Тори Грасс
Богу всё равно

ТЫСЯЧА И ОДИН ДЕНЬ

А теперь представьте наоборот. Шехерезада рассказывает сказку, после чего её убивают. На следующий день она опять рассказывает сказку, и её опять убивают. И на третий, и на сто двадцать шестой. Её убивают, а она, поди ж ты, не убивается! И тогда, спустя тысячу дней, её, наконец, милуют. За это время (вместо трёх сыновей) она напишет для царя несколько томов сказок, и он решит, что она вполне даже ничего, путь себе живёт. Возможно, в процессе чтения Шахерезадиных сочинений падишах ỳзрит истину, вопрос супружеской неверности перестанет быть для него центральной проблемой бытия и обретёт чисто академический характер. В конце концов, читая сказки, можно здорово расширить кругозор…

Только не думайте, что нам, Шахерезадам, легко. Цари никогда не отличались покладистым нравом, а если такие и попадались, то на троне не засиживались, довольно скоро отправляясь к праотцам – такова уж, сорри, селекция Истории: или ты, или тебя! Выжившие, по большей части, были самодурами и деспотами, или таковыми прикидывались, более или менее успешно. Иные откровенно саботировали должность, сваливая бремя власти на временщиков, а сами тем часом предавались любимому хобби, от которого неохотно отрывались только ради протокольных мероприятий или подмахнуть указы. В этой схеме женщинам, в лучшем случае, отводилась роль того самого хобби.

Это не говоря уже о конкуренции, особенно на Востоке, где владыкам всегда было свойственно жениться впрок: до некоторых жён руки у них так и не доходили. Поэтому, в противоположность жене Цезаря, любая из жён падишаха априори жила под презумпцией виновности, и скучища в гаремах царила отменная. Любимым развлечением были сплетни, но это как сериалы: когда все переспали со всеми и исчерпали все мыслимые роковые напасти, наступает кризис жанра. До некоторой степени ситуацию спасает чтение, но, когда все доступные книги зачитаны до дыр, остаётся только сочинять собственные, и тут, падишахи, держитесь! Так, в полумраке дворцовых патио, под звон фонтанов и трёп наложниц, возникла женская проза…

Вот о чём я размышляла, прикорнув в уголке дивана, пока не задремала. Мне снилось, что я рассказываю царю бесконечную сказку, под которую, в конце концов, засыпаю сама, надеясь проснуться где-нибудь в другом месте, гораздо ближе к полюсу, таким густым и тяжёлым сделался воздух – ещё немного, и его пришлось бы проталкивать в лёгкие пальцами. Но и такой он был сначала по талонам, потом и вовсе по вип-картам. К ночи стало понятно, что на всех его не хватит, даже кот улёгся под кондиционер. Не понимаю, как такое может кому-то нравиться, но это, видимо, дело вкуса и традиции. Люди, едущие на юг! Давайте меняться: вы сюда – мы к вам…

И тут где-то вдали загрохотало. Сначала, как в песне, город подумал: ученья идут, и ещё какое-то время продолжал обречённо пялиться в телевизоры. Потом поднялся ветер, мигнуло в сети и взоры граждан от телеэкранов недоверчиво переместились к тёмным окнам. Там сперва ничего не показывали, но художник по свету знал своё дело. Дождавшись, когда ожидание публики стало густым и горячим, как адская смола, он зашёл сразу с козырей: полыхнуло раз, другой, третий, молнии раскололи корку неба, раскрошили мякоть этого горячего пирога, и в образовавшиеся проломы наконец-то хлынул воздух, обильно сдобренный дождём…

За сим заканчиваю дозволенные речи. Дальше пусть врёт Синдбад.

СОРОК ВОСЕМЬ ДИРИЖЁРОВ – И ОДИН СЕДОЙ СКРИПАЧ!

Все знают всё про то, как правильно. Друг разбранил мои посты, потому что – зачем? Чего я этим добиваюсь? Всеобщего восхищения? Всеобщего сочувствия? Что?! Коллега по цеху не оставил камня на камне в моих стихах: ты, говорит, бабка, что ли, которая носки на лавочке вяжет на четырёх спицах и молодость вспоминает? Посмотри, говорит, в зеркало. Это что за депресня такая? (Между нами, не вижу ничего предосудительного в вязании носков, которые, если уж на то пошло, вяжутся на пяти спицах, хотя со стороны это может выглядеть как четыре; и да, я бабка! Уже скоро восемь лет как, чему несказанно рада, у подъезда только не сижу.)

