Уильям Мейкпис Теккерей
Базар житейской суеты. Часть 1
Глава VIII
Изліяніе болѣзненныхъ ощущеній въ дружеское сердце
Миссъ Ребекка Шарпъ къ миссь Амеліи Седли, въ Лондонъ, на Россель-Скверъ,
«Милая, несравненная Амелія,
безцѣнный, незабвенный другъ мой!
«Съ грустью и отрадой вмѣстѣ принимаюсь за перо, чтобъ отвести душу откровенной бесѣдой. Какая перемѣна, ахъ, какая страшная перемѣна въ судьбѣ безпріютной спроты! Не далѣе какъ вчера, я была все равно, что въ кругу своихъ родныхъ, въ обществѣ милой, нѣжной, обожаемой сестры, а теперь я одна въ цѣломъ мірѣ, безъ друзей и безъ сердца, способного сочувствовать моему горю.
«Не стану расказывать, въ какихъ слезахъ и въ какой тоскѣ провела я роковую ночь, разлучившую меня съ вашимъ благословеннымъ семействомъ. Упоенная радостью и счастьемъ, ты должна была въ этотъ самый вечеръ ѣхать на балъ съ женихомъ своимъ и матерью, и я думала о тебѣ всю ночь, воображая миссъ Амелію лучшимъ украшеніемъ великолѣпного общества. Подъѣхавъ въ вашей каретѣ къ городскому дому сэра Питта Кроли, я была сдана съ рукъ на руки старому баронету; причемъ кучеръ Джонъ нагрубилъ мнѣ самымъ безстыднымъ образомъ, нагло издѣваясь надъ моею бѣдностью и несчастьемъ. Ночь провела я въ печальной спальнѣ на одной постели съ старухой-ключницой; можешь представить, что я не сомкнула глазъ до самого разсвѣта.
«Сэръ Питтъ совсѣмъ не такой человѣкъ, какимъ обыкновенно мы рисовали баронетовъ въ Чизвиккской школѣ. Представь себѣ коренастого; приземистого, грязного, безобразного старичишку, въ старомъ сюртукѣ и дырявыхъ штиблетахъ, съ трубкою во рту и съ кострюлей въ одной рукѣ, гдѣ приготовлялся его отвратительный ужинъ: таковъ былъ сэръ Питтъ Кроли при встрѣчѣ со мной. Онъ говоритъ ужаснымъ провинціяльнымъ нарѣчіемъ; и отчаянно бранилъ извощика, который привезъ насъ въ гостинницу, откуда я, большею частію наверху дилижанса, должна была совершить свою поѣздку въ «Королевину усадьбу».
«Впрочемъ, сначала, по выходѣ изъ гостинницы, меня посадили во внутренность кареты; но потомъ, какъ-скоро началъ идти сильный дождь, – повѣришь ли ты этому? – меня заставили выйдти и взгромоздиться наверхъ, потому-что, изволите видѣть, сэръ Питтъ, какъ содержатель дилижансовъ, счолъ за нужное уступить мое мѣсто одному пассажиру. Нѣтъ сомнѣнія, я могла бы промокнуть до костей, еслибъ, къ счастью, молодой джентльменъ изъ Кембриджской Коллегіи не прикрылъ меня своей шинелью.
«Этотъ джентльменъ и кондукторъ, повидимому, хорошо знали сэра Питта и смѣялись надъ нимъ во всю дорогу. Они называли его старымъ крючкодѣемъ, обозначая этимъ именемъ его скупость и жадность. По ихъ словамъ, онъ въ жизнь никому не давалъ ни копѣйки (эту низость я особенно ненавижу), и молодой человѣкъ замѣтилъ мнѣ, что послѣднія двѣ станціи мы тащились слишкомъ медленно оттого, что сэръ Питтъ, какъ владѣлецъ лошадей, самъ сидѣлъ на-козлахъ вмѣстѣ съ кучеромъ. Кучеръ пыхтѣлъ, сердился, ворчалъ, и я разслышала, между прочимъ, какъ онъ собирался выместитъ свою досаду на лошадяхъ сэра Питта, когда дилижансъ поѣдетъ обратно въ Лондонъ. Пассажиры хохотали, и веселость ихъ заразила даже меня.
«Но за четыре мили до «Королевиной усадьбы,» мы пересѣли въ богатую карету съ фамильными гербами, и четыре дюжія лошади съ тріумфомъ повезли насъ въ паркъ баронета. Передъ домомъ встрѣтила насъ, со множествомъ присѣданій и поклоновъ, пожилая женщина, отворившая старыя желѣзныя ворота, отчасти похожія наворота въ ненавистномъ Чизвиккѣ. Должно замѣтить, что за милю до «Королевиной усадьбы» растилалась прекрасная аллся.
«– Вотъ, судари мои, сказалъ сэръ Питтъ Кролі, эта аллся проведена на цѣлую милю, и стоила мнѣ огромной суммы. Одного строевого лѣса пошло тутъ на шесть тысячь фунтовъ чистоганомъ; это не бездѣлица, смѣю васъ увѣрить.
