Том Кокс
Близкие контакты пушистого вида
– Он совсем чокнулся, – объявил отец в свой последний приезд. – Шарики за ролики заехали.
Медведь достался мне от бывшей жены, а ей, в свою очередь, от бывшего приятеля. В молодости это был упрямый и своенравный кот, однако с возрастом характер у него сгладился. Медведь, совсем как известный актер Морган Фримен, нашел свое истинное предназначение только в зрелые годы. Мне сложно даже представить Медведя юным, таким харизматичным он стал в своем более мудром, философском воплощении. К восемнадцати годам Медведь превратился в вежливого, мягкого, слегка чудаковатого собеседника. Его кулинарные пристрастия лишь подкрепляли мою уверенность в том, что в шкуре старого кота заключен благонамеренный философ. Медведь любил брокколи – я никогда не видел котов, которые с удовольствием поглощали бы зеленые капустные соцветия. Охота на грызунов и споры из-за территорий этого кошачьего патриарха не интересовали – он был выше подобных глупостей.
Каждый из моих котов выпрашивал еду по-своему. Ральф вопил коронное «Рааааууаалфф!», Шипли ругался, как сапожник, на своем кошачьем наречии и взбирался на мою ногу, как на деревянный столбик. Роско, единственная кошка в компании котов, танцевала по комнате на задних лапах и размахивала передними, словно приветствуя воображаемых партнеров по игре в воображаемый боулинг. Медведь подходил к вопросу кормежки более тонко. Он пристально смотрел мне в глаза, тихо и только один раз мяукал – «мияу!» – и кивал на кухонный шкафчик, где хранился кошачий корм.
В нашу спальню дорога кошкам закрыта – Джемме с ее астмой такое соседство по ночам противопоказано. Однако Медведя мы иногда пускаем, не в силах устоять против его обаяния. «Вы серьезно? Мне можно? – словно бы говорит старый кот, кружа по одеялу в поисках теплого местечка. – Право же… такая честь. Не нахожу слов». Ходит Медведь не так уверенно, как прежде, хуже слышит, но шерсть у старичка лоснится, да и к ветеринару в этом году его возили гораздо реже, чем остальных питомцев. В последний раз у Медведя проверяли щитовидную железу – он похудел, хоть ел, как всегда, с аппетитом – однако, судя по результатам анализов, кот вполне здоров, снова прибавил в весе и стал еще пушистее. Конечно, Медведь не будет жить вечно, но иногда мне кажется, что дождевая вода, настоянная при лунном свете, которую наш старичок лакает из лейки на балконе, – не иначе как эликсир вечной кошачьей жизни.
Обычно Медведь различает шаги агентов по недвижимости задолго до их появления в доме и растворяется в воздухе, но на этот раз, когда к нам пожаловали агент и фотограф осмотреть мои отремонтированные и избавленные от большей части мебели комнаты, старый кот не двинулся с места.
– Животных на снимках быть не должно, – заметив на кровати Медведя, сказал фотограф.
Интересно… когда я рассматриваю снимки домов, которые продают или сдают в аренду, мне больше нравятся картинки с кошками, свернувшимися на диване или нагло взирающими на гостей с кухонной столешницы.
– Но фотографировать этот дом без Медведя немыслимо! – хотел было запротестовать я. – Медведь – наше главное достояние!
Однако, как вежливый до мозга костей англичанин, я покорно перенес Медведя на балкон, чувствуя себя предателем.
– Прошу прощения, – добавил фотограф, – я не против, если они где-то рядом, только дотрагиваться до них не могу.
Не знаю, кого он имел в виду – всех кошек вообще или исключительно умудренных опытом котов-дипломатов, чьи глаза прожигают вам душу.
Ральф выводил все более замысловатые рулады на мотив собственного имени, Шипли ругался почем зря на своем кошачьем языке (подозреваю, что порой нецензурно), Роско явно тревожилась, но чувствовал я себя преступником под укоризненным вопрошающим взглядом Медведя. «Ты решил переехать? После всего, что мы с тобой пережили?» – говорил его взгляд. Медведь многое повидал и многому научился: он знал, когда вовремя остановиться, пил дождевую воду, ел мясной фарш с брокколи, но у меня были все основания полагать, что именно счастливая жизнь в нашем уютном доме удерживала его на этом свете. Уж если перевозить куда-то моих мурлык, то в удобное для них жилище, без автомагистралей по соседству, зато с садом, с просторными комнатами, где всем хватит места. И еще лестница… Медведю с его больными суставами крутые лестницы были противопоказаны.