А кое-кто из доброжелателей вообще заявляет, что раз я ещё не покойник, то о себе надо говорить исключительно в жанре самокритики, а признаваться в своих достоинствах так же стыдно, как в воровстве из супермаркета. Вот когда склею ласты, тогда другое дело. Тогда благодарное человечество само вспомнит, какая я была хорошая. Если была. Если вспомнит. А если нет, то придумает: у покойников на комплименты монополия, причём не обязательно на заслуженные. Такой социальный ритуал: усердно нахваливающий покойника растёт в собственных глазах и в глазах сообщества – видали, какой я великодушный и высоконравственный?!

Министерство образования уверено, что знает, как я должна работать и что качество моей работы напрямую зависит от количества составленных мною бумаг. А также от их сложности. Алгоритмы и стандарты – наше всё! Не припомню, чтобы хоть одна комиссия заглянула в аудиторию, не говоря уже о том, чтобы поприсутствовать на занятиях. Зато документация год от года всё чудесатее и чудесатее. Интересно, на каком фундаменте они созидают свои могучие методические концепции? Или критерий истины – более не практика, а что-то другое? И как это мы смогли чему-то научиться по засаленной и потрёпанной учительской тетрадочке с планами, которые не менялись десятилетиями! Да выучиться так основательно, что многое помним до сих пор. Такое вот, понимаешь, Зазеркалье, парадоксов друг…

Блогеры всех сортов уверены, что знают, как именно я должна оценивать те или иные факты; как одеваться и как раздеваться; что говорить и что думать; что есть и чего не есть; что пить, сколько, когда и с кем… Одни только must read способны доконать мёртвого: каждый месяц новые, и редко какие позиции повторяются. Ребята, вы это серьёзно? С учётом возраста, мои шансы пробежать хотя бы по диагонали всё, что вы считаете абсолютно необходимым, близки к нулю. И почему именно выбранное вами?

Все самопровозглашённые коучи уверены, что владеют эксклюзивными способами достижения счастья и успеха. Оk, только давайте поговорим об этом лет так через тридцать? Если я ещё буду жива. Потому что сейчас я знаю о том, как правильно, ещё меньше, чем знала об этом в вашем возрасте, и мне жутко интересно, что скажете вы по прошествии всех этих лет. И что скажу я. И мне почему-то начинает казаться, что Зенон был не так уж неправ и Ахиллес всё-таки никогда не догонит черепаху. Пока же я более или менее уверенно могу судить только о том, чего нельзя, но даже здесь возможны нюансы.

В общем, я всё я делаю не так. И как правильно – не знаю, похоже, я одна. Беда просто!

Поэтому можно я не всегда буду весёлой?

NOBODY ELSE BUT YOU

«Никто, кроме тебя…» – Только ты, когда он не берёт трубку и не перезванивает, вместо «Вот зараза! Ну, погоди же ты у меня…», думаешь: «Огосподи, что случилось? Вдруг ему плохо, и некому помочь, авария, инфаркт, инсульт, амнезия, да мало ли!..» – с бешеным желанием бежать, спасти, заслонить, вытащить, вылечить, обогреть – и отпустить на волю: пусть живёт, как ему нравится, только пусть живёт!

Тебе нет никакого дела до себя, до своих «я больше не могу» и «да сколько же можно», – just you, And nobody else but you! – никто больше не станет бить себя по рукам, чтобы не обрывать его телефоны и мессенджеры, лишь бы убедиться, что там всё в порядке. Ну, хотя бы относительно. Это твои тараканы – тот, другой совершенно не при чём, он попросту не готов быть для тебя Центром Вселенной, твоим смыслом, твоим Всем. Это бремя, тяжкое бремя – быть для кого-то Всем! Это не каждому по плечу. И просто бесчеловечно взваливать его на кого бы то ни было. Его принимают осознанно и добровольно, как благословение и крест. Ты много знаешь таких добровольцев? И я.