«Съ этими словами, сэръ Питтъ обращался преимущественно къ мистеру Годсону, своему полѣсовщику и фермеру, которого онъ посадилъ съ собой въ карету. Долго они разсуждали о навозѣ, объ осушкѣ болотъ, о браконьерахъ и о такихъ предметахъ, которыхъ я никакъ не могла понять. Всего болѣе сэръ Питтъ рекомендовалъ смотрѣть, чтобъ никто не смѣлъ охотиться на его землѣ.
«При въѣздѣ въ усадьбу, я замѣтила, между прочимъ, прекрасный церковный шпицъ, возвышающійся въ паркѣ надъ старыми ивами, и передъ нимъ, среди лужайки, старый, красный домъ съ высокими трубами, покрытыми плющомъ.
«– Это ваша церковь, сэръ? спросила я.
«– А что бы вы думали? разумѣется, церковь. Годсонъ, какъ поживаетъ Бьютъ? Бьютъ, видите ли, миссъ гувернантка, родной мой братъ, здоровякъ первого сорта. Ха, ха, ха!
«Годсонъ также засмѣялся, но потомъ принялъ серьёзный видъ и, кивнувъ головою, сказалъ:
«– Боюсь, сэръ Питтъ, вашему братцу, кажется, гораздо лучше. Вчера онъ выѣзжалъ на своей маленькой лошади, и собиралъ нашъ хлѣбъ.
«– Собиралъ свою десятину, вотъ онъ какъ! Какъ это до сихъ поръ онъ не обопьется? Вѣроятно, онъ намѣренъ прожить дольше Маѳусаила.
«Годсонъ захохоталъ опять. Молодые люди, сказалъ онъ, дѣти вашего братца, опять воротились изъ колддегіи, и на этихъ дняхъ приколотили Джона Скорджинса.
«– Какъ? Моего второго смотрителя? проревѣлъ сэръ Питтъ.
«– Именно такъ; онъ имѣлъ несчастье зайдти на ихъ землю, отвѣчалъ Годсонъ.
«– Смотри, теперь у меня не зѣвать, Годсонъ, если они станутъ охотиться на моей землѣ, сейчасъ дать мнѣ знать: я имъ переломаю руки и ноги.
«Изъ этого для меня становится очевидно, что два брата ведутъ между собою непримиримую вражду. Это не новость: братья и сестры часто живутъ между собою, какъ кошка съ собакой. Помнишь ли, милая Амелія, какъ у насъ въ Чизвиккѣ ссорились дѣвицы Скратчли, и какъ онѣ колотили одна другую? А Мери Боксъ тузила свою сестру, Луизу, чуть-ли не каждую недѣлю.
«Увидѣвъ двухъ мальчиковъ, срѣзывавшихъ вѣтви въ ближайшемъ лѣсу, Годсонъ, по мановенію сэра Питта, выпрыгнулъ изъ кареты и погнался за ними съ кнутомъ.
«– Ату ихъ, мошенниковъ! кричалъ сэръ Питтъ, ату ихъ! Притащить ихъ домой, я раздѣлаюсь съ ними по-свойски!
«И затѣмъ мы услышали, какъ Годсонъ началъ хлестать своимъ кнутомъ по плечамъ несчастныхъ мальчиковъ. Когда ихъ взяли подъ арестъ, Питтъ приказалъ кучеру ѣхать во дворъ. Слуги поспѣшили насъ встрѣтить и..
«На этомъ мѣстѣ, моя милая, вчера остановилъ меня страшный стукъ въ дверь моей комнаты; я поспѣшила отворить и увидѣла, кого бы ты думала? самого сэра Питта въ колпакѣ и халатѣ! Я съ крикомъ отскочила отъ такого посѣтителя; но онъ, не обращая вниманія на мой испугъ, храбро выступилъ впередъ, подошолъ къ моему столику и взялъ свѣчу.
«– Послѣ одиимадцатл часовъ не зажигать свѣчи, миссъ Бекки, сказалъ онъ. Ступайте въ постель безъ огяя, и спите, какъ можете. Ложитесь и впередъ въ одиннадцать часовъ, если не хотите, чтобъ я каждый вечеръ дѣлалъ вамъ визиты.
«Съ этими словами, онъ и его буфетчикъ, мистеръ Горроксъ, съ громкимъ хохотомъ вышли изъ моей комнаты. Само-собою разумѣется, впередъ я постараюсь освободиться отъ этихъ ночныхъ гостей. Ввечеру спускаютъ на дворѣ двухъ огромныхъ борзыхъ собакъ которыя напролеть всю ночь бѣснуются и лаютъ на луну.
