полная версия

Улукбек Чиналиев
Становление кыргызской государственности в переходный период

4. На пути к государственной независимости

Кыргызстан обрел государственную независимость в результате распада СССР.

СССР был крупнейшим и одним из могущественнейших государств мира. Его могущество зиждилось на экономической мощи и внутренней политической стабильности. Основой экономической мощи страны были обширная территория, значительная часть которой являлась плодородной, богатейшие запасы природных ресурсов, в первую очередь энергетических, развитая промышленность, наличие квалифицированных кадров, высокий уровень развития науки и др. Политическая стабильность в течение многих десятилетий определялась всесилием КПСС, единством официальной идеологии и мощной идеологической обработкой всех слоев населения, тотальным контролем за всеми гражданами, засильем КГБ, ведшим решительную и беспощадную борьбу с любыми проявлениями инакомыслия.

Это государство в 1991 г. прекратило существование.

Хотя с момента распада СССР прошло уже значительное время, в политической литературе не сложился единый взгляд на причины этого события. По оценкам А. Аринина, научные работы о распаде СССР можно классифицировать по пяти проблемным подходам. Первый (А. Реймонд, Э. Морэн, К. Анкосс и др.) состоят в том, что единство и могущество СССР базировались на тоталитаризме. А поскольку он в историческом аспекте обречен, то еще задолго до перестройки эти авторы утверждали, что слом советского тоталитаризма представляет потенциальную угрозу для единства СССР. Второй подход (В. Леонард, З. Бжезинский, Сарти, Лай, П. Чипковски, Дж. Миллер, Дж. Данлоп), основываясь на концептуальных установках первого, сводит все к перестройке. Поскольку она положила конец тоталитаризму в СССР, то тем самым породила дезинтеграционные процессы, приведшие в конечном итоге к распаду государства. Третий подход (Н. Дьюк, А. Каратницкий, Сьюни и Р. Григор, З. Бжезинский) главную причину распада СССР видят в национальном взрыве в республиках. Четвертый (П. Швейцер, многие российские политологи) среди факторов, обусловивших распад СССР, на первое место ставит целенаправленную политику США (экономическую блокаду, закулисные дипломатические приемы, тайные сделки и операции, гонку вооружений). И наконец, пятый подход (Дж. Боффа, Д. Ергин, Т. Густафсон, Н. Верт, П. Кеннеди, Дж. Хоскинг) выводит гибель СССР из кризиса России, кризиса российской нации. Российская нация как историческая общность была не только ведущей в СССР, но и объединяющей все другие нации. Из-за внутреннего кризиса она утратила объединительную способность (1).

Заслуживает внимания подход многих российских политиков и политологов, усматривающих главную причину распада СССР в неспособности правящей элиты найти достойный ответ на исторический вызов времени – осуществить результативные преобразования в экономической и социальной жизни советского общества в ответ на исторический вызов, рожденный внутренними стимулами к развитию и росту. Отдавая такую точку зрения, они исходят из концепции А. Тойнби о закономерностях движения истории (2). Поскольку советское общество оказалось не в состоянии дать творческие ответы на ряд последовательных вызовов, то наступил его кризис, приведший в 1991 г. к распаду СССР.

Довольно аргументированную точку зрения о причинах распада СССР высказали украинские политологи В. Г. Кремень, Д. В. Табачник и В. Н. Ткаченко (3). Отдавая должное существующему расхожему мнению о том, что распад СССР, как и всей социалистической системы, произошел вследствие поражения в «холодной войне», они справедливо отмечают, что любой режим терпит поражение не столько от внешних вызовов, как от того, что не находится внутренних сторонников, которые хотели бы его защищать. С момента своего возникновения советская система бросила Западу вызов, угрожая ему поражением от ударов мировой революции. Однако западная либеральная цивилизация не только устояла, но и продемонстрировала способность повышать эффективность стратегических решений относительно дальнейшего общественного прогресса. Достижения либеральной цивилизации стали теоретически применять и страны традиционного Востока, прежде всего Япония. Все это создавало ситуацию, когда именно западный либерализм стал восприниматься как наиболее современное общество. Но особенно ощутимый удар по идеологам и практике большевизма нанесла способность либерализма создать условия жизни, отвечающие декларированному идеалу социалистического общества. В этих условиях все больше советских людей стали отдавать предпочтение западным либеральным ценностям, советский общественно-политический и государственный строй оказалось некому защищать, кроме партийной и хозяйственной номенклатуры.