Так уж вышло: кому-то холодный расчёт и железная хватка в облике обворожительной хрупкости и преданности, тебе же вот это, и дарёному коню в зубы на смотрят, дали – неси, не отвертишься. Сама знаешь, каждому выдаётся по способностям, от каждого – по труду. Это, вероятно, и есть «по-божески», такой божественный социализм навыворот. И зная это за собой, ты терпишь муку неизвестности и забвения час, сутки, неделю… Чтобы, когда уже сама будешь близка к инфаркту, инсульту и (о, вот бы хорошо!) амнезии, получить скупое «сорри некогда». Без запятых, без прописных, без подробностей. Это не сообщение даже, это сбщ. И ты ответишь в унисон: «бывает», или даже просто «)». Потому что с каждым надо говорить на понятном ему языке.

Тирили-тирили-тирили-помм!

БОЛТАТЬ, НО НЕ СМЕШИВАТЬ!

Админам и модераторам посвящается

Без двусмысленностей говорить было бы просто не о чем. Девять десятых любых споров расцветает на таких вот недоразумениях, которые, как щели в плохо подогнанных конструкциях, порождают сквозняки и выбросы пара. В чатах это усугубляется ещё и отсутствием интонации, которое не позволяет обнаружить, например, иронию в том или ином тексте. Ирония вообще штука коварная – произносится с серьёзным видом и сразу вводит в заблуждение людей простодушных или просто рассеянных.

Вероятно, поэтому и ещё по целому ряду причин диалоги в комментариях часто напоминают разговор слепого с глухим: автор пошутил – сорри, сыронизировал! – и огрёб локальную словесную войну по полной программе. Ибо первыми сбегаются на эту кость наиболее серьёзные граждане – как правило, сторонники всевозможных идейных течений. Эти любую фразу воспринимают буквально, беспощадны к опечаткам и категоричны в выводах. Им неведомы законы творчества. Любое отклонение от буквы и духа Википедии, словаря Ожегова, данных Росстата, ВОЗа, агентства «Блумберг» и прочих столь же авторитетных источников они воспринимают как посягательство на святая святых, а посему анафемствуют щедро и вдохновенно.

Между ними быстро завязывается драка, которая, как Терминатор, запрограммирована на полное взаимное истребление. Если вовремя не подтянутся админы, то дело может дойти до закрытия группы решением революционной тройки демократичнейшего из сообществ.

Админы и модераторы, люди бесконечно усталые от сетевых драк, обычно не снисходят до личных разбирательств и исков в ЕСПЧ, а просто банят расшумевшихся. Модератор группы – своего рода вышибала, вести протокол дискуссии – не его функционал, от него зависит не допустить нарушения порядка и порчи имущества, поэтому если кто-то перебрал, то вот Бог – а вот порог! По сути, разного рода активисты и экстремисты выгоняют себя сами – вспоминается один приятель, который не выезжал на своей машине всю первую неделю гололёда: «Пускай сначала все дебилы отсеются…».

Он напоминал сытого, добродушного кота, этот мой приятель. Как и те участники, которые сидят себе сфинксами в сторонке и невозмутимо наблюдают за дракой, внутренне посмеиваясь в усы. Я тоже в их числе. «И что, ты это прямо так оставишь?!» – гневается группа товарищей, обнаружив под моим постом очередное непотребство. «А, – отмахиваюсь, – пускай развлекаются. Дети!» В самом деле: все эти ядовитые замечания – это не обо мне. При виде распоясавшегося хама мало кто задумывается о том, насколько виновата его жертва, всё внимание приковано к самому грубияну. А он и счастлив: это же его минута славы!

Впрочем, бывает вполне себе критика. Конструктивная то есть – вежливо и в личку. Типо, муза музой, но вы бы, автор, погуглили вопрос, штоле. А то, автор, неувязочка получается, изотопы так себя не ведут, грех вам!

Ну и напрасно! Изотопам не помешало бы немного спонтанности… в хорошем смысле.

БУДЬСОБОЙ

Ты будь собой, говорит, никого не слушай, ты – это ты.

Да-да-да, плавали! На эту роль я уже пробовалась. Режиссёры как любовь: только имена меняются, страсти те же. «По страсти ли ты, бабушка, замуж вышла? – По страсти, родимый, ой, по страсти! Приказчик и староста обещались меня до полусмерти прибить…»

Режиссёр – это Мюллер из «Семнадцати мгновений», старый такой плут, восклицающий: верить в наше время нельзя никому. Мне можно!