«Передъ домомъ «Королевиной усадьбы», представляющимъ отвратительное, старомодное, красное зданіе съ высокими трубами, находится терраса, фланкированная фамильными гербами – голубемъ и змѣемъ, и на нее отворяется дверь изъ большой залы. Эта большая зала столько же огромна, уныла и мрачна, какъ фантастическія комнаты въ Удольфскомъ замкѣ. Въ огромномъ ея каминѣ могла бы помѣститься вся школа Пинкертонъ, а передъ рѣшоткой можно бы изжарить цѣлого быка на этомъ огнѣ. Кругомъ, по всѣмъ сторонамъ залы, висятъ безчислегныя генераціи благородныхъ предковъ Кроли въ разныхъ позахъ и костюмахъ; одни въ манжетахъ съ длинньми бородами, другіе въ огромныхъ парикахъ и щегольскихъ ботфортахъ; изъ дамъ нѣкоторыя перетянуты въ струнку длинными корсетами; другія, напротивъ, украшенныя огромными локонами, рисуются вовсе безъ корсета. На одномъ концѣ залы, большая, чорная, дубовая лѣстница, и по обѣимъ ея сторонамъ высокія двери, украшенныя сверху оленьими головами; одна дверь ведетъ въ билльярдную и библіотеку, другая въ большую жолтую залу и утреннія комнаты. Въ первомъ этажѣ, я полагаю. будетъ покрайней мѣрѣ двадцать спаленъ, и въ одной изъ нихъ ночевала нѣкогда королева Елисавета, оставившая свое имя за усадьбой Кроли. Ныньче поутру, мои новыя учениицы показали мнѣ всѣ эти апартаменты, унылые и мрачные, съ вѣчно-затворенными окнами и ставнями. Наша классная зала во второмъ этажѣ; по одну ея сторону моя спальня, по другую комната моихъ ученицъ. Слѣдуютъ затѣмъ апартаменты мистера Кроли, старшого сына сэра Питта, и немного далѣе половина Родона Кроли, младшого сына. Родонъ Кроли, военгый офицеръ, смотритъ большимъ повѣсой; теперь онъ въ отпуску и проживаетъ дома, впредь до востребованія. Вообще, въ комнатахъ недостатка нѣтъ, за это ручаюсь; вы можете, если угодно, переѣхать сюда со всѣмъ домомъ, и на «Королевиной усадьбѣ«будетъ просторно для всѣхъ.
«Черезъ полчаса послѣ нашего пріѣзда, произительный звонокъ возвѣстилъ о времени обѣда, и я пошла внизъ съ своими ученицами, худощавыми, ничтожными дѣвчонками восьми и десяти лѣтъ. На мнѣ было кисейное платье, которое ты мнѣ подарила, милая Амелія. Меня удостоили сидѣть за столомъ вмѣстѣ съ другими членами семейства, кромѣ гостиныхъ дней, когда молодыя дѣвицы и я должны обѣдать наверху.
«Какъ-скоро раздался звонокъ, мы собрались въ небольшой гостиной леди Кроли. Это ужь вторая супруга сэра Питта, мать двухъ дочерей, моихъ ученицъ. Она дочь купца, торговавшого желѣзомъ, и ея замужство считалось для нея великимъ счастьемъ. Въ старину, говорятъ, она была красавицой первой руки; но теперь глаза ея всегда красны отъ слезъ; безъ сомнѣнія, она оплакиваетъ свою красоту. Леди Кроли чрезвычайно блѣдна, худощава и почти безмолвна, какъ рыба. Ея пасынокъ, мистеръ Кроли, былъ также въ комнатѣ. Онъ блѣденъ, тонокъ, безобразенъ, съ тощими ногами и почти безъ всякой груди. Его фигура представляетъ совершеннѣйшее подобіе его матери, Гризельды, которой бюстъ стоитъ на мраморной каминной полкѣ.
«– Вотъ это новая гувернантка, мистеръ Кроли, сказала леди Кроли, выступивъ впередъ и взявъ меня за руку, миссъ Ребекка Шарнъ!
«– О! сказалъ мистеръ Кроли, кивнувъ головой, и принимаясь опять читать газету, которая была въ его рукахъ.
«– Надѣюсь, миссъ Ребекка, вы будете снисходительны къ моимъ малюткамъ, сказала леди Кроли, поднимая кверху свои красные глаза, почти всегда наполненные слезами.
«– Разумѣется, будетъ, отвѣчалъ старшій пасынокъ, не отрывая глазъ отъ газеты.
«– Миледи, столъ накрытъ, сказалъ буфетчикъ въ чорномъ фракѣ и огромныхъ бѣлыхъ манжетахъ, которыя дѣлали его похожимъ на одинъ изъ фамильныхъ портретовъ большой залы.
«И леди Кроли, подъ руку съ пасынкомъ, пошла въ столовую, куда послѣдовала и я съ своими воспитанницами. Сэръ Питтъ сидѣлъ уже въ столовой, съ серебряной кружкой въ рукахъ. Онъ только-что сходилъ въ погребъ и былъ теперь въ полгой формѣ: то-есть, онъ стянулъ свои штиблеты, и толстыя его ноги облачились въ шерстяные чулки. Весь буфетъ укрытъ былъ блестящею старою посудой, старыми чашками и блюдами, золотыми, серебряными старыми подносами и судками. На столѣ также все блестѣло серебромъ, и два лакея съ красными волосами, въ жолтыхъ ливреяхъ, стояли по обѣимъ сторонамъ буфета.
