловал ее руку при встрече. Счастливая улыбка Эльвиры медленно увяла, вернув лицу привычное кислое выражение. С видом побитой собаки она присела на стул напротив.

– У меня мало времени, – отрывисто произнес мужчина. – Что ты мне хотела сказать?

Эльвира достала из сумочки карту, развернула и положила на столик, сдвинув на край стакан, из которого пил Алехандро до ее прихода. При этом она с обидой отметила, что он ничего не заказал для нее, но не решилась сказать об этом, чтобы не спровоцировать ссору.

– И зачем мне это? – спросил он, без всякого интереса глядя на карту и презрительно изогнув узкие губы. – Лучше расскажи, о чем говорили этот наследник и твой старик.

Эльвира послушно начала рассказывать, ожидая каждое мгновение, что ее прервут, и потому торопясь произносить слова. Выходило скомкано и неубедительно, губы Алехандро кривились все сильнее, он явно скучал. Неожиданно его глазки блеснули, в них появился интерес. Это произошло, когда Эльвира упомянула о том, что урна с прахом изготовлена из золота.

– Из чистого золота? – недоверчиво переспросил мужчина. – И какого она размера?

Эльвира показала. Это произвело впечатление на Алехандро.

– А знаешь, ты не так бесполезна, как мне показалось вначале, – покровительственно сказал он. – Пожалуй, от тебя есть толк.

Эльвира радостно улыбнулась, поняв, что Алехандро сменил гнев на милость.

– Так, говоришь, он ушел из конторы с золотой урной и без охраны? – задумчиво произнес Алехандро. – И давно?

– С полчаса тому назад.

– И куда он направился?

Эльвира снова почувствовала себя виноватой. Она растерянно пожала плечами.

– Не знаю.

– Так узнай, – потребовал Алехандро.

– Но как? – удивилась она. – Я же не ясновидящая, как эти волхвы.

– Разумеется, нет, потому что ты просто дура! – рявкнул Алехандро. – У тебя есть номер его телефона?

Эльвира молча кивнула, обидчиво поджав бескровные губы.

– Позвони ему под каким-нибудь предлогом, – велел Алехандро. – И спроси, где он сейчас находится.

– Зачем тебе это? – спросила Эльвира, готовая расплакаться. Но это была ее последняя попытка противоречить возлюбленному. Алехандро посмотрел на нее такими злыми глазами, что ей показалось – он сейчас ударит ее. И она поспешила достать телефон и набрать номер.

– Олег Витальевич?… Представляете, я не дала вам на подпись один документ… Ничего важного, но вы же понимаете, в этом деле важна каждая мелочь… Вы далеко ушли от нашей конторы?

Зажав трубку рукой, она сказала Алехандро, который внимательно прислушивался к телефонному разговору:

– Он направляется к школе, где работает. Это на другом конце города. Говорит, что пробудет там полчаса или час, а потом может снова зайти в нашу контору.

– Нет, скажи ему, что отправишь к нему посыльного, – распорядился Алехандро. Эльвира попыталась что-то возразить, но он зло прикрикнул на нее: – Ну же!

И она, едва сдерживая слезы, смирилась. Сказала в трубку:

– Нет, нет, вам не надо беспокоиться. Это моя вина, поэтому я пришлю курьера… Да-да, я настаиваю!.. Значит, до встречи!

Вид у Эльвиры был жалкий. Не спрашивая, она взяла стакан, из которого пил ее любовник, и отхлебнула из него. Жидкость обожгла ей горло. Это была водка. Она закашлялась.

– Умница, – милостиво обронил Алехандро, вставая. В его взгляде, несмотря на похвалу, читалось презрение. – Хорошая девочка. Ты заслужила награду. Я позвоню тебе вечером.

Он ушел из кафе легкой поступью тореадора, покидающего арену, где он только что провел победную схватку. Глядя ему вслед, Эльвира чувствовала себя поверженным быком. Ей было больно и обидно. Но даже сейчас, поняв, что он использует ее в какой-то своей игре, она не могла возненавидеть Алехандро. И была готова на любые новые жертвы ради него, стоило ему только потребовать. Эльвира чувствовала это, и слезы невольно капали из ее глаз в пустой стакан. Это были слезы бессилия, жалости к себе и одновременно радости. Алехандро не бросил ее, он обещал позвонить…

В смятенных чувствах и с подтеками косметики на лице Эльвира вернулась в контору. В кабинете нотариуса было странно тихо. Подойдя к двери, она прислушалась. Изнутри не раздавалось ни звука, словно старик снова задремал. Это бывало с ним нередко, но обычно в таких случаях слышалось его легкое похрапывание. Она осторожно приоткрыла дверь и заглянула в кабинет.

