bannerbannerbanner
На краю пропасти. Экзистенциальный риск и будущее человечества

Тоби Орд
На краю пропасти. Экзистенциальный риск и будущее человечества

Звездные вспышки

В каждой звезде идет непрерывная борьба двух сил. Гравитация сжимает звезду, а давление – разжимает. Большую часть жизни звезды эти силы уравновешивают друг друга, не позволяя звезде сжаться в точку или рассеяться в космосе[183]. Но некоторые звезды доживают до момента, когда давление катастрофически снижается, не выдерживая натиска гравитации, и после этого схлопываются с релятивистской скоростью[184]. Их плотность мгновенно повышается до невероятных значений, что приводит к новой волне огромного давления, под действием которого звезда взрывается и становится так называемой сверхновой. На краткий миг эта единственная звезда сияет ярче всей своей галактики. За считаные секунды она испускает столько же энергии, сколько наше Солнце испустит за все десять миллиардов лет своего существования.

О сверхновых впервые заговорили древнекитайские астрономы, когда в 185 году н. э. на небе над ними неожиданно появилась новая яркая звезда. Но ученые начали постигать их лишь в 1930-х годах и только в 1950-х поняли, что сверхновая, находящаяся неподалеку от Земли, может представлять угрозу планете[185].

В 1969 году ученые открыли новый и нетривиальный тип звездной вспышки. В разгар холодной войны США запустили несколько спутников-шпионов, чтобы следить за секретными ядерными испытаниями, которые можно было обнаружить по характерной вспышке гамма-излучения. Спутники стали засекать короткие гамма-всплески, которые сильно отличались от вспышек, возникающих при испытаниях ядерного оружия. Астрономы определили, что идти от Земли – и даже из Млечного Пути – они не могут, а потому, должно быть, происходят из чрезвычайно далеких галактик, находящихся в миллиардах световых лет от нас[186]. Загадка этих гамма-всплесков не решена и сегодня. Главенствующая теория гласит, что более длинные всплески связаны со сверхновыми редкого типа, а более короткие – со столкновениями нейтронных звезд. Количество энергии, которая высвобождается при каждом всплеске, сравнимо с тем, что высвобождается при взрыве сверхновой, но сосредоточено в двух узких конусах, направленных в противоположные стороны, что и позволяет засекать эти вспышки на огромных расстояниях[187]. Так, в марте 2008 года Земли достиг свет от гамма-всплеска в галактике, находящейся в 10 млрд световых лет от нас, и этот свет был по-прежнему достаточно ярок, чтобы заметить его невооруженным глазом[188].

Взрыв сверхновой или гамма-всплеск неподалеку от Солнечной системы мог бы привести к катастрофическим последствиям. Хотя сами гамма-лучи и космические лучи в таком случае не достигнут поверхности Земли, угрозу могут представлять реакции, которые они запускают в земной атмосфере. Наиболее важна, пожалуй, выработка оксидов азота, которые изменят климат на Земле и нанесут серьезный урон озоновому слою. Последний эффект считается самым смертоносным, поскольку на некоторое количество лет мы станем гораздо сильнее подвержены ультрафиолетовому излучению[189].

Астрономы оценили вероятность того, что такие события произойдут достаточно близко к Земле, чтобы вызвать глобальную катастрофу, определяемую глобальным истощением озонового слоя на 30 % и более. (Подозреваю, это будет представлять меньшую угрозу для цивилизации, чем соответствующие пороги для астероидов, комет и мегаизвержений.) В среднем вероятность таких событий в столетии составляет примерно 1 к 5 млн для взрывов сверхновых и 1 к 2,5 млн для гамма-всплесков. Как и в случае с астероидами, мы можем получить более точную оценку для следующих 100 лет, исследуя небо в поиске надвигающихся угроз. С гамма-всплесками ситуация обстоит сложнее, поскольку они хуже изучены и могут наносить удар из гораздо более далеких областей. Пока не найдено ни одной потенциальной опасности любого из этих типов, тем не менее вероятность их возникновения не исключена полностью, в связи с чем риск таких событий в следующее столетие оказывается несколько ниже среднего[190].

Таблица 3.3. Вековая вероятность звездной вспышки, которая вызовет на Земле катастрофу, в результате чего озоновый слой истощится более чем на 30 %[191].

 

Эти вероятности очень малы – судя по всему, как минимум в 20 раз ниже, чем вероятность катастроф подобного масштаба, вызванных столкновением с астероидами и кометами, и как минимум в 3000 раз ниже, чем вероятность катастроф в результате мегаизвержений. И все же нам бы хотелось избавиться от некоторых оставшихся сомнений в этих цифрах, прежде чем мы сможем списать этот риск со счетов. Нужно продолжить исследования, чтобы определить порог мощности, при преодолении которого звездные вспышки могут приводить к вымиранию. Можно также начать каталогизировать потенциальных кандидатов в сверхновые в радиусе 100 световых лет, определяя, насколько мы уверены в том, что ни один из них не взорвется в следующее столетие. В более широком смысле нам следует совершенствовать модели этих рисков и избавляться от неопределенности, пытаясь выйти на тот же уровень понимания, какого мы достигли при изучении астероидов и комет[192].