Все эти требования значительно сужали круг поиска нового жилья. Кроме того, владельцам кошек дома и квартиры сдавали теперь менее охотно, чем лет десять назад. Каждый раз, когда в разговоре с агентом я произносил «У меня кошки», казалось, я говорил что-то вроде «У меня огнедышащий дракон». У половины населения Великобритании дома по одной или по две кошки, но стоило мне заняться поиском съемного жилья, как наличие кошек низвело меня до уровня прокаженного.
– Один из моих котов не совсем кот, – пытался я умилостивить собеседников. – Он, скорее, уменьшенная копия Дэвида Аттенборо[1], только в шубе.
Зато на мой дом покупатели нашлись на удивление быстро. Муж и жена, оба очень пожилые люди, медленно и серьезно бродили по дому и заднему двору, оглядывая и ощупывая мою собственность – деревянную фигурку лисы и лоскутное одеяло, подарок мамы, – как в театре абсурда, и спрашивали, продается ли вместе с домом обстановка. Спустя несколько дней они передумали и отказались от сделки, что меня ничуть не удивило. Поняли, наверное, что в их возрасте, а им исполнилось никак не меньше ста семидесяти каждому, жить в трехэтажном доме с садом на холме – не самое мудрое решение. Вскоре появились новые покупатели, более подходящие – семья служащих, которым надоела столичная суета. У них была рыжая кошка по имени Дорис, и они обожали интерьеры в стиле середины двадцатого века. Переехать они хотели как можно скорее. Прекрасно, замечательно, я очень рад, если бы только мы с Джеммой знали, в какое графство мы переезжаем, не говоря уж о доме, который будем снимать.
Поиски нового жилища мы начали с родного Джемме Девона – края быстрых прозрачных рек, нетронутых болот, древних лесов и скалистых обрывов на морском побережье. Природа этих мест очаровала меня много лет назад, но искать дом за три с половиной сотни миль от собственного жилья совсем непросто. Машину я продал еще полгода назад, чтобы оплатить кое-какой ремонт, поэтому для поездок в Девон приходилось брать автомобиль напрокат. Аренда машин, поиски подходящих домов, переговоры с агентами – все это отнимало кучу времени, а конца и края моему приключению не было. Хорошие дома в Девоне быстро находили новых жильцов и хозяев, оставшиеся же не подходили по многим причинам: слишком дорого, слишком неудобно для кошек, слишком далеко от остановки автобуса (Джемма не водит машину и пользуется только общественным транспортом). Попадались и неухоженные строения с затхлыми комнатами. Время от времени я еще звонил нашему нотариусу, опасаясь потерять покупателей на свой дом из-за его лени. Чтобы поймать сигнал сотовой связи в холмах Девона, я взбирался на горбатые холмы и отвесные скалы, мой собеседник отвечал на вызов, однако вскоре связь обрывалась. Почему он сидел и смотрел на заявления и формуляры, которые я подписал и передал ему целых две недели назад? Он что, высиживал их, этот толстый петух в дорогущей рубашке?.. В конце концов я взял дело в свои руки и быстро оформил все документы, что оказалось не так уж сложно. Дом я продал, но нового жилья так и не подыскал.
Хотя Девон нам с Джеммой очень нравился, переезд туда приводил нас в ужас. Нет, я неправильно выразился. Мысль о возможном переезде в Девон наполняла Джемму счастьем, а меня – приятным волнением пополам с беспокойством. А вот мысль о переезде туда с кошками приводила нас в ужас. Только представьте: посадить Медведя, Ральфа, Шипли и Роско в кошачьи переноски, запихнуть в машину и ехать куда-то шесть часов кряду, и это если повезет и мы не застрянем в пробке где-нибудь на шоссе!.. Поразмыслив, мы расширили географию поисков нового дома, включив области между Девоном и Норфолком. Мы продолжали искать и в Норфолке, поскольку никаких серьезных оснований для переезда в другие графства у нас не было. Однако ничего хорошего из этого не вышло. Измученный и невыспавшийся, я колесил по округе, осматривая дома, и чувствовал себя пятилетним мальчишкой, у которого кружится голова после ярмарочной карусели. «В Табни-Вуд сдается прекрасный дом, это всего сто семьдесят миль от Норфолка. Позвонить агенту я не могу – сегодня воскресенье, о Табни-Вуд ничего не знаю, никогда там не был, но машина оплачена до вечера, – рассуждал я сам с собой. – Ладно, прокачусь в Табни-Вуд, посмотрю на дом снаружи, проверю, все ли у них, как на картинке в объявлении: есть ли сад и достаточно ли высока ограда, чтобы кошки не выбрались на шоссе».
