Взгляни на дом свой, ангел – Томас Вулф

Томас Вулф (1900–1938) – ещё один, ныне несколько подзабытый „подопечный“ знаменитого редактора Макса Перкинса, открывшего миру Фицджеральда и Хемингуэя. Известно, что рукописи писателя, сочинявшего в неимоверных темпах и объёмах, прошли жёсткую редакторскую правку Перкинса, приведшего их в „читабельный“ вид. Достаточно сказать, что изначальный объём дебютного вулфовского романа был почти в десять раз больше – более пяти тысяч страниц! По сути, в какой-то степени Перкинс стал соавтором своего протеже, который недоумённо признавался: «Я уже не могу сказать, что из этого моё». Их сложным взаимоотношениям посвящены книга Берга Э. Скотта «Гений» и снятый по ней в 2016 году одноимённый фильм с Колином Фёртом и Джудом Лоу в главных ролях. Новелла «Взгляни на дом свой, ангел», которую можно одновременно отнести к прозе „потерянного поколения“, роману взросления и семейной саге, вышел в свет в знаменательном для мировой литературы 1929 году, когда были опубликованы три других культовых произведения „потерянного поколения“ – «Прощай, оружие!» Хемингуэя, «На Западном фронте без перемен» Ремарка и «Смерть героя» Олдингтона. Хотя, в отличие от всех этих книг, в романе Томаса Вулфа, выделяющемся изысканным ажурным стилем и тонким психологизмом, Первая мировая служит лишь смутным фоном для описываемых событий.Итак, перед нами автобиографическая история о сложных взаимоотношениях лирического героя, выведенного в образе Юджина Ганта, с членами его большой, шумной и далеко не дружной семьи. У Гантов всё по Толстому: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Здесь ежедневные выяснения отношений, упрёки, склоки и истерики – куда более привычные и естественные явления, нежели редкие и неумелые проявления нежности и заботы. И если поначалу отцовские запои и скандалы ввергают детей в тихий ужас, то затем они ждут его выходок, разыгрываемых по годами выверенному сценарию, уже с нетерпением и предвкушением, словно занимательный театр одного актёра. И всё же в шумном хаосе этой большой семьи дети растут одинокими, неузнанными, предоставленными сами себе. Чтобы скопить лишний доллар, Элиза Гант, мать семейства, превращает свой холодный неуютный дом в дешёвый пансион, в котором квартируют весьма сомнительные постояльцы – сумасшедшие, туберкулёзники, наркоманы и проститутки, поэтому у детей нет ни одного укромного уголка, где они могли бы уединиться и побыть наедине с собой или друг другом. Не успеют они подрасти и окрепнуть, как родители спешат побыстрее отправить их на заработки, не удосужившись поинтересоваться, чем же на самом деле промышляют их дети.Неудивительно, что после выхода книги на „вынесшего сор из избы“ писателя страшно обиделась вся его родня. Действительно, кажется, что у него нет ни одного доброго слова не только для родителей, но и многочисленных братьев и сестёр: тихони Дейзи, о которой никто не вспоминает с тех пор, как она тихо и незаметно вышла замуж; властной Хелен, которая посвящает себя назойливому услужению другим и ликует, когда её усилия остаются неоценёнными; жалкого хвастуна и пьяницы Стива, возвращающегося домой с поджатым хвостом после месяцев бродяжничества; хохотуна Люка, не желающего и не имеющего способностей ничему учиться. И лишь с замкнутым, молчаливым старшим братом Беном у Юджина устанавливается тонкая душевная связь, но и она недолговечна…Однако, взглянув на дом свой годы спустя, Юджин видит всё совсем с другой стороны, и вот уже отец семейства Оливер Гант предстаёт перед нами тяжелобольным стариком, настоящим художником в своём ремесле резчика по камню, бросившим всю жизнь к ногам неблагодарной семьи, не сумевшей понять и оценить этого. Его жена Элиза ради достатка и блага детей так же весь день, с раннего утра до поздней ночи, на ногах, но все принимают это как должное, не задумываясь, через что ей пришлось пройти за все эти годы страданий и потерь. И теперь уже лирический герой Вулфа выглядит на их фоне высокомерным и неблагодарным, запоздало понимая, что семья дала ему всё – пусть и редко, неуклюже выказываемую, но всё же любовь, и путёвку в жизнь, чтобы он получил дорогостоящее образование и выбился в люди – как они говорят, „стал кем-то“, и самое главное – семейную историю, из которой вырос один из великих романов двадцатого столетия, явивший миру непревзойдённого мастера, уместившего, по словам Фолкнера, «всю историю человеческого сердца на головке булавки».

