В. Г. Гусаков
Академик В. Г. Гусаков. Наука – моя судьба. К 70-летию

Моя история как есть: объективно и без прикрас
Биографические фрагменты

Сфера моей основной научной деятельности – аграрная экономика. Правда, в последнее время немало внимания отдаю общей экономике, а также другим социально значимым проблемам, в том числе организации науки. Все это придает моей научной деятельности определенную специфику и отличает от других областей научных занятий. Однако полагаю, общие закономерности научного труда примерно одни и те же в разных сферах.

I. История науки через личную историю

– Каково это лично для Вас – быть академиком Национальной академии наук Беларуси, доктором наук? Это то, к чему Вы стремились с детства? Как проходил выбор этого пути?

– Вопрос, конечно, одновременно и простой, и сложный. Вспоминаю свои детство и юность. Это были 50–60-е годы прошлого века. Большая деревня Ботвиново в Чечерском районе Гомельской области. Самобытная белорусская глубинка вдали от цивилизации. Много молодежи с разными увлечениями. Но все были заняты трудом, а с взрослением – скорее на свой хлеб. Трудились все – от мала до велика, но жили все одинаково бедно. Кто-то оставался в деревне, а большинство уезжало в город Гомель на разные предприятия в поисках лучшей жизни. Ребята стремились получить профессионально-техническое образование и с восторгом рассказывали нам, более младшим, как это здорово. Слушать было интересно. Но меня такая перспектива почему-то не прельщала. Хотя я и завидовал где-то тем, кто смог найти свое место в таком большом городе.

По рассказам родителей и родственников, да и сам это ощущал, я несколько отличался от своих сверстников. Меня называли аккуратистом, дедом Гордеем (это мой дедушка, который был отменным хозяином и образцово вел все дела). Мне такие сравнения не нравились, поначалу думал, что это не очень хорошо. Но потом понял. По своей натуре мне постоянно хотелось навести во всем порядок, чтобы у нас все было лучше, чем у других. Любил чистоту, порядок, ухоженность. И постоянно этим занимался. К старшим классам многое из домашнего хозяйства постепенно перешло под мою ответственность. Меня тяготили длительные игры со сверстниками даже в футбол и хоккей. Мне хотелось убежать домой и заняться неотложными хозяйственными делами. Также мне надо было присматривать за своим младшим братом, которого я фактически вырастил. Родители ежедневно находились на колхозных работах. Так что мне тут было «не до гульней».

Любил ставить опыты по выращиванию различных сельскохозяйственных растений и получать какой-то особый урожай. Для этого имел несколько крошечных опытных участков. Старался посадить как можно больше деревьев и превратить нашу усадьбу в цветущий сад и лес. Мечтал даже о парке рядом с домом на свободном болотистом участке и посадил вокруг, видимо, более сотни разных деревьев и кустов. Не все они, конечно, приживались. На открытой местности их просто стаптывали животные и люди. Но некоторые растут до сих пор и украшают усадьбу, навевают замечательные воспоминания. Жаль, что их уничтожение продолжается.

У нас был, пожалуй, самый большой в деревне сад, который посадил отец, и мне предстояло за ним ухаживать – в летнее время поливать, а зимой откапывать из сугробов, чтобы снег не поломал сучья. Снега в то время были большие. Отец экспериментировал, мог привить на одном дереве несколько сортов, и меня это притягивало, стремился повторить.

Кроме того, активно осваивал столярное дело. В старших классах самостоятельно построил у дома веранду (материал также пришлось готовить самому), перенес и отремонтировал баню, перекрыл сараи шифером, выполнял необходимые покрасочные работы и т. д. Умело орудовал рубанком, фуганком, топором, кистью и т. п.