Определенный интерес представляет и попытка объяснить распад СССР исходя из геополитических концепций. Не отрицая политические, экономические, военные, этнические и другие факторы в истории человечества, геополитики (Х. Макиндер, А. Мэхэн, Н. Спикмен, К. Шмитт, П. Савицкий, Г. Киссинджер, А. Дугин и др.) исходят из основополагающего для них положения о дуалистическом построении мира, в котором образовались два центра – Суша (Евразия) и Море (Атлантика). Изначально данный дуализм имеет качество враждебности, альтернативности двух его составляющих плюсов. Воплощением Суши, главной особенностью которой был консерватизм, являлся СССР и советский блок, а воплощением Моря (динамизм) – НАТО и США. По мнению геополитиков, противостояние советского блока и НАТО было первой в истории чистой и беспримерной формой оппозиции Суши и Моря. Советская держава не выдерживала всестороннего напряжения этого противостояния и пала (4).

Отдавая должное всем названным подходам, мы не склонны исходить только из одного кого-либо из них. По нашему мнению, распад СССР – очень сложное, неоднозначное явление, и стал он следствием целого комплекса разных причин, порой противоположных. На первое место в их ряду мы поставим внутренние экономические причины.

В основе советской экономики лежал принцип централизма. Высшая инстанция принятия всех решений находилась в Москве, откуда поступали регламентации и директивы. Распределение материальных, финансовых, а иногда и людских ресурсов осуществлялось по указаниям Центра.

На определенном этапе развития советской экономики такой порядок вполне себя оправдывал. Жесткое планирование и централизованное распределение позволяли в относительно короткие сроки мобилизовать материальные, финансовые, интеллектуальные, людские ресурсы, необходимые для решения поставленных хозяйственных задач. Этот порядок позволял также проводить политику т. н. выравнивания, подтягивания экономики отсталых регионов, к числу которых относились и республики Центральной Азии, до уровня центральных районов России. Например, республиканский бюджет Кыргызстана ежегодно на 10–12 % дотировался за счет ассигнований из общесоюзного бюджета. В 1990 г. за счет централизованных фондов в Кыргызстан было поставлено 5320 грузовых и 11 647 легковых автомобилей, 2636 тракторов, 2910,7 тыс. т угля, 589,3 тыс. куб. м деловой древесины, 440,9 тыс. т проката черных металлов, 47,7 тыс. т бумаги и т. д. (5). В денежном выражение в 1990 г. в Кыргызстан было ввезено промышленной продукции на 3893,5 млн руб., а продукции сельского хозяйства – на 247 млн руб. (6).

Однако по мере развития экономики, усложнения хозяйственных задач чрезмерная централизация в управлении экономикой делала ее неповоротливой, не способной быстро реагировать на изменяющуюся конъюнктуру, не способствовала развитию региональной инициативы, сдерживала естественный рост экономического потенциала республик. Кроме того, советская экономика повсюду репродуцировала стандартный образец устройства производственно-хозяйственных отношений, не учитывая ни региональные, ни этнические, ни культурные особенности разных республик или областей. В конечном итоге такая жесткая система стала тормозом в развитии советской экономики и являлась одной из причин отставания, а затем кризиса и экономического краха советизма.

В течение всего периода существования СССР в основе его экономического развития лежали экстенсивные методы хозяйствования. Пользуясь наличием обширных территорий, природными богатствами, значительными этническими ресурсами, СССР расширял площади пахотных земель, осваивал новые месторождения нефти и газа, строил новые заводы, электростанции, города, поселки и т. д.

