Тори Майрон
В ритме сердца
Глава 19
Адам
– Адам, пожалуйста… Я не…
Затыкаю ей рот жёстким, болезненным поцелуем, заглушая своим яростным рычанием её стоны и всхлипы. Она сладкая как мёд, потрясающе вкусная, несмотря на раздражающее до крайности содержимое. И это лишь подогревает мою злость, заставляя меня поедать её губы ещё более грубо, жадно, грязно, глубоко. Трахаю языком её рот так, как мечтаю это сделать членом, пока она по-прежнему извивается и пытается биться подо мной.
Даю ей выдохнуть, лишь когда мы оба начинаем задыхаться от нехватки кислорода. Позволяю ей очухаться, но только на мгновенье, что уходит мне на то, чтобы с губ переключиться на другие части её тела, которым неминуемо суждено подвергнуться моим сексуальным, огненным мучениям.
– Адам, не надо, подожди. Я должна тебе кое-что ска…
– Заткнулась! – обрубаю её очередное желание произнести какую-то ересь.
Намертво запечатываю ей рот рукой, приступая истязать её пышные груди губами, языком, зубами. Терзаю, абсолютно не жалея её нежную кожу, покрываю своими укусами, отметинами, синяками.
– Всю тебя собой разрисую, стерва, доведу до сумасшествия, но кончить не позволю, – издаю низкий животный рык.
Дикарка выгибается дугой, поддаваясь навстречу моим несдержанным ласкам. Её хриплое рваное дыхание вторит моему, кожа покрывается жаркой испариной, пока я вволю наслаждаюсь её полушариями, слушая, как надрывно бьётся в груди её сердце, словно у рвущегося из клетки на волю птенца.
Да только не птичка она, а кошка драная, дикая, необузданная. Но я приручу, усмирю, сделаю домашней, покорно следующей по пятам своего хозяина, с искренним желанием беспрекословно выполнять каждый его приказ.
Отрываю рот от измученной груди с торчащими сосками, немного приподнимаюсь, отпускаю из оков её запястья и тут же умещаю большой палец на набухший комочек между её бёдер. Надавливаю, дразню и сам задыхаюсь от похоти, немыслимым образом одновременно кайфуя.
Мазохизм – он, наверное, заразен. Хотя… с ней у меня от всего срывает башню. Впрочем, как и у дикарки.
Поднимаю голову и смотрю с упоением, как трепещут её пушистые реснички на закрытых от неземного блаженства глазах, а ладошки вовсю пытаются оторвать мою руку со своего лица. Упираются мне в плечи, царапают ногтями, наивно полагая, что меня это остановит. Смешная. Меня это лишь ещё больше распаляет, дразнит, побуждает не сдаваться и поставить сучку на место, чтобы думала в следующий раз головой, а не своим вздорным характером.
– Да что же ты за баба такая неугомонная, Лин? Помолчать и минуты не можешь? – с хрипом спрашиваю я, продолжая слышать её проступающие сквозь стоны отчаянные попытки что-то сказать. – Хватит. Наговорилась уже. Не хочу больше слушать твои бредни. Всё, что надо и не надо, ты мне уже сказала, – прекращаю играться с её клитором, разом останавливая наступающую волну её оргазма. – Теперь наслаждайся результатом, детка. Я могу обламывать тебя хоть до самого утра.
Медленно облизываю блестящий от её соков палец и обвожу плотоядным, жадным взглядом её разгорячённую фигурку, не упуская ни одного миллиметра обнажённого тела.
Она божественно прекрасна, ведьма чёртова. Волосы её белоснежные, разметавшиеся на чёрном шёлке, выглядят ещё волшебнее, пока она лежит подо мной в одном брильянтовом колье на атласной оливковой коже. Такая горячая, жаждущая жёсткого траха, с закрытым ртом и с широко расставленными ножками.