Я дважды проигрывал битву за прекрасные уютные домики. Мне не достался принадлежавший церкви таунхаус на тихой улочке, где требовалось приложить к заявлению пространное «письмо нового жильца». Парень из агентства заверил нас, что все устроится и так, но дом сдали кому-то еще. Одноэтажный двуспальный домик в стиле модерн, плата за который была странно доступной, принадлежал бородатому архитектору. Хозяин предпочитал сдавать дом художникам и прочим творческим личностям; я опоздал подать заявку на три роковых часа и вновь остался ни с чем. Вернувшись после бесплодной поездки в Норфолк, усталый, с единственной мыслью о том, что освободить наш уже проданный дом нужно через девять дней, я залил в бак взятого напрокат «Фольксвагена» обычный бензин вместо необходимого дизельного топлива. Сидя на обочине в ожидании техпомощи, я отменил по телефону намеченный на следующий день осмотр дома в неизвестной мне части Сомерсета и признал свое полное поражение. Все это время я не только старательно искал подходящий дом для Джеммы, Медведя, Ральфа, Роско и Шипли, но я еще и стремился найти райское местечко для писателя, дом, который полюбил бы всей душой. Не вышло. Что ж, значит, я поищу нам хоть какую-нибудь крышу над головой.
Всего пару месяцев назад, когда мы и не думали искать жилье в Норидже, мне то и дело попадались объявления о сдаче в аренду прекрасных домов и квартир, хозяева которых ничего не имели против кошек. А теперь в списке жилья, которое было нам по карману, осталось лишь невзрачное одноэтажное строение на окраине города с почти полностью забетонированным задним двором. Даже чтобы просто взглянуть на этот дом, потребовалось проявить недюжинную смекалку. Я так устал от постоянных разъездов, бессонных ночей и суеты с бумагами для продажи дома, а тут еще неприятность со взятым напрокат автомобилем, в бак которому я залил вместо дизельного топлива бензин… В общем, в агентство по сдаче жилья я заявился не в лучшем виде. Меня вполне можно было принять за бездомного. Честно говоря, мне тогда и в голову не пришло, что мое серое от недосыпа лицо, нестриженая шевелюра и вышедшая из моды одежда окажут настолько неприятное впечатление на агента недвижимости, что мне не дадут даже взглянуть на домик на окраине городка. Особенно даме в агентстве чем-то не понравилось мое пальто – старомодный дафлькот.
– Ничем не могу вам помочь, – бесцеремонно прервала она мой вопрос о том, не согласится ли владелец бунгало сдать дом жильцам с кошками. – Только без домашних животных.
– Жаль, – ответил я. – А ничего похожего в округе не сдается?
– Нет, ничего не сдается, – отрезала она.
И на этой прискорбной ноте дама решительно дала мне понять, что больше не может уделить мне ни минуты, и устремила взгляд на монитор компьютера, где ее ждали куда более важные дела. Судя по картинкам на экране, которые мне удалось зацепить краем глаза, дама советовалась с турагентом о возможной поездке на Корсику.
Вернувшись домой, я позвонил в то же самое агентство. По телефону я отрекомендовался писателем и респектабельным голосом владельца нового пальто объяснил, что держу кошек и желал бы взглянуть на бунгало, которое сдается в аренду. Не знаю, с кем именно я разговаривал, очень может быть, с той же самой дамой, что и утром. Так или иначе, мне сообщили, что хозяин дома будет очень рад арендаторам с домашними животными, и пригласили осмотреть жилье на следующий же день.