Мне надоело гнить тут, – сказал Бен. – Я предпочту гнить где-нибудь в другом месте Феноменально. Так о людях с их высокими чаяниями и мелкими страстишками, о пространстве горных долин в окружении россыпи звезд, о бегущем и ползущем времени мог бы написать сам Всевышний. Когда слова становятся глиной жизни, подслушанный плеск воды внутренних морей – нашептывает сюжет, а симфония тысячи мелочей дарует каждому главную роль – вдруг начинаешь воспринимать жизнь как мириады единственных в своем роде мгновений, Человека – как сумму бесценных случайностей, судеб и решений. И кажется, что в любом из миллионов жалких домишек таится странная погребенная жизнь, тончайшая сокрушенная романтика и что непрерывно и неявно темное чудо случайности творит новое волшебство в пыльном мире.Суть романа ускользает, как песок сквозь пальцы, как жизнь, в которой будущее слишком быстро становится прошлым. Жизнь, в которой неутолимая и смутная жажда путешествий в глазах мертвеца мгновение спустя – лишь ветром оплаканный призрак. Герой, родившийся с Веком, чьи глаза полны тенями огромных кораблей и городов, погребает себя в плоти тысяч литературных персонажей. Его рубежи уходят все дальше в волшебство, в одному ему доступное чудо. Он проклят поэзией и томится пленом бездарно склеенной семьи и холодного дома. Он читал Еврипида, а вокруг него мир белых и черных ел жареное. И когда по горам разносился торжественный гром гигантских деревьев, в его сердце все отчетливее звучали печальные призрачные шепоты и необъятная храмовая музыка.Он просто был блестящ во всем, что питало его жажду. Небрежен и равнодушен во всем, что ее не касалось. Язык его язвил так больно потому, что его сердце так много верило. Он питал безмолвный ужас к продаже за деньги своего хлеба, своего крова гостю, чужаку, больным, усталым, одиноким, разбитым жизнью плуту, блуднице и глупцу. Тупые люди внушали ему томительный страх. Его занимали только царства на дне морском и замки на головокружительных утесах.Он привязался лишь к тому, кто по ошибке забрел в этот мир суеты и лохмотьев. К своему сумрачному брату Бену, ведущему долгие беседы с темным ангелом. К брату, что явился – бог со сломанными ногами – и жил здесь – чужой, пытаясь вновь обрести музыку утраченного мира, пытаясь вспомнить великий забытый язык, утраченные лица, камень, лист, дверь. Но пришел сентябрь, полный улетающих крыльев, и унес с сухими листьями, смехом и горем – того, кто растирал в пыль горькой иронии все попадавшее в окоём потемневшего взора. И вновь оставшийся в одиночестве Юджин пришел к убеждению, что не люди бегут от жизни, потому что она скучна, а жизнь убегает от людей, потому что они мелки. И посему, одетый в голод и безумие, он отправился граалить в огромное, призрачное море мира, населенное огромными рыбами фантазии.– Зачем все это? Ты способен это понять, Джин? Действительно ли все так, или кто-то сыграл с нами злую шутку? Может быть, нам все это снится. Как по-твоему?