Другие природные риски

Потенциальных катастроф хватает с избытком. Даже сосредоточившись лишь на рисках, имеющих весомое научное обоснование, я могу подробно проанализировать еще немалое их число. Однако ни один из них не лишает меня сна.

Некоторые угрозы представляют реальные риски в долгосрочной перспективе, но никаких рисков в следующее тысячелетие. Главный из них – грядущее увеличение яркости Солнца, которое создаст очень высокий риск вымирания, но начнется лишь примерно через миллиард лет[193]. Возвращение в ледниковый период вызовет значительные трудности для человечества, но в следующее тысячелетие оно фактически исключено[194]. Эволюционные сценарии, такие как деградация человечества или преобразование человечества в новый вид, также не представляют угрозы в ближайшие тысячу лет.

Вероятность некоторых угроз, как известно, исчезающе мала. Так, прохождение звезды по Солнечной системе могло бы изменить орбиты планет, в результате чего Земля могла бы замерзнуть, свариться или даже столкнуться с другой планетой. Но в следующие 2 млрд лет вероятность этого составляет всего 1 к 100 тысячам[195]. Это также может произойти из-за хаотической нестабильности орбитальной динамики, но и здесь вероятность исключительно мала. Некоторые физические теории дают основание полагать, что нестабилен может быть и сам пространственный вакуум, который может “схлопнуться” и образовать истинный вакуум. Он распространится тогда со скоростью света, уничтожая все живое на своем пути. Однако вероятность этого не может быть выше 1 к 10 млн на столетие, и обычно считается, что она гораздо ниже[196].

Некоторые угрозы не являются экзистенциальными – они не прокладывают очевидного пути к вымиранию человечества или к необратимому коллапсу. Это верно по отношению ко многим локальным и региональным катастрофам, таким как ураганы и цунами. Таков же характер некоторых глобальных рисков. Например, все магнитное поле Земли может сильно смещаться и порой полностью меняет направление. Из-за этих сдвигов мы становимся более уязвимы для космических лучей в то время, которое уходит на переориентацию поля[197]. Но это случается достаточно часто, и поэтому понятно, что риска вымирания при этом не возникает (с тех пор как разошлись линии человека и шимпанзе, такое происходило около 20 раз за 5 млн лет). Поскольку единственным хорошо изученным эффектом смещения магнитного поля является некоторое повышение уровня заболеваемости раком, речи о риске коллапса цивилизации тоже не идет[198].

Наконец, некоторые угрозы имеют природное происхождение, но влияние, оказываемое ими, серьезно усугубляется деятельностью человека. В связи с этим они занимают промежуточное положение между категориями природных и антропогенных рисков. К ним относятся пандемии “естественного происхождения”. По причинам, которые скоро станут очевидны, я не включаю их в число природных рисков, а провожу их анализ в пятой главе.

Общий природный риск

Поразительно, что многие из этих рисков были открыты совсем недавно. Об инверсии магнитного поля стало известно в 1906 году. Первые доказательства, что Земля пережила столкновение с крупным астероидом или кометой, появились в 1960 году. А о существовании гамма-всплесков мы не подозревали до 1969 года. На протяжении почти всей своей истории мы подвергались рискам, о которых даже не знали.

Нет причин полагать, что серия открытий закончилась – что мы первое поколение, которое открыло все природные риски, грозящие нам. Безусловно, еще слишком рано делать вывод, что мы узнали все возможные механизмы естественного вымирания, ведь предшествующим крупным массовым вымираниям объяснение еще не нашлось.

Тот факт, что наши знания, очевидно, неполны, представляет серьезную проблему для любой попытки осознать масштаб природного риска, составив список известных угроз. Даже если бы мы изучили все природные угрозы, перечисленные в этой главе, настолько полно, что постигли бы каждую их тонкость, мы не могли бы сказать наверняка, что охватили даже небольшую часть истинного ландшафта рисков.

К счастью, выход есть, поскольку существует способ непосредственно оценить общий природный риск. Для этого нужно изучать не метеоритные кратеры и не коллапсирующие звезды, а останки видов, которым они угрожали. Ископаемые находки – наш самый богатый источник информации о том, как долго жили виды вроде нас, а следовательно, об общем риске вымирания, с которым они сталкивались[199]. Мы изучим три способа использования ископаемых находок для определения верхнего предела природного риска вымирания, которому мы подвергаемся, и все они дадут нам утешительные результаты[200]. Однако, поскольку этот метод применим лишь непосредственно к риску вымирания, сохранится некоторая неопределенность, связанная с риском необратимого коллапса цивилизации[201].

