Тоня Ивановская
Аспид
– Европа сама по локоть в крови, – заметил Глеб. – Не лучший пример сострадания. И с чего вы взяли, что участь вольного крестьянина лучше, чем крепостного?
Федор скривился так, словно его принимали за малое дитя.
– Они свободны! У них не отбирают детей, их не продают.
– Только дохнут от неурожая, мрут в армии и всю жизнь пресмыкаются. Я дворянин. Но свободы и у меня нет, – Глеб положил на корку ржаного хлеба ломтик сливочного масла, затем малосольной форели и подумал, что последний раз он так лениво завтракал еще при живой матери.
– Цени то, что есть, – хмуро ответил Федор.
– Вот тут я соглашусь с нашим романтически настроенным другом, – широко улыбнулся Дмитрий и так же, как Глеб, смастерил себе бутерброд. – Моя тетка в молодости красивая была, а потом лысеть начала.
– Матушка общалась с твоей теткой, – сказал Глеб. – Не слышал, чтобы у нее проблемы были с волосами, хотя такую сплетню матушка бы не пропустила.
– Точно! Это потому, что она провернула невероятный фокус!
Все оживились, готовые к анекдоту.
– Она посадила крепостного себе в шкаф, – начал Дмитрий. – И он стал ее личной расческой. Делал невероятные прически из того, что осталось. А когда дела стали плохи, укладывал парики.
– В смысле в шкаф? – удивился Федор.
– Это чтобы никто не узнал. Он жил в шкафу. В темноте. Доставала его утром. После работы кидала ему туда еду. Это чтобы не взболтнул никому.
– Не думаю, что крепостному пришло бы это в голову, – сказал Глеб.
– Согласен. Но женщины странные, особенно когда теряют молодость.
– И как он там жил? – спросил Федор.
– Не знаю. Мы его нашли, когда она умерла от чахотки. Безумный полуслепой старик. Тощий, продать его не смогли. Он отказывался из шкафа выходить. Поместье опустело. Так и помер.
Все замолчали.
– Может, хватит печалиться? – решил снять напряжение Дмитрий. – Давайте решим, как проведем этот солнечный день.
Глеб скользнул по своей старой одежде и ответил:
– У меня дела. Но вечером я к вашим услугам.
Он достал кошелек и повернулся к аспидовой девице.
– Сходи, поешь тоже, – протянул он ей монету. – Мы еще долго будем в городе.
Она кивнула и вышла.
– Ну, раз вы поправили свое положение, – вновь подметил это Дмитрий, – приглашаю сыграть в бильярд сегодня. Федор, ты с нами?
– Может быть.
– Тогда до вечера, друзья, – широко улыбнулся Дмитрий и вышел.
***
Вечером Глеб рассматривал свое отражение. Купленными вещами была завалена вся скромная спальня. Однако он был недоволен. Вглядывался в мутное трюмо и видел лубочного мещанина.
– Господин прекрасно выглядит, – тихо сказала девица и опустила взгляд.
– Что ты понимаешь? В подземелье «Магазин аглинских, французских и немецких новых мод» имеется?
– Нет, что вы. Такие диковинки не видела.
– Мне не нравится! Я выгляжу как ремесленник. Что ты там еще притащила?
Он был разочарован. Дал такое простое задание, но аспидова девка накупила несуразной дребедени.
– Все это очень плохо. Ты совершенно бездарна! Давай сюда форму. Это единственное, в чем не стыдно появиться на людях. И позови завтра портного!
– Хорошо, господин. Мне сопровождать вас?
– Нет. Это место не для девушек. Можешь увидеть непотребные картины. Хотя…
Он взглянул на покорную девицу и решил полюбопытствовать:
– А что ты знаешь о том, как развлекаются мужчины?
– Ничего.
– А что ты вообще знаешь о мужчинах? – Глеб застегивал рубашку, а девица беспокойно следила за движением его пальцев.
– Из мужчин я знаю вас. Еще я видела ваших друзей.
– Я плохой образец.
Он подошел к зеркалу и поправил волосы. Затем подумал, что сытный день убрал с его лица серость и неприветливость. А было бы новое платье, так мог бы сойти за красавца.
– Вы не смотрите на себя со стороны.
– Чушь, – отмахнулся он, но не сдержал улыбки.