«Мистеръ Кроли прочолъ молитву, сэръ Питтъ сказалъ «аминь», и всѣ сѣли за столъ.
«– Какой у насъ сегодня обѣдъ, Бетси? сказалъ баронетъ.
«– Бараній бульйонъ прежде всего, я полагаю, сэръ Питтъ, отвѣчала леди Кроли.
«– Mouton aux navets, съ важностію проговорилъ буфетчикъ, супъ-potage de mouton а l'Ecossaise; pommes de terre au naturel, и noтомъ chouxfleur а l'eau.
«– Баранъ есть не что иное, какъ баранъ, и больше ничего, сказалъ сэръ Питтъ, улыбаясь своей подругѣ. Но прежде, разумѣется, былъ онъ овцою, Горроксъ, и слѣдуетъ прежде всего развѣдать, къ какой породѣ принадлежалъ онъ.
«– Къ шотландской, съ чорной шерстью, сэръ Питтъ, сказалъ буфетчикъ.
«– А когда его убили?
«– Въ четвергъ.
«– А кто его убилъ?
«– Поваръ Стиль.
«– А сколько у насъ еще такихъ барановъ?
«– Полторы дюжимы.
«– Не угодно ли вамъ супу, миссъ… миссъ Шарпъ, сказалъ мистеръ Кроли.
«– Шотландскій бульйонъ первого сорта, моя милая, сказалъ сэръ Питтъ, хотя чортъ знаетъ зачѣмъ зовутъ его по французски.
«Между тѣмъ какъ мы угощались жирными мясными лакомствами и шотландскимъ пивомъ, сэръ Питтъ нашолъ случай спросить: «Куда дѣвались бараньи плеча?
«– Вѣроятно, ихъ съѣли на кухнѣ, отвѣчала леди Кроли смиреннымъ тономъ.
«– Точно такъ, миледи, отвѣчалъ буфетчикъ, людской обѣдъ на нынѣшній день былъ весь приготовленъ изъ баранины.
«Сэръ Питтъ, неизвѣстно отчего, покатился со смѣха и продолжалъ свой разговоръ съ буфетчикомъ.
«– Какъ ты думаешь, любезный, чорная свинка кентской породы должна быть теперь ужасно жирна?
«– Да-съ, заплываетъ помаленьку, сэръ Питтъ, отвѣчалъ буфетчикъ серьёзнымъ тономъ, и этотъ отвѣтъ, опять неизвѣстно почему, разсмѣшилъ всю почтенную компанію.
«– Миссъ Кроли, миссъ Роза Кроли, сказалъ Кроли, смѣхъ вашъ чрезвычайно неумѣстенъ; молодыя дѣвицы должны вести себя скромно, особенно за обѣдомъ.
«– Ничего, любезный, продолжалъ баронетъ, обращаясь опять къ буфетчику, мы можемъ полакомиться твоей свинкой въ субботу; прикажи ее убить. Миссъ Шарпъ, я полагаю, безъ ума отъ свиней; не правда ли, миссъ Шарпъ?
«И на этомъ, сколько могу припомнить, вертѣлся весь обѣденный разговоръ. Какъ-скоро убрали со стола, передъ особой сэра Питта поставили серебряную кружку съ горячей водой и бутылку съ ромомъ. Мнѣ и моимъ ученицамъ мистеръ Горроксъ подалъ три маленькія рюмки съ виномъ и стаканъ для леди Кроли. Когда всѣ вышли изъ-за стола, миледи вынула изъ своего рабочого ящика какую-то огромную матерію для шитья, между-тѣмъ какъ ея дочери принялись играть возлѣ въ засаленныя карты. Я, по предложенію леди Кроли, забавлялась чтеніемъ памфлета о хлѣопыхъ законахъ. Должно замѣтить, что у всѣхъ насъ была одна свѣча въ серебряномъ подсвѣчникѣ.
«Такъ просидѣли мы около часа; пока передъ дверью послышались шаги.
«– Бросьте скорѣе карты, дѣти, вскричала миледи въ страшномъ испугѣ. Положите книгу мистера Кроли, миссъ Шарпъ.
«И лишь только были сдѣланы эти распоряженія, какъ мистеръ Кроли вошолъ въ комнату.
«– Намъ слѣдуетъ опять возобновить вчерашнія занятія, молодыя дѣвицы, сказалъ старшій сынъ сэра Питта, прочтите по страничкѣ изъ своей книги такъ, чтобъ миссъ… миссъ Шарпъ могла васъ слышать.
«И дѣвочки принялись читать «Наставленіе миссіонерамъ относительно обращенія Индійцевъ».
«Въ десять часовъ, всѣ собрались на молитву въ большой залѣ. Первый пришолъ сэръ Питтъ; послѣ него, одинъ за другимъ, вошли: буфетчикъ, каммердинеръ мистера Кроли, кучеръ, три лакея въ жолтыхъ ливреяхъ и четыре женщины, изъ которыхъ одна, становясь на колѣги, толкнула меня очень неучтиво.