Мстислав Иванович сидел в кресле в неудобной позе. На его посиневшем лице застыла гримаса боли. В руке, бессильно лежавшей на столе, старик продолжал сжимать колокольчик. Видимо, он звонил, пока не обессилел, призывая ее на помощь. Это был инфаркт, внезапный сердечный приступ.

Эльвира хотела броситься к старику, но почувствовала, что у нее отнялись ноги. Скользя по стене, она мягко опустилась на пол. А потом дико закричала, как смертельно раненый зверь, словно этот крик мог что-то изменить…

Глава 5. Отпуск в связи с похоронами

Олег шел по людной в этот предвечерний час улице, бережно прижимая урну с прахом деда к груди, и не замечал ничего вокруг. Он шел как сомнамбула, погруженный в свои мысли. Удивленные прохожие обходили его стороной, некоторые оглядывались. Он сам не знал, куда идет, пока не позвонила Эльвира. На ее вопрос Олег ответил первое, что пришло в голову. А потом подумал, что ему и в самом деле надо зайти в школу и написать заявление на краткосрочный отпуск, сославшись на смерть близкого родственника.

Был июнь, учебные занятия в школе закончились, но положенный ему по закону ежегодный отпуск начинался только через месяц. Наверное, по здравому размышлению, можно было бы и подождать. Но одна только мысль, что все это время ему придется хранить урну с прахом деда в своей квартире, вызывала у Олега ужас. У каждого свои фобии. Некоторые страшатся змей или крыс, другие призраков, а кто-то «черной» пятницы, выпадающей на тринадцатое число. Он же почти панически боялся мертвецов. Конечно, прах – это не совсем то же, что мертвое тело, но, по сути, урна с прахом – тот же гроб, в котором хранятся останки человека. Превращать свою квартиру в кладбище Олег не собирался. Можно было, конечно, на несколько ближайших недель сдать урну в камеру хранения на вокзале или арендовать ячейку в депозитарии какого-нибудь банка. Но он предпочел бы взять несколько дней отгулов и совершить небольшое путешествие к озеру, упомянутому в завещании, тем самым избавив себя не только от праха, но и от порождаемого им суеверного страха.

Придя к такому выводу, Олег направился в школу. Он пытался обосновать свои действия практической необходимостью, не решаясь признаться самому себе, что был в них и другой смысл. Его мучило любопытство. Он хотел узнать, кто же был на самом деле его дед, называющий себя Ратмиром, волхвом и жрецом языческого бога Велеса – талантливым от природы знахарем-самоучкой, помогающим людям, или обыкновенным шарлатаном, зарабатывающих себе на жизнь на их суевериях и невежестве. А, может быть, и тем и другим одновременно, Олег допускал даже это. Эмоции, нахлынувшие на него сразу после прочтения завещания, постепенно схлынули, и теперь он уже мог оценивать происходящее, как ему казалось, хладнокровно и критически. Волхвы, колдуны, оборотни, языческие боги были для него мифическими, почти сказочными персонажами. В реальной жизни они не существовали, во всяком случае, в жизни Олега им не было места. Признать, что в современном обществе существуют волхвы, значило для Олега ступить на путь безумия, по которому, возможно, так далеко зашел его дед. Ведь не случайно же от него отреклась родная сестра, а сам он обратился к внуку только после своей смерти, словно опасаясь, что при жизни их встреча не приведет ни к чему хорошему. Олегу все больше мнилось, что дед хотел навязать ему роль, которую сам играл всю свою жизнь. По какой причине неизвестно, быть может, просто из прихоти.