 

Насколько высоким может быть природный риск вымирания? Представьте, что он составлял бы 1 % на век. Сколько просуществовало бы человечество? В среднем лишь 100 веков. Но ископаемые находки говорят нам, что Homo sapiens живет на планете уже около 2000 веков[202]. При риске в 1 % на век было бы почти невозможно протянуть так долго: вероятность более раннего вымирания составила бы 99,9999998 %. Таким образом, мы спокойно можем исключить общий риск в 1 % и более. Какой же будет его реалистичная оценка? Опираясь на живучесть Homo sapiens, мы можем сделать наиболее вероятное предположение и определить верхний предел такого риска.

Сформулировать единственное наиболее вероятное предположение на удивление сложно. Нам, возможно, захочется сказать, что риск составляет 1 к 2000, но такое предположение было бы наиболее вероятно, если бы человечество существовало на протяжении 2000 веков и столкнулось с одним вымиранием. На самом деле вымираний вообще не было, поэтому оценку следует снизить. Но риск не может составлять 0 к 2000, поскольку в таком случае это значило бы, что вымирание вообще невозможно, а потому мы имеем все основания полагать, что его не случится[203]. Специалисты по статистике ведут любопытный спор о том, как оценивать вероятность в таких случаях[204]. Но все предлагаемые методы дают цифры от 0 к 2000 до 1 к 2000 (то есть от 0 до 0,05 %). Получается, мы можем считать этот диапазон грубой оценкой риска.

Отталкиваясь от того, что пока нам удавалось выжить, мы можем также определить верхний предел общего природного риска вымирания. Например, если бы риск составлял более 0,34 % на век, вероятность того, что мы уже вымерли бы, равнялась бы 99,9 %[205]. В связи с этим мы говорим, что риск выше 0,34 % на век исключается с уверенностью на уровне 99,9 %, а этот вывод весьма значим по обычным научным стандартам (эквивалентен p-значению 0,001)[206]. Таким образом, 2000 веков существования Homo sapiens говорят, что “наиболее вероятная” оценка риска будет пребывать в диапазоне от 0 до 0,05 % при верхнем пределе на уровне 0,34 %.


Таблица 3.4. Оценки и пределы общего векового природного риска вымирания, вычисленные на базе того, сколько уже просуществовало человечество, при использовании трех разных подходов к определению человечества.


Но что, если Homo sapiens не релевантная категория? Мы заинтересованы в выживании человечества и вполне можем полагать, что в него входит не только наш вид. Так, неандертальцы были очень похожи на Homo sapiens, и хотя степень их скрещивания по-прежнему остается предметом споров, возможно, лучше всего считать их подвидами. Они ходили прямо, делали сложные орудия, выстраивали сложные социальные связи, были внешне похожи на Homo sapiens и, возможно, даже пользовались речью. Если включить их в категорию человечества, можно расширить нашу историю до того момента, когда на планете жили последние общие предки неандертальцев и Homo sapiens, что было около 500 тысяч лет назад[207]. Вполне естественно также оценивать не наш вид, а наш род – Homo. Он существует более 2 млн лет. В сочетании с методами, описанными выше, такой подход даст нам более низкую вековую вероятность вымирания.

Ошибка выжившего

Особенно сложно исследовать вероятность события, которое воспрепятствовало бы самому проведению этого исследования. Каким бы вероятным оно ни было, мы неизбежно понимаем, что событие не произошло. Мы сталкиваемся с этой проблемой, когда смотрим на историю вымирания Homo sapiens, и это может искажать наши оценки[208].

Представьте, что существовало бы 100 таких же планет, как наша. Человечество могло бы быстро исчезнуть на 99 из них, а могло бы не исчезнуть ни на одной, но люди, изучающие собственную планету, всегда приходили бы к выводу, что человечество не сталкивалось с вымиранием, ведь иначе их бы вовсе не было на свете. Таким образом, они не могли бы использовать сам факт своего выживания для оценки того, на какой части планет люди выживают. Этот пример показывает, что мы тоже не можем сделать значимых выводов о своем выживании в будущем исключительно на основании того факта, что пока нам удавалось выживать.

При этом мы можем опираться на данные о продолжительности нашей жизни (что и делаем в этой главе), поскольку наблюдению поддается более одной величины, а долгая продолжительность жизни менее вероятна в мирах с высокими рисками. Но если полностью учесть возможность такой ошибки выжившего, оценки риска все равно могут измениться[209].

К счастью, оценка риска путем анализа выживания других видов более устойчива к таким эффектам и тем не менее дает сходные ответы, что не может не обнадеживать.