«Послѣ молитвы, мистеръ Кроли сказалъ почтенному собранію трогательную и назидательную рѣчь на сонъ грядущій; затѣмъ, мы взяли свѣчи и отправились по своимъ спальнямъ. Я принялась писать къ своей милой Амеліи; но сэръ Питтъ, какъ я уже говорила, помѣшалъ мнѣ на серединѣ письма.
«Прощай, мой милый, незабвенный другъ. Тысячу, тысячу, тысячу поцалуевъ.
«Суббота. Сегодня поутру разбудило меня страшное визжанье чорной свиньи, назначенной на закланіе. Мои ученицы, Роза и Фіалка, вчера водили меня по всѣмъ пристройкамъ около дома. Онѣ показывали мгѣ когюшню, псарню, оранжерею и садовника, который въ ту пору собиралъ фрукты для распродажи на рынкѣ. Дѣвочки попросили у него кисть винограда, но онъ отказалъ наотрѣзъ и объявилъ, что у сэра Питта на счету каждая ягодка. Потомъ имъ захотѣлось поѣздить верхомъ на прекрасной лошадкѣ; но лишь-только Фіалка сѣла въ сѣдло, кучеръ съ ужаснымт заклятіями прогналъ всѣхъ насъ изъ конюшни.
«Леди Кроли всегда занята своимъ шитьемъ и всегда оплакиваетъ свою красоту. Она не имѣетъ въ домѣ никакого значенія. Сэръ Питтъ подвечеръ всегда красенъ, какъ жареный ракъ, не твердъ въ своей походкѣ, и, кажется, въ постояпной оргіи участвуетъ буфетчикъ. Мистеръ Кроли по вечерамъ всегда читаетъ наставленія, а по утрамъ сидитъ въ своемъ кабинетѣ, или разъѣзжаетъ верхомъ по окрестностямъ «Королевиной уеадьбы».
«Сто тысячь поклоновъ твоимъ безцѣннымъ родителямъ. Какъ здоровье мистера Джозефа? Оправился ли онъ отъ этого проклятого пунша? О, Боже мой, какъ мужчины должны быть осторожны!
«Вѣчно обожающая тебя
«Ребекка.»
-
Я не оптимистъ; но, положа руку на сердце, готовъ на этотъ разъ совершенно согласиться съ философіею мистриссъ Бленкиншопъ, ключницы на Россель-Скверѣ, утверждавшей, что все устроено къ-лучшему въ этомъ подлунномъ мірѣ, и, право, Джозефъ Седли поступилъ весьма основательно, что послушался совѣтовъ мистера Осборна. Амелія и миссъ Шарпъ – ягодки не одного поля; и я радъ, что имъ не нравилось жить вмѣстѣ на Россель-Скверѣ. Ребекка, спора нѣтъ, дѣвушка умная и съ характеромъ веселымъ; но мнѣ рѣшительно не нравится ея наблюдательность и слишкомъ обширное знаніе житейскихъ дѣлъ. Зачѣмъ, напримѣръ, подмѣтила она, что леди Кроли оплакиваетъ свою красоту, и что сэръ Питтъ Кроли позволяетъ себѣ слишкомъ дружескія отношенія къ буфетчику Горроксу? Это не хорошо, и вы, вѣроятно, правы, милостивыя государыни, если прйшете къ разумному заключенію, что передъ вами рисуется образъ такой женщины, которую едва ли вы согласитесь назвать своей сестрицой. Что жь мнѣ дѣлать? Я гуляю на европейской почвѣ по «Базару житейской суеты». Ахъ, зачѣмъ, зачѣмъ судьба, при рожденіи, не забросила меня на островъ Формозу, къ землякамъ почтенного Псалманасара?.. Впрочемъ, знаете ли что?
Видѣлъ я въ Неаполѣ одного синьйора, раскащика игтересныхъ повѣстей, около которого, на морскомъ берегу, собиралась дѣлая толпа честныхъ лаццарони, съ жадностію внимавшихъ его словамъ. При одномъ изъ такихъ расказовъ, гдѣ поэтическими красками изображались дѣянія какихъ-то головорѣзовъ, и раскащикъ и толпа пришли въ бѣшеную ярость. Проникнутые сильнѣйшимъ негодованіемъ противъ фантастического героя вымышленной исторіи, поэтъ и его слушатели быстро вскочили съ своихъ мѣстъ и подняли на воздухъ свои байоки, изъявляя полную готовность разить безнравственного негодяя, еслибъ, паче чаянія, онъ появился между ними.
А сколько разъ на парижскихъ маленькихъ театрахъ случалось мнѣ слышать собственными ушами, какъ зрители, исполненные справедливого негодованія противъ героя раздирательгой драмы, кричали изъ своихъ ложъ: «Ah, gredin! Ah, monstre!» Я знаю даже, что и актеры на этихъ нравственныхъ театрахъ весьма часто отказываются играть безнравственныя роли какихъ-нибудь infâmes Anglais, и соглашаются получать мизеристое жалованье, чтобъ только быть на сценѣ честными людьми.