В то время я, конечно, не знал и не представлял себе, кто такой ученый, а тем более академик. Но передо мной был пример старшего брата, который уже учился на агронома в Белорусской сельскохозяйственной академии. И когда он приезжал на каникулы или праздники, я с любопытством наблюдал за ним. А также притягательный пример дяди (брата моей мамы), который где-то далеко в Минске (как нам казалось) занимал какие-то очень важные должности и стал академиком, а затем и министром сельского хозяйства. Это было что-то непостижимое и манящее. Односельчане, не скрывая, завидовали нашей семье, но одновременно, как и мы, гордились своим земляком. Когда он изредка заглядывал к нам, не было предела радости. А мы, дети, с придыханием смотрели и слушали своего знаменитого дядю, а еще хотелось незаметно дотронуться до его блестящей служебной голубой «Волги». К нему приходили односельчане с различными просьбами, и помню, как он всех радушно привечал и никому ни в чем не отказывал.

В старших классах и даже после школы какого-то определенного выбора относительно того, кем быть, у меня не было. Было только ощущение, что я должен добиться чего-то существенного, не прозябать и не остаться малозначимым. Но чего – сам не знал. После 8-го класса поступил в Гомельский машиностроительный техникум, но через два месяца понял, что это не мое. Меня с трудом отпустили, когда я приехал с мамой. Пошел в 9-й класс, хотя в школу пришлось ходить за 7 км. После окончания 10 классов поступил в Минск, в Белорусский институт механизации сельского хозяйства на инженерный факультет, но также через два-три месяца пропала всякая охота. Перевелся на заочное отделение, вернулся в родную деревню. Приняли на работу в местную 8-летнюю школу. Школа также не привлекала, хотелось чего-то иного. Поехал в Гомель, попробовал специальность рабочего на промышленном предприятии, затем рабочего на предприятии пищевой промышленности.

Так в поисках прошло два года. Надо было идти в армию, в десантные войска. Но перед армией сделал еще одну попытку учебы (я окончил школу в 16 лет, и благо до армии у меня было примерно два года). Поступил по примеру старшего брата в Белорусскую сельскохозяйственную академию. Однако не на агрономический факультет, куда завел меня брат, а неожиданно на экономический, совершенно незнакомый. Выбор был сделан случайно во время подачи документов, и было это уже в последний день за два часа до окончания приема.

Только здесь, как потом понял, это стало моим призванием. Учился увлеченно и ответственно. Нравилось все – сам городок Горки, масштаб академии, мой факультет, преподаватели, которые с душой относились к своей профессии. Во всем старался быть не хуже других, знать больше. Проявлял активность, это не оставалось незамеченным. Участвовал в олимпиадах по философии, экономике, управлению и другим дисциплинам. Мои способности стали быстро раскрываться. Годы студенческой жизни пролетели быстро, и я об этом жалел. Здесь появился у меня большой друг, в семье которого принимали меня как сына. Была попытка остаться в академии после ее окончания, но это оказалось невозможным, кафедры были переполнены. Пришлось поехать на работу по специальности.

Устремился в свой совхоз «Ботвиново», но вакантные места были заняты. Мне дали открепление. Поехал по окрестностям искать работу самостоятельно. Так после трех-четырех попыток попал в Славгородский район Могилевской области, где мне радушно предложили должность главного экономиста в пригородном экономически крепком колхозе. Но творческая деятельность манила. Поэтому через год работы в колхозе поступил на заочное отделение в аспирантуру в Минске, в Белорусский НИИ экономики и организации сельского хозяйства, а еще через полтора года упросил руководство колхоза и района (в то время надо было согласие первого секретаря райкома партии, я состоял уже кандидатом в члены КПСС) отпустить меня на учебу в очную аспирантуру. Хотя уезжал из хозяйства уже с тяжелым сердцем. Привык, работа главного экономиста нравилась, и ко мне относились с большим уважением. До сих пор с благодарностью вспоминаю колхоз, который дал мне немалый практический опыт для последующей научной деятельности. Да и меня до сих пор помнят и чтят в деревне.