– Да, – сказал Юджин. – Именно так. Но я хотел бы, чтобы нас разбудили. – Он помолчал, задумчиво глядя на свое худое тело, на секунду изогнувшееся в постели. – А может быть, – сказал он медленно, – может быть, ничего нет и некого будить…

Вот он, тот образ, над которым я долго думала, пытаясь определить свое понимание Большого Американского Романа. Человек в своей маленькой точке относительного спокойствия в окружении бушующего мира, летящей Истории, грандиозных событий. И всегда центр – это именно человек, максимум – семья. И их жизнь и судьба в центре Вселенной. «Взгляни на дом свой, ангел» – идеальный пример такого Романа. Граница веков, Мировая война, Великая Депрессия – все это проходит по роману пунктиром. События происходят, герои в них участвуют, но всегда остается ощущение неизменности и глубине их внутренних, «простых человеческих» забот, проблем, радостей и горестей. Это главная характеристика такого произведения: ощущение первичности жизни отдельного человека над мощью колеса истории. Еще «Око бури» – это сам главный герой. Жутко болезненное ощущение отстраненности и одиночества Юджина среди безумства, непонятости себя и непонимания других. Когда внимательный и отзывчивый читатель погружается в мысли ребенка, а затем подростка главного героя, он поневоле принимает его сторону и его взгляд на весь окружающий мир. Оказывается с ним рядом в его центре бушующего урагана. Но тот же внимательный читатель обязательно вместе с героем сделает потрясающее открытие – он одинок внутри своего «ока», но рядом с ним точно такие же непонятые люди. Те, с кем он прожил бок о бок долгие годы, с кем рос, кого видел во всей неприглядности отчаяния, злобы, тоски, оказываются внутри чуть другими, чем видит даже он, вроде близкий человек. Воплощенное зло – отец Гант – предстает уставшим, бросившим все к ногам своей семьи стариком. «Коробочка» мать, если ее внимательно послушать, становится самой бескорыстной и трепетно любящей. И так со всеми членами семьи Юджина – он этим взглядом назад, «на дом свой» смог среди всего кажущегося негатива воспоминаний найти их искренность и выразить свою любовь. Жаль, что они (настоящие члены семьи Вулфа) этого не поняли и не оценили. Но для меня этот печальный, без единого просвета роман полон любви и, самое главное, понимания и принятия Вулфом каждого близкого ему человека. Это, конечно, главная для меня мысль, главный посыл романа – бесконечное одиночество человека посреди своего собственного урагана. Каждый из нас кажется себе единственным с такими мыслями, тревогами, болью. Окружающие люди, даже близкие, кажутся иногда чужими. У них вроде все нормально, спокойно на душе. Они живут обычно, линейно – согласовывая свои внешние проявления с внутренним состоянием. И лишь включая огромные любовь и понимание, можно нет, не увидеть окружающий человека его ураган, но хотя бы принять его существование. Потом попытаться приблизиться еще. И, может, в самой идеальной ситуации «второй половинки» соединить свои штормовые воронки и соединиться в едином для обоих «оке бури». В этом романе соединения не случилось. Но после годов собственных мучений, терзаний и даже ненависти у Юджина и, следовательно, у автора открылись глаза на собственное неодиночество в несчастье. И, конечно, нельзя не сказать нескольких слов о языке автора. О пресловутом его многословии, о «листе, камне, двери». Скажите, вы любите фильмы Джармуша? Вспомните моменты тишины, моменты бездействия и бессобытийности. Когда минутами в сюжете ничего не происходит. Идет по улице «Пес-призрак», отдыхают под музыку «любовники-вампиры». И если вы любите Джармуша, то именно за эти моменты. Когда ваше сознание приходит в спокойное равновесное состояние, расслабляется и погружается в создаваемый автором мир. Тут все длительные бессюжетные пассажи Вулфа работают по тому же принципу. Эти слова, эти лирические отступления – лишь камертон, которым Вулф настраивает своих читателей на нужный ему в данный момент лад. Не нужно вникать в смыслы, искать детали сюжета. Нужно пропустить через себя образы и уловить тонкую материю ощущений, которые автор хотел передать своему читателю. Погрузитесь в этот роман. Отдайте ему весь свой разум в момент чтения. Не требуйте от него ничего, и он даст вам весь мир. Даст вам себя.C.R.

Я даже не рассматривала другие варианты этого романа. Влюбилась в эту обложку с первого взгляда и долго искала на обменах именно эту книгу. И она лучшая среди всех вариантов, в том числе первых изданий. Нигде для меня не передана так близко главная эмоция романа.