* * *

Вторая техника оценки общего природного риска вымирания на базе ископаемых находок предполагает изучение не самого человечества, а похожих на него видов. Такой подход существенно увеличивает количество имеющихся у нас свидетельств. Поскольку в число примеров входят и виды, которые в итоге вымерли, исчезают проблемы, связанные с отсутствием сведений о неудачных исходах. Минусы в том, что другие виды могут быть не столь показательными по части рисков, с которыми сталкивается человечество, а также в том, что выбор видов для изучения может быть предвзятым.

Проще всего применить эту технику, взяв для примера виды, наиболее похожие на наш. В наш род, Homo, входит четыре других вида, продолжительность существования которых имеет разумные оценки[210]. Они существуют от 200 тысяч до 1,7 млн лет. Если нам грозит примерно такой же, как кому-то из них, риск вымирания от природных катастроф, то его значение пребывает в диапазоне от 0,006 до 0,05 %[211].

Можно пойти другим путем: раскинуть сеть значительно шире и добиться большей статистической устойчивости, взяв для оценки и менее схожие с нами виды. Типичная продолжительность жизни вида млекопитающих оценивается примерно в 1 млн лет, а виды, для которых имеются ископаемые находки, в среднем существовали от 1 до 10 млн лет. Это позволяет сделать вывод, что риск составляет от 0,001 до 0,01 % на век – или даже ниже, если мы обладаем большей живучестью, чем типичный вид (см. Таблицу 3.5).


Таблица 3.5. Оценки общего природного риска вымирания на столетие, данные на основе времени жизни родственных видов.


Обратите внимание, что во всех этих оценках продолжительности жизни видов учитываются и другие причины вымирания, помимо катастроф: например, один вид может постепенно проиграть конкуренцию другому, который выделился из первого. В связи с этим такие оценки несколько завышают риск катастрофического вымирания[212].

При применении последней техники оценки общего природного риска вымирания на столетие нужно помнить, что мы так многочисленны, так широко распространены по миру, так способны к жизни в весьма разнообразных средах и так хорошо умеем за себя постоять, что, возможно, найдем в себе силы противостоять всем природным катастрофам, не считая тех, что вызывают массовые вымирания. В таком случае нам стоит взглянуть на статистику массовых вымираний, чтобы определить частоту таких событий.

Подробная палеонтологическая летопись начинается 540 млн лет назад с кембрийского взрыва – стремительного увеличения количества сложных форм жизни и их разделения на большинство основных категорий, знакомых нам сегодня. После этого произошел ряд массовых вымираний – катастрофических событий, когда на всей планете гибло множество видов живых организмов. Пять из них были особенно серьезными и приводили к вымиранию не менее 75 % видов (см. Таблицу 3.6). Последней из пяти стала катастрофа, положившая конец эпохе динозавров. Если они показывают, каким должен быть масштаб природного катаклизма, чтобы вымерли люди, то у нас было пять таких событий за 540 млн лет, а следовательно, вековая вероятность природного вымирания составляет примерно один на миллион (0,0001 %).


Таблица 3.6. Доля видов, вымерших в каждом из пяти крупнейших массовых вымираний[213].


Все три описанных техники, основанные на изучении ископаемых находок, дают лучшие результаты в применении к угрозам, которые могли бы подвергнуть современных людей примерно такому же риску вымирания, как и существ, гибель или выживание которых мы хотим использовать для получения информации, – древних людей, других видов на протяжении истории, а также жертв массовых вымираний. Безусловно, дело не всегда обстоит таким образом. Мы стали менее уязвимыми для множества природных рисков. Так, расселение по всей планете позволяет нам переживать региональные бедствия, а еще мы обладаем беспрецедентными возможностями принимать меры в случае глобальных катастроф. Это значит, что истинный уровень риска, вероятно, будет ниже оценочного и что даже “наиболее вероятные предположения” следует считать лишь консервативными пределами общего природного риска.

Более серьезную проблему представляют риски, которые оказываются значительно выше для людей сегодня, чем для древних людей или родственных видов. К ним относятся все антропогенные риски (именно поэтому в этом разделе рассматриваются только природные риски). Кроме того, к ним могут относиться и некоторые риски, которые часто считаются природными[214].

Главный из них – риск пандемий. Хотя вспышки заболеваний обычно не кажутся нам антропогенными, социальные и технологические перемены, произошедшие после промышленной революции, значительно повысили вероятность и степень воздействия пандемий. Ведение сельского хозяйства увеличило вероятность передачи инфекций от животных человеку, совершенствование транспорта облегчило быстрое распространение болезней среди множества групп населения, а благодаря развитию торговли мы используем этот транспорт очень часто.

Хотя существует множество факторов, сглаживающих описанные эффекты (например, современная медицина, соблюдение карантина и эпидемиологический надзор), вполне вероятно, что риск пандемии для людей грядущих столетий гораздо выше, чем для древних людей и других видов, на которые мы ориентируемся при оценке пределов природных рисков. По этим причинам пандемии лучше не включать в число природных рисков, и мы поговорим о них позднее.