Завершая ответ на вопрос, скажу, что к карьере ученого, как видно, пришлось идти сложным путем. Поиск своего места в жизни занял немалое время, были терзания. И даже когда учился в аспирантуре, не мог помыслить, что когда-то стану академиком. Было лишь повышенное желание трудиться, сделать что-то полезное. А также стремление не останавливаться на достигнутом. Хотелось работать и работать, а результаты, которые появлялись (статьи, разработки и др.), хотя и радовали, но не обольщали. Не хочу считать себя трудоголиком, но было (и до сих пор остается) желание двигаться вперед – что-то совершать, получать то, чего нет у других, что-то изучать, постигать новое, изобретать свое, быть впереди. Хотя в силу скромности своего характера получаемые успехи не стремился афишировать. Не любил выпячивать достоинства. Внешне старался быть как все и только сам себе задавал новые задачи. Сказывался какой-то внутренний стержень – не демонстрировать преимущества, чтобы каким-то образом не помешать. Главное для меня было – работать. Не считаться со временем, затратами и силами. Материальная выгода была не основной. Пытался не заострять внимания на упущенных возможностях. А они были. Можно было быстро получить и хорошую должность, и квартиру. Взял себе за правило не опережать события, не добиваться успехов любой ценой, вести себя спокойно в любых условиях, но не терять время.

Все шло и приходило само собой, даже как-то неожиданно. В этом есть что-то судьбоносное. Встречалось немало и соблазнов, когда я мог свернуть с пути. Были и критические моменты на грани жизни, но что-то меня оберегало.

После были защиты кандидатской и докторской диссертаций (кстати, докторскую пришлось писать дважды: до развала Советского Союза это было исследование хозрасчета и хозрасчетных отношений, а в новых условиях – обоснование рыночного хозяйственного механизма), звания профессора, члена-корреспондента и академика (кстати, также двойные: первоначально – в Академии аграрных наук Республики Беларусь, а с ее присоединением – в Национальной академии наук), избрание академиком (действительным членом) рядом зарубежных академий. Можно к этому добавить, что кроме классической научной карьеры с соответствующими степенями и званиями никаких других крупных наград и премий у меня почти нет. Никогда к этому не стремился и, когда были предложения, отказывался. Считал и считаю, что для ученого это не главное, более важно иметь научное признание. Правда, есть звание «Заслуженный деятель науки Республики Беларусь», Почетные грамоты Совета Министров Республики Беларусь и ряд ведомственных наград. Но основное – то, что я смог за все эти годы сформировать крупную научную школу, а также прочную теоретическую, методологическую и научно-практическую базу по устойчивому и эффективному развитию экономики агропромышленного комплекса в новейших условиях. И опубликовать немалое количество научных и научно-популярных работ. Общим числом более 1000, из которых около 40 – монографии и книги.

А еще у меня в активе – большое внедрение научных разработок. Мною и под моим руководством разработаны и приняты для использования практически все концепции и стратегии развития агропромышленного комплекса в новых условиях (более 10), а также основные программы организации сельского хозяйства начиная с 1994 года, среди которых крупнейшей является Государственная программа возрождения и развития села на 2005–2010 гг. Эти программные документы стали базовыми для комплексного научного обеспечения АПК на различных этапах его развития, способствовали предотвращению деструктивных тенденций (разорения) в этой важнейшей сфере продуктового снабжения, а также становлению механизмов ее устойчивого поступательного развития и роста. Современное эффективное сельское хозяйство – это и мой успех.

А каково лично для меня быть академиком и доктором наук? Да никак. Я этого просто почти не ощущаю и не замечаю. Остаюсь по-прежнему тружеником и таким же, как многие ученые, доступным, организованным, внимательным, требовательным и нацеленным на будущее.

– Как бы Вы описали прорывной момент в Вашей научной карьере – новая тема работ, изобретение, цикл публикаций, что-то другое?

– Не знаю, что называть прорывом. Какого-то одного яркого события или момента не припомню. Зато была череда пусть не судьбоносных, но заметных событий, которые в той или иной мере влияли на карьеру и жизнь.

Например, учеба в аспирантуре после колхозной практики, защита кандидатской диссертации в Латвийской сельскохозяйственной академии (у нас в Беларуси не было в то время совета по защите), после чего стал причислять себя к кругу ученых, поступление в докторантуру в Москве во Всесоюзный (ныне Всероссийский) институт экономики сельского хозяйства.