Это весьма назидательные факты, и кто охотникъ выводить заключенія изъ данныхъ посылокъ, тотъ можетъ на досугѣ думать о чемъ ему угодно и сколько угодно, а мы, съ вашего позволенія, примемся продолжать наши странствованія по «базару житейской суеты».
Глава IX
Фамильные портреты
Сэръ Питтъ Кроли былъ, въ нѣкоторомъ смыслѣ, философъ-циникъ, до страсти любившій жизнь на низшихъ ступеняхъ ея развитія въ общественномъ быту. Безъискусственная простота и отсутствіе джентльменской чопорности были существенными чертами въ философической натурѣ владѣльца «Королевиной усадьбы». Сперва, мы уже сказали, баронетъ женатъ былъ на дочери благородного лорда Бинки; но этотъ бракъ былъ устроенъ покойными его родителями, вовлечонными въ заблужденіе любовію къ сыну. По кончинѣ леди Кроли, баронетъ избралъ себѣ въ супруги миссъ Розу Досонъ, дочь мистера Джона Томаса Досона, почтенного негоціанта изъ Модбери, торговавшаго желѣзомъ на великобританскихъ рынкахъ.
И какъ была счастлива Роза Досонъ, когда судьба такимъ образомъ непредвидѣнно возвела ее на степегь миледи Кроли? Мы обязаны исчислить по порядку всѣ статьи ея супружеского блаженства.
Вопервыхъ, по вступленіи въ бракъ, Роза Досонъ принуждена была забыть черноглазого юношу, Питера Бутта, привязанного къ ней съ дѣтскихъ лѣтъ цѣпями нѣжнѣйшей дружбы, и теперь этотъ юноша, истомленный грустью и отчаяньемъ, пустился добывать дичь въ чужихъ лѣсахъ, и побратался съ отъявленными контрабандистами, испортившими въ конецъ его молодую и свѣжую натуру. Потомъ, какъ и водится, прелестная Роза перессорилась со всѣми пріятельницами и подругами своей юности, которыхъ, разумѣется, ей нельзя же было принимать на «Королевиной усадьбѣ«въ качествѣ миледи Кроли. Новыхъ друзей у нея не было, да и гдѣ могла отыскать ихъ бывшая купеческая дочка? Кто захотѣлъ бы теперь заключить съ нею дружественную связь? Три взрослыя дочери сэра Гуддельстона-Фуддельстона, сами нѣкогда питали сладчайшую надежду на титулъ миледи Кроли, и теперь, какъ онѣ говорили, имъ естественно было презирать ворону въ павлиньихъ перьяхъ. Семейство сэра Джильса Вапсгота тоже, съ своей стороны, глубоко оскорбилось этимъ предпочтеніемъ купеческой дочки, потому-что старшая миссъ Вапсготъ не могла уже сдѣлаться супругой баронета. Впрочемъ, всѣ вообще великіе и мелкіе помѣщики этого графства, каждый по своему, были чрезвычайно недовольны тѣмъ, что собратъ ихь унизилъ свое достоинство неравнымъ бракомъ.
«А чортъ ихъ побери! думалъ про себя сэръ Питтъ, пусть ихъ ворчатъ, сколько имъ угодно. Знать ихъ не хочу!»
И на этомъ основаніи сэръ Питтъ Кроли, вполнѣ довольный супружсскимъ блаженствомъ, напивался каждый вечеръ съ буфетчикомъ Горроксомъ, и колотилъ иногда, для препровожденія времени, свою прелестную миледи. Во время парламентскихъ засѣданій, онъ обыкновенно ѣздилъ въ Лондонъ, оставляя супругу на «Королевигой усадьбѣ«, гдѣ жила она одна, безъ друзей и даже безъ знакомыхъ. Прадѣдовскій замокъ господъ Кроли былъ для нея тюрьмою въ буквальномъ смыслѣ слова. Даже мистриссъ Бьютъ Кроли, жена баронетова брата, пасторша, отказалась наотрѣзъ дѣлать визиты своей невѣеткѣ, потому, говорила она, что дочь какого-нибудь торгаша, заносчивая выскочка, не имѣетъ никакихъ правъ на ея родственную любовь.