Мы проанализировали три разных способа использования палеонтологической летописи для оценки пределов общего природного риска вымирания человечества. Хотя ни одной из этих оценок не стоит придавать слишком большое значение, широкий диапазон результатов заслуживает доверия. Наиболее вероятные предположения колеблются в диапазоне от 0,0001 до 0,05 % на век. И даже по самым консервативным оценкам верхние пределы не превышают 0,4 %. Более того, мы понимаем, что называемые цифры, скорее всего, завышены: во-первых, потому что в них учитываются и некатастрофические вымирания, например при постепенном эволюционировании в новый вид, а во-вторых, потому что современное человечество более жизнеспособно, чем древние люди и другие виды. Это значит, что мы можем быть вполне уверены, что общий природный риск вымирания не превышает 0,5 %, а наиболее вероятно, что он ниже 0,05 %.

Когда мы рассматриваем все будущее, которое стоит на кону, огромную важность приобретает даже индивидуальный природный риск, например исходящий от астероидов. Впрочем, скоро мы увидим, что природные риски меркнут в сравнении с рисками, которые создаем мы сами. По моим оценкам, в следующее столетие антропогенный риск для нас примерно в тысячу раз выше природного, поэтому именно антропогенным рискам мы уделим основное внимание.

183Когда одна из сил увеличивается или уменьшается, размер звезды соответствующим образом меняется, пока силы снова не приходят в равновесие. Стремительный коллапс и взрыв можно считать неудачной попыткой восстановить баланс этих сил.
184Это может случиться, когда у крупной звезды иссякает запас ядерного топлива, что снижает давление, или когда крошечный белый карлик забирает слишком много массы у расположенной неподалеку звезды-компаньона, усиливая гравитационное сжатие. Первый сценарий более распространен и называется коллапсом ядра сверхновой. Второй известен как термоядерный взрыв сверхновой (или сверхновая типа Ia).
185Baade & Zwicky (1934); Schindewolf (1954); Krasovsky & Shklovsky (1957).
186Bonnell & Klebesadel (1996).
187Тот же самый эффект существенно увеличивает расстояние, на котором они могут быть смертоносными для Земли, что порой трактуется как повод опасаться гамма-всплесков сильнее, чем взрывов сверхновых. Однако в связи с этим возникает и возможность, что взрыв не коснется нас, поскольку будет направлен в другую сторону. В достаточно большой галактике эти эффекты полностью нивелируют друг друга, причем степень узости конуса не окажет влияния на среднее количество звезд, которое подвергнется воздействию опасного уровня излучения при звездной вспышке. В нашей галактике узость конуса даже снижает среднее количество звезд, попадающих в зону поражения при каждом взрыве, поскольку повышает вероятность, что значительная его часть растрачивается впустую, выстреливая за пределы нашей галактики.
188Этот гамма-всплеск (GRB 080319B) произошел около 7,5 млрд лет назад в той точке космоса, которая сейчас удалена от нас более чем на 10 млрд световых лет (в связи с расширением Вселенной – по расчетам автора). Это в 3000 раз дальше, чем галактика Треугольника, которая обычно бывает самым далеким объектом, видным невооруженным глазом (Naeye, 2008).
189При взаимодействии космических лучей с нашей атмосферой на поверхность Земли также дождем выпадают высокоэнергетические частицы, включая опасное количество мюонов. Событие такого типа, вероятно, стало одним из факторов, приведших к началу ордовикско-силурийского вымирания примерно 440 млн лет назад (Melott et al., 2004).
190Мы можем исключить риск коллапсирующих сверхновых, поскольку звезд-кандидатов в непосредственной близости к Земле нет, хотя обнаружить их было бы совсем не сложно. Однако около десятой части риска сопряжено с термоядерными сверхновыми (типа Iа), обнаружить которые сложнее, а следовательно, сложнее и увериться в их отсутствии (The et al., 2006). Подобным образом очень сложно найти двойные нейтронные звезды, которые могут столкнуться, и исключить риск такого типа гамма-всплеска. Учитывая указанные сложности и ограниченность наших знаний о гамма-всплесках, я решил не давать количественную оценку того, насколько риск в последующее столетие ниже исходного.