Хочу припомнить, что в Советском Союзе в 1988 году было решено восстановить докторантуру после ее длительного отсутствия. Стояла задача поднять уровень научного обеспечения народного хозяйства и привлечь молодежь. Я попал во второй прием. Всего было зачислено три докторанта (и это на огромную страну!) – один от Украины, один от России и я от Беларуси. Я был бесконечно счастлив, что мне это удалось. Затем была защита докторской диссертации в Москве. Параллельно старался публиковаться. До сих пор помню как первую свою статью – небольшой информационный листок размером 0,23 усл.-п. л., так и первую монографию по новому качеству аграрного хозяйственного механизма, которые я с нетерпением ждал. Надо сказать, что тогда публиковаться было непросто. Наблюдалась немалая конкуренция, а официальных издательств и изданий было крайне недостаточно. К тому же надо было пройти строгую экспертизу. Однако я стремился всеми силами публиковать свои результаты, знал, что только так можно получить признание.

Впоследствии были многие публикации, а также научные степени и научные звания, должности и избрания. Все это имело, конечно, значение, но воспринималось как само собой разумеющееся. Хотя за звание члена-корреспондента и академика пришлось немало посражаться. В этом и состоит особенность научной карьеры.

Труд и результативность – основные мои научные критерии. Никогда и ничего жестко не планировал. Полагал, что планы в науке неуместны, жизнь всегда повернет по-своему. Все должно приходить в результате непрерывного труда. Как в философии, когда накопленное количество приобретает новое качество. Поэтому, когда порой происходили сбои в моей научной карьере, старался воспринимать все спокойно. Концентрировал усилия и снова напряженно трудился над новыми задачами. По головам не лез и ни на кого не рассчитывал. Только на себя, а вернее на свою возможность напряженно трудиться. Стремился впитывать все как губка, постигать даже непостижимое. Отсюда было много сторонних увлечений – коллекционирование популярных книг и модных аксессуаров, посещение театров, концертов и кино, постижение некоторых тайн человеческой сущности.

Видимо, это особенность деревенского парня, который оказался в большом городе с огромным количеством возможностей. Хотелось все быстрее наверстать и продемонстрировать не худшие способности, чем у городских сверстников.

Однако несмотря на все многолетние успехи и достижения, по-настоящему состоявшимся ученым я стал считать себя где-то к 60 годам. Совершенно не опасаюсь это сказать, потому что именно к этому периоду накопленный потенциал позволил мне уже иметь взвешенные и сравнительно объективные оценки по любым вопросам и науки, и человеческого общества (не прибегая к сверке с мнениями других и не корректируя свою позицию исходя из установок любых авторитетов). И это считаю крупнейшим достижением моей жизни и карьеры, когда я стал примером для многих, а мой опыт востребован, когда к моим рассуждениям и умозаключениям прислушиваются, считают их взвешенными и целесообразными. В этой связи пришел к выводу также о бесполезности советов, рекомендаций и наставлений. Они, как правило всегда отвергаются. Каждый человек сам должен разобраться в своей жизни. Тем более избегаю всяких споров и дискуссий – они настраивают на воинственность и враждебность. А ученый должен располагать. Для этого надо уметь рассуждать, анализировать, сравнивать и убеждать.

Момент научной зрелости наступает у каждого. Для этого, полагаю, мало защитить кандидатскую и докторскую диссертации, стать профессором. Надо накопить такой потенциал, чтобы он, как «Википедия», позволял давать исчерпывающий ответ на любой вопрос. Ведь не секрет, что до момента научной зрелости каждому приходится постоянно корректировать свою точку зрения на мнения и авторитеты других. Даже имея необходимые научные степени и звания, нельзя сказать, что ученый созрел как личность. Особенно если человек бесконечно метается в поисках истины и не может сосредоточиться на чем-то одном, сформулировать генеральную линию поведения. Да, ошибаться можно в любом возрасте. И менять взгляды также. Но лучше остаться со своим твердым убеждением и мнением (даже если оно кажется кому-то ошибочным), чем непрерывно исповедовать идеи других.

– Каково Ваше нынешнее восприятие ситуации в науке в Советском Союзе? Что это был за период для Вас лично?

