Вадим Иванович Кучеренко
Игра
Поймав себя на мыслях, ради избавления от которых она сюда и приехала, Анна рассердилась, как всегда, на саму себя и потому излила раздражение на того, кто попал ей под руку.
– Ну что, будем знакомиться? – вызывающе улыбнулась она. – Как принято в вашем театре: ложиться в постель до спектакля или отмечать этим удачную премьеру?
– Говорят, что любовники в жизни не могут хорошо сыграть любовников на сцене, – не выказав ни обиды, ни удивления, ответил Станислав. – Так что предлагаю обойтись без этого. А вообще-то, я принес вам снотворное, как обещал. Извините, если не вовремя.
Он положил на столик, стоящий у окна, пачку таблеток и повернулся, чтобы уйти. Анна смутилась и окликнула его:
– Постойте!
Он остановился, взглянул на нее. Она смотрела в его темные, с искорками зрачков, глаза, напомнившие ей почему-то ночное звездное небо, и думала: он действительно Станислав, а не какой-то там Стас.
– Вы же видите, мне стыдно, – сказала она. – Будьте мужчиной, не заставляйте меня мучиться угрызениями совести. Лучше садитесь в это кресло, рядом со мной, и рассказывайте.
– О чем? – теперь удивился он.
– О спектакле, в котором нам с вами предстоит играть.
– Что вы хотите узнать?
– Все, что вы захотите. Надеюсь, это не займет много времени? У нас его мало.
Следующие два дня Анна и Станислав провели, почти не выходя из ее номера. Разговаривали, разбирали сцены и эпизоды, спорили. Наскоро перекусывали, час-другой отдыхали и снова сходились. Изредка кто-то заходил, что-то спрашивал, она или он отвечали, машинально, не задумываясь, лишь бы их оставили в покое. И снова были одни – в гостиничном номере, в городе, во Вселенной…
– Я больше не могу, – наконец призналась она и, откинувшись на спинку кресла, устало закрыла воспаленные глаза. – Я хочу проспать целую вечность. В крайнем случае, чтобы до завтра меня никто не тревожил.
– До сегодня, – поправил ее Станислав, взглянув на часы. – Спектакль уже этим вечером.
– Я не встану, – пообещала Анна.
– Не бойся, я разбужу тебя.
– Плевать на все! Я сейчас умру, а когда оживу – это будет Страшный суд, и будет уже все равно. Где твое снотворное?
Станислав протянул ей пачку таблеток и стакан, плеснув в него воды из хрустального графина с пробкой, стоявшего на столе. Воду за эти два дня меняли уже несколько раз, и всегда новая горничная, с неизменным восторгом взирающая на Анну и с любопытством, смешанным с восхищением – на Станислава
Но Анна отвела его руку. Она встала, нашла свою сумочку, достала из нее аккуратно свернутый пакетик, высыпала из него в стакан какой-то порошок и улыбнулась Станиславу, с интересом наблюдавшему за ее действиями.
– Что это? – спросил он.
– Напиток богов, – ответила Анна. – Гарантирует вечную молодость и абсолютно безвреден. Хочешь?
– Разливай, – кивнул согласно Станислав. Он тоже очень устал, хотя и старался скрыть это. – Выпьем за знакомство – и в постель.
– А говорил, что обойдемся без этого, – рассмеялась Анна. – Все вы такие, мужчины!
Станислав с сожалением взглянул на нее, тяжело вздохнул, но сдержался. От переутомления ему уже даже не хотелось спать А надо бы обязательно перед спектаклем выспаться. Даже с помощью снотворного. Или что она там себе намешала.
Он взял из рук Анны стакан и отпил половину.
Немного погодя в его голове вспыхнул и взорвался разноцветный шар, и весь мир погрузился в мерцающую огнями бездну. Он шагнул в нее и начал падать: долго, беззвучно, без страха. Вдруг он понял, что это не падение, а полет. Свободное парение. Как это случалось с ним в детстве, во сне. А вместе с этим пришло ощущение счастья. Своего бессмертия. Прекращение земного существования. Потеря себя, растворение в Вечности. А на дне бездны его ждала Анна…
Станислав очнулся внезапно. Просто открыл глаза – и увидел склонившуюся над ним Анну. Она виновато улыбалась.
– Ты прости, – сказала она. – Не учла, что ты не привык. Дала лошадиную дозу. Чуть не убила.
– Все хорошо, – с некоторым удивлением озираясь вокруг, ответил он. – Я себя отлично чувствую.
Действительно, голова была поразительно легкой и ясной. Он ощущал в своем теле силу, и она росла, словно родник пробивался из-под земли. Единственное, что тревожило его – это грусть. По тому неведомому, что было с ним, и уже никогда не случится вновь.
– Ты волшебница? – спросил он, беря ее за руку.