Будь собой, говоришь? Да не вопрос! Мой самый первый режиссёр… нет, второй! Дома надо мной уже поработали… Так вот, великолепная Елена Александровна из студенческого «Варианта» обречённо вздыхала из первого ряда:

– Кого бы ты ни играла, ты играешь себя!

Стало быть, это и так единственная удачная моя роль, без вариантов…

Но не тут-то было! Хороняка сверлит меня непроницаемым взглядом пифии в трансе:

– Не верю. Не верю! Разве это ты? Это не ты…

– А… кто?

Он не отвечает, только фыркает и мотает головой, как лошадь на лугу в знойный день, отгоняющая слепней. У него собственная концепция моей роли, и не много ли я на себя беру, перевирая текст и мизансцену!

Я уже и сама плохо помню, кто я. Каждый из моих режиссёров перекраивал меня на свой фасон, теперь даже радиоуглеродный анализ не определит, что там было изначально и какие виды имело на меня Провидение. Самый первый, как и положено, пытался воссоздать себя и яростно ненавидел результат – он, видите ли, был о себе лучшего мнения! А так как ни одного благовидного предлога изгнать меня из рая не находилось, то рай у меня был весьма специфический – строгого режима. Собственно, он и режиссёром-то не был, несостоявшийся герой-любовник. Но так вдохновенно умел страдать от моей никчёмности, что операторы и осветители брали его на мушку просто из чувства самосохранения, игнорируя съёмочную площадку.

Второй была уже упомянутая Елена Александровна, но она не в счёт, потому что единственная не пыталась приспособить меня под табуретку или тапочку, а принимала как данность. Почему я у неё не спросила, что это за данность? Ведь что-то же она во мне увидела, и если оно и не подходило к её задаче, она просто меняла условия…

Хотим или нет, но мы глядимся в других, они – наше зеркало, и всё, что мы в нём видим, мы видим их глазами. Поэтому, как было сказано выше, верить нельзя никому, временами даже тем, кто дорог. Особенно им, так как у них в этом деле свой гешефт.

Себе можно!

ВЕРОНИКА

– Вероника, ты оптимист?

– Нет!

– Ты пессимист?

– Нет!

– Ты реалист?

– Нет!

– А кто ты?

– Я художник.

***

– Вероника, что ты делала в шкафу?

– Шевелилась и думала.

ВОЙНА ПЕРЕМЕННЫХ

«– Малыш, помолчи хоть минутку! Я устала…

– Мама, ты можешь не слушать, я буду продолжать…»

Я тут ворчу понемногу, можете не обращать внимания – что вы, впрочем, обычно и делаете. Можете не слушать, я буду продолжать.

Главное отличие машинного интеллекта от нашего – ему безразличны смыслы. Посмотрите хотя бы на сгенерированные им пароли, которые он предлагает, чтобы мы не заморачивались: тупо набор символов, которые совершенно невозможно ни угадать, ни запомнить. Почему? – Верно: в них нет ровно никакого смысла! Конечно, при развитом воображении и если бы от этого зависело что-то важное, можно попытаться соотнести эти червячки и скобочки с чем-то существующим или хотя бы возможным в реальности, как предлагает мнемотехника, но… даже следуя всем рекомендациям разработчика – восемь символов, включая прописные и строчные буквы, а также цифры и знаки – мы берём за основу нечто привязанное к реальности, хотя бы к нашей собственной. Я вот до сих пор использую в паролях словечки, изобретённые моим ребёнком. У которого уже свой ребёнок, изобретающий свои словечки – легко вспомнить и, кроме нас, никто не догадается.

К чему я всё это? К тому, что человеческий мозг постоянно генерирует смыслы, язык которых – наши знаки и символы. Искусственный интеллект генерирует только знаки, за которыми пустота. Он зеркало нашего мира, бесстрастно отражающее то, что мы в него проецируем. Тонкий слой амальгамы на стекле! Всё его зазеркалье – набор алгоритмов, заложенных человеком. Формулы физических, химических и биологических и социальных процессов – без того несчётного множества переменных, из которых слагается Смысл.

Любые конфликты происходят оттого, что его участники находятся в разных точках процесса. Это влияет на ви́дение ситуации, как говорит в таких случая Елена Кольцова: оптика! Пьяница, лежащий на заплёванном асфальте, видит заплёванный асфальт, ноги и, пардон, задницы прохожих. Это его картина мира. Чтобы она изменилась, требуется, как минимум, встать. А до тех пор спорить с ним бесполезно. Я и не спорю: он взрослый человек, лежать на заплёванном асфальте – его собственный выбор, и ложиться рядом с ним, чтобы принять его точку зрения, я не стану даже ради мира во всём мире, ибо такой мир мне не нужен.