До определенного времени такая политика себя оправдывала, ибо способствовала экономическому развитию многих ранее отсталых регионов, а порой приносила ощутимые экономические и политические дивиденды. Так случилось, например, в начале 1970-х годов, когда весь мир был охвачен сырьевым кризисом. Воспользовавшись им, СССР за счет освоения новых месторождений нефти и газа резко нарастил их добычу и экспорт. В результате удалось не только завоевать сырьевые рынки, но и укрепить свое международное положение, значительно увеличить поступление в государственную казну иностранной валюты. Благодаря т. н. нефтедолларам СССР имел возможность развивать свою экономику, в широких масштабах вести строительство, особенно жилищное, тратить огромные материальные и финансовые средства на гонку вооружений, освоение космоса, в какой-то мере решать социальные проблемы и др. Однако уже в 1980-е гг. ситуация изменилась. Введя жесткий режим экономии ресурсов и энергосберегающие технологии, развитые страны мира смогли значительно сократить импорт нефти, газа, сырья, что отрицательно сказалось на экспорте СССР. Поток нефтедолларов иссякал. К тому же добывать природные ресурсы становилось все труднее, требовались новые значительные капиталовложения, которых не было.

Говоря о потоке нефтедолларов, нельзя не отметить, что колоссальные энергетические ресурсы СССР того периода, благоприятная для СССР ситуация на мировых сырьевых рынках не были использованы ни в стратегическом плане, ни в плане создания ресурсной резервной базы на будущее, в том числе и для финансовых, золотовалютных накоплений. Они не были использованы и для технологического прорыва, а шли преимущественно на «латание дыр» в экономике, в частности на предоставление дотаций убыточным отраслям – угольной промышленности, металлургии, сельскому хозяйству. За последние 25 лет фондоотдача в промышленности не только не возросла, а снизилась в полтора раза.

Вообще экстенсивное развитие имеет свой предел и в конечном итоге ведет в тупик. А недооценка, игнорирование интенсивных методов хозяйствования в сочетании с невозможностью быстро переориентировать экономику именно на них привело к тому, что производительность труда в промышленности СССР в середине 1980-х гг. составляла 50–60 % от уровня промышленных стран. Из-за низкой производительности труда, большой энергии и материалоемкости, низкой культуры труда советская промышленная продукция зачастую оказывалась неконкурентоспособной на мировых рынках.

Что же касается сельского хозяйства, то оно уже в течение нескольких десятилетий находилось в глубоком кризисе, не могло полностью удовлетворить потребности страны в сырье и продовольствии. Начиная с 1960-х гг. СССР вынужден был импортировать сначала зерно, а затем мясо, масло, другую сельскохозяйственную продукцию, причем объем импорта из года в год увеличивался, что требовало дополнительной валюты.

После 1965 г. в сельское хозяйство было направлено около 1 трлн рублей, но были использованы они крайне неэффективно, сельское хозяйство оставалось экстенсивным и деградировало, за 25 лет фондоотдача в сельском хозяйстве снизилась в 3 раза.

Важную роль в экономическом развитии всех стран в середине и особенно в последней четверти XX в. стала играть наука. В условиях разразившейся научно-технической резолюции н интенсификации производства наука стала непосредственной производительной силой.

СССР расходовал на науку огромные средства, но 60–70 % их направлялось на разработку новых военных технологий. Многие разработки секретных оборонных учреждений достигали мирового уровня или даже превосходили его, но в гражданские отрасли экономики из-за засекреченности они не передавались. В свою очередь, общее отставание экономики резко снижало научно-технический потенциал оборонных предприятий. Уже в 70–80-е гг. советские бюрократизированные научные структуры не могли конкурировать с научными коллективами, работавшими в ведущих капиталистических странах.

Характерной чертой советской экономики был чрезвычайно высокий уровень ее милитаризации. Высшее политическое руководство СССР исходило из постулата об антагонистическом противостоянии мирового лагеря социализма и международного империализма. И хотя признавалось, что фатальной неизбежности войны между ними нет, считалось, что с целью надлежащей обороноспособности военная мощь СССР и его союзников должна превышать или хотя бы быть равной суммарной военной мощи всех потенциальных противников. Между тем СССР по своему экономическому потенциалу в полтора-два раза отставал от США, а если взять в целом соотношение стран НАТО и Варшавского договора, то этот разрыв был еще большим. Попытки достичь военно-стратегического паритета, а затем и сохранить его осуществлялись в течение ряда десятилетий и поглощали огромные материальные, финансовые, интеллектуальные, людские ресурсы. Непосредственно на военно-промышленный комплекс (ВПК) работали девять министерств. К ВПК были привязаны многие предприятия и т. н. гражданских министерств. Они создавали огромную часть валового национального продукта, которая учитывалась в статистических показателях как продукция народного хозяйства, на самом же деле тяжелым бременем лежала на его плечах.