«Или потворствуя своему безумию», – снова подумал о том же Олег. В самом деле, ну как поверить, что он – потомок легендарного князя Всеслава Полоцкого, имя которого упоминается в таких древних русских летописях, как «Повесть временных лет» и «Слово о полку Игореве»? Почему бы уж тогда заодно не признать прославленную в веках безутешным плачем по мужу княгиню Ефросинью Ярославну своей теткой?! Ведь она была не только женой князя Игоря, но и дочерью галицкого князя Ярослава Осмомысла, а все древнерусские князья, как известно, были родственники, происходя из династии Рюриковичей…

Олег даже рассмеялся при этой мысли. Так, с улыбкой на губах и урной с прахом в руках он и вошел в здание школы, непривычно пустое и безмолвное без детей, отпущенных на летние каникулы. Не было даже дежурного охранника, обычно сидевшего за столиком у входа. Только из спортзала, дверь которого была распахнута, периодически раздавались женские вскрики. Заинтригованный Олег заглянул внутрь и увидел Ирину Владимировну, которая в одиночестве играла в баскетбол. Она кидала мяч в кольцо и каждый раз, когда попадала, громко кричала от радости. Только год назад она окончила институт и пришла работать в школу учителем физкультуры. У нее было очаровательное личико, сногсшибательная фигура и веселый беспечный нрав. Многие старшеклассники выглядели ровесниками молоденькой учительницы, но ее это не смущало.

Заметив Олега, она помахала ему рукой и крикнула:

– Идите сюда, а то мне скучно одной!

Олег знал, что ее часто подвозили к школе на разных автомобилях различные мужчины. Ирина Владимировна и сама не скрывала, что находится в активном поиске будущего мужа, который смог бы удовлетворить ее как физически, так и материально. Поэтому обычно Олег сторонился ее, понимая, что у него нет никаких шансов. Но если бы даже таковые и были, то он бы все равно не увлекся ею, потому что она курила, а одна только мысль, что ему придется целоваться с курящей женщиной, вызывала у него отвращение. А еще его раздражала татуировка на шее молодой женщины в виде крылатого дракона, который, казалось, с интересом заглядывал в вырез ее кофточки, словно размышляя, не будет ли ему уютнее там. Олег не удивился бы, если бы однажды не увидел дракона на шее, потому что на его месте и сам охотно переселился бы в ложбинку между грудей, имей он такую возможность. Груди, как и ножки Ирины Владимировны, были очень хороши. Но этим и ограничивались достоинства молоденькой учительницы в его глазах.

Поэтому сейчас на ее призыв Олег сухо ответил:

– Не могу.

Но Ирина Владимировна уже сама подошла к нему. Заметив чашу, она отбросила мяч в сторону и, протянув руку, восторженно произнесла:

– Какая прелесть! Можно потрогать за рога?

Но Олег отступил на шаг назад и отрицательно покачал головой. Ирина Владимировна с удивлением посмотрела на него. Однако это не произвело на него никакого впечатления. Вопреки ожиданию, Ирина Владимировна не стала настаивать. Ей надо было от Олега другое. И, забыв о чаше, она взяла быка за рога, но только в переносном смысле.

– Представляете, меня внесли в график дежурств по школе, и сегодня мой черед, – пожаловалась она голосом несправедливо обиженной маленькой девочки. – И, как нарочно, на этот вечер я купила заранее билет на концерт симфонической музыки. – Она подняла умоляющие глаза на Олега и попросила: – Вы не могли бы подменить меня, если уж все равно пришли в школу? А уж как я вам буду благодарна!

У нее был искренний тон и очень честные глаза, однако Олег ей не поверил.

– На концерт? – с недоверием переспросил он. – Симфонической музыки?

Видимо, у него был такой изумленный вид, что молодая женщина не выдержала и рассмеялась.

– Ну, хорошо, вы меня раскусили, – весело завила она. – Сегодня вечером я иду в ресторан. Но что это меняет?

– В общем-то, ничего, – пожал плечами Олег. – Но я действительно не могу сегодня. Мне надо срочно ехать. Я и в школу-то зашел только затем, чтобы выпросить отпуск за свой счет по семейным обстоятельствам.

Лицо молодой женщины выразило недоумение.

– Уж не жениться ли вы собираетесь, коллега? – спросила она. И, не сдержавшись, воскликнула: – А мы-то все считали вас женоненавистником!

– Нет, – без тени улыбки ответил Олег. – В связи с похоронами.

– И кто умер? – попыталась с сочувствием спросить Ирина Владимировна, однако это ей не удалось. У нее был слишком жизнерадостный нрав, и ей еще было очень мало лет, чтобы горевать из-за чьей-то смерти, тем более не имеющей к ней никакого отношения. – Близкий родственник?

– Дед, – сказал Олег. И зачем-то добавил, словно желая смягчить горечь утраты в глазах своей собеседницы: – Двоюродный.