С Дмитрием они встретились ближе к закату. Глеб с гордостью показал свою новую лошадь и был доволен реакцией друга. Вскоре они направились в публичный дом, где можно было сыграть в бильярд. Это заведение было выше статусом, чем дыра, в которой прохлаждался Глеб последний год. Отчего он нервничал, хоть и неуловимо. Старался говорить меньше, а разглядывать обстановку больше. Однако после разнообразия ужина и выпивки, Глеб с ленивым спокойствием толстосума развалился в кресле на мягких подушках и весело обсуждал пустяки.
На первом этаже заведения толпились офицеры, купцы средней руки и девицы. Глеб пока никого себе не приметил, но сама идея о том, что сегодня он может позволить себе женщину в шелковой сорочке, будоражила.
Дмитрий что-то говорил о делах с новыми знакомыми, Глеб ловко вставлял шпильки и анекдоты в беседу, а тем временем к их шумной компании подошел молодой человек. Он был среднего роста и широк в плечах, а протокольные движения без толики изящества и нос картошкой выдавали, по мнению Глеба, в нем мужика.
– Ваш друг хорошо играет. Возможно, представите нас? – обратился тот к Дмитрию.
– Позвольте представить вам, Глеб Александрович Алеев, – ответил на просьбу Дмитрий. – А это корнет Алексей Григорьевич Тихонов.
– Алеев? И как, позвольте узнать, столбовой дворянин докатился до егеря? – улыбнулся корнет открыто, но с тенью ехидства.
Это не понравилось Глебу.
– Тяжелые времена, – ответил он.
– И то верно. Простите за мое любопытство. Может, сыграем?
Он указал на освободившийся бильярдный стол. Играть Глебу с корнетом не хотелось, но одолел соблазн сбить спесь, так как считал, что орудует кием на сукне профессионально.
– Хорошо, – Глеб подошел к Алексею. – Какая ставка?
– Я человек небогатый. Но половину жалования могу поставить? А какие доходы нынче у егеря?
– Принимаю вашу ставку, – спокойно ответил Глеб, хотя в груди запекло.
Они провели жеребьевку и приступили к игре. Алексей разбил шары, но ни один не попал в лузу.
– Ваш ход.
Дмитрий не стал следить за игрой, как и большинство в зале. Потому Глеб, сделав свой ход, решил объясниться.
– Мой отец был обер-егермейстером при государе. Главной страстью охота была, пока в карты не начал играть. Только ему не везло. А потом за постыдную страсть ему запретили появляться при дворе.
Корнет легко забил шар в лузу.
– Слышал про князя Алеева, мастера соколиной охоты.
Глеб развалился в кресле неподалеку от стола, пока бьет Алексей, и наполнил свой бокал.
– Да, он был лучшим сокольником, – он подозвал к себе свободную девицу. – До этого дед, теперь я.
– А мой дед с рогатиной охотился, – забил еще один шар и улыбнулся. – А что дальше? Вы стали провинциальными помещиками?
– Да. Но не долго. Без охоты Александра Алексеевича тоска сожрала. Все проиграл. Даже ловчих птиц. Одна осталась. Моя.
– Злой рок.
Глеб нехотя отмечал мастерство соперника.
– Мне кажется, или вы тоже все проигрываете? – спросил Алексей. – Почему?
– Злой рок.
– И давно? – усмехнулся Алексей.
– Неудачи преследуют меня уже четвертый год. Но… Ничто не вечно.
Алексей глупо промахнулся, и Глеб поднялся с кресла. Свои три шара он забил молча. Молчал и корнет, внимательно наблюдая за подвыпившим, но столь точным, егерем.
– А как же служба? – наконец спросил он.
– Я плохой солдат, – ответил Глеб. – Не умею слушаться.
– Как же Всемилостивейший Государь? Отечество? Земля-матушка?
Глеб тщательно вычистил кий, обдумав положение.
– Боже царя храни.
Сделал удар, но промахнулся.
– Поправлю обстоятельства. Разведу ловчих. Да таких, каких на императорской охоте еще не видели.
Глеб отошел обратно к креслу с девицей, а Алексей внимательно рассматривал оставшиеся шары.
– Где вы так хорошо научились играть? Вы же не благородного происхождения, – спросил Глеб, откупорив шампанское.
– Видимо, врожденные способности. И я быстро учусь.
– Не сомневаюсь. Из крестьян в корнеты! Надо действительно иметь способности. И немного покорности.