191Melott & Thomas (2011) полагают, что взрывы сверхновых, способные вызвать вымирание, случаются раз в 5 млн веков. Пороговое расстояние при этом составляет 10 парсеков. Wilman & Newman (2018) дают подобную оценку – раз в 10 млн веков. Melott & Thomas (2011) считают, что гамма-всплески, способные вызвать вымирание, случаются раз в 2,5 млн веков. В их число входят как длинные, так и короткие всплески. Piran & Jimenez (2014) оценивают вероятность того, что в прошлом случались гамма-всплески, способные привести к вымиранию, и приходят к выводу, что в последние 5 млрд лет такой длинный гамма-всплеск случался с вероятностью 90 %, а в последние 500 млн лет – с вероятностью 50 %. Для коротких всплесков вероятности гораздо ниже: 14 % в последние 5 млрд лет и 2 % в последние 500 млн лет. Эти оценки вероятности (особенно для гамма-всплесков) гораздо более приблизительны, чем для астероидов и комет, поскольку исследования в этой области начались позднее. Например, оценки количества энергии, высвобождаемой при взрыве сверхновых и гамма-всплесках (как и оценки углов конусов гамма-всплесков), основаны на отдельных примерах, которые считаются показательными, а не на подробных эмпирических данных о распределении известных уровней энергии и углах конусов соответствующих гамма-всплесков. Кроме того, хотя мы довольно хорошо представляем себе, какие события могли бы вызвать 30 %-ное истощение озонового слоя на всей планете, нам предстоит еще немало работы, чтобы определить, верный ли это порог для катастрофы.
192Вот несколько более конкретных примеров: определить, существует ли такая плотность энергии, которая с большой вероятностью приведет к вымиранию, на основе прогнозируемого влияния истощения озонового слоя на людей и посевы; включить наблюдаемое распределение энергии, высвобождаемой при взрыве сверхновых и гамма-всплесках, а также углы конусов в модель, вместо того чтобы опираться на типовой пример для каждого из событий; учесть геометрические соображения об углах конусов из примечания 42 к этой главе; а также провести анализ чувствительности на модели, чтобы узнать, существуют ли вероятные комбинации значений, которые могли бы сделать этот риск сопоставимым с риском столкновения с астероидом (а затем попробовать это исключить). Я также рекомендую мыслить творчески и проверить, могут ли существующие модели занижать риск на порядок и более.
193Подробнее об этом в главе 8.
194Masson-Delmotte et al. (2013) утверждают, что “практически наверняка” (с вероятностью более 99 %) такое орбитальное возбуждение – постепенные изменения в положении Земли относительно Солнца – не может вызвать масштабного оледенения в последующую тысячу лет. Они отмечают, что климатические модели не прогнозируют оледенения в последующие 50 тыс. лет, при условии что концентрация углекислого газа в атмосфере не упадет ниже 300 частиц на миллион. Мы также знаем, что ледниковые периоды случаются достаточно часто, а следовательно, если бы они представляли высокий риск вымирания, мы увидели бы это в палеонтологической летописи (большая часть истории Homo sapiens вообще приходится на ледниковые периоды). Однако, поскольку мы рассматриваем многие другие риски, вероятность которых, как мы знаем, невелика, нам полезно было бы знать, насколько низка вероятность начала ледникового периода и какой именно риск глобального коллапса цивилизации может быть с ним сопряжен. Стоит отметить, что неолитическая революция случилась именно в конце последнего ледникового периода, а это позволяет предположить, что, даже если они представляют очень маленький риск вымирания, поддерживать сельскохозяйственную цивилизацию при них значительно сложнее.
195Adams & Laughlin (1999). Изменение в связи с прохождением черной дыры еще менее вероятно, поскольку звезд гораздо больше, чем черных дыр.
196Оценить эту вероятность на основе наблюдений сложно, поскольку все свидетели такого события погибли бы, тем самым вычеркнув любые положительные примеры из нашей совокупности данных. Тем не менее Tegmark & Bostrom (2005) представляют хитроумное рассуждение, которое исключает вероятность того, что коллапс вакуума происходит чаще, чем раз в 1 млрд лет, с достоверностью 99,9 %. Buttazzo et al. (2013) предполагают, что истинная годовая вероятность составляет менее 1 к 10600, а многие другие считают, что наш вакуум и есть истинный вакуум, поэтому вероятность его коллапса равняется нулю. Возможно, спровоцировать коллапс вакуума могут и наши действия, например проведение экспериментов в сфере физики высоких энергий. Риски, сопряженные с такими экспериментами, рассматриваются на с. 191–192.
197Судя по геологической летописи, вековая вероятность составляет примерно 1 к 2000. Пока нет единого мнения по вопросу о том, случайный это процесс или периодический. Обзор недавних открытий в этой сфере см. у Buffett, Ziegler & Constable (2013).
198Lingam (2019).
199О том, что долголетие нашего вида свидетельствует о низком уровне природного риска, упоминают Leslie (1996, p. 141) и Bostrom (2002b). Насколько мне известно, первую попытку провести количественную оценку данных из ископаемой летописи, сделали Ord & Beckstead (2014). Мы с коллегами развили эту мысль в статье Snyder-Beattie, Ord & Bonsall (2019).