– А-а, – протянула она, заметно теряя интерес к разговору. – Но все равно примите мои соболезнования.

Сказав это, молодая женщина быстро отошла, словно она уже израсходовала весь запас своего сочувствия и опасалась, чтобы этого не заметили. Когда Олег выходил из спортзала, за спиной у него снова раздавались радостные крики, издаваемые молоденькой учительницей после каждого удачного броска. И Олег мог бы поклясться, что она уже забыла о их разговоре.

По гулкой каменной лестнице с выщербленными ступенями он поднялся на второй этаж, где находился кабинет директора. Школа существовала более века. Среди учителей, особенно молодых, ходили слухи, что все это время ее бессменным руководителем была Галина Павловна Волчок. Никто не знал точно, сколько ей лет. Это была рослая тучная женщина, с высоты своего роста, положения и авторитета снисходительно взирающая не только на учеников, но и на учителей, и, казалось, всех их считающая детьми, требующими неусыпного надзора и наставления на путь истинный, а если надо, то и исправления. По строгости и безапелляционности суждений ей не годился в подметки сам Антон Макаренко, признанный всем миром одним из величайших педагогов двадцатого века. Но Галина Павловна критически относилась и к этому прославленному человеку, и к его «Педагогической поэме». У нее была слишком добрая душа, и она решительно восставала против «варварских», по ее мнению, методов воспитания Макаренко, наказывающих своих воспитанников «завтраком в ужин». У Галины Павловны были другие методы, более гуманные, но не менее действенные, как считала она сама.

Олег, однако, придерживался другого мнения. Он охотно отказался бы и от завтрака, и даже от ужина, лишь бы не выслушивать нотации Галины Павловны, которые она методично, и даже не повышая голоса, обрушивала на его голову, словно он был крепостью, а она – осадным орудием. После таких бесед Олег чувствовал себя боксером, получившим жестокую трепку на ринге, а иногда и нокаут. Обычно он всячески избегал общения с Галиной Павловной и обходил ее кабинет стороной, словно тот, по меньшей мере, был рассадником чумы. Но сегодня их встреча была неизбежна, поскольку заявления своих сотрудников на внеплановый отпуск Галина Павловна подписывала лично. Входя в кабинет директора, Олег чувствовал себя безмозглым, утратившим инстинкт самосохранения кроликом, добровольно прыгающим в пасть удава.

Директор сидела за небольшим столиком, стоявшим в углу комнаты, и пила чай в одиночестве. Перед ней лежала открытая полупустая коробка шоколадных конфет. Он сразу понял, что Галина Павловна находится в добром расположении духа. Она не встретила Олега, как обычно, печальным вздохом и грустным взглядом, а снисходительно улыбнулась в ответ на его невольно заискивающую улыбку и спросила:

– Что это у вас в руках, Олег Витальевич? Покажите-ка!

Олег, растерявшись, опустил урну с прахом на столик, рядом с сахарницей, чтобы Галина Павловна могла лучше ее рассмотреть.

– Какая оригинальная чаша! – воскликнула Галина Павловна почти тем же тоном, как до этого молоденькая учительница физкультуры. – А какие рога! Неужели это подарок на мой день рождения? Как мило, Олег Витальевич, что вы вспомнили о нем!

Но Олег после всего пережитого в этот день был неспособен понимать шутки и принял ее слова всерьез.

– Что вы, Галина Павловна, – произнес он почти с ужасом. – Как вы могли такое подумать!

– И действительно, – насмешливо ответила та. – Кто я такая, чтобы дарить мне подарки. Вот было бы мне двадцать лет, и имей я такую же фигурку, как наша Ирина Владимировна, тогда другое дело.

– Галина Павловна, вы меня не правильно поняли, – попытался оправдаться Олег. – Я совсем не то…

Однако директриса повелительно махнула рукой, останавливая его.

– Вот уж не думала, Олег Витальевич, что вы лишены чувства юмора. Раньше этого за вами не замечалось. – И, желая сменить тему, она спросила: – Хотите чаю с конфетами?

– Нет, – честно ответил он.

– А что же тогда вы хотите? – задумчиво произнесла Галина Павловна. – Только говорите правду. Сомневаюсь, что вы пришли, не имея никакой цели, кроме как скрасить мое одиночество. Я пожилая женщина. И уже давно мужчины проявляют ко мне только корыстный интерес.

В любой другой день Олег стал бы отрицать это провокационное утверждение, но сейчас, под проницательным взглядом Галины Павловны, он был вынужден признать ее правоту. У него не было ни времени, ни желания на обман.

– Мне нужен отпуск, – сказал он. – Дня на три. Может быть, на пять. А лучше на неделю.

Возможно, он продолжал бы набавлять, поощряемый молчанием Галины Павловны, но та, наконец, прервала его, с насмешкой сказав:

– А еще не забудьте потребовать премию и почетную грамоту.

– Но ведь я же не дурак, – возразил Олег.

– Зато я дура, как вы, уважаемый Олег Витальевич, судя по всему, думаете, – сказала уже с возмущением Галина Павловна.

– Но это вовсе не так, – запротестовал он.

– Тогда идите и подумайте над тем, стоит ли злоупотреблять моим терпением, – потребовала директриса. – У вас есть совесть? На носу выпускные экзамены, а вы единственный в школе учитель истории. И кем прикажете вас заменить – Ириной Владимировной с ее дракончиком?! А вам самому не будет жалко своих учеников?

– Но мне очень надо, – сказал Олег. – А к экзаменам я вернусь. Обещаю, что не подведу вас.

Его необычная настойчивость произвела на Галину Павловну впечатление. Обычно Олег смирялся, стоило ей только нахмуриться и бросить на него грозный взгляд.

– И какова причина? – спросила она, невольно заинтересованная. – Неужели вы решили всех нас удивить и тайно сочетаться законным браком?

– И вы туда же, – грустно вздохнул он. – Мне надо похоронить деда. Кроме меня, других родственников у него не осталось.

Взгляд директрисы мгновенно смягчился.

– Похороны – это святое, – уже миролюбивым тоном произнесла она. – И я очень рада, что вы такой заботливый внук. Вот уж, признаться, не ожидала от вас! То есть не то, чтобы от вас лично, Олег Витальевич, вы не подумайте. Просто современная молодежь…

Она не договорила. Сейчас, когда Галина Павловна не улыбалась, а печалилась, было хорошо заметно, что ей уже очень много лет.

– Я бы очень хотела, чтобы у меня был такой внук, как вы, Олег Витальевич, – сказала она. – Тогда я могла бы умереть спокойно.

Все знали, что у Галины Павловны не было не то что внуков, но даже детей. Олег почувствовал себя виноватым. Заметив это, Галина Павловна перевела все в шутку.

– Поэтому я все живу и живу, – с деланной веселостью сказала она. – Так что не надо меня жалеть, Олег Витальевич. Во всем есть свои плюсы и минусы. Как говорится, нет худа без добра.

Олег кивнул, соглашаясь. Его всегда поражало, как парадоксально мыслила Галина Павловна. Он не успевал за ходом ее мысли. И за сменой ее настроения. Он все еще чувствовал себя неловко, а она уже была настроена по-деловому и решительно.

– Пять дней я вам дам, – заявила она безапелляционно. – И даже выпишу пособие на погребение. Это небольшие деньги, но все же. В наше время похороны могут разорить. Один только приличный гроб, мне говорили, стоит целое состояние.

– Гроб не нужен, – сказал Олег почти машинально.

– А как вы собираетесь хоронить своего деда? – возмущенно спросила директриса. – Зароете в землю, как собаку, в картонном ящике?

– Не зарою, – возразил Олег. – Развею по ветру.

Директриса посмотрела на него с таким видом, будто сочла, что он сошел с ума. Заметив это, Олег счел нужным пояснить:

– Дед предпочел крематорий кладбищу. Мне осталось только выполнить его последнюю волю.

В глазах Галины Павловны появилась заинтересованность. Видимо, была затронута тема, на которую она сама много размышляла, и теперь ей неожиданно представилась возможность обсудить ее с другим человеком.

– Это, конечно, не мое дело, – сказала она, – но мы все-таки живем не в Индии, где покойников принято сжигать на костре. Как быть с православными традициями?

– Православные традиции, – эхом повторил Олег. И неожиданно даже для себя самого спросил: – Галина Павловна, а что вы думаете о языческой вере? Это хорошо или плохо?

Директриса заметно удивилась вопросу, но все-таки ответила:

– А что я могу думать плохого? Наши предки были язычниками. Я не могу осуждать их за это. Не реши князь Владимир взять в жены сестру византийских императоров, быть может, все мы до сих пор поклонялись бы языческим богам. Как англичане были бы католиками, не будь Генриха VIII и его желания иметь законного наследника престола.

Галина Павловна сокрушенно покачала головой.

– Признаюсь – иногда мне даже кажется, что оставайся Русь языческой, не стремись она стать частью христианского мира, для нее это было бы лучше. Она шла бы своим, особым путем. Была бы не Азией и не Европой, а – Русью. И кто рискнет сказать, что это плохо?

– Только не я, – сказал Олег. – Но вы же знаете, что церковь придерживается других взглядов. После принятия христианства языческие жрецы подвергались жестоким преследованиям, и как быть с этим?

– А никак, – решительно заявила Галина Павловна. – Эти жрецы были теми еще прохиндеями. Уверяли, что обладают мистическими способностями и умеют предсказывать будущее. Враждовали друг с другом, отстаивая верховенство того бога, которому поклонялись. Устраивали заговоры против князей и народные смуты. Без них на Руси стало спокойнее. Как говорится, поделом вору и мука.

Олегу вдруг стало обидно за деда.

– А волхвы? – спросил он. – Как быть с ними? С Вещим Бояном, астрологами, врачевателями. Они творили благое дело. Развивали на Руси искусство, науку, медицину. А их тоже – анафеме. Разве это справедливо?

– Насколько мне помнится, Даль в своем словаре утверждает, что справедливость – это когда все по правде и совести, – назидательно произнесла Галина Павловна. – Неужели вы, Олег Витальевич, всерьез думаете, что существует одна для всех правда? Я прожила достаточно много лет, чтобы понять и принять простую истину – у каждого правда своя. Вот, например, вы считаете нашу учительницу физкультуры чуть ли не жрицей любви, а она себя – очень даже нравственной особой. Я разговаривала с ней, и Ирина Владимировна мне призналась, что мужчин она перебирает вовсе не из-за своей распущенности, а желая не ошибиться и найти того единственного, с которым могла бы прожить счастливо всю жизнь и умереть в один день. Вот так-то! А с совестью еще того запутаннее. Иногда мне кажется, что ее просто не существует в природе, она как гомункулус, искусственно создана философами.

Олег возмущенно покрутил головой.

– Вот уж не ждал от вас такого цинизма, уважаемая Галина Павловна!

Директриса грустно улыбнулась.

– Утомили вы меня, Олег Витальевич, – сказала она. – Сказали, что пришли за отпуском, а сами принуждаете старуху философствовать. Я вам что – мудрец? Я всего лишь директор школы. За ответами на свои заумные вопросы обратитесь к кому-нибудь другому. А еще лучше – перестаньте умствовать и начинайте просто жить. Найдите жену, заведите детей, сделайте карьеру…

Олег не стал с ней спорить. Галина Павловна направила их разговор в привычное русло, и ему стало скучно.

– Извините, но я спешу, – перебил он директрису не совсем вежливо. – Так что насчет отпуска?

– Пишите заявление, – сказала она, тяжко вздохнув.

Тут же, не выходя из кабинета, он написал заявление, директриса подписала его, и Олег ушел, едва не забыв на столике урну с прахом деда. Вспомнил Олег о ней, уже выйдя из кабинета. Чертыхнулся и вернулся. Уже взяв чашу в руки, он подумал, что это плохая примета – то, что ему пришлось возвращаться. Олег хотел трижды сплюнуть через левое плечо, чтобы избежать возможных неблагоприятных последствий, но Галина Павловна не сводила с него глаз, и он не рискнул. Своенравная старуха была бы шокирована его дурными привычками, и ему пришлось бы долго оправдываться, как нашкодившему школяру. А это было для него уже непосильно.

Олег вышел из здания школы с таким чувством, будто снял с плеч груз, до этого пригибающий его до земли. Теперь ничто не мешало ему рассеять прах деда над озером со странным названием, которое он никак не мог запомнить. А потом разобраться со всем остальным, о чем говорилось в завещании. Но с этим уже можно будет не спешить. У него появилось время все обдумать и принять верное решение. Пять дней – это очень много. Это целая вечность, когда ты вырвал эти дни из бесконечной цепи однообразных буден, и можешь прожить их так, как тебе заблагорассудится. Это все равно что стоять на перекрестке и выбирать одну из множества дорог, которые простираются перед тобой, зная, что в любой момент можешь вернуться и выбрать другую. Это как оказаться в сказке, потому что в реальной жизни так не бывает. Причем эта сказка со счастливым концом.