– Не вам говорить о покорности. Вы по ночам садитесь за стол, доверяя жизнь раскрашенным бумажкам.
Алексей промахнулся и отошел в тень.
– Я учился в Голландии, – вернулся к игре Глеб. – Прекрасная просвещенная страна. Порт на десять тысяч кораблей! Переплетение народов, культур и религий. Здесь евреи. Там гугеноты. Фламандские протестанты.
Он забил шар и восторженно вздохнул.
– Скучаю по экзотическим специям и диковинкам из Азии. Хотя у меня есть кальян из Турции. Вы когда-нибудь курили кальян?
– Не курю. Странно называть просвещенной страну, обогатившуюся на работорговле.
– Вы не любите работорговцев?
Глеб промахнулся и пустил Алексея к столу.
– Я не думаю, что просвещение и рабство могут идти рука об руку.
– Отчего же? Римляне, греки и прочие древние всегда имели рабов. Они варвары?
– Я малообразованный мужик. Возможно, я не прав. Ваш удар.
Глеб сосредоточился и довел партию, не уступая больше корнету.
– Поздравляю. Благодарю за игру, – по завершении поздравил тот.
– Приходите ко мне как-нибудь, – сказал Глеб, и это не было простой вежливостью, ему было приятно общество этого мужика. – Покурим кальян.
– Возможно.
***
За окном розовело свежее небо, когда уставшие Глеб и Алексей ввалились в егерский дом. На шум и хохот выбежала испуганная дочка аспида, но Глеб не обратил на нее никакого внимания. Она бессильно наблюдала за его попытками идти ровно, а потом заметила, что с господами пришла красивая девушка в желтом. Она была высока, с пышными рыжими волнами, которыми наверняка гордилась и оттого кокетливо перебирала. Грациозные движения компенсировали вымотанный вид, а плотный слой пудры и яркая помада ― выгоревшую юность.
– О, малыш! Это хозяин твой, не бойся, – сказал Алексей, решив подбодрить растерянную девицу.
Он не ожидал увидеть в доме егеря слуг, а тем более девицу, поэтому чувствовал теперь себя неловко. Дурман вина с него малость сошел, оставив лишь сонливость. Курить замысловатый неведомый кальян совсем не хотелось.
– Эй, выпить принеси! И поесть что-нибудь, – грубо приказал Глеб, и Алексей еще раз пожалел, что принял приглашение.
Глеб упорно не замечал напряжения. Он без сил упал в кресло и указал на шкаф.
– Там.
Алексей безуспешно пытался разобраться в конструкции, а потом перевел взгляд на приглашенную с ними Людмилу.
– Садись, кошечка, – усадил он ее на свободный стул и вернулся к столику с кальяном. – Как эту чертовщину курить?
– Сейчас. Я сам, – сонно ответил Глеб.
Вдруг он взбодрился и со знанием дела приступил к раскуриванию.
– Дьявольский аппарат, ей Богу, – прокомментировал Алексей.
– А где девка? Я есть хочу, – вдруг заговорила Людмила, должно быть, привлекая внимание.
– Иду, госпожа, – так же неожиданно появилась служанка с подносом. – Вот, пожалуйста.
– Госпожа… – ухмыльнулась Людмила. – Даже не знаю, звали ли меня когда-либо госпожой…
Глеб выпустил дым и передал трубку Алексею. Тот затянулся, и все увязли в молчании. Каждый блуждал в своих мыслях. Наконец Глеб пьяно констатировал, что, кажется, жизнь его налаживается. Алексей удивлялся новому, но боялся показаться наивным ребенком. Людмила просто устала. Она хотела завершить изматывающий день, вернуться в свою каморку и смыть с себя рабочую грязь.
– А я, красавчики, сегодня с кем? – спросила она, не решаясь прикоснуться к еде, пока не будет ясен план господ.
– Так и разбиваются мечты, – задумчиво ответил Глеб, и никто не понял, к чему.
Он повернулся к Людмиле:
– Ты со мной.
– А мне уже пора, – начал собираться Алексей. – Служба. Благодарю за чудесный вечер. Прощай, красавица!
Он поцеловал руку Людмиле и бросил взгляд на ожидающую служанку.
– Милая, иди к себе. То, что тут будет происходить, не для твоих светлых глаз.
Алексей ушел.
– Ты еще здесь? – Глеб наконец заметил девицу. – Пошла прочь. И не буди меня!
– Слушаюсь, господин.