Человеческое зрение всегда ограничено пределами известного конкретному человеку, и максимум, что тут можно сделать – намекнуть, что в мире существует кое-что ещё. Как он поступит с этой новостью – это уже его дело. Кто-то полюбопытствует, а кто-то останется верен принципу «чего не знаю, того нет».

Как часто в своих действиях мы руководствуемся расхожими фразами, усомниться в которых нам даже не приходит в голову? Просто лень или страшно потерять точку опоры, хотя бы мнимую. «Истина рождается в споре». Да? А можно парочку примеров? Я вот, сколько ни пытаюсь, не могу припомнить ни одного спора, в котором родилось бы что-то кроме взаимного недовольства и раздражения. Все полезные мысли приходят уже потом – максимум, на что годится спор, это запустить интеллектуальный процесс или придать ему новый стимул. В итоге размышлений истина может родиться, а может и нет, смотря как стараться. Результат же почти любого спора – «мой оппонент не прав», что на истину как-то не тянет.

Но мы покидаем арену дискуссии с чувством большего или меньшего недовольства собой, и лучшее, что можно в этом случае сделать – попытаться честно во всём разобраться. Честно – это не подбирать ответы, которые нам нравятся, а принимать те, которые вытекают логически.

«Почему иная точка зрения мне так неприятна?» Ответ может оказаться сюрпризом.

Только не юлите – вас сейчас всё равно никто не видит!

ВСЕ МЫ НЕМНОЖКО ЛОШАДИ

«…!!! – вырвалось у Б.Лядова по прочтении очередного поста. – Это ж надо, …, вот такое вот, …! Бабы, …, что с них взять! Сколько бабу ни учи, а она всё равно – баба!» – заключил он, и это краткий конспект пышного и цветистого монолога, который в оригинальной версии был бы отклонён киберцерберами, стоящими на страже сетевой толерантности.

Несмотря на жгучий соблазн выдать этой курице исчерпывающий диагноз на родимом, во дни сомнений и тягостных раздумий правдивом и свободном русском языке, он, тем не менее, по капле выдавил из себя презренного плебея и из этих капель нацедил ровно ту дозу яда, которой как раз хватило на едкую, уничижительную цитату из культового писателя – зря что ли он, Б.Лядов, интеллигент ХЗ в каком поколении! Эта капля убила бы пресловутую лошадь, но у лошади всё же есть мозги, с досадой думал он, сплёвывая в форточку настоянный на желчи табачный перегар. Курица хороша на стол, а её зачем-то взяли да научили грамоте. Ведь склюёт мои перлы вместе с мусором и разницы не заметит!

Б.Лядов придерживается высокого мнения о своём интеллекте, каковое мнение он и не скрывает, но с деликатностью культурного человека изящно драпирует в облако табачного дыма. К тому же сигарета придаёт ему шарм некоторой брутальности и трогательную нотку декадентского цинизма, который так нравится женщинам, чьё настоящее и единственное призвание – утешать усталых пилигримов…

Курица Света Клюквина, вызвавшая эту бурю, ведёт блог под псевдонимом Ф.Фаталь. Это занятие для неё род досуга, не хуже и не лучше, чем любой другой – одни смотрят сериалы, другие ходят на фитнес, а она пишет посты и от души развлекается, читая комментарии. Иногда, если попадается неглупый собеседник, даже отвечает, но азартных спорщиков обходит широкой дугой, понимая, как мало толку в этом состязании: оппоненты всё равно разойдутся каждый при своём, а единственным трофеем будет обоюдная досада. Она придерживается мнения немодного нынче классика, что хорошие привычки лучше хороших принципов, а хорошие манеры лучше хороших привычек.

Курица Света Клюквина любит своего рыжего кота и дальние поездки, красивую обувь, винтажные платья и пряные кавказские блюда, которыми она угощает своих редких гостей и из-за которых в последнее время прибавила несколько килограммов. Но ни её гостям, ни её коту это ничуть не мешает.

Ради этих скромных радостей она и тянет две свои доцентские ставки – каждый из нас по-своему лошадь, даже курица.