Тяжким бременем для СССР было и предоставление разных видов военной, военно-технической, финансовой и экономической помощи как странам-сателлитам, так и государствам т. н. социалистической ориентации, разного рода национально-освободительным и коммунистическим движениям.

Колоссальные расходы на военные нужды не могли не привести к серьезным экономическим последствиям. Структура экономического комплекса СССР была крайне деформирована. К тому же, будучи вполне конкурентоспособной в сфере производства вооружений в 50–60-е гг., в условиях смены технологий в конце 70-х – начале 80-x гг. она оказалась в проигрыше по отношению к Западу. Любому непредвзятому человеку станет совершенно ясна эта ситуация в сфере военной технологии, если вспомнить, что советское оружие было неоднократно бито – и на Ближнем Востоке, и в Афганистане, и в раде африканских стран.

К 80-м гг. все явственнее стали проявляться признаки перенапряжения экономики. Стремление идти наравне с потенциальным противником, примерно в два раза более мощным экономически, оказалось непосильным и усугубляло и без того плачевное положение экономики.

Кризисные явления в экономике порождали огромные трудности в кредитно-финансовой сфере. В 70–80-е гг. бюджет страны оставался дефицитным. Несбалансированный и неудовлетворенный спрос населения на товары составлял 70 млрд рублей, а это пятая часть годового товарооборота. А расходы на гонку вооружений, содержание армии, чрезмерно раздутых карательных органов, на поддержку т. н. дружественных режимов и коммунистического движения во всем мире, на войну в Афганистане, развязанную в 1979 г., продолжали расти.

Все вышесказанное приводило к обострению ситуации в народном хозяйстве, которое, несмотря на некоторые робкие попытки реформ, оказалось неспособным преодолеть возникшие трудности, обнаруживало стойкие тенденции к снижению темпов роста, застою. В СССР назревал глубокий экономический кризис.

Кризисные явления в экономике отрицательно сказывались на материальном положении населения. Средний душевой доход в СССР составлял 75 руб. в месяц, его имели около 40 млн человек; для 10 млн этот показатель не достигал и 50 руб. 15 процентов населения страны имели средний душевой доход еще ниже этого уровня и по всем общепризнанным в мире показателям жили за чертой бедности. Все это приводило к тому, что все меньше людей верило в миф о «реальном социализме». К началу 80-х гг. стала ясной несостоятельность и обещаний коммунистов о том, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме, данного с трибуны ХХII съезда КПСС (октябрь 1961 г.). Все это подрывало доверие к КПСС, веру в коммунистические идеалы. Коммунистическая идеология, основанная на партийном, узкоклассовом подходе к оценке явлений общественной жизни, оказалась неспособной объяснить причины назревавшего экономического кризиса и указать пути выхода из него. Несмотря на жесткие условия тоталитаризма, идеологическое оболванивание и разгул политического сыска, осуществлявшегося КГБ, в обществе подспудно нарастал протест, накапливалось недовольство существующим режимом.

Подъем гражданского самосознания начался в годы «хрущевской оттепели» (конец 50-х – начало 60-х гг.). На волне «оттепели» в Москве некоторых республиках (в частности, в Украине) возникли т. н. диссидентские группы, исповедовавшие общедемократические идеи. Подобные процессы, хотя и в значительно меньших масштабах, имели место и в Кыргызстане. Среди национальной интеллигенции зрело недовольство состоянием национальной культуры, постоянным сужением сферы применения кыргызского языка, засильем партийной и государственной бюрократии, ограниченностью прав суверенной республики. Это недовольство носило стихийный характер и не приобрело в те годы организованных форм, но идеологически подрывало существовавший строй.