Глеб смотрел на Людмилу.
Машка была моложе и симпатичней, но Людмила обладала тем, чем Глеб восхищался в женщинах – врожденное роскошество. Она наслаждалась всем, что ей преподносила жизнь, стремилась к телесным и прочим удовольствиям, совершенно этого не стесняясь и требуя только лучшее. Должно быть, когда-то она работала в доме богаче и мужчин принимала знатней. Век девиц ее профессии короток. Но Глеб все-таки был в восторге и, скользя по Людмиле взглядом, чувствовал себя как будто не в своей старой лачуге, а где-то в Москве, в тумане столичных излишеств и распущенности.
А еще Глебу хотелось, чтобы она выбрала его. Чтобы она видела, что он-то может упиваться вместе с ней вином и ночью. Но Людмила уплетала принесенные девчонкой закуски. Промакивала мягкие губы салфеткой и хватала бокал. Скорее всего, она устала, и кормят их не очень, если даже такая скромная пища вызвала восторг. Глеб расслаблено рассматривал свою ночную гостью, и она вдруг остановилась. Стерла с пальцев жир и капли вина, самодовольно улыбнулась и потянулась расстегивать фрак Глеба. Накрахмаленный воротник сорочки вызвал у нее отчего-то смешок, и Глеб подумал, что давно к ней такие модники не захаживали.
– Ну что, красавица, каким блудом владеешь? – спросил Глеб, вновь почувствовав свою особенность рядом с ней.
– Каким пожелаете, сударь. Что мне сделать?
– Для начала сними туфли.
Она сбросила потрепанные туфли.
– Ты же неплохо зарабатываешь. Почему бы не купить новые и удобные?
Глеб быстро стянул чулки, заметив на красивых ножках натоптыши. Его разочарование усилилось.
– За какой надобностью? – Людмила неожиданно смутилась. – Мужчины обращают внимание только на мою грудь и что пониже.
– Что ж…
Он покрутил в руках старенькую туфельку Людмилы и отбросил в сторону.
– Люби меня. Я хочу забыть обо всем.
– О, это я могу.
Она забралась на колени.
– А что бы хотела ты? – вдруг спросил Глеб.
– Я?
Он кивнул.
– К чему это? Мое дело ― удовольствие приносить, а не получать.
– Считай, что я буду доволен, если тебе со мной понравится. Я люблю наблюдать за наслаждением женщин.
Он еще сильней растрепал ее рыжие кудри и улыбнулся.
– Когда ты ела эти остатки мясного пирога, ты выглядела счастливой и довольной. Мне понравилось. Хочу быть этим пирогом.
***
– Где ты там запропастилась! – кричал Глеб из своей спальни, и дочка аспида заторопилась к нему.
Все утро и начало дня хозяин с гостьей не давали ей отдохнуть. Шумели, смеялись, требовали еды, роняли стулья и били посуду. Недостаток сна сказался на цвете лица, и темные круги делали ее вид еще неказистей, чем прежде. К тому же, она никак не могла справиться со своими волосами. Оттого они пушились и торчали из косы ржавыми лучиками.
До того как ее позвали, пару часов было затишье. Хозяин, видимо, кемарил, а потому девушка села за рисование. Она хотела изобразить вид из окна. Знала, что такие художества называют пейзажами, и у нее малость получалось. Неудачных линий тоже хватало, но в целом она была довольна. Красок только не было.
Когда она подошла к спальне хозяина, то нерешительно постучала. Знала, что ее кротость раздражает хозяина, но по-другому не могла.
– О, наконец-то! Время обедать. Где мой чертов обед?
Девушка вошла в спальню и низко поклонилась.
– Простите, господин, сейчас принесу.
– И мне! – вылезла из-под простыни нагая Людмила и потянулась к графину с водой.
– Конечно, госпожа.
Дочь аспида ушла, а Людмила, утолив жажду, спросила:
– А как ее зовут?
– Не имею представления. Какая разница? Просто девка. И она меня раздражает.
– Счастливая она, – довольно потянулась Людмила. – Потому вы ее и не любите.
– Не забывайся. И тебе пора. Поешь на кухне, где и положено.
Глеб встал и начал спешно одеваться. Когда наткнулся на платье Людмилы, раздраженно бросил его на кровать.