– Большое видится на расстоянии. Только с исчезновением Советского Союза и по прошествии более трех десятков лет мы по-настоящему стали осознавать роль и уровень советской науки и то, что имели, а также масштаб утраты. Тогда же это казалось само собой разумеющимся.

В Советском Союзе наука была первейшим приоритетом – создавались и открывались научно-исследовательские институты, массово готовились научные кадры, формировались научные школы, разворачивались программы научных исследований в различных сферах, выделялись достаточные объемы бюджетного финансирования под потребности науки (приборы, оборудование и пр.). Создавались крупные наукоемкие объекты, в результате чего страна лидировала в мире по ряду стратегических направлений – в космосе, индустрии, военном комплексе, атомной промышленности, точном приборостроении и других отраслях. Советский Союз был примером организации науки и взаимодействия ученых и практиков при решении первейших задач страны.

По аналогии с Советским Союзом выстраивались академии наук и научно-исследовательские институты в ряде других государств. Так, мы в Беларуси до сих пор базируемся на научном потенциале, созданном в Советском Союзе. Правда, время сильно поменялось. Изменилась и вся система организации науки – от формирования программ научных исследований и их финансирования до подготовки научных кадров и внедрения результатов исследований. Сейчас основная ставка сделана на зарабатываемость средств, усиление хозрасчетных начал, повышение окупаемости вложений, практическую ориентацию фундаментальных исследований, быстрое прохождение процесса от изобретения до внедрения. В этом, безусловно, есть свои достоинства.

Но так рассуждать я могу уже сейчас, с вершины большой научной карьеры, когда видно и известно многое. А тогда, в Советском Союзе, я был обыкновенным аспирантом, младшим и старшим научным сотрудником. Развал Советского Союза воспринимал, как, видимо, большинство, с надеждой на лучшее будущее независимой Беларуси. Нам казалось, что после развала в одночасье у нас все будет лучше и мы будем жить и процветать в своей суверенной стране с помощью западных стран, которые, кстати, и развалили Великую советскую страну.

Но уже в первые годы независимости пришло отрезвление. Мы внезапно оказались наедине со своими проблемами – в экономике, обществе, политике и науке. И никто не спешил на помощь. Разорение экономики, падение и отсутствие зарплаты, голые полки в магазинах, голодный народ, требующий элементарных условий, отсутствие финансирования, уход ученых из сферы науки, беспросветность и отсутствие видимых перспектив. Такова суровая реальность развала Советского Союза.

Сейчас молодежь даже не представляет, что так было и так может быть снова. Если мы не убережем свои новые достижения, к которым шли все эти три последних десятилетия и преодолели массу трудностей и невзгод. Поистине, надо беречь то, что есть, и созидать дальше, не считаясь с усилиями. Никто ничего бесплатно не даст, если сам не заработаешь. А разрушишь – не вернешь.

Что дал мне лично Советский Союз? Многое! Я познал счастье иметь безоблачное босоногое детство, трудиться со своими родителями и односельчанами на благо своего дома и Родины, счастье учиться в замечательной школе, где учителя были для нас как родители, счастье быть октябренком, пионером и комсомольцем, когда нам вкладывали лучшие человеческие качества дружбы, взаимопомощи, ответственности и порядочности, счастье учиться в старейшем в стране вузе с большими традициями и получить высшее образование экономиста-организатора сельскохозяйственного производства – благороднейшей отрасли на Земле (кстати, из моей деревни высшее образование в то время могли иметь лишь единицы), счастье работать главным экономистом крепкого колхоза, где все специалисты болели за общее дело и были как одна семья, и в связи с этим получить большую практику на всю оставшуюся жизнь (здесь же я вступил в ряды КПСС, о чем никогда не жалел), счастье поступить и учиться в аспирантуре хорошо известного и сильного НИИ, куда попасть было не так просто (а в Институте ряд лет возглавлял большую комсомольскую организацию). Наконец, счастье поступить в докторантуру и учиться в знаменитом Всесоюзном НИИ экономики сельского хозяйства, куда из огромной страны отбирали совершенно немногих. Правда, оканчивать докторантуру пришлось уже в другой стране – в Российской Федерации в 1991 году, когда Советский Союз распался на суверенные республики и я значился уже как иностранец из Республики Беларусь.