– Все агенты по недвижимости – мерзавцы, – заявил отец, услышав мой рассказ. – Хотя тут я их понимаю. Твое потертое пальтишко никого не впечатляет. Прими совет: пойди в парк и оставь там свою одежу на обочине. Кто-нибудь да подберет.
Конечно, одноэтажный дом на окраине был далек от идеала, но к идеалу я больше не стремился. Садик на задворках напоминал неряшливую стоянку для машин у плохенькой химчистки, пол в туалетах словно перенесся из универмага 1980-х годов, а муниципальный налог был непомерно высоким. Вероятнее всего, местные власти взимали такую мзду за великолепный вид из кухонного окна – за деревьями красовались верхушки крыш роскошных особняков. Однако домик был теплым, чистым, неподалеку от моих любимых пабов и района, где жили друзья и знакомые, располагался в тихом тупичке, а совсем рядом обнаружился небольшой заброшенный парк, где могли бы гулять и охотиться кошки. Бунгало я стал рассматривать как жилье для Медведя на пенсии. Будет нашему патриарху укромный уголок, убежище от суеты, одноэтажная квартирка, где мы с Джеммой станем о нем заботиться.
Следует заметить, что пушистая троица, проживающая бок о бок с Медведем, на пенсию пока не собиралась. Ральф и Шипли обленились, но все же по очереди приносили добычу – полузадушенных или слегка обгрызенных полевых мышей, – не пропуская ни дня. Мне выпадало встречать Медведя на кухне, страдающего над трупом жертвы, словно он оттягивал горестную обязанность сообщить родственникам о безвременной кончине почившего. Сам Медведь, насколько мне известно, за всю свою долгую жизнь никого не убил. За двенадцать лет жизни с Ральфом и Шипли я привык смотреть под ноги, чтобы не поскользнуться на очередном трупе, и относился к уборке растерзанных тел грызунов без предубеждения. Однако, пакуя вещи для переезда, я понимал, что предоставляю котам возможности прятать добычу более изощренно. В коробке от настольной игры я наткнулся на полуразложившееся мышиное тельце, а в чехлах для мебели нашел мумифицированную голову землеройки. Представляю, сколько сюрпризов поджидает меня при распаковке на новом месте!
Роско тоже была занята, впрочем, как всегда. Это была маленькая кошечка с вечно круглыми от удивления глазами, копия мультяшных котят. На кончике ее черного хвоста красовалась белая отметина. Однажды я красил перила лестницы в белый цвет и случайно задел кисточкой хвост Шипли. Так у меня некоторое время бегали по дому кот и кошка с одинаковыми белыми кончиками хвостов.
Роско всегда куда-то торопится, словно опаздывает на важное мероприятие. Она даже к обеду является с таким видом, будто едва выкроила для нас минутку-другую, и ждет от нас благодарности за доброту. О Роско в связи с переездом я волновался меньше всего. Мы с Джеммой нашли эту кошечку чуть больше года назад, когда она была совсем крошкой. С тех пор Роско почти не увеличилась в размерах, этакий вечный котенок, зато обрела на редкость независимый нрав. Она никогда не мяукала собственного имени, никогда не ругалась и не смотрела на хозяев, как на пустое место. Другие коты постоянно требовали внимания, а Роско держалась независимо и отстраненно. До появления черной кошечки Шипли частенько обижал Медведя, прерывая медитации старика воплями и ударами тяжелых лап, но малышка Роско сумела дать Шипли достойный отпор: она так врезала ему по уху, что коту оставалось только пялиться на нее с видом разгулявшегося футбольного фаната, которого вырубила худенькая девочка.
Роско никого не боялась. Ее не тревожили даже поползновения дикого кота Майка. Честно говоря, не понимаю, кого и чем мог испугать Майк. Этот бездомный кот вечно бродил с подавленным видом. У него была жесткая, покрытая коростой шерсть, а морда такая плоская, словно он, по меткому выражению моего друга Уилла, «проглотил тарелку». Иначе говоря, Майк был воплощением бездомного животного в Британии времен Дэвида Кэмерона.
И все же переезд пошел бы Роско на пользу. Наш дом стоял у автомагистрали, отгороженный высоким забором. За много лет и забор, и стена дома с той стороны заросли плющом, по которому не могла взобраться ни одна кошка, даже если бы ей очень захотелось броситься под колеса машин.