Растяжка у девчонки, что надо, а весь её откровенный вид – с ума можно сойти даже без «очарования», пылающего огнём под кожей.
Что я и делаю, когда опускаю взор ниже и начинаю наблюдать, как член двигается по нежным складочкам, задевая головкой все чувствительные точки. Стискиваю зубы, шумно выдыхаю, стараясь не кончить прямо сейчас от одного этого до одури сладкого зрелища.
– Теперь моя очередь устраивать опрос. Нравится, Лина? Хочешь, чтобы я тебя трахнул? Хочешь взять мой член в рот? Хочешь, чтобы я в тебя кончил? – через несколько минут адовых пыток над дикаркой повторяю её вопросы дразнящим, низким полушёпотом.
И наконец освобождаю её губы, с которых сразу же слетает протяжный стон. Он отдаётся вибрирующим эхом во всех возбуждённых клетках моей кожи.
– Хочешь, пута лживая. Конечно, хочешь. Тогда почему опять выделываешься? Даёшь обещания доставить мне блаженство, а не выполняешь. Кто же так делает, Лина? Пока я совсем не доволен твоим поведением, – рычу я и в наказание ударяю головкой по её клитору, кружа пальцем по напряжённому соску.
– Перестань! Хватит! – кричит она, не жалея горло и жалобно глядя на меня поплывшими от возбуждения глазами.
В расширенных зрачках вовсю плещется тёмная бездна. В неё нестерпимо хочется нырнуть и, достигнув дна, там навсегда и остаться. Но нет! Нет! Не будет этого!
Она не особенная. Она ничего для меня не значит.
Я налетаю на тонкую кожу её шеи с хищными укусами, держась за эти убеждения, как за спасательный плот, чтобы не позволить бунтующей неженке внутри меня вновь встать у штурвала и дать дикарке то, что ей так сильно необходимо.
– Адам, пожалуйста, я больше не могу… не надо… я вся горю… мне нужно кончить, – даже её слабый голосок возле моего уха с впившимися ногтями в кожу спины не заставят меня передумать и проявить милосердие.
– Хочешь кончить? Я тоже, блять, хочу… с первой минуты, что тебя увидел. Прикинь, как мне хреново? – ладонью грубо сжимаю её грудь. Лина вновь жалостливо стонет. – Представляешь, как долго я уже горю, пока ты мне мозг выносишь? – а теперь вместе с ней стон испускаю и я, наблюдая, как она инстинктивно приподнимает бёдра, желая усилить ощущения, получить от меня больше. – Если твои выкрутасы в постели действовали на твоих предыдущих мужиков, то со мной за подобное будешь вкушать весь спектр мучений, стерва проклятая.
А вот от этих своих слов меня аж в сторону поводит от взрывающейся бомбы гнева.
Убью всех, с кем она то же вытворяла! Уничтожу! С лица земли сотру! Моя сука, только моя, которую хочу опустить на колени, в глаза синие, блядские смотреть, пока до гланд вдалбливаться с остервенением буду, затыкать её, чтоб задыхалась, за волосы дёргать, белокурые пряди клочьями вырывая. Не будет ей пощады, блять! Не будет! Ненавижу её. Накажу за то, что делала с другими и сейчас вытворяет со мной, схватывая в хитрые женские сети моё тело, душу и сознание.
– Адам… пожалуйста… не так, только не так, – её невнятное, умоляющее бормотание слегка рассеивает вспышку моей ядерной злости.
Я неслабо охреневаю, обнаруживая дикарку на полу, стоящей передо мной на коленях. И судя по тому, что моя рука крепко удерживает её за волосы, предполагаю, что спрыгнула она туда вовсе не по своей инициативе.
Пиздец, меня опять перекрыло!
Но мне похер! Похер! Так должно быть всегда. Я должен смотреть на неё свысока, а она – ублажать меня с предельной самоотдачей. Всегда. Везде. Без исключений.
– Как так? Что ты опять прикидываешься? Тебе же самой это нравится, – констатирую очевидное я, проводя головкой по её покусанным губам. Они тут же приоткрываются, выпуская язычок наружу.
Здравый смысл полностью отсутствует в сапфировых глазах, тело сотрясается, как при ознобе, от необходимости получить меня любыми способами.
– Именно этого ты и хотела, Лина. Высосать из меня всё до последней капли! Так давай, я даю тебе сейчас возможность заработать себе спасительный оргазм. Начинай!
Наматываю светлые пряди на кулак, поддаваясь навстречу её рту, о котором мой член мечтает, как о манне небесной. Но дикарка упирается ладонями в мои бёдра, используя свои последние силы на очередное дебильное сопротивление.
– Я хочу… я правда хочу всё это, но только не в первый раз… не так… Не будь со мной таким в мой первый раз, – её изнурённый, едва слышный лепет, полный неубедительной лжи, взметает шкалу неимоверной злости до максимальной высоты.
– Слушай, ты совсем дура? Уже не знаешь, что выдумать, лишь бы добиться желаемого по-своему? Не будет этого! Бери в рот и соси, Лина, либо я сам тебе сейчас затолкаю! – яростно цежу сквозь зубы, натягивая светлые волосы до её болезненно-сладкого вскрика.
– Нет! Прошу тебя, нет! Я ничего не выдумываю. Клянусь, я никогда этого раньше не делала, – врёт, не краснея, текущая передо мной лживая сучка, непонятно чего этим добиваясь.
– Чего ты не делала? Минетов? Ты меня совсем за идиота принимаешь? Стриптизёрша, что не пьёт, не курит, с клиентами не спит и теперь ещё, оказывается, никогда в своей жизни минетов не делала? В это я должен поверить? – спрашиваю я с ядовитым ехидство и небрежно сжимаю её скулы, заставляя её рот открыться шире.
– Адам, пожалуйста, остановись и послушай меня, – хрипло просит она, резко обхватывая руками мой член, чтобы избежать решительного вторжения.
И это простое прикосновение вновь действует на меня подобно разряду тока, вынуждая сдавленно зарычать и отдаться в плен своей похоти, что дарует Лине несколько секунд на то, чтобы нервно сглотнуть, прикрыть глаза и, продолжая дрожать, на выдохе выдать:
– Я никогда никому не делала минетов и вообще ни с кем не спала. Я девственница, Адам, – её осипшие слова с превеликим трудом достигают моего слуха.
С мгновенье я даже застываю, пытаясь убедить себя, что всё правильно расслышал. И, когда её признание наконец доходит до центра моего пропитанного похотью мозга, я срываюсь на смех. Громкий, нервный, сатанинский, отдающийся во всём моём теле неистовым гневом.
Я хватаю лгунью за плечи и мощным рывком поднимаю с колен, желая вблизи посмотреть в её глаза бессовестные.
– Лина, я убью тебя сейчас! Ты, блять, это понимаешь? Вот тут уж я клянусь, кладя руку на сердце: разорву тебя на части, если ты и дальше будешь продолжать мне врать и вести себя в том же репертуаре, – встряхиваю её податливое тело, как тряпичную куклу, не соображая, что вообще вытворяю.
– Адам, пожалуйста. Успокойся. Я должна была тебе раньше сказать об этом, – её сиплый голос вконец срывается, но она отчаянно продолжает шептать, хватаясь за мои плечи. – Я не вру… Не вру… Поверь мне. Это правда. Я никогда это не делала. Никогда.
И тут у меня будто земля вся из-под ног уходит. Остатки кислорода исчезают из лёгких, когда она отводит свой невменяемый взгляд с моего лица в сторону.
Она отвела, мать её, свой взгляд в сторону!
А это значит… Не может быть.
– Повтори, – приказываю я не своим голосом.
Глухим, надтреснутым, дрожащим. В ожидании сдавливаю свои руки на ней до предела, и Лина морщится в болезненной гримасе, всхлипывает, но тем не менее произносит:
– Я ещё девственница! Я не вру… Ты же видел меня вне клуба. Никто на меня никогда даже не смотрел, куда уж ещё захотеть такую невзрачную пацанку? У меня никогда ни с кем ничего не было. Вообще ничего. Той ночью в приватной комнате с тобой я впервые за всю жизнь целовалась с мужчиной. Поверь мне, Адам… Пожалуйста, поверь.
И она опять это делает – не выдерживает прямой связи с моим взглядом и опускает ресницы.
Я судорожно вздыхаю и теряю счёт времени, пока в моей голове по частицам складывается мозаика из проносящихся на предельной скорости воспоминаний из непонятных моментов её смятения, ошарашенного взора на мой член, как на восьмое чудо света, и нестираемых из моей памяти кадров той ночи, когда Николина с ледяным ужасом смотрела на меня, раз за разом повторяя в своих криках одно и то же:
«Не трогай меня! Я не делаю этого… Я никогда это не делала. Не надо!»
Я выдыхаю ещё раз – шумно, протяжно, потрясённо до неизъяснимости: как такое вообще возможно? Как?
И дело не только в роде её деятельности, но и в смелости эротических фантазий, которые даже на секунду не подпускали ко мне возможность подобной вероятности. Все её тайные мысли, уже успевшие засесть в подкорке моего сознания, состоят исключительно из страсти, огня, порочного разврата и полного отсутствия страха перед их исполнением, что девственницам в корне не присуще.
Их у меня было немного, но мне прекрасно известен тот вид страха, что обильно пропитывает плотские мысли невинных девиц. Учуяв его, я всегда исключаю вероятность секса с ними, имея на то одну существенную и крайне неблагоприятную для девушек причину. И ужас перед сейчас в одно мгновенье пробуждает меня из глубокого забытья «очарования».
Сквозь туманный сгусток мыслей я вижу расширенные зрачки морских глаз Лины, отчаянно просящих ей поверить. Её горящую кожу, покрытую следами моих грубых терзаний вместе с дрожащим, хрупким и, как оказалось, ещё никем не тронутым телом, и понимаю, что мой животный гнев к ней бесследно испаряется, словно его никогда и не было.
Зверь во мне безгранично счастлив. Он прямо-таки упивается мыслю о том, что будет первым вкушать столь желанный, сочный, лакомый и идеальный для него кусочек. А я… Я тоже счастлив. Я тоже радуюсь так, как никогда прежде ничему не радовался. Так, что неудержимо таю от счастья, словно лёд в её маленькой ладошке. Но тем не менее это не мешает мне также крушиться на осколки от знания, что предстоит пережить моей дикарке, которая и так уже натерпелась от меня вдоволь.
– Адам, почему ты так долго молчишь?
Неуверенный шёпот Лины с дрожащими пальчиками, робко притрагивающимися к моей щеке, неумолимо наполняют меня доселе незнакомым теплым чувством – блаженным, трепетным, насыщенным, заставляющим каждый атом тела парить в невесомости.
– Всё в порядке? Ты чего побледнел? Неужели моя девственность тебя так сильно напугала? – с лёгкой насмешкой спрашивает она, даже не представляя, чем для неё могла кончиться та ночь, если бы я не сумел вовремя остановиться.
От этой горькой мысли и вида её лихорадочного состояния, до которого я свирепо её довёл, моё сердце пробивает чем-то раскалённо-острым. Мощно. Безжалостно. Насквозь. Так, что вся грудная клетка начинает агонизировать, наполняя меня удушающим пламенем.
Господи, да что со мной такое? Что за безумное помешательство? Я же таким никогда не был! Я никогда не мучил женщин своей силой, а только доставлял им удовольствие. Зачем же с ней я это делаю? Она же этого не заслуживает! Она ведь даже не знает, что со мной творит.
Она просто дрожащая, упёртая девочка с самым дурным характером из всех, что я встречал. Такая маленькая, хрупкая, но настолько волевая и сильная, что, даже пылая в нечеловеческих огненных мучениях, ей удалось не только сбросить с моих глаз кровавую пелену одержимости, но и зародить во мне необходимость добровольно сдаться.
И это желание мне больше не убить в себе. Не изменить. Не изгнать из мыслей. Его мне остаётся лишь принять. Смириться. И сделать то, что когда-то поклялся самому себе никогда не делать, – подчиниться.
– Адам, да скажи же ты что-нибудь наконец, – тихий сип Лины наполняется беспокойством.
Она ладошками накрывает мои щёки и пьяными глазами тщетно пытается считать с моего лица всю правду.
А правда в том, что…
– Ты в самом деле особенная, Лина, – скорее для самого себя твёрдо произношу вслух эту безусловную истину, которую нет больше смысла и дальше отрицать. – Чёрт бы тебя побрал, во всём умудрилась удивить меня, выделиться, нарушить общую закономерность. Ты особенная. И совершенно не понимаю, о чём все эти тупоголовые слепцы думали, когда смотрели на тебя? Ты самая красивая, непредсказуемая и несносная из всех, кого я когда-либо знал. И теперь уж я точно уверен, что у тебя никого нет и не было. Теперь я точно знаю, что ты только моя, дура ненормальная, – сокрушённо выдыхаю я.
И начинаю тереться носом о её румяное лицо, покрывая короткими поцелуями влажный лоб, носик, губы, мою любимую родинку на подбородке. Сползаю по шее к груди, целую каждый мой укус и тёмное пятнышко на нежной женской коже.
Знаю, её тело нуждается сейчас далеко не в мягких ласках, но в них впервые в жизни нуждаюсь я. Размазня во мне торжественно взбирается на трон в желании залечить все нанесённые мной раны, и я ему в этом нисколько не мешаю, потому что сам того желаю.
– Почему дура? – от поцелуев меня отвлекает приглушённое бормотание дикарки.
Тихо постанывая, она обхватывает мою шею руками, чтобы не упасть. Но я всё равно чувствую, как её ножки начинают подкашиваться, и потому сгребаю её в объятья, начиная удерживать на весу.
– Из всего, что я тебе сказал, ты услышала только это? – хрипло смеюсь я, прижимаясь к её лбу своим.
– Если честно, да… Мне кажется я уже ничего не слышу, не вижу, не чувствую, кроме нестерпимого жара под кожей, – растерянно лепечет Лина, с каждым вдохом и выдохом всё сильнее обмякая в моих руках.
Наши дыхания вновь переплетаются. И это ощущается так правильно, горячо, необходимо, что меня окончательно накрывает. Я хочу её. Но ещё больше хочу прекратить её мучения. И мне не нужны больше никакие признания и просьбы, чтобы сделать это и победить в нашей тупой, вымышленной игре. Я уже выиграл. Она – моя. Она и есть моя победа. И ничего больше мне не нужно.
Но стоит мне только ощутить себя абсолютным триумфатором лишь потому, что крепко прижимаю её невинное тельце к себе, как Вселенная в очередной раз решает проявить свою иронию во всей красе.
– Я больше не могу терпеть это, Адам… Я сдаюсь. Сдаюсь. Я сделаю всё, что ты пожелаешь, только возьми меня… умоляю. Пожалуйста! Я умоляю! Я хочу тебя, – её жалобный скулёж полностью заполняет мой разум, но вместо долгожданного ликования всю душу мне в клочья разрывает.
– Нет, маленькая моя, молчи. Не говори ничего больше.
Я мягко накрываю её губы поцелуем, ощущая металлический привкус её крови на своём языке, а вместе с ним – жгучее желание набить себе морду за то, что был таким мудаком, который замучил нас обоих.
– Я всё сделаю. Всё сделаю… и сделаю так, чтобы максимально облегчить твою боль, – обещаю я, бережно укладывая её обратно на кровать и нависая над ней сверху.
Она тут же широко расставляет ножки, мутным взглядом призывая меня поторопиться. Но я не могу торопиться. Она не знает, что её ожидает. Сначала её нужно подготовить.
– Адам, пожалуйста, – в нетерпении стонет Лина и, кое-как приподнявшись на локти, обхватывает мой член ладошкой, пропуская череду молний по моему кровотоку. – Что сделать? Говори. Я не могу больше ждать.
– Ничего не надо, Лин… Просто расслабься. Я сделаю всё сам, – прерывисто выдавливаю из себя я, содрогаясь от её скользящих движений по моей плоти.
И отчаянно пытаюсь сохранить рассудок, чтобы не причинить ей боль, которую она просто-напросто выдержать не сможет.
– Я не боюсь боли, Адам, – шепчет чертовски проницательная малышка сквозь протяжный стон, вызванный прикосновением моих пальцев к её горячим складкам. – Давай же, сделай это, умоляю, иначе я сознание потеряю, пожалуйста, Адам, – скулит она, призывно толкаясь бёдрами навстречу моему паху, даже не понимая, о чём сейчас просит.
Сознание она потеряет, если я пойду на поводу своей жажды и войду в неё прямо сейчас. Причём в прямом смысле отключится. Не от кайфа, а от непереносимой боли, схожей с препарированием без наркоза.
Да, когда я говорил, что моя сила обостряет до предела чувствительность женских тел к любым сексуальным ощущениям, я в самом деле подразумевал это. И потому лишение девственности, что и так является процессом довольно болезненным, со мной ощущается в многократном объёме, который женщины не способны вытерпеть настолько, что от болевого шока чаще всего теряют сознание. Потому-то я и избегаю этого. Потому-то я и хочу всё сделать правильно с дикаркой, чтобы не заставлять её испытывать на себе подобное. Хватит с неё мучений. Хватит. Она этого не заслуживает.
– Я войду в тебя, но перед этим тебе нужно кончить, Лина, – произношу я, едва скрывая волнение в голосе.
Смотрю в самые прекрасные на свете глаза и наклоняюсь к её губам. Мягко накрываю их своими, втягиваю в себя её сладкий язычок, что начинает порхать в моём рту, проникая всё глубже и глубже.
– Нет, я хочу тебя, – сквозь поцелуй жалобно протестует дикарка, продолжая интенсивно поглаживать мой член.
– Чёрт… Лина, – шиплю я от разрывающей потребности войти в её жаркое, узкое лоно, но вместо этого проникаю в него средним пальцем, оглушая пространство спальни нашим одновременным громким стоном. – Пиздец, какая тугая, – из-за обрушившегося на меня пламенного смерча у меня получается прошептать лишь одними губами.
И Лина ловко ловит их своими, посасывает, жадно целует, стонет, массируя моей член своей ладошкой, заставляя испытывать меня настоящие адские муки. Но вот я как раз таки их заслужил. Однозначно заслужил, поэтому буду терпеть, сколько потребуется, лишь бы только ей не сделать больно.
Собрав все остатки своей воли, я начинаю ритмично двигать пальцем, умирая от ощущения тугих нежных стенок, сжимающих меня так плотно, что даже страшно представить размер катастрофы, если бы я без подготовки проник в неё членом.
– Дура, Лина! Ты невероятная дура. Тебе нужно было сразу мне сказать, – с тяжелыми выдохами ругаюсь я, чувствуя, как кровь со всего тела вместе с огненным сплавом неумолимо устремляется к паху. – Остановись, – сдавленно приказываю я, накрывая ладонью её руку на члене. – Я должен выдержать до момента, как ты кончишь, чтобы сразу же войти. Тогда ты будешь чувствовать меньше.
– Что? Нет… я хочу с тобой, Адам… С тобой.
Её сиплые томные просьбы с усиленной хваткой на члене лишь добавляют сложности моим и так минимальным резервам выдержи. Однако я твёрдо намерен повременить свой собственный оргазм.
– Лин, так надо. Послушай меня хоть раз, – сцепляю зубы до скрежета и ещё раз порываюсь оторвать её от себя.
Но дикарка неожиданно резко схватывает свободной рукой мои волосы, приподнимается вплотную к моему лицу и рычит, точно разгневанная тигрица:
– Послушай и ты меня, Адам Харт! Я не отпущу твой член, пока ты не кончишь со мной вместе! Потом делай со мной всё, что хочешь… Но сейчас… Боже!.. Я хочу… С тобой… Вместе… – её злостное рычание плавно угасает, превращаясь в пронзительные стоны от скорого приближения оргазма.
От его беспредельной силы я ей даже не отвечаю. Просто не могу. Язык полностью отказывается меня слушаться. Я пиздец как остро чувствую момент её освобождения. Не только непрерывно проникающим в неё пальцем, что с каждым толчком лишь плотнее сдавливается горячими тисками, но и всем своим сверхъестественным началом.
Этот оргазм будет мощнее, разрушительнее, фееричнее, чем был в машине. Он не оставит после себя ничего, сотрёт всё подчистую – и жар, и сладострастную агонию, и способность чувствовать что-то, кроме всеобщей эйфории. Именно это мне и нужно – чтобы она ничего не чувствовала.
Ещё несколько быстрых глубоких толчков – и её бархатистые стенки начинают ритмично сжимать мой палец, сигнализируя о том, что она дошла до своей грани.
Я прекращаю дышать и заворожённо любуюсь, как изящно изгибается её спина, тело усыпается россыпью мурашек, а губы раскрываются в беззвучном крике, пока Лина конвульсивно содрогается в оргазме, затягивая меня в глубину своего морского взгляда.
Вот сейчас! Я должен сделать это сейчас!
Но чёрт!.. Что такое?
Почему я этого не делаю? Почему я не могу подвигаться?
Стоп!
Что-то не так! Совсем-совсем не так.
Почему я вообще не слышу её крика?
Почему перед глазами всё светлеет?
Почему всё тело обретает лёгкость, и я перестаю ощущать жалящий кожу огонь? Зверскую похоть? Страх перед её болью?
Что за хрень со мной происходит?
В полном недоумении, будучи словно под наркотическим трансом, я опускаю взгляд вниз и внезапно понимаю, что Лина так и не выпустила меня из прочных уз своей ладони.
И всё! Это последние, что мне удаётся увидеть перед тем, как мой дух начисто выбивает из собственного тела каким-то мощным, неземным, прошивающим всё естество живительной энергией взрывом.
А дальше невыразимая нега заполняют всю мою сущность – и я улетаю. Куда? Не знаю. В астрал? На небо? Или же, с лёгкостью пробив собой стратосферу, прямиком в бескрайний космос? Не важно. Сейчас ничего не имеет значения. Главное – я парю. Освобождаюсь. Расщепляюсь на песчинки. Становлюсь невесомым, как воздух. Может, даже умираю. Меня будто нет, и в то же время я нахожусь повсюду. Не вижу, не слышу, ничего не понимаю. Только впитываю в себя пары небывалого кайфа, что дарует мне безграничное чувство свободы, охватывающее каждую жилку в моём теле.
О! Неужели я начинаю возвращаться обратно в тело? Да, я снова в нём и чувствую, как мощно оно пульсирует в районе паха от магической энергии, активно циркулирующей по венам и окутывающей чем-то мягким и тёплым все мои мышцы, кости, органы, нервы. А кожа… В ней нет больше невыносимого жара. Теперь там то самое вибрирующее, до сладостной щекотки приятное урчание моего кровожадного монстра. Только сейчас язык не поворачивается назвать его так. Скорее он милый, сытый до отказа питомец, получивший наконец то, что требовал так долго, за что безмерно благодарен своей дикарке.
Лина…
Контролировать своё тело у меня по-прежнему не получается, но при воспоминании о ней ко мне постепенно начинает возвращаться зрение.
Я напрягаю веки, фокусирую взгляд и благоговейно выдыхаю: я сижу на пятках, а моя кошечка лежит передо мной с широко расставленными ножками, нежась в постели с блаженной улыбкой на губах.
Всё её тело, в особенности щёчки, обрело розовый, как летний рассвет над морем, оттенок. Аппетитная грудь, что так и манит накинуться на неё языком, поднимается и опускается в учащённом ритме, а тонкие пальцы водят по впалому, всё ещё сокращающемуся от наслаждения животу, неосознанно размазывая на себе следы моего оргазма.
Эта картина шикарна настолько, что я готов кончить ещё раз.
Хотя какой нахрен кончить? Это был не оргазм, а настоящее перерождение души и тела. Полное обнуление. Сброс до заводских настроек. Это было охрененно, в прямом смысле улётно. Гораздо глобальнее и эпичнее, чем я представлял в своих фантазиях, пока так долго воевал с этой строптивой дикаркой. Но оно того стоило. Всё того стоило! Готов воевать с ней целую вечность, лишь бы испытывать это снова и снова. Отправляться в рай, и Лину туда же посылать беспрерывно.
Хочу видеть её удовлетворённое, румяное, изумительно красивое лицо, её сияющие восторгом глаза вместе с потрясающим чувственными изгибами фигурки, которые даже сейчас, когда я ни черта не понимаю, не прекращают сводить меня с ума. А вот этот её смех… Я до сих пор его не слышу, лишь вижу Линины трясущиеся плечи и уголки сочных губ, ползущие вверх и оголяющие белые зубки. И это действует на меня, как на кота валерьянка. Готов всё на свете отдать, лишь бы она никогда не прекращала смеяться.
Любуюсь ей в полном неадеквате, внезапно ощущая, что начинаю сильнее телом содрогаться. Пара секунд уходит на то, чтобы понять, что, оказывается, я тоже начал смеяться.
Смеюсь и что-то говорю. А что говорю – не имею и малейшего понятия. Но мои слова резко что-то меняют. И меняют совсем не в хорошую сторону: её улыбка постепенно становится вялой, между бровями появляется хмурая складка, а глаза загораются недоумением и страхом, пока её губы активно шевелятся.
Она что-то говорит. Или спрашивает. Мать её, что она спрашивает?
На короткое мгновенье я прикрываю глаза и сильно концентрируюсь, желая наконец вернуть себе слух и способность двигаться.
– Адам… повтори, что… – её настороженный голос с трудом прорывается сквозь крайне громкое урчание моего зверя, но тем не менее мне удаётся что-то расслышать. – Повтори, что ты только что сказал мне?
А что я сказал? Я не знаю. Ни единой мысли нет в голове. Но почему-то мой рот начинает двигаться без моего ведома и произносит в хлам пьяным лепетом:
– Моя невезучесть определённо переплюнула твою, дикарка… Стопроцентно переплюнула…
Что? О чём я вообще говорю?
– Ведь какова была вероятность… что единственная девушка, которая… способна отражать мою способность…
Стоп! Адам! Заткнись! Ты не должен говорить ей об этом!
– Единственная, кто может позволить мне ощутить весь кайф своей силы… окажется такой… упрямой и проблематичной?
Ну молодец, кусок идиота! Теперь она знает о своём влиянии над тобой!
– Я же везунчик, каких ещё поискать, Лина, тебе так не кажется? – спрашиваю я и продолжаю смеяться, как последний придурок, без единой возможности остановится, даже несмотря на то, что с лица дикарки в одно мгновенье сходит всё веселье.