Учитывая сказанное, я с глубокой благодарностью отношусь к моему периоду жизни в Советском Союзе и полагаю, что не только путевку, а весь багаж общечеловеческих ценностей и профессиональных знаний я получил в этой Великой Стране. А то, что это была Великая Держава, не стоит даже доказывать. Советский Союз был реальным воплощением мечтаний прогрессивных деятелей за всю историю существования человечества. Это была страна беспредельных возможностей для каждого и крупнейших достижений во всех сферах за неимоверно короткое историческое время, в том числе в науке – от космоса до земли. Советский Союз лидировал, задавал тон, к нему тянулись, но одновременно и ненавидели враги. И сделали все, чтобы уничтожить это лучшее творение самоотверженных людей, стремящихся создать самую прогрессивную в мире страну для простых людей.

Говорю это искренне, от всей души, без натяжки. Хотя в момент крушения тогда не понимал, как и все, что происходит и что нас может ждать.

– Научная политика в Республике Беларусь – Ваше мнение о том, что было сделано и что требуется сделать в ближайшее время.

– Есть разные периоды научной политики в Республике Беларусь. Сразу после развала Советского Союза, например, был период выживания. Союзные программы и финансирование исчезли, внутриреспубликанские возможности и ресурсы съежились, и некогда мощная и многоотраслевая наука оказалась ни с чем. Науку покидали способные сотрудники, закрывались программы и лаборатории, все было пущено на самотек. Хотя научная жизнь теплилась в надежде на будущее. Ученые требовали справедливого отношения, понимания, участия, но власть была глуха, потому что такое же положение разрухи и безысходности наблюдалось во всех сферах. Оставалась только надежда на лучшее. Многие надеялись на возврат старой системы, но опытные понимали, что это невозможно, когда вся экономика находится в глубоком развале, останавливались целые отрасли и валообразующие предприятия. Приходится констатировать, что наука за эти годы потеряла более половины своего лучшего потенциала и эти потери сказались на всем последующем развитии как самой науки, так и всей суверенной Беларуси.

Следующий период развития отечественной науки можно связать со сменой политического устройства новой независимой страны. Избран молодой Президент, на которого в одночасье свалились все невзгоды разрушенной в предыдущий период экономики. Надо отдать должное прозорливости вновь избранного Главы государства, который, несмотря на свою молодость и противоречивые рекомендации многочисленных советчиков (а лучше сказать разрушителей экономики и страны), не пошел на поводу деструктивных советов, а принял радикальное решение о сохранении и поддержании своей, отечественной науки. Встретился с учеными (и такие встречи впредь стали постоянными), изучил ситуацию, понял важность науки, в том числе ее бедственное состояние, и перевел систему науки на программно-целевой принцип организации, формирования, финансирования и оценки результативности. Это было спасением и предотвратило дальнейшую деградацию, а возможно, и окончательное уничтожение (что и происходило тогда в ряде стран постсоветского и постсоциалистического содружества). Наука стала становиться на ноги, снова показывать свои неплохие результаты, коллективы обрели надежду и стабильность.

Третий период вырисовался в последнее десятилетие. Науку начали оценивать и финансировать по результатам. Стали четко формироваться приоритеты (по различным направлениям научного поиска), а на их базе строго выверенное количество программ фундаментальных и прикладных последствий с соответствующими размерами бюджетного и небюджетного финансирования. Помимо названных программ ученые получили безграничные возможности поиска, привлечения и зарабатывания средств, а также прямого внедрения результатов своих разработок на договорных началах на конкретных объектах реальной экономики. Самостоятельность, свобода и независимость как научного поиска, так и партнерства сыграли свое важное дело. Наука научилась зарабатывать и работать на конкретные запросы заказчиков и потребителей. Кроме того, в самих научно-исследовательских институтах по своим разработкам стали создаваться рыночно ориентированные производства разной размерности и специализации по получению высоконаукоемких инновационных изделий для целевых продаж и привлечения необходимых денежных средств. Даже флагман науки страны – Национальная академия наук Беларуси – развивается в последние годы как многоотраслевая научно-производственная корпорация, что позволило придать ей стабильность и востребованность, и в немалой степени авторитет.