Розовыя щочки и бѣлая кожа были, собственно говоря, единственными талантами, которыми судьба надѣлила прелестную миледи Кроли. Не получивъ ни малѣйшого образованія, необходимого для свѣтской дамы высшого круга, она не имѣла той нравственной энергіи и душевной силы, которая такъ часто выпадаетъ на долю самыхъ простыхъ и даже глуповатыхъ женщинъ. Слабая и безхарактерная, она не могла надолго внушить къ себѣ привязанность сэра Питта. Послѣ рожденія двухъ дѣтей, дѣвственная ея свѣжесть исчезла, розы увяли на ея щекахъ, и она сдѣлалась простою машиною въ домѣ своего супруга, столько же безполезною, какъ старое фортепьяно покойной леди Кроли. Въ своемъ туалетѣ она любила свѣтло-яркіе цвѣта, какъ и всѣ блондинки, и носила преимущественно шерстяныя небесно-голубыя платья, сшитыя, впрочемъ, безъ всякихъ притязаній на современную моду. Цѣлый день и большую часть вечера она сама занималась шитьемъ, и почти не выпускала иголки изъ рукъ. Въ два, три года супружеской жизни, ей удалось приготовить стеганыя одѣяла для всѣхъ постелей на «Королевиной усадьбѣ«, и даже наколочки для подушекъ были ея собственной работы. Такая дѣятельность приходилась какъ нельзя больше по вкусу философа-баронета. Былъ у ней цвѣтникъ, хорошій цвѣтникъ, снабжонный всѣми растеніями англійской флоры, и она любила его нѣжно; но кромѣ цвѣтника, миледи Кроли не имѣла никакихъ предметовъ нѣжной привязанности или антипатіи. Какъ-скоро мужъ обходился съ нею круто, она погружалась въ апатическое состояще, равное летаргическому сну. Нерѣдко бродила она, охая и стоная, изъ одной комнаты въ другую, въ папильоткахъ и дырявыхъ башмакахъ.
О базаръ, базаръ житейской суеты! Такая ли судьба ожидала тебя, прелестная миссъ Роза? Питеръ Буттъ и его счастливая супруга могли бы свой вѣкъ прожить спокойно въ своей уютной фермѣ, среди кучи розовыхъ дѣтей, окружонныхъ заботливостью любящихъ родителей, и были бы у имхъ свой мечты, надежды, свои удовольствія и радости, растворяемыя по временамъ тихой грустью. Но увы! великолѣпная карета и четверка вороныхъ предпочитаются тихой, семейной жизни на базарѣ житейской суеты, и вы промѣняли, прелестная миссъ Роза, семейное счастье на блестящія игрушки! еслибъ какой-нибудь Синей-Бородѣ нашего времени понадобилась десятая жена, неужели, думаете вы; онъ не отыскалъ бы для себя красавицы-невѣсты въ семействѣ какого-нибудь глупого купца?..
Роза и Фіалка, какъ само-собою разумѣется, не имѣли особенной привязанности къ своей мама, постояшю грустной, задумчивой и скучной; но онѣ были совершенно счастливы на кухнѣ и въ конющнѣ, между домашней челядью. Къ счастью, у садовника, Шотландца, было хорошее семейство, и малютки миледи Кроли не могли испортить своей нравственности между ихъ дѣтьми. Этимъ и ограничивалось воспитаніе Розы и Фіалки, до прибытія на «Королевину усадьбу» гувернантки.
Миссъ Ребекку Шарпъ ангажировали сюда по милости старшого сына баронета, мистера Питта Кроли, который уже давго твердилъ своему отцу о необходимости довершить умственное и нравственное образованіе малютокъ подъ руководствомъ опытной наставницы, знакомой съ современнымъ ходомъ искусствъ и наукъ. Мистеръ Питтъ былъ единственнымъ покровителемъ и другомъ леди Кроли, и единственнымъ человѣкомъ, къ которому, послѣ своихъ дѣтей, она питала въ душѣ чувство, похожее на искреннюю привязанность. Онъ гордился своимъ происхожденіемъ, съ матерней стороны, отъ лордовъ Бинки, и велъ себя, во всѣхъ отношеніяхъ, какъ истинный джентльменъ знаменитой породы. По возвращеніи изъ школы, онъ былъ уже взрослымъ, совершеннолѣтнимъ мужчиной степенной наружности, и принялъ на себя обязанность хозяйничать самовластно въ домѣ своего отца, возъимѣвшаго къ нему высокое почтеніе. Первымъ его дѣломъ было возстановить на «Королевиной усадьбѣ«ослабѣвшій духъ прадѣдовской дисциплины. Его наклонности и вкусы приняли самый утончонный характеръ, и онъ готовъ былъ скорѣе погибнуть голодной смертью, чѣмъ сѣсть за столъ, накрытый скатертью не бѣлѣе снѣга. Разъ, лишь только онъ вышолъ изъ школы, буфетчикъ Горроксъ осмѣлился подать ему письмо, не положивъ его предварительно на серебряный подносъ; мистеръ Питтъ бросилъ на неосторожного слугу такой юпитеровскій взглядъ, мистеръ Горроксъ съ этой поры началъ дрожать передъ нимъ, какъ осиновый листъ.
Весь домъ, безъ малѣйшихъ исключеній, благоговѣлъ передъ мистеромъ Питтомъ. Леди Кроли не смѣла, въ его присутствіи, бродить въ папильоткахъ, и вообще обращала тщательное вниманіе на свою наружность. Старые штиблеты сэра Питта исчезли въ присутствіи сына, и онъ старался, по-возможности, освободиться отъ своихъ плебейскихъ привычекъ. Избѣгая сыновнихъ выговоровъ и упрековъ, онъ пилъ ромъ и водку втихомолку, подвечеръ и въ такой комнатѣ, куда не простирался непосредственный надзоръ мистера Питта. Въ обращеніи съ прислугой онъ принужденъ былъ соблюдать джеигльменскую важность.