Новый подъем гражданского самосознания произошел в середине 70-х гг. Обычно его связывают с подписанием Хельсинкских соглашений о безопасности и сотрудничестве в Европе (1975 г.), в которых делался упор на соблюдении политических прав и свобод человека. Поскольку СССР подписал указанные соглашения, то, казалось, в политической жизни страны появятся отдушины. В Москве, в Украине и некоторых других местах возникли т. н. хельсинкские группы, которые вознамерились контролировать соблюдение прав и свобод человека в СССР и информировать мировую общественность о случаях их нарушения. Все они были разгромлены. Правозащитное движение ушло в глубокое подполье, а вместе с тем внутриполитическая обстановка обострялась, люди разочаровывались в советской системе и коммунистической идеологии.

Важной, а по мнению многих политологов, определяющей причиной распада СССР стал национальный вопрос. Вопреки многочисленным и широковещательным заявлениям коммунистических идеологов о том, что национальный вопрос в СССР успешно решен, события в Сумгаите, Нагорном Карабахе, Баку, Тбилиси, Вильнюсе, Фергане, в других местах показали отсутствие у КПСС какой-либо реальной программы решения национального вопроса, да и вообще стратегии в этом важном ее аспекте. Больше того, в этом вопросе было допущено немало ошибок. Ошибочным, по нашему мнению, было провозглашение идеологического клише о возникновении «новой исторической общности – советского народа» и особенно перенесение его в плоскость реальной политики. Воплощение его в жизнь привело к тому, что насильственно стала расширяться сфера употребления русского языка как «языка межнационального общения», что неизбежно вело к сужению сферы функционирования языков национальных республик. Раз возник «новый народ», то искусственно и в ускоренном порядке стали разрабатываться новые традиции и обряды, что вело к игнорированию, отрицанию национальных обычаев и обрядов, а в месте с ними и национальных духовных ценностей и т. д. Все это вызвало если не сопротивление, то по крайней мере неприятие со стороны населения национальных республик, его недовольство.

Систему национальных противоречий и конфликтов в СССР, отмечал Н. Назарбаев, нельзя рассматривать в отрыве от общемировой ситуации. Ведь пробуждение этничности в конце ХХ в. произошло не случайно и в глобальном масштабе, а не только в пределах СССР. Национальный фактор сыграл решающую роль не только в разрушении колониальных империй, не только в становлении новых государств. Он проявился и в таких крупномасштабных явлениях, как послевоенное восстановление Германии и Японии, в экономическом рывке стран азиатско-тихоокеанского региона, в объединении Европы. По существу, все процессы, происходящие в мире в самых разных областях: в экономике, политике, идеологии, так или иначе связаны с национальным фактором (7).

Отсутствие у руководства КПСС и СССР какой-либо реальной программы выхода из экономического, политического и идеологического тупика, обострение национального вопроса и просчеты в национальной политике привели к тому, что национальные республики, не видя действенных мер, предпринимаемых Центром, сами стали проявлять активность, стремясь если не освободиться от «руки Центра», то хотя бы ослабить его диктат.

Все кризисные явления, углубляемые противоречиями с международным империализмом во главе с США, обострились к началу 80-x гг. К этому времени даже партийным ортодоксам стало предельно ясно, что т. н. развитой социализм давно уже находится в глубоком кризисе. К тому же внутренний кризис дополнялся внешнеполитическим, приводившим к падению авторитета СССР не только в мировом сообществе, но и в мировой социалистической системе.

Выход из тупика слабо забрезжил после смерти Л. Брежнева (ноябрь 1982 г.), ибо встал вопрос о подыскании новой кандидатуры на пост Генерального секретаря ЦК КПСС и Председателя Президиума Верховного Совета СССР, что неизбежно должно было привести к определенным кадровым изменениям в высшем политическом и государственном руководстве и, возможно, к изменениям в политике. Преемник Л. Брежнева на высших постах Ю. Андропов пытался найти выход из кризиса путем укрепления исполнительной дисциплины, повышения персональной ответственности на всех уровнях партийной, государственной и хозяйственной иерархии, ужесточения контроля. При этом основы партийно-государственной системы не затрагивались. Однако ему мало что удалось сделать, в феврале 1984 г. он умер. Всей полнотой власти после этого был наделен К. Черненко, безнадежно больной 72-летний человек, поставивший себе целью в полном объеме восстановить все то, что было при Брежневе, а это привело к абсолютному застою.