Можно по-разному оценивать – хорошо это или плохо? Раздаются возгласы, что фундаментальная наука должна полностью финансироваться государством, нельзя требовать ее окупаемости; прикладная наука должна находиться в отраслях и также полностью обеспечиваться за счет средств министерств и ведомств. Спорить – бесполезное дело. Каждый ученый может иметь свое мнение и высказывать пожелание. Но есть главное. Если государство имеет науку, то оно должно иметь и выгоду. То есть всякая наука – и фундаментальная, и прикладная – должны давать пользу и работать на экономику государства. Иначе бессмысленно тратить средства.

Жизнь заставляет задуматься: в чем разница между фундаментальной и прикладной наукой, если фундаментальная должна иметь практические выходы, а прикладная фундаментальную (теоретическую) часть. Оказывается, разницы практически нет. Есть выдумка досужих, которые под личиной фундаментальности пытаются уйти от ответственности. Не случайно появилась шутка, что не все бесполезные занятия надо называть фундаментальной наукой. Поэтому в настоящее время, например, в Национальной академии наук Беларуси (а она формирует практически все программы фундаментальных исследований в стране) перестали видеть существенную разницу между фундаментальной и прикладной наукой. Все исследования сейчас нацелены на решение конкретных целевых задач для соответствующих сфер и отраслей экономики. И это дает быстрые результаты. Нет серьезного временного лага между исследованиями и их освоением, отсутствуют невостребованные результаты, быстро создаются наукоемкие изделия, достигаются целевые параметры окупаемости затрат. Однако не все так просто. Наука – сложная система. Пожалуй, самая сложная из всех родов человеческой деятельности. Здесь самое главное – не допустить ошибки. Как в самой организации науки, так и в осуществлении творческого (исследовательского) процесса. Поэтому очень важно найти оптимальные подходы стимулирования научного труда.

Здесь мы подошли к завершающей части поставленного вопроса: «Что требуется сделать?». Научная сфера – особая сфера, так к ней следует и относиться. Ученые – элита общества, и это объективно, если учитывать, конечно, совокупные затраты, которые несет общество на подготовку ученых, а также знания, которые ученые приобретают в ходе подготовки и в дальнейшем на протяжении всей своей жизни.

Творческие ученые или генераторы идей – «штучный товар», их немного, единицы, но именно они двигают науку и научно-технический прогресс. Все другие составляют окружение или шлейф, которые призваны обеспечивать реализацию и материализацию идей генераторов. А все вместе – это научное сообщество, состоящее из определенных научных школ. Соответственно, по отношению к каждой категории ученых должны быть выработаны адекватные критерии мотивации. Источники средств могут быть разные. Все зависит от сферы науки и конкретики (природы) разработок. Одинаковых штампов для всех быть не может.

Но однозначно одно: сфера науки должна мощно поддерживаться государством. Только так можно сохранить и обеспечить и имидж, и престиж, и элитарность. Конечно, доля науки при распределении валового внутреннего продукта страны должна быть существенно повышена и составлять хотя бы 1 %. А для достижения безусловного лидерства отечественной науки в соответствующих областях в сравнении с мировыми критериями доля науки в ВВП страны должна постоянно повышаться и приближаться к показателям развитых стран.

В этой связи, однако, надо совершенно четко осознавать, что данный рост можно обеспечить только за счет соответствующего развития национальной экономики. Не может быть процветающей науки (как единственной отрасли) в сравнительно небогатой стране, как и бедной науки – в богатой. Системы эти четко взаимосвязаны, строго детерминированы и коррелируемы. Сложно говорить, что первично – наука или экономика. Но если наука будет работать на экономику и способствовать ее росту, то и экономика станет лучше стимулировать науку.

II. Особенности деятельности ученого

– Ежедневный труд ученого, постоянное повышение эффективности своей работоспособности, совершенствование своих профессиональных навыков – каким образом Вам это удается?