– Да, – ответила Анна.
– И ты сможешь повторить свое чудо?
– Не сейчас, после, – мягко освобождаясь от его сильных рук, пообещала Анна.
– Когда? – настаивал он.
– После нашей с тобой премьеры.
Он вспомнил и одним движением своего крепкого мускулистого тела поднялся с кресла, на котором полулежал все это время.
– Скоро? – спросил он уже совершенно другим тоном. И даже его глаза изменили свое выражение.
– Через два часа. За нами прислали машину. Нас ждут.
Анна и сама не заметила, когда начала говорить «мы» вместо привычного «я».
Через два часа они вышли на сцену. И началась игра.
Пьеса была современной и, как писали в рецензиях, очень актуальной. В одном провинциальном городе люди, проявив сознательность, пришли на помощь милиции в борьбе против хулиганов и бандитов. И по вечерам улицы начали патрулировать отряды дружинников, созданные из лучших представителей общественности. Очень быстро они навели порядок в городе. Криминальный мир потерпел поражение. Социалистическая законность восторжествовала.
Такова была идея, которую заложил в свою пьесу драматург и воплотил на сцене режиссер.
Но Анна и Станислав прочитали эту пьесу по-другому. Их внимание привлек эпизод, где дружинники встречают любовную парочку, возвращающуюся поздно вечером из ресторана, и пьяную то ли от выпитого вина, то ли от любви. Мужчина и женщина кричат, поют, смеются, нарушая тишину спящего города. Между мужчиной и дружинниками завязывается ссора, перерастающая в драку. Достается и женщине, которая пытается вступиться за любимого человека. После чего их силой уводят в милицию.
– И в городе снова воцаряются покой и порядок, достигнутый ценой унижения человеческого достоинства и любви, – сказал Станислав. Это благодаря ему Анна, до этого лишь механически заучившая текст, взглянула на спектакль новыми глазами. И согласилась, что играть надо именно так.
Теперь, в их интерпретации, спектакль был о цене, которую пришлось заплатить людям за то, чтобы в их городе восторжествовал порядок. И восклицательный знак, который поставили автор пьесы и режиссер, они, актеры, заменили вопросом – не слишком ли высока эта цена?
Само по себе это могло бы пройти незамеченным, будь на сцене посредственные актеры. Но Анна, вдохновленная Станиславом, играла как никогда в своей жизни.
Уже посреди спектакля из зрительного зала ушли несколько человек, один из них в форме. На следующий день в городской газете появилась разгневанная заметка об оскорблении органов правопорядка со сцены местного театра драмы заезжими гастролерами.
А в этот вечер кто-то из зрителей плакал, и в напряженной тишине зала эти тихие всхлипы были слышны даже на сцене. Потом, на поклонах, какая-то девушка подарила Анне букет цветов, с задних рядов несколько раз крикнули «браво».
Во время спектакля Станиславу разбили колено, без жалости бросив на дощатое покрытие сцены. А Анне так заломили руку, что она со всего размаха ударилась подбородком о стол и чуть не потеряла сознание.
– В этом проклятом городишке, видимо, люди умирают сразу, без долгих мук, – яростно ругалась Анна, поддерживая Станислава под руку. Это была уже третья аптека, где они пытались по пути в гостиницу купить аспирин или анальгин. Две оказались закрыты, а в третьей, круглосуточной, их постигла неудача. Ничего болеутоляющего в продаже не оказалось.
Станислав сильно хромал, но старался не стонать и даже не морщиться, когда неловко наступал на покалеченную ногу. Все же иногда ему это не удавалось. Колено распухло, при каждом шаге в него словно всаживали раскаленный гвоздь. Но после спектакля машины, которая должна была ждать их возле служебного входа театра, не оказалось. Не нашли они и Кирилла Алексеевича, который так же куда-то бесследно пропал. И они были вынуждены пойти в гостиницу пешком, благо, что та располагалась на той же улице, что и здание театра. Заблудиться даже в совершенно незнакомом городе было невозможно, надо было только никуда не сворачивать. Несмотря на то, что догорало лето, и сумерки были еще светлыми, улицы города казались вымершими. Ни прохожих, ни машин, и даже светофоры на перекрестках, все как один, мигали желтым оком, окрашивающим дома в бледно-мертвенный цвет.
Анна ласково погладила Станислава по плечу.
– Пойдем, милый, в гостиницу. Придется, уж видно, мне лечить тебя своими средствами.
Он думал, что это уже никогда не повторится – ощущение сладостного восторга, сравнимого разве что с первым прикосновением к любимой женщине. Но это случилось. Он испытывал подобное один или два раза в своей жизни, но давно, слишком давно. И уже позабыл, как это бывает. А сейчас вспомнил. И он снова летел и летел куда-то в беспредельность, не имея представления ни о времени, ни о пространстве…