200Все описанные техники дают оценки на основе средних. Если мы узнаем, что живем в неординарное время, они могут оказаться бесполезны. Крайне маловероятно, что мы обнаружим 10 километровый астероид, летящий по направлению к Земле, однако, если это все таки случится, мы более не сможем полагаться на законы средних чисел. Я не знаю ни одной природной угрозы, о которой нам сегодня известно нечто такое, что позволяло бы сделать вывод о значительном повышении риска нашего вымирания (и мы удивимся, если окажемся в такой ситуации, поскольку они, должно быть, возникают редко). Гораздо чаще приобретаемые нами знания показывают, что в среднесрочной перспективе риск, сопряженный с такими угрозами, как астероиды и сверхновые, даже ниже среднего в долгосрочной перспективе.
201Определить соответствующие показатели для риска необратимого коллапса можно косвенным образом. Основные выявленные угрозы, очевидно, представляют примерно одинаковый риск необратимого коллапса цивилизации и вымирания (скажем, в пределах одного порядка), поэтому есть некоторые основания полагать, что, если мы выясним, что риск вымирания очень низок, мы сможем также сделать вывод о невысоком риске необратимого коллапса. Нарушить описанную закономерность может природная опасность, которая позволяет связать риск коллапса и риск вымирания. Найти ее сложнее, чем может показаться, особенно если вспомнить, что многие используемые нами ископаемые относятся к видам, которые в гораздо меньшей степени, чем мы, устойчивы к вымиранию, поскольку их географический ареал не так велик, а количество источников пищи ограничено. Искомое бедствие должно было бы навсегда уничтожить цивилизацию во всем мире, но при этом не привести к вымиранию вида. Можно подойти к делу иначе и применить первый из моих методов, но ориентироваться при этом на продолжительность существования цивилизации, а не Homo sapiens. Цивилизация существует около 100 веков, поэтому наиболее вероятное предположение попадет в диапазон от 0 до 1 % на век. Уже кое что, но обнадеживающей такую оценку, конечно, не назовешь. Весьма полезно будет глубже изучить, как сделать эти оценки более точными, и определить пределы риска необратимого коллапса цивилизации.
202Возникают существенные сомнения насчет того, действительно ли Homo sapiens появился 200 тыс. лет назад и правильно ли датированы другие связанные с этим события, однако мы поговорим об этом позже. Называя цифру 200 тыс. лет, я веду отсчет от ископаемых находок из Омо, которые обычно признаются останками Homo sapiens. Возраст обнаруженных позже ископаемых из Джебель-Ирхуд в Марокко определяется примерно в 300 тыс. лет, но пока идут споры, считать ли эти останки принадлежащими Homo sapi-ens (см. примечание 2 к главе 1). Известно, однако, что указанные даты верны в пределах двукратной величины, а такой точности достаточно, чтобы делать качественные выводы. Вы вольны заменить их любыми другими оценками, которые предпочитаете, и посмотреть, как изменятся при этом количественные оценки.
203Это не совсем верно, поскольку в некоторых математических контекстах могут происходить события с нулевой вероятностью. Однако их вероятность бесконечно мала, как, например, вероятность того, что, вечно подбрасывая монетку, вы ни разу не выбросите орла. Разумеется, у нас нет и достаточных свидетельств, чтобы сделать вывод о том, что вымирание человека в этом смысле бесконечно маловероятно.
204Эта область исследований развивается и явно имеет большое значение для изучения экзистенциального риска, который связан исключительно с беспрецедентными событиями. Сформулировать вопрос можно следующим образом: какую вероятность присвоить провалу, если нечто оборачивалось успехом в каждом из n проведенных к настоящему моменту испытаний? Иногда это называют проблемой отсутствия данных о неудачных исходах. Среди прочих предлагаются такие статистические оценки: Оценка максимальной вероятности. 1/3n Оценка “третьей части” (Bailey, 1997). – 1/2,5n Аппроксимация метода из работы Quigley & Revie (2011). 1/2n+2 Байесовский вывод при априорном максимуме энтропии. – 1/1.5n Достоверность 50 % (Bailey, 1997). 1/n+2 Байесовский вывод при априорном равномерном распределении. 1/n Оценка “верхнего предела”. Обратите внимание, что широко распространенное “правило трех” (Hanley, 1983) нельзя считать попыткой ответить на тот же вопрос: в соответствии с ним предлагается использовать 3/n, однако в качестве верхнего предела (при достоверности в 95 %), а не в качестве наиболее вероятного предположения. Мы будем использовать более прямолинейный подход для определения таких пределов и повышения уровня достоверности. Я считаю, что наиболее весомы аргументы в пользу байесовского вывода при априорном максимуме энтропии, который дает нам оценку, находящуюся в самой середине разумно обоснованного диапазона (после множества испытаний или когда возможность провала равномерно распределена во времени).
205Общая формула для определения верхнего предела: 1 – (1 – c)100/t, где с – уровень достоверности (например, 0,999), а t – возраст человечества в годах (например, 200 000).