После смерти К. Черненко (март 1985 г.) на высшие должности в партии и государстве был избран М. Горбачев, который, может быть, больше, чем кто-либо другой в высшем руководстве, понимал необходимость кардинальных перемен.

Перемены начались как безобидная и привычная реформа «сверху» и сводились к трем главным моментам: гласность, ускорение, перестройка. Целью реформ, как неоднократно уверял М. Горбачев, была коренная реконструкция социалистического общества в целом, построение социализма с «человеческим лицом».

Сами по себе лозунги, выдвинутые М. Горбачевым, вписывались в рамки марксистско-ленинской идеологии и существовавшей государственности. Но к середине 80-х гг. общество устало от многочисленных демагогических обещаний, созрело к радикальным переменам и не могло удовлетвориться косметическими мероприятиями.

В то же время реформы вызвали неприятие и недовольство партийной, советской и хозяйственной номенклатуры, увидавшей в них угрозу своей власти. Beдь М. Горбачев, по их мнению, посягнул на «святая святых» – саму партию. Действительно, М. Горбачев считал необходимым «возродить» в партии атмосферу принципиальности, открытости, дискуссий, критики и самокритики, сознательной дисциплины, партийного товарищества и безусловной личной ответственности. Он предлагал отказаться от командного стиля, выборы партийных органов проводить в демократической обстановке, обеспечивающей состязательность кандидатов, ограничить срок пребывания кандидатов на выборных руководящих постах и, что особенно вызвало сопротивление партноменклатуры, разграничить функции партийных и государственных органов, что вело к ограничению власти партии (8).

Консерваторы в партийном руководстве, многие руководители республиканских, областных, районных партийных комитетов, работники многочисленного партийного аппарата если не открыто, то внутренне противились этим предложениям. Впрочем, доходило и до открытых выступлений против программы М. Горбачева.

В это время резко возросло влияние прессы, других средств массовой информации. Освобожденные в ходе перестройки от цензуры, они вскрывали истинные причины социального, политического, экономического кризиса, разоблачали злоупотребления номенклатуры. А поскольку реального улучшения ни в одной жизненно важной области не происходило, то М. Горбачев, ставший в марте 1990 г. Президентом СССР и сохранивший за собой пост Генерального секретаря ЦК КПСС, стал терять авторитет внутри страны. К тому же он обрел сильного и опасного оппонента в лице Президента России Б. Ельцина, поставившего одной из первых своих политических задач избавление от диктата всесильного Центра, который олицетворяли М. Горбачев и Политбюро ЦК КПСС.

Сложные процессы происходили в союзных республиках. Все они были в большей или меньшей степени охвачены экономическим кризисом. В Кыргызстане в 1990 г. по сравнению с предыдущим годом произошло сокращение продукции промышленности, в том числе сократились производство электроэнергии, добыча нефти, газа, угля, сократился валовый сбор зерна, овощей и бахчевых культур, меньше было выработано тканей, трикотажных изделий, обуви, всех видов посуды, мебели, бумажно-беловых изделий, сахара, мяса, рыбной и молочной продукции, животного и растительного масла, сократилось жилищное строительство в городах и городских поселках, упала рентабельность, но возросла задолженность предприятий по ссудам и взаимным расчетам (9). В докладе на сессии Верховного Совета республики о программе стабилизации народного хозяйства и перехода к рыночной экономике Председатель Совета Министров А. Джумагулов в октябре 1990 г. говорил: «В Киргизии около 140 тысяч безработных. Более трети населения имеет душевой доход менее 75 руб. в месяц или проживает за чертой бедности. Уровень национального дохода на душу населения составляет 53 процента от среднесоюзного. В очереди на получение жилья и улучшение жилищных условий стоят 120 тыс. человек. Кстати, у нас 50 процентов общего ввода жилья осуществляется за счет населения (в стране – 17 процентов), 35 процентов учащихся занимаются в две-три смены (по Союзу – 80 процентов в одну), обеспеченность детскими садами составляет 35,2 процента (по Союзу – 58 процентов), больницы на 10 тысяч жителей располагают 116 койками (по Союзу – 131). Не хватает дорог, водопроводов, лекарств. Высока детская смертность» (10).

Руководящие партийные и советские органы союзных республик, подчиняясь решением КПСС, должны были хотя бы на словах поддерживать выдвинутые М. Горбачевым лозунги, продублировать решения Центра, но реальных шагов по их реализации почти не принимали.

В то же время начатые реформы вызвали в Кыргызстане, как и в других союзных республиках, повышение политической активности масс. Все чаще звучали требования полного обеспечения гласности, замены скомпрометировавших себя руководителей и привлечения их к ответственности, полной реабилитации жертв тоталитарного режима, повышения функционального значения кыргызского языка, возрождения народных традиций, обычаев, национальных духовных ценностей. На этой волне стало организационно оформляться демократическое движение.

Обострился национальный вопрос. Из-за серьезных политических просчетов и упущений в вопросах землепользования, выделения участков под жилищное строительство и др. в 1990 г. в Ошской области произошли столкновения между кыргызами и узбеками, а затем – между таджиками и кыргызами. Эти трагические события, безвинными жертвами которых стали 238 чел., до предела накалили политическую обстановку. В столице республики г. Фрунзе летом 1990 г. начались голодовки, несанкционированные митинги, пикетирования. Власти не нашли ничего лучше, как ввести в Ошской области и г. Фрунзе чрезвычайное положение. Пикетчики и голодающие выдвигали политические требования: отставка Председателя Верховного Совета республики А. Масалиева и его заместителя Р. Кульматова; отмена чрезвычайного положения; регистрация общественных организаций; принятие Декларации о полном государственном суверенитете и независимости Кыргызстана; обеспечение действительной свободы печати; разделение партийной и государственных властей и др. (11).

Определенное «неповиновение» стал проявлять Верховный Совет Киргизской ССР, избранный 25 февраля 1990 г. по новому, более демократическому избирательному закону. И хотя 89,5 процента депутатов были членами КПСС, в него в результате альтернативных выборов попало немало идеологически незаангажированных, демократически настроенных депутатов из числа ученых, работников народного образования и культуры, творческой интеллигенции, журналистов и др. Уже на одном из первых заседаний Верховного Совета некоторые депутаты предложили включить в повестку дня вопросы об установлении национального суверенитета и независимости, введении поста президента, создании комиссии по выработке предложений по тексту новой Конституции и государственной символики, об учреждении парламентской газеты, независимой от партийного диктата, и др. (12). Стало ясно: парламент перестал быть «ручным».

Противостояние демократически ориентирующейся части депутатов, создавших парламентскую группу «За демократическое обновление, за гражданское согласие» (114 депутатов), и партноменклатуры еще больше обострилось при обсуждении в Верховном Совете в октябре 1990 г. ошских событий и особенно при избрании Президента. Выдвинутый партийной группой на эту должность первый секретарь ЦК КП Киргизии А. Масалиев не набрал необходимого количества голосов, что явилось жесточайшим поражением партноменклатуры и ее кадровой политики. 27 октября 1990 г. первым Президентом Кыргызстана стал А. Акаев.

Анализ внутриполитической обстановки в Кыргызстане летом и осенью 1990 г. показывает, что республика сделала первые, хотя и робкие шаги по пути к демократии и государственной независимости. Кыргызстан присоединился к другим республикам, высказавшимся за суверенитет. 12 июня 1990 г. Декларацию о суверенитете принял Первый съезд народных депутатов РСФСР, 19 июля 1990 г. – Верховный Совет Украины. За ними следовали и другие союзные республики.

В Кыргызстане вопрос о суверенитете был поставлен еще в апреле 1990 г. на первой сессии новоизбранного Верховного Совета, но тогда он даже не был включен в повестку дня. Этот вопрос был рассмотрен второй сессией Верховного Совета 30 октября 1990 г. Окончательно Декларация о государственном суверенитете Республики Кыргызстан была принята Верховным Советом 15 декабря 1990 г. (13). И хотя принятая Декларация не решала вопрос о государственной независимости, а носила скорее характер заявления о намерениях, она сыграла важную роль в жизни Кыргызстана.