Кроме того, Медведь, Шипли и Ральф уже давно выяснили, что все самое интересное находится по другую сторону дома, вдали от машин и дорог. Однако, когда я готовил дом к продаже, плющ пришлось срезать, чтобы покрасить забор и окно ванной комнаты, и в ограде обнаружились дыры, пробраться сквозь которые для малышки Роско не представляло ни малейшего труда. И конечно же, я вскоре обнаружил Роско в компании Майка по ту сторону забора. Они сидели поодаль друг от друга в опасной близости от дороги. Два представителя семейства кошачьих, разные, как небо и земля. Деловая кошка и кот-разгильдяй, уставившиеся друг на друга загадочными кошачьими глазами. Я затянул дыры в заборе металлической сеткой, но Роско новое препятствие не остановило. Если черная кошка с белой каплей на хвосте ставила себе цель, то обязательно ее добивалась. Уж такая она была упорная.
Откуда вообще взялся Майк? Была у меня одна теория, связанная с плющом. Майк был последним из целой цепочки бродячих рыжих котов, посетивших нас в последние годы. Порой эти визиты обходились нам недешево, нанося то финансовый, то эмоциональный ущерб. Никто из соседей не знал, откуда берутся рыжие коты. Они словно бы являлись из густых зарослей плюща, чем-то напоминая охотников из сериала «Баффи – истребительница вампиров». По сюжету, в каждом округе мог действовать только один охотник, но после его гибели тут же появлялся новый. Иногда рыжие коты приходили парами – видимо, система давала сбой.
Первого из рыжих беспризорников мы назвали Грэмом. Кругломордый, со следами жестоких драк на шкуре, Грэм пришел к нам летом 2011 года. С тех пор он время от времени навещал наш дом, воруя печенье и оставляя большие лужи на кухонном столе или на моей коллекции пластинок, в которой ему больше всего нравились названия альбомов на буквы Т и Н. Мы долго старались «подружиться» с Грэмом, то есть как-то задержать его во время очередного визита, закрыв кошачью дверь. Мы собирались оставить его у нас или отправить к моим родителям и даже отвезли к ветеринару, где рыжего бродягу кастрировали, взяли анализы и сделали прививки от кошачьих болезней. А потом Грэм сбежал, оставив нас горевать и утешаться воспоминаниями о благотворительном лечении. По крайней мере, стерилизовав этого кота, мы сделали одолжение миру бездомных кошек. Грэм несколько раз возвращался, но только чтобы мстительно оставить лужи на записях Билла Уизерса, а весной исчез навсегда.
Уход Грэма, без сомнения, подстегнуло появление Алана – нового, более крупного и нахального рыжего кота. Алан был неробкого десятка, не стеснялся заводить новые знакомства, а Грэма частенько поколачивал. В конце концов для Алана все кончилось благополучно: чисто вымытый и всегда накормленный, он жил теперь у Деборы с Дэвидом, наших соседей, составляя компанию их стареющей кошке по кличке Печенька. Эта рыжая негодница последние десять лет холодно отвергала все романтические предложения со стороны Медведя. До меня часто долетали возгласы Деборы: «Алан! Ну как же так!», – словно соседка возмущенно отчитывала нерадивого страхового агента. Как правило, такие восклицания вырывались у Деборы, когда она обнаруживала в своих туфлях лужу.
Некоторое время рыжие коты-бродяги в нашем дворе не появлялись, но потом пришел Бэзил Болотный – так мы с Джеммой окрестили это кисломордое и жесткошерстное создание. Бедолага околачивался у нашего дома недели две, и мы честно пытались завоевать его доверие. Купив в ближайшем продуктовом магазине порцию ветчины из индейки («Мой брат любит точно такую же», – заметила Джемма, удивленная моим экстравагантным выбором), мы бросили рыжему несколько ломтиков. В ответ он зарычал, как разгневанный барсук, и гордо удалился. Бэзила Болотного почти сразу сменил Майк, похожий на уличного забияку, который пристает ко всем прохожим, – но оказавшийся при этом очень и очень милым. Я решил найти Майку хороших хозяев, и нам с Джеммой почти удалось подружиться с этим беспризорником, но примерно месяц назад он бесследно исчез.