По приказанію Питта, буфетчикъ каждый день, за полчаса до обѣда, долженъ былъ являться въ комнату леди Кроли въ бѣлыхъ перчаткахъ, и докладывать такимъ образомъ:
– Млледи, столъ накрытъ.
Затѣмъ, черезъ нѣсколько минутъ, мистеръ Питтъ самъ приходилъ къ своей мачихѣ, и учтиво предлагалъ ей руку – вести ее въ столовую. Онъ разговаривалъ съ нею не иначе, какъ со всѣми признаками глубочайшого почтенія, хотя это было очень рѣдко. Какъ-скоро миледи вставала съ мѣста, онъ спѣшилъ отворить ей дверь; и сопровождалъ ея выходъ джентльменскимъ поклономъ.
Въ итоиской коллегіи всѣ и каждый называли Питта красной дѣвушкой, и я долженъ съ прискорбіемъ замѣтить, что младшій братецъ, Родонъ, довольно часто колотилъ миссъ Кроли. Особенныхъ способностей къ какой-нибудь наукѣ въ немъ не оказалось, зато былъ онъ прилеженъ до истощенія послѣднихъ силъ, внимателенъ, послушливъ и аккуратенъ до такой степени, что, въ продолженіе востмилѣтняго курса, его ни раза не сажали въ карцеръ. Рѣдкое, завидное счастье.
Въ Итонѣ каррьера его выяснилась и опредѣлилась. Онъ изучалъ здѣсь ораторовъ древнихъ и новѣйшихъ, и говорилъ безъ умолка на сходкахъ, приготовляя себя такимъ образомъ къ дипломатической службѣ, въ которую послѣ онъ вступилъ подъ высокимъ покровительствомъ своего дѣда, лорда Бинки. Но хотя говорилъ онъ какъ трещетка, и всѣ его рѣчи шпиговались несмѣтнымъ множествомъ латинскихъ цитатъ изъ Цицерона и Сенеки, однакожь не убѣждалъ онъ никого, и каждый съ изумленіемъ видѣлъ, что мистеръ Питтъ, несмотря на необыкновенное искусство въ жестикуляціи, отнюдь не созданъ для ораторской каѳедры. На выпускномъ экзаменѣ онъ не получилъ даже поэтического приза, хотя никто изъ пріятелей его не сомнѣвался, что академическій совѣтъ удостоитъ его этой награды.
По выходѣ изъ школы, онъ сдѣлался частнымъ секретаремъ у лорда Бинки, и потомъ, въ скоромъ времени, его назначили чиновникомъ при посольствѣ въ нѣкій германскій городъ, гдѣ служилъ онъ съ безукоризненною честностью, отправляя повременамъ, въ видѣ димломатической депеши, страсбургскіе пироги къ тогдашнему министру иностранныхъ дѣлъ. Около десяти лѣтъ онъ пробылъ за границой, оплакивая въ послѣдніе годы кончину своего дѣда, незабвенного лорда Бинки; но великобританскій парламентъ, сверхъ всякого ожиданія и расчетовъ, дурно награждалъ его усердіе къ службѣ; и мистеръ Питтъ Кроли, недовольный своей дипломатической каррьерой, возвратился въ отечество, на «Королевину усадьбу», съ тѣмъ, чтобы предаться мирнымъ занятіямъ въ тиши своего уединенного кабинета.
По возвращеніи въ Англію, онъ написалъ учоный политическій памфлетъ (потому-что демонъ честолюбія постоянно мучилъ его душу; и ему хотѣлось, такъ или иначе, рисоваться передъ публикой), и принялъ потомъ дѣятельное участіе въ филантропическомъ вопросѣ относительно Негровъ. Это послѣднее обстоятельство подружило его съ мистеромъ Уильберфорсомъ, и вслѣдъ затѣмъ онъ завязалъ дружескую корреспонденцію съ достопочтеннымъ Мельхіседекомъ Горнблауэромъ, ревностнымъ распространителемъ филантропическихъ идей по ту сторону океана. Весною, въ первыхъ числахъ мая, мистеръ Питтъ, отказавшійся отъ политическихъ преній, регулярно пріѣзжалъ въ Лондонъ, для засѣданія въ обществѣ методистовъ. Въ деревнѣ у себя былъ онъ судьею и дѣятельнымъ ораторомъ въ обществѣ особъ, имѣвшихъ нужду въ методистскихъ бесѣдахъ. Сверхъ того, онъ вступилъ въ дружескую связь со многими дамами, извѣстными въ ту пору учоному міру краснорѣчивыми изліяніями своихъ чувствъ въ созерцательныхъ брошюрахъ. Говорили даже, будто онъ частенько дѣлалъ визиты достопочтенной леди Дженни Шимшенксъ, третьей дочери лорда Саутдауна, у которой была сестрица, леди Эмилія, написавшая нѣсколько умилительныхъ трактатовъ, раздиравшихъ душу и зажигавшихъ сердце.