– Как скажете, господин, – Людмила подобрала платье и послала воздушный поцелуй ему в спину. – В самую пору бы…
– Я помню, – Глеб отсчитал нужное количество монет и поставил стопкой на край стола.
Дочь Аспида еще раз постучала и, дождавшись разрешения, вошла в комнату с полным посуды подносом. Она аккуратно поставила его на стол и начала сервировать к обеду.
– Спасибо, – Глеб старался быть мягче. – Пахнет чудесно! Кстати, как тебя зовут?
– Вытарашка.
– Какое дурацкое имя, – на него опять накатило раздражение. – Хотя тебе соответствует. Но звучит ужасно. Как будто улитку раздавили.
Он сел за стол, а Людмила звонко засмеялась.
– Мне не нравится, – Глеб оценил чистоту приборов. – Буду тебя звать Анной.
– Как прикажете, господин. Через час придет портной.
– И?
– Я… Просто вы просили его позвать. И я…
– Как придет. Так придет. У меня есть более важные дела, чем думать о портных. Этой, – он указал на Людмилу, – на кухне накрой. Устал я от вас.
Вытарашка кивнула.
– Благодарю, сударь, – Людмила ловко ухватила монеты. – Заходите к нам.
Она вышла из комнаты.
– Что стоишь? Иди, накорми нашу гостью.
Вытарашка поклонилась, но вдруг закричала.
– Мышь!
Глеб вскочил со стула и, перехватив девушку, поставил ее на кровать. Та немного успокоилась, но все так же неустанно следила за серым комочком на полу.
– Ты зачем кричишь? Всего лишь крыска. Еще совсем малышка.
Он ловко поймал крысенка и аккуратно погладил.
– Ну, и что мне с тобой делать? Отпустить или скормить Королевне?
– Господин. Вам не нужно ее трогать.
– А что? – улыбнулся он. – Чума? Эти создания ― мои безмолвные соседи на протяжении нескольких последних лет.
– Простите меня, – она опустила голову. – Я повела себя глупо.
– Да, это так, – он продолжал гладить крыску, и взгляд его был таким мягким, что Вытарашка начала краснеть. – Я не зол на тебя. Нежного слабей жестокий.
Глеб подошел к окну и распахнул его. Довольный, сел на подоконник и глубоко вдохнул ароматы леса. А затем осторожно отпустил крысенка.
– Беги!
Он смотрел, как крошечная тварь отважно юркнула в свободную неизвестность. Глеб одарил невероятной удачей юную крысу – дал свободу. Однако маловероятно, что грызун оценил подобное. Слишком скудоумен. Скорее всего, принял как должное, и при самодовольстве своем (а что еще толкнуло зверька появиться при свете дня в самом центре жилой комнаты) обязательно угодит в неприятности.
***
Прошло несколько месяцев с тех пор, как Глеб повстречал Аспида. Удача и вправду улыбалась ему. Глеб всегда выигрывал, люди шли ему на уступки, и ни одно злоключение не случалось с ним или даже рядом.
Глеб, к удивлению многих, легко выбрался из долгов и теперь уверенно шаг за шагом взращивал собственное состояние. Пускай некоторые на него косились – все-таки деньги выигранные – однако Глеб был из знати. Для него самого и большинства дворян появление в салонах и на балах было чем-то обыденным. Да, случались с его семьей горести, но отчего бы им не пройти?
Сегодня же Глеб запланировал обновление гардероба и небольшую прогулку. Он стоял напротив зеркала, а портной – приземистый мужичок с наигранным французским акцентом – порхал вокруг, неустанно говоря комплименты Глебовской конституции.
Нежно-розовый фрак был к лицу, хотя смотрелся весьма вызывающе. В провинции считалось неприличным появляться молодым людям в чем-то кроме яблочно-зеленого. Но Глебу претило сливаться с толпой. Он хотел, чтобы все его видели, все обсуждали. И, конечно же, тайно восхищались его необычайным вкусом.
Глеб поправил манжеты и, еще раз глянув на себя в зеркало, улыбнулся.
– Как вам, Ваше благородие?
– Хорошо. Благодарю. Вы не забыли про мою небольшую просьбу?
– Как можно. Конечно. Все подготовил. Привез.
– Анна! Иди сюда, – позвал Глеб, позвонив в колокольчик.
Ее не пришлось долго ждать. За прошедшие месяцы она немного поправилась, и румянец стал чаще играть на ее лице. Однако излишняя услужливость все так же раздражала Глеба.