206Это не совсем то же самое, что сказать, что с вероятностью 99,9 % риск не превышает 0,34 %. Это просто значит, что если бы уровень риска был выше 0,34 %, то должно было бы случиться событие, которое происходит с вероятностью 1 к 1000. Одного этого достаточно, чтобы мы весьма скептически относились к такой оценке риска, не имея веской независимой причины полагать, что его уровень действительно настолько высок. Например, если бы у всех других наблюдаемых видов вековая вероятность вымирания от природных угроз составляла бы 1 %, мы могли бы подумать, что у нас она, скорее всего, аналогична, а следовательно, в нас нет ничего исключительного, нам просто очень повезло. Но скоро мы увидим, что риск вымирания родственных видов был ниже указанного, а значит, это не выход.
207На основании ископаемых находок мы уверенно утверждаем, что ветви разделились не менее 430 тыс. лет назад (Arsuaga et al., 2014). См. работу White, Gowlett & Grove (2014), где проводится обзор оценок, сделанных на базе геномных свидетельств и пребывающих в диапазоне от 400 тыс. до 800 тыс. лет назад.
208Этот особый тип ошибки выжившего иногда называют антропной ошибкой или эффектом наблюдаемой выборки.
209Мы с коллегами показали, как учитывать эти возможности при оценке природного экзистенциального риска на основе того, сколько человечество успело прожить к настоящему моменту (Snyder-Beattie, Ord & Bonsall, 2019). Мы пришли к выводу, что самые достоверные в биологическом отношении модели влияния антропной ошибки на ситуацию внесут лишь небольшие корректировки в оценку уровня природного риска.
210Возраст всех видов, упоминаемых в этой главе, оценен на базе ископаемых находок. Сложно получить полные данные для всех видов рода Homo, поскольку ученые продолжают открывать новые виды, а некоторые виды обнаружены лишь на отдельных стоянках. Следовательно, если использовать даты, находящиеся между самыми ранними и самыми поздними из найденных ископаемых останков каждого вида, продолжительность жизни этих видов, вероятно, окажется значительно занижена. Чтобы решить эту проблему, можно ограничиться рассмотрением тех видов, которые были найдены на большем количестве стоянок, и я поступил именно так. К несчастью, из за этого обостряется другая проблема: мы меньше знаем о видах, которые просуществовали недолго, поскольку их ископаемые останки, как правило, находят реже (и природный риск в результате недооценивается). Однако, поскольку вид Homo sapiens, как известно, существует более 200 тыс. лет, есть свидетельства, что вероятность его вымирания не вполне сопоставима с вероятностью вымирания одного из видов, которые просуществовали крайне недолго и, возможно, остались неучтенными.
211Может возникнуть вопрос, стоит ли считать модель постоянного уровня рисков удачной для объяснения механизма вымирания видов. Например, согласно этой модели, объективная вероятность вымирания вида в последующее столетие не зависит от того, как долго он уже существует, но можно предположить, что виды больше похожи на организмы в том смысле, что старые виды пребывают в менее хорошей форме и имеют более высокий риск умереть. Такое систематическое изменение риска вымирания во времени повлияло бы на мой анализ. Однако продолжительность жизни видов в каждом семействе, судя по всему, действительно достаточно хорошо оценивается моделью постоянного уровня рисков (Van Valen, 1973; Al-roy, 1996; Foote & Raup, 1996).
212То же самое можно сказать и о предыдущем методе, поскольку вид Homo sapiens можно считать успешным продолжателем видов, живших до него.
213Все указанные даты соответствуют окончанию событий. Показатели вымирания взяты у Barnosky et al. (2011). Недавно было высказано предположение, что девонское и триасовое вымирания сократили количество видов главным образом за счет снижения темпов появления новых видов, а не за счет ускорения вымирания существующих видов (Bambach, 2006). Если это действительно так, то приведенные здесь аргументы становятся лишь весомее, поскольку периодичность интересных нам вымираний снижается и из пяти крупнейших событий остается лишь три. Также обратите внимание, что ученые не уверены, что́ вызвало большую часть из них, включая крупнейшие. Но в рамках нашей задачи это не так важно, поскольку мы знаем, что такие события случаются крайне редко, и этого достаточно для нашего аргумента.
214Даже в случае столкновения с астероидом, когда технологии и географическое распределение идут на пользу человечеству, мы можем столкнуться с повышенным риском из за зависимости от технологий и разведения ограниченного числа культур. Вполне вероятно, что не столь многочисленное общество охотников и собирателей оказалось бы в случае такой катастрофы более жизнеспособно, поскольку они обладали навыками, которые сейчас редки, но могут стать ключевыми для выживания (Hanson, 2008). Тем не менее я очень сомневаюсь, что этот риск в целом вырос, особенно если учесть, что в нашем мире по прежнему существуют народы, которые живут относительно изолированными и нетронутыми племенными группами.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25 
Рейтинг@Mail.ru