Тилли Коул
Братья Карилло. Когда мы упали

Глава 5
Лекси

Тяжело и быстро дыша, я пронеслась через двор. И, завернув за угол, привалилась спиной к широкому стволу дерева. Запрокинула голову, коснувшись грубой коры, и почувствовала, как та царапает кожу.

Я больше не могла бежать. Просто ноги не держали.

Он торговал наркотиками. Этот парень нагло продавал наркоту прямо в кампусе. Брат Остина Карилло – игрока под номером восемьдесят три из алабамского «Кримсон Тайда», одного из самых многообещающих ресиверов во всей Юго-восточной футбольной конференции, плохого парня с пирсингом и в наколках из захудалой части города, вставшего на праведный путь, – торговал наркотиками в кампусе. Может, и сам Остин не настолько изменился, как все считали.

Где-то хлопнула дверца машины, и я чуть не подпрыгнула от неожиданности.

– Мисс? Вы в порядке?

Я прижала руку к груди, туда, где бешено билось сердце. И вздохнула с облегчением, когда поняла, что это полиция кампуса.

– Да… Да, я в порядке. Вы просто напугали меня, – пытаясь отдышаться, пробормотала я.

Полицейский присел передо мной на корточки.

– Мисс?… – произнес он и замолчал, явно желая узнать мое имя.

– Харт. Лексингтон Харт.

– Мисс Харт, я бы попросил вас проехать со мной, – проговорил полицейский, протягивая руку.

– У меня проблемы? – тихо спросила я.

Он дружелюбно улыбнулся, и я немного успокоилась.

– Нет. Просто доставлю вас домой в целости и сохранности. Юной девушке вроде вас не пристало гулять одной в такой поздний час.

На дрожащих ногах я прошла за ним к машине и села на заднее сиденье. Глядя в окно, я погрузилась в свои мысли, даже не обращая внимания на шипение и рев полицейской рации.

Через пять минут мы остановились возле деканата. И я почувствовала, как меня охватил ужас.

Офицер повернулся ко мне, на лице его застыло виноватое выражение.

– Мисс Харт, пойдемте со мной. Вас хотел бы видеть декан, – проговорил он, открывая дверцу машины.

Понимая, что выбора все равно нет, я вошла в здание и проследовала за офицером прямо в кабинет декана. Он уже ждал меня, сидя за столом, и улыбнулся в знак приветствия. Я тут же встревожилась.

– Мисс Харт, прошу, садитесь.

Я настороженно осмотрелась, отмечая роскошную обстановку кабинета, и нервно присела на стул перед деканом.

«Откуда он знает мое имя?»

Декан взял со стола кувшин и налил себе стакан воды. Подняв бровь, взглянул на меня, молча спрашивая, не хочу ли я тоже пить. Я отрицательно покачала головой.

– Итак, Лексингтон, насколько я понял, вы сейчас были в южной части двора? Офицер сказал, вы чем-то расстроены.

Сердце бешено заколотилось в груди, по затылку скатилась бусинка пота.

– Да, сэр, я находилась во дворе.

– И… не заметили ничего подозрительного?

Он впился в меня взглядом синих глаз, и я помедлила, не зная, как поступить.

«Сказать ему правду? Или защитить себя от Остина с братом?»

Я вновь, будто бы наяву, услышала предупреждение Остина:

«Если скажешь кому-нибудь хоть слово, кому угодно, тебе не поздоровится».

И, не успев опомниться, я снова покачала головой.

Декан удивленно вскинул брови.

– Вы не видели парней во дворе? Из тех, кому не место в университете? – Он наклонился вперед. – Или, скажем, торговцев наркотиками? Разве не поэтому вы убежали?

– Нет, сэр, – тихо проговорила я; легкая дрожь в голосе сообщала, что я солгала. – Я просто не люблю находиться одна в темноте. Я торопилась домой.

– А где вы были в такой поздний час?

Я смущенно потупилась.

– В больнице… Несколько лет назад я страдала заболеванием и теперь должна посещать психотерапевта. Как часть процесса выздоровления.

Декан моргнул, размышляя над моими словами, и подался вперед. Он заговорил так тихо, что услышать могла только я.

– Если вы боитесь того, чему стали свидетелем, мы сможем обеспечить вашу безопасность. В кампусе не должно быть подобных проблем. Просто нужно найти виновника. Может, кого-то из университета?

Потрясенно уставившись на него, я проговорила:

– Простите, сэр, я никого и ничего не видела. Так что не смогу вам помочь.

Не знаю, почему я не призналась в увиденном. Стоило сообщить, что здесь замешан Остин Карилло, который открыто угрожал со мной расправиться. Но мне просто хотелось домой. И чтоб сегодняшний вечер остался позади. Беседы с психотерапевтом всегда безмерно выматывали, оставляя после себя ощущение, будто меня вываляли в грязи.

– Хорошо, мисс Харт. Если вдруг что-нибудь вспомните, просто сообщите мне, – уныло проговорил декан.

Поднимаясь со стула, я согласно кивнула. И направилась из кабинета следом за офицером. Мы вышли на улицу, и я вдохнула влажный воздух летней ночи.

– Поехали, мисс, я отвезу вас домой, – предложил офицер.

– Если вы не против, я бы хотела прогуляться пешком, – ответила я, и полицейский, пожав плечами, сел в машину и уехал.

Обхватив себя руками, я быстро направилась к женскому общежитию. Я прошла уже половину пути по тускло освещенной дорожке, и тут кто-то возник передо мной, выступив из тени деревьев.

Я резко остановилась, зажав рот рукой, чтобы не вскрикнуть от потрясения. Человек шагнул ближе и я, наконец, смогла увидеть его лицо… Остин Карилло.

Весь в пирсинге и татуировках, он смотрел на меня со злостью во взгляде, и я в панике попятилась.

– Ты хочешь сдохнуть или что-то в этом роде? – холодно спросил он. – Я не шутил, когда сказал, что, если проболтаешься, за тобой придут. И вот я вижу, как ты выходишь от декана. Ты что, мать твою, издеваешься?

– Нет! Я… я отлично поняла п-предупреждение. Я н-ничего ему не сказала. Клянусь! – выпалила я; голос мой дрожал от страха. Но лицо Остина по-прежнему оставалось жестким и суровым.

Я развернулась, чтобы направиться домой другим путем. И рванула с места. Ноги несли меня вперед по асфальтной дорожке. А я лишь молилась о том, чтобы Карилло не последовал за мной. Я пробежала весь путь до общежития, влетела по ступенькам. И, наконец оказавшись в своей комнате, захлопнула за собой дверь.

Глава 6
Остин

«Черт, черт, черт, черт, черт!»

Какого хрена я набросился на девчонку, словно маньяк, едва заметив, как она вышла из деканата? Я видел ее лицо, она до смерти перепугалась.

«ЧЕРТ! Что теперь она обо мне думает?»

Я свернул на проселочную дорогу, ведущую к трейлерному парку. Под колесами пикапа Роума захрустел гравий. Он одолжил мне машину, когда я неожиданно решил съездить домой.

Четыре мили до конца дороги. И до дома, где я провел детство.

Проехав четыре мили, я смогу увидеть, насколько же сильно сдала мама.

Старая проржавевшая вывеска «Западные холмы», висевшая на въезде в трейлерный парк, отвалилась с одной стороны и теперь болталась из стороны в сторону. Проезжая мимо, я лишь покачал головой.

Гребаный рай.

Еще пару миль, и я начал замечать знакомые лица слонявшихся по парку членов банды. И все, конечно же, глазели на меня. Ведь этой дорогой пользовались лишь местные обитатели. Либо те, кто желал получить дозу. Эти ребята знали, что я из первой категории.

Они кивали в знак приветствия, когда я медленно подъехал на пикапе к трейлеру номер двадцать три. Бросив машину на стоянке, я взбежал по лестнице, дважды стукнул в металлическую дверь и вошел внутрь.

– Мама? – позвал я, оглядывая неприбранную комнату. Грязная посуда, несвежая еда, пустые шприцы и… Черт возьми, откуда этот запах?

Леви всегда убирался в доме. По крайней мере, поддерживал чистоту. Но, оглядевшись вокруг, я понял, что он забросил домашние дела и проводил большую часть времени с бандой. Комната походила на помойную яму. Я раздраженно стиснул зубы.

– Мама? – вновь позвал я и услышал тихий звук, доносившийся из спальни. На дрожащих ногах я подошел к ветхой двери в ее комнату. С каждым моим приездом сюда мама выглядела все хуже.

Услышав звук бьющегося стекла, я испуганно толкнул дверь. И увидел лежащую на постели маму. Верхняя часть ее тела склонилась вниз, свисая с кровати. На полу виднелись осколки разбитого стакана; должно быть, просто выскользнул из руки. Мама застонала от боли, и я понял, что сама она подняться не сможет.

Бросившись вперед, я подхватил крошечное тело под руки и осторожно поднял на кровать. Меня едва не стошнило от исходившего от нее резкого запаха. Уложив маму, я вздрогнул при виде боли, отразившейся на ее лице. Стиснув зубы, она дышала коротко и рвано, пытаясь побороть недомогание. Я видел, как раздувались ее ноздри.

Я сел рядом с ней на кровать, коснулся рукой лба, отвел с лица потные пряди каштановых волос.

– Calma, Mamma, Calma^[8]. – Я говорил на итальянском, мамином родном языке, пытаясь ее успокоить. Она взглянула на меня огромными, запавшими карими глазами, и губы ее дернулись. Я знал, что мама благодарно улыбается. – Stai bene, Mamma?^[9] – спросил я, надеясь, что ей стало немного легче.

Мама сомкнула веки, и я принял этот жест за попытку кивнуть. Она совсем обессилела. Либо испытывала слишком сильную боль, чтобы пытаться что-то сказать.

Осмотревшись в комнате, я заметил разбросанную по деревянному полу грязную одежду и серые медицинские бутылочки, выстроившиеся в ряд на комоде. Внутри все сжалось, когда я понял, что это такое и откуда исходит жуткий запах. В бутылочках была моча.

Закрыв глаза, я пытался сохранить самообладание. Акселю придется ответить еще и за то, что бросил маму в таком состоянии.

Я почувствовал, как что-то легко, словно перышко, коснулось ладони и взглянул вниз. Мама положила на мою свою руку, в глазах ее блестели слезы.

Наклонившись, я поцеловал маму в макушку и прошептал:

– Ti voglio bene,Mamma^[10].

– Anche… a te… mio caro, – прошептала она. «Я тоже люблю тебя, милый».

Я растянул губы в улыбке, и она, борясь с болью, попыталась улыбнуться в ответ.

Встав, я потер руки.

– Итак, мама, я принесу тебе воды. А потом стоит здесь прибраться и привести тебя в порядок. Ладно?

– Такой… хороший… мальчик, – с трудом прохрипела она.

Конечно же, я не был хорошим. И мы оба об этом знали. Но сейчас это не имело значения. Я просто чувствовал себя безмерно довольным, ведь мне удалось осчастливить маму настолько, что она сказала подобные слова.

Час спустя я убрал помытую посуду в шкаф и направился в ванную, чтобы включить душ. Я проверял маму каждые пять минут. С отчетливо читаемой грустью во взгляде она наблюдала, как я мою и убираю все уголки старого трейлера. Эта женщина была просто святой. И не заслужила подобного дерьма.

– Ладно, мама, пойдем в душ, – сообщил я, стараясь не обращать внимания на промелькнувшее на прекрасном лице стыдливое выражение. Она чувствовала неловкость, потому что не могла помыться сама.

Пока эта чертова болезнь не свалила ее, Кьяра Карилло трудилась на трех работах и любила нас с братьями за двоих, возмещая тем самым отсутствие второго родителя. А бездельник-отец бросил нас ради какой-то шлюхи, живущей на другом конце штата. Мама никогда не позволяла нам голодать, всегда следила, чтобы мы держались верного пути, и оберегала от неприятностей, когда все остальные дети из трейлерного парка стали примыкать к банде Холмчих.

А потом, семь лет назад, все изменилось. Причина: БАС^[11]. Болезнь Лу Герига. Недуг, поражающий двигательные нейроны. Проклятое заболевание, что постепенно ослабляло ее мышцы. Неизлечимая болезнь, день за днем, час за часом, минуту за минутой крадущая ее свободу.

Когда я взял на руки хрупкое мамино тело, тихий стон сорвался с ее губ. Я старался не обращать внимания на мокрые от пота, грязные простыни, на которых она пролежала бог знает сколько времени.

Я отнес маму в душевую, посадил на сиденье унитаза и начал снимать с нее грязную ночную рубашку. На руку упали капли воды, и, подняв взгляд, я заметил катящиеся по маминым щекам слезы. Она даже не могла смотреть мне в глаза.

Грудь пронзило болью.

Откашлявшись, чтобы убрать из горла застрявший комок чувств, я проверил температуру воды. Потом, молча подняв маму на руки, встал вместе с ней под душ. Одежда промокла насквозь, но мне было наплевать.

Вода хорошо скрывала ее смущение. Мама цеплялась мне за плечи, словно робкий, перепуганный ребенок.

Я вымыл ей тело и волосы, завернул в единственное чистое полотенце, а после переодел в халат и усадил на потертый диван.

– Мама, нужно сменить постельное белье, чтобы сегодня тебе хорошо спалось. Я сейчас вернусь, хорошо? – проговорил я.

Она закрыла глаза и слегка кивнула. Даже простой душ измотал ее.

«Будь проклята эта чертова болезнь».

Найдя последний чистый, пусть и выцветший, комплект белья, я постелил его на кровать, а под него подложил наматрасник, чтобы уберечь матрас от любых случайностей вроде недержания. Но изо всех сил постарался это скрыть. Маме бы это не понравилось. Мочевой пузырь у нее работал исправно. Она лишь не могла добраться до туалета без посторонней помощи.

Выйдя в гостиную, я прислонился к дверному косяку. И попытался подавить овладевшее мной опустошение. Мама, самый лучший человек из всех, кого я знал, казалась сломленной, ее миниатюрная фигурка осела, мышцы слабели с каждым днем. Она была такой уже семь лет. С БАС в лучшем случае можно прожить десять. Внутри у меня все сжалось. Учитывая положение дел, не уверен, что она продержится даже двенадцать месяцев.

С маминых губ сорвался болезненный стон, и она зажмурилась. Почти подбежав, я подхватил ее на руки и отнес обратно в постель. Когда она легла на свежее, чистое белье, то лишь довольно вздохнула. Я снова сел рядом с ней.

– Мама, принести что-нибудь еще? – спросил я и затаил дыхание, когда она вновь потянулась к моей руке.

– Нет, grazie, mio caro^[12], – тихо проговорила она, глаза ее снова наