Тори Майрон
В ритме сердца
Да, Лина… Именно так и должно было быть с самого начала и теперь будет длиться до тех пор, пока я не решу иначе.
– Я – твой мир, дикарка, – беззвучно шепчу я, сгребая спящую ведьму в охапку, и повторяю тот же сценарий, что происходил у нас в зале.
Зарываюсь рукой в её шелковистые волосы, прижимаюсь губами к её лбу и, вбирая в себя глубоким вдохом тепло её кожи, изо всех сил пытаюсь игнорировать одно кричащее, недопустимое и раз за разом атакующее моё чёрствое нутро желание – положить весь этот мир к её ногам.
Глава 17
Николина
Шёлк ласкает кожу со всех сторон, ноздри щекочет едва уловимый аромат мускусного парфюма вместе со знакомым до всех полуоттенков мужским запахом. Он за секунду пробивает меня от макушки до пят электрическим разрядом.
Раскрываю глаза и первое, что вижу, – своё нечёткое отражение в глянцевой вставке потолка прямо над широченной кроватью, в которой я, совершенно не помню как, оказалась.
От внезапной тревоги пульс взлетает до двухсот ударов, в мгновение ока отгоняя весь сон. Я резко вскакиваю, переходя в сидячее положение. Бегло осматриваюсь по сторонам и лишь тогда с облегчением понимаю, что вроде бы не всё так плохо.
В незнакомой полутёмной комнате я нахожусь одна, а моё тело по-прежнему облачено в вечернее платье. Ничего ещё не произошло. Я ничего не пропустила. Паника отменяется.
Слегка мутный после сна взгляд цепляется за планшет на прикроватной тумбочке. Потянувшись, беру в руки девайс и лёгким касанием пальца «оживляю» экран.
Полпервого ночи. Значит, проспала я чуть больше часа. Надавив на переносицу, пытаюсь вспомнить, как я умудрилась отключиться в машине. Видимо, пройденный день оказался настолько насыщенным, что мне удалось заснуть, даже невзирая на напряжение, в котором я пребывала в ожидании Адама.
Только почему он меня не разбудил? Как я попала в эту спальню? Адам принёс меня сюда, а я даже не почувствовала этого? И где же он сам? Как сильно он злится? Что меня сегодня ожидает? А может, он тоже лёг спать? Тогда почему не со мной рядом?
Чёрт! Уж лучше бы не просыпалась: вопросы скачут в моей голове, точно каучуковые мячики, ни в какую не позволяя мне хоть на один из них найти ответ.
Ладно. Неважно. Мне не привыкать к вечной викторине у себя в голове, у которой нет ни конца, ни края.
Сладко зевнув, я вытягиваюсь во всю длину и просто лежу ещё какое-то время, медленно скользя руками по шёлковому постельному белью, насквозь пропитанному запахом Адама. Вдыхаю его до тихого головокружения и понимаю, что могла бы вечно вот так, уткнувшись носом в подушку и завернувшись в кокон одеяла, плескаться в неге его спящего царства.
Однако какие-то высшие силы всё же заставляют меня встать с кровати и, утонув ступнями в шерстяном ковре, по ощущениям напоминающим травяную лужайку, оценить просторную спальню, выполненную в том же сдержанном современном стиле, что и все другие комнаты пентхауса.
Строгий интерьер помещения в тёмно-серых тонах не кажется скучным из-за присутствия в некоторых местах стальных, серебряных красок, двухуровневого потолка со «вдавленными» в него техно-лампами и необычности контуров базовой спальной мебели.
Интересный футуризм, но какой-то неодушевлённый. Будто бы ещё не обжитый. Помимо металлических и стеклянных элементов декора на стенах и горизонтальных поверхностях я не замечаю ни одной фотографии или же личной вещи Адама, что свидетельствовала бы о том, что это именно его спальня. Лишь витающий в воздухе аромат его кожи с примесью терпкого одеколона склоняет меня к выводу, что я нахожусь именно в обители хозяина дома.
Неспешно пройдя по периметру комнаты, я упираюсь в очередное сверхуниверсальное стекло. На сей раз оно выполняет свою главную опцию – окно, открывающее моему взору ночную панораму Рокфорда.
В который раз я зависаю от восторга. Никогда ещё не видела наш вечно тусклый город с высоты полёта во время мерцания множества огней и красочных баннеров на зданиях. Сейчас он, должно быть, ничуть не уступает в яркости крупным мегаполисам, хотя… это я могу лишь предполагать. Кроме Рокфорда я нигде в своей жизни не бывала.
Я стою в тишине и восторженно любуюсь сверкающей ночью даунтауна до тех пор, пока звук открывающейся двери и ударная волна жара мне в спину не вынуждают меня настолько резко обернуться от испуга, что во время поворота я сметаю рукой рядом стоящий напольный светильник. А тот уже попутно задевает ещё и горшок с искусственным цветком и какую-то стеклянную вещицу высотой приблизительно с мой рост.
Я хватаюсь за голову, прикрывая ладонями уши, и с ощущением тотального идиотизма смотрю, как всё декоративное комбо с громким треском падает на пол, разбиваясь на несколько кусков. Даже светильник, чтоб его… даже его форма в виде сферы, держащаяся на никелевой подставке, раскалывается пополам.
– Боже, – хриплый, полный сожаления стон вырывается из горла.
Другие же оправдания моей хронической неуклюжести застревают ещё на полпути к гортани. Мне потребовалась всего лишь секунда, чтобы расквасить в хлам вещи, которые однозначно стоят дороже, чем несколько моих месячных зарплат.
В желании хоть как-то попытаться исправить содеянное, я порываюсь опуститься вниз, но твёрдый, рассекающий пространство голос Адама меня останавливает:
– Не трогай.
Я перевожу виновато-испуганный взгляд на мужчину, мгновенно ощущая, как моё бешено колотящееся сердце разгоняет кровь до таких скоростей, что она прожигает собой мне все вены.
Адам грозно, но совсем неспешно надвигается на меня с влажными растрёпанными волосами, хаотично спадающими на лоб, в одном лишь повязанном вокруг бёдер полотенце.
Этот обалденный вид заставляет меня напрочь забыть о том, что за разгром я только что учудила, и начать жадно сканировать его поджарое, мускулистое, идеально сложенное в форме перевёрнутого треугольника тело.
Ну, конечно!.. Как же у этого сексуального мучителя не могло быть широких плеч, развитых мышц на руках, прокаченных «крыльев», визуально увеличивающих спину, рельефной груди, которая постепенно сужается, демонстрируя чётко проработанные кубики пресса и едва заметную на смуглой коже «дьявольскую» дорожку тёмных волос, будто указывающую путь к тому заветному месту, что я так долго желаю увидеть, испробовать, изучить все его гладкости и шероховатости, и в конце концов ощутить в себе… всеми известными моему воображению способами.
Наверное, мои желания могут показаться слишком смелыми для девушки, которая никогда не занималась сексом. Но, поверьте, я такой грязи насмотрелась в «Атриуме», что мои эротические фантазии, зародившиеся во мне уже очень давно и год за годом лишь набирающие свою силу и изощрённость, кажутся мне всего лишь невинными, девственными забавами.
– Тебе мало того, что ты сегодня устроила? Теперь ещё и дом решила разрушить? – ирония нисколько не притупляет суровость в резковатом тоне Адама, когда он останавливается в полуметре от меня.
А я не сразу нахожусь, что ответить, продолжая молча вылизывать взглядом его впечатляющую фигуру. Вдобавок ко всем её достоинствам, она ещё и покрыта стекающими каплями воды и внушительными синяками на животе и рёбрах, которые нисколько его не портят.
Правду говорят: подлецу всё к лицу – даже покраснение с небольшой припухлостью на скуле и рассечённая до крови бровь.
– Я… Я не хотела… Просто… Так получилось… Нечаянно… Извини… Руки у меня… не из того места… Испугалась просто… И вот… – я не говорю, а будто блею подобно безмозглой овечке.
Чувство досадной неловкости во мне возрастает в несколько раз. Я обхватываю саму себя за плечи и потупляю взгляд в пол, ещё раз осматривая устроенный хаос.
– И чего же ты так испугалась? – он скрещивает руки на груди, склоняя голову на бок.
– Эм… Не знаю… Тебя, наверное.
– Меня? – удивлённо усмехается. – Я думал, это уже пройденный этап, который ты сама же завершила на приёме. Там ты, как мне кажется, вообще забыла, что такое страх. Устроила мне и шоу, и истерику, и подразнить вдруг решила у всех на виду. Я уже молчу про то, что ты, как всегда, пошла наперекор моему приказу.
– Я всё могу объяснить…
– Ты ничего не будешь мне объяснять, Николина, – отрезает Адам пониженным, вибрирующим тоном. – Все разговоры подождут до завтра, сегодня же… – он делает недолгую паузу, покалывая мои губы своим чернильным взглядом. – Я хочу, чтобы ты открывала рот для чего угодно, кроме разговоров, – многозначительно добавляет он с притворным спокойствием.
Однако я уже научилась распознавать в его мистических флюидах не только животную похоть, но и безмерную злость. И сейчас эти две ошпаривающие мою кожу эмоции я ощущаю в нём в равных пропорциях.
Не желая распалять его ещё сильнее, я молча стою перед ним с опущенным в пол взглядом и просто жду его дальнейших действий. Почему стоит он, точно горная скала, и чего-то выжидает – не имею и малейшего понятия, но долго это тягостное молчание я выдерживать не могу и решаюсь выдать первое, что приходит в голову:
– Мне тоже нужно принять душ.
– Не нужно, – быстро отвечает Адам, помимо страха начиная пробуждать во мне желание протестовать.
– Нужно, Адам. Посмотри на меня, – выставляю вперёд кроваво-чёрные руки и тут же жалею об этом.
Желваки под его застывшими скулами едва заметно приходят в движение, а в плутоватых глазах вспыхивает новый блик первородного гнева.
Я не успеваю и глазом моргнуть, как он обхватывает мои запястья стальным обручем пальцев и приподнимает ладошки ближе к своему лицу. И вновь замолкает. Не двигается. Мне кажется, даже не дышит. Только смотрит на них таким нездоровым взглядом, будто обдумывает, как лучше поступить: сломать ли только пальцы или же рубануть сразу всю кисть?
– Я не хочу тебя испачкать, – неуверенным полушёпотом бормочу я через несколько секунд его безмолвных раздумий.
Страх парализует, заполняет собой каждую пору на коже и перекрывает кислород. Однако следующее действие Адама вмиг заставляет весь этот боязливый комок вырваться наружу вместе с судорожным выдохом.
– А я хочу, чтобы ты меня испачкала, – его низкий голос внезапно сглаживается мягкостью.
И это никак не вяжется с его хищным прицелом, из-под которого он ни на секунду меня не отпускает, пока притягивает мою руку к своим губам и начинает поочерёдно покрывать подушечки пальцев короткими, нежными поцелуями, заставляя моё сердце беззащитно трепетать.
Что за чёрт?
Почему он так делает? Почему каждый раз, когда мне кажется, будто Адам вот-вот сожрёт меня заживо или свернёт в порыве злости шею, он поражает меня, «убивая» столь неожиданным порывом нежности?
– Я хочу ощущать только твой запах… без всего лишнего, – высказывает он какое-то странное пожелание, одаривая мой мизинчик невесомым прикосновением губ.
Смещается к запястью, легонько прикусывают тонкую кожу, ластиться к ней носом и с шумом вдыхает, издавая гортанное рычание дикого зверя, которому пришла по вкусу его добыча.
А я смотрю и задыхаюсь от его близости, чувственных слов, сказанных с мучительным хрипом, и нежно-животных прикосновений, порабощающих моё тело, проникающих ментально до самого нутра.
Но надолго Адама на эту размеренную ласку не хватает. Не нахожу причины, но что-то снова неимоверно злит его. Он слегка встряхивает головой, будто сбрасывая с себя минутное наваждение. Резко погружает руку в мои волосы и притягивает вплотную к своему телу – влажному, непередаваемо вкусно пахнущему и раскалённому до критической точки.
– У тебя не получится, – рычит он в паре сантиметрах от моих губ. По-звериному, утробно, яростно, превращая все мои кости и мышцы в растекающееся в его руках лужицу.
– Что не получится? – выдыхаю я и в попытке хоть немного отстраниться, впечатываю ладони в его твёрдую грудь, ощущая под пальцами весь объём его неукротимой энергии. Ещё совсем немного и она будто вырвется из жерла вулкана наружу.
– Не получится, – едва слышно повторяет он, словно обращаясь к самому себе.
И перекрывает мне всякую возможность освободиться из его плена. До сладкой боли сжимает талию и одним лёгким толчком прислоняет к окну, загораживая весь взор своим обнажённым телом.
От контраста температур между его горячей кожей и прохладной поверхности стекла за спиной я мгновенно покрываюсь густым роем мурашек, издавая тихий стон.
– Интересно, как долго ты будешь это делать со мной? – возвышаясь надо мной, точно неприступная, устрашающая крепость, он задаёт ещё один непонятный мне вопрос и накрывает моё горло своей крупной ладонью.
Не сдавливает. Не душит. Просто держит в напряжённом неведении своих дальнейших поступков, глядя мне прямо в глаза.
– Да что я делаю?! Я не понимаю, почему ты опять так злишься, Адам? Ты сам сказал, что объясниться мне не позволишь, поэтому поумерь, пожалуйста, свой разгорячённый пыл. Если ты так из-за вещей, то прости: я не хотела тебя злить ещё больше, не хотела ничего разбивать, – торопливо бормочу извинения, но они тут же перебиваются его злостным рычанием.
– Да какие нахрен вещи?! Забудь ты о них! Они не имеют никакого значения!
– Тогда в чём дело?! – отчаянно бросаю я, кладя пальцы на его ладонь, которой он всё ещё держит моё горло.
Другой рукой дотягиваюсь до его жёсткого лица, провожу по плотно сомкнутым губам, заставляя их приоткрыться, по густой, ухоженной щетине на щеках и, описывав дугу вокруг свежей ранки, пытаюсь разгладить глубокую складку между его бровями.
– Скажи мне, что я опять сделала, о чём даже сама не знаю?
Я в самом деле не нахожу разумного объяснения его эмоциональным качелям. У него раздвоение личности, что ли? С каким монстром он постоянно пытается сдружиться в своей голове? И почему он так сильно не хочет показывать мне свои истинные чувства? Я же и так всё вижу по глазам, но что его сдерживает проявить их в полной мере?
– Ничего, дикарка… Ничего… Сегодня просто был слишком длинный день, – тяжело выдыхает он, убирая мою руку со своего лица.
Но я-то чувствую, что он опять мне чего-то недоговаривает. Нечто очень важное, что тревожит его, съедает, мучает изнутри, и что раз за разом ускользает от моего понимания.
– Я просто так сильно тебя хочу, что сдохну, если не трахну, поэтому и злюсь… замучила ты меня сегодня до безумия. И физически, и морально, – объясняет он прерывистым голосом с той самой невероятной теплотой во взгляде, которая без всяких сомнений даёт понять, что ему нужно далеко не только «трахнуть».
Не только! Я же это вижу. Точно-точно. Я же не могу настолько обманываться сейчас и выдумывать того, чего на самом деле нет?
Чёрт! Николь, хватит так много думать, иначе голова вскипит! Ты ему веришь! Ты его хочешь! Ты его… в общем, тех чувств, что ты к нему испытываешь, сполна хватает, чтобы не сомневаться.
– Прости… Я действительно не хотела всего этого, – виновато опускаю ресницы, получая в ответ едва слышную усмешку.
– Одного «прости» тут будет мало, Лина. Ты хоть понимаешь, что ты – единственная, кому хоть когда-нибудь удавалось довести меня до такого края, что я не смог сдержаться и накинулся на человека с кулаками? – его дыхание опаляет мои губы, касается кончика языка, оставляя за собой сладкое послевкусие.
– Ты накинулся не просто на человека, а на своего брата. Почему ты соврал мне?
– Я не врал, – Адам освобождает мою шею и начинает легонько притрагиваться к драгоценным камням на ожерелье.
– Ты сказал, что у тебя нет братьев, а он – есть. Разве это не ложь?
– Общий отец – ещё не значит, что мы братья.
– Понятно, – коротко отвечаю я, замечая новый наплыв негодования в его зрачках.
С моей стороны было бы разумно свернуть этот разговор прямо сейчас, но благоразумие и я – определённо вещи не совместимые.
– Вы с ним так сильно похожи, что с трудом верится, что у вас разные мамы, – констатирую я, отчаянно желая узнать больше информации об Адаме, но весь его сочившийся неукротимым желанием вид говорит мне, что сейчас он вряд захочет о многом рассказывать.
– Просто у Роберта сильные гены. Мы оба почти полностью переняли его внешность, унаследовав от матерей лишь самую малость. Вот и всё.
– Малость? Я бы так не сказала. Твой отец и брат явно не владеют твоей мистической особенностью, поэтому могу предположить, что ты такой благодаря маме… – не успеваю я толком договорить, как приглушённо всхлипываю, когда Адам направляет свои руки, запускающие острое желание под кожу, к моей талии и ниже.
– Хватит! Я же сказал, что сегодня никаких разговоров. Так что заткнись! Или же мне помочь тебе это сделать?
Уже в следующую секунду я понимаю, что это был чисто риторический вопрос. Способность и дальше выстраивать адекватный диалог быстро утрачивается.
Адам припадает губами к шее, прокладывает линию из поцелуев от сонной артерии за ушко. Руками забирается под платье, накрывает ягодицы широкими ладонями, сминает их, поглаживает, раздвигает половинки, преодолевает смехотворную преграду из трусиков и вдруг ошарашивает меня, начиная вводить палец в анальное отверстие, вынуждая меня вскрикнуть и в стремлении остановить эти прикосновения ухватиться за его предплечья.
– Адам! Куда ты лезешь?! – громко и горячо возмущаюсь я.
Хотя до конца не понимаю, от чего именно – от неожиданности или от боли, смешанной со странноватым, но довольно приятным ощущением?
– Как всегда – куда хочу, туда и лезу, – на полном серьёзе произносит он и, напрочь игнорируя мои брыкания, продолжает проделывать бесцеремонные манипуляции с моим задом. – Тебя что-то опять пугает, дикарка? Или ты собралась вновь вернуться к своей роли невинной недотроги? Вот давай только без этого сейчас… Передо мной не нужно ничего играть. Я прекрасно знаю, что ты хочешь этого ничуть не меньше, чем я.
– Пожалуйста… Не надо! Я ничего не играю, а ты прекращай постоянно лезть мне в голову и считывать мои фантазии. Так нечестно, – мой по-детски прозвучавший скулёж заставляет его хрипло засмеяться.
И этот его невероятный смех – моя ахиллесова пята. Он, как всегда, отдаётся огненными фейерверками поочерёдно в каждой клеточке тела, ещё сильнее усугубляя моё неумолимо тающее от его близости состояние.
– Смешная ты, дикарка… О какой честности ты вдруг заговорила? Разве у нас тобой были установлены какие-то правила? Не знаю, как у тебя, но лично у меня их нет и никогда не было, именно поэтому я всегда и выигрываю, – вслед за его глухим вздохом с моих губ слетает ещё один вскрик.
И на сей раз он определённо точно вызван болезненным ощущением усиленного давления его пальца на моё интимное колечко.
– Адам! Стоп!
Его уверенность в своей победе и самовольные проникновения помогают мне вспыхнуть, как факел.
– Раз правил нет, значит, я хочу внести первое: не смей без разрешения лезть своими наглыми пальцами не в свою территорию! – воинственно шиплю я и для полной убедительности сильно вонзаюсь ногтями в кожу его ладоней.
Этот оборонительный жест, слава богу, спасает мой зад от его пыток, однако ягодицы по-прежнему остаются во власти сильных рук.
Конечно, я жажду прочувствовать его везде и по-всякому, но всё-таки предпочитаю погружаться во все сексуальные утехи постепенно. По порядку. Начиная со стандартных методов проникновения. Хотя уже совсем не уверена, что мне это удастся – одержимый, горящий похотью взгляд Адама выглядит в корне несогласным с моими неторопливыми планами.
– Не в мою территорию? – разбавленные лёгкой весёлостью черты его лица вмиг заостряются, вновь становясь ожесточёнными. – Ты что, так ничего и не поняла, Лина? Ты вся – моя территория, – он внезапно отодвигается, но лишь для того, чтобы круто развернуть меня к себе задом и с силой надавить на лопатки, вынуждая меня наклониться вперёд.
Я мощно прислоняюсь щекой и ладонями к стеклу, чтобы не свалиться на пол от резковатых действий Адама и ощущения его серьёзной выпуклости под полотенцем, упирающийся в мою промежность.
– Адам! Полег… А-а-ай! – мой сдавленный, млеющий лепет сменяет испуганный всхлип, когда за спиной раздаётся душераздирающий треск материи моего элегантного, пережившего сегодня все круги ада платья, а вслед за ним – короткий звук рвущихся трусов.
– О да-а… Ты даже не представляешь, как я весь вечер мечтал это сделать! – рычит он с надрывом, грубо наматывая мои волосы на свой кулак.
Я ошеломлённо оглядываю разбросанные вокруг моих стоп лоскутки небесной ткани, понимая, что меня, по всей видимости, ожидает та же участь.
– И уясни на будущее: я всегда буду делать с тобой всё, что захочу, дикарка. И ты никак меня не остановишь, – заявляет он строго с долей надменности, вновь без спроса и предупреждения толкаясь большим пальцем в пока ещё запретную для него территорию.
– Нет! Прекрати!
Пытаюсь выпрямиться, чтобы прервать его наглые и крайне решительные действия, но вместо спасения добиваюсь лишь увеличения наклона своего корпуса до полностью горизонтального положения и усиленного трения его бугра о мою попку.
– Какого чёрта ты делаешь? Я же не просила об этом! – мне хотелось выкрикнуть напоминание о главном и, между прочем, выдуманном исключительно им правиле с уверенностью и злостью, но получилось только жалобно проскулить.
Несмотря на мою моральную неготовность так быстро познавать этот вид проникновения, болезненное удовольствие между бёдер с каждой секундой пульсирует всё ритмичней.
– Так ты попроси, и мы приступим. Ты же сама до безумия этого хочешь, – в его же хрипловатой интонации уверенности хоть отбавляй. – И я что-то не понимаю: почему ты опять тормозишь со своими желаниями? Куда же делась вся твоя смелость, которая побудила тебя на приёме «дать себе волю»? – недобро усмехнувшись, Адам передразнивает мои слова. – Да и чего это ты вообще так напряглась, Лина? Неужели думаешь, что я тебя насиловать буду? – мрачный вопрос звучит скорее как обещание.
Но почему-то не вызывает во мне ужаса. Лишь чистейший, равномерно распространяющийся по жилам кайф, вызванный яркими, развратными, полными грубостей кадров этого жестокого акта.
Чёрт возьми, со мной вообще всё в порядке? Что за дикость меня возбуждает?
– Под словами «Ты никак меня не остановишь» я имел в виду вовсе не твою неспособность противостоять мне в физическом плане. Никак нет! Этого никогда не будет. Брать силой – не про меня. Ты не остановишь меня, промто потому что сама этого не захочешь… и скажу даже больше: ты будешь просить повторить ещё и ещё, – его угрожающий баритон резко сменяется вкрадчивым шёпотом.
Он опадает электрическим покалыванием мне на позвоночник вместе с внезапными, как снег на голову среди знойного дня, массирующими движениями его пальцев.
– А-а-ах! – блаженно выдыхаю я, чувствуя, как все страхи и сомнения, что ещё секунду назад терзали моё сознание, неумолимо исчезают, словно утренний туман, уступая месту только наслаждению. Тёплому, сладкому, тягучему, как патока, что ежесекундно всё сильнее разбавляет собой кровь.
– Я считал все твои желания от начала до конца, Лина, поэтому мне доподлинно известно, как именно доставить тебе такое мощное удовольствие, которого ты ещё никогда не испытывала. А «очарование» лишь в разы усилит твою чувствительность к каждому моему прикосновению.
Он ведёт пальцами дорожку сверху вниз. Аккуратно. Мучительно медленно. Приятно до онемения в кончиках пальцев. Не обделяя вниманием ни один позвонок. Начиная с самого затылка, по шее, между лопаток, усиливая нажим на поясницу, заставляя меня прогнуться ещё сильнее и отставить ягодицы назад, словно требующая траха кошка.
– И должен признать… Покопавшись в твоих фантазиях, я сделал для себя одно крайне приятное открытие.
Адам прикладывает ладонь к моему бедру, но не сжимает крепко по своему обычаю, а приступает легко и мягко поглаживать.
– Какое… открытие? – едва выдавливаю из себя писк, мелко содрогаясь от желания ощутить гораздо больше, сильнее, жёстче.
Но мой мучитель не отвечает и вновь назло мне продолжает чересчур бережено ласкать мою попку. Моего терпения хватает на полминуты, не больше, а затем я сама начинаю извиваться, призывно потираясь бёдрами о его налившийся похотью пах.
– С-с-сука, – хищно шипит он в ответ на мои требующие движения, сильнее сжимая пальцы у корней моих волос. – Вот об этом открытии я и говорю, дикарка. Не зря я тебя так называю, ведь нежность – это далеко не самое главное, что жаждет ощутить твоё женское начало. И мне придётся изрядно пошевелить мозгами, чтобы суметь придумать тебе достойное наказание за твоё сегодняшнее поведение, потому что это ты однозначно как наказание не воспримешь, – последнюю фразу он произносит настолько глухо и сдавленно, будто отдаёт на это последние силы.
Мне едва удаётся его расслышать, но зато почувствовать получается отменно: Адам сменяет мучительное поглаживание на мощный, хлёсткий шлепок по ягодицам.
От его силы у меня аж искры из глаз начинают лететь. А затем следует ещё один, ещё и ещё… И так до тех пор, пока от его болезненных и сладких для тела ударов весь низ живота не опоясывается прожигающим до костей жаром. Он выбивает из меня череду жалобных криков, вздохов, стонов и трёхэтажного мата, которым я пытаюсь заменить прорывающиеся наружу мольбы о том, чтобы он остановился или же, наоборот, взял меня прямо возле панорамного окна.
– Адам!.. Боже! Я не могу… Адам! – прерывисто кричу я, ощущая, что ноги больше не выдерживают вес моего тела.
Ещё один шлепок по нещадно саднящим ягодицам – и я уже готовлюсь к падению прямо в кучу разбитых мной вещей, как вдруг резкий перехват рук под своей грудью удерживает меня на ногах.
– Обожаю… – одним рывком он прибивает меня спиной к своему влажному торсу. – Обожаю, как ты кричишь моё имя, – жаркий шёпот плавит мне кожу возле виска. – Твой звонкий голосок и стоны, – царапнув мочку уха языком, он не целует, а прямо-таки кусает мои шею, скулы, подбородок. – Твою охрененную фигурку, – его пальцы очерчивают изгиб от бедра, по талии к рёбрам, перебираются к животу и, достигнув пупка, неторопливо вырисовывают вокруг него знак бесконечности. – А как я обожаю твои сиськи… Ммм…
Протяжный стон вибрирует в горле, когда Адам накрывает мою грудь своими уверенными ладонями, сжимает, обводит ареолы по контуру, мучит между большим и указательным пальцами соски, мгновенно превращая их в маленькие камушки.
Никогда не считала себя королевой красоты, но неоднократно благодарила природу за свою полную, стоячую грудь, что в его руках выглядит ещё более соблазнительной. Она словно нашла идеально подходящие для себя ладони. И судя по хищному, восхищённому взгляду, которым Адам поедает наше полупрозрачное отражение в окне, он думает точно так же.
– Ты идеальна, Лина, – искренне, с придыханием произносит он, утыкаясь носом в мою щёку. – И волосы твои, и запах, и губы… всё в тебе идеально, ведьма.
Освободив одно истерзанное полушарие, он вновь ныряет рукой в мои волосы, поворачивает голову к себе и со сдавленным рыком налетает на губы, начиная напористо царствовать внутри своим языком. Параллельно ведёт пальцами от груди вниз туда, где всё давно истекает влагой, пульсирует, требует, ноет от необходимости принять в себя его твёрдость.
Сходя с ума окончательно, я поднимаю руки вверх, цепляюсь пальцами за его шею, зарываюсь в мокрые волосы и ещё сильнее толкаюсь телом навстречу его бёдрам, заставляя нас обоих синхронно застонать.
– Блять! Хочу тебя… Я хочу тебя до невозможности, дикарка, – сладко целуя и покусывая мне губы, шепчет он невнятно, словно в беспамятстве, и застывает на несколько долгих секунд, глядя на меня голодным, пылающим взглядом, что горит ярче, чем ночные огни города за стеклом.
А затем… вновь что-то резко меняется в его лице. Адам будто возвращает своим глазам осмысленность и с хрипотцой добавляет:
– Но ещё больше я хочу наконец услышать от тебя честный ответ на вопрос, на который ты так долго врала нам обоим.
Дыхание учащается до предела, вся кожа вспыхивает огнём, когда я чувствую на лобке его пальцы, целенаправленно подбирающиеся к изнывающей от нетерпения плоти. Но сознание… душа… и всё моё естество в целом негодует, расстраивается, полыхает совсем не сексуальным желанием, а горьким разочарованием потому, что я прекрасно знаю, о чём Адам намеревается спросить меня.
– Оставь за спиной все запреты, предрассудки и рамки, которые по той или иной причине выстроила в своей голове, и произнеси правду вслух: чего ты на самом деле хочешь, Лина? – он повторяет тот самый вопрос, что задал мне ещё в нашу первую ночь в «Атриуме», и в ожидании услышать это идиотское признание смотрит мне не просто в глаза, а глубоко-глубоко, в самое сердце, в котором непременно и так видит все ответы, всю правду, все желания.
Но почему тогда он такой самовлюблённый придурок и не понимает, что я хочу получить его просто так – ничего не говоря, не прося, не умоляя?
Если он так сильно хочет, если я такая идеальная в его глазах, почему он всё ещё ждёт каких-то глупых слов и признаний вместо того, чтобы просто взять меня и получить желаемое?
Разве так сложно переступить через свою уязвлённую гордость и забыть о том, что он всеми желанный любовник, которому я – бедная пацанка – посмела отказать?
Неужели той мощи, что я чувствую в нём и вижу в его бездонных глахаъ, недостаточно, чтобы прекратить издеваться надо мной, уступить и показать мне всю правду, которую он скрывает за своим напускным хладнокровием?
Чего я хочу, Адам? Чего хочу?!
Хочу смести с твоего лица эту железобетонную сдержанность! Хочу искоренить из твоей сути непомерную гордыню и высокомерие! Хочу вытянуть из твоего сердца всё, что ты в нём таишь, не выпускаешь, прячешь от меня и будто борешься с этим! Я хочу довести тебя до такого же помутнения рассудка, до какого ты постоянно доводишь меня! Хочу, чтобы тебя выворачивало, выгибало, сотрясало от желания овладеть мной настолько, что ты забыл бы нахрен не только о каких-то словах, но вообще обо всём долбанном мире.
У меня нет его огненной силы, как и нет предыдущего сексуального опыта, но… У меня есть искреннее желание быть с ним жадной, страстной, раскрепощённой и делать всё, что мне уже очень давно нестерпимо хочется превратить из фантазий в реальность. И я очень надеюсь, что мне этого хватит, чтобы победить… нет… не то слово… это уже определённо вышло далеко за рамки простой сексуальной игры. Это жизнь, эмоции, чувства, которые мне так отчаянно хочется вырвать из Адама на волю.
Мне просто нужно, чтобы он себя отпустил… ведь я сейчас собираюсь сделать то же.
– Я хочу попросить тебя, – чувственно протягиваю я в его горячие, требовательные, сокрушающие меня до молекул губы, оборачиваясь к нему на ватных ногах, но с неумолимой решимостью преодолеть волнение и разрушить к чертям все свои внутренние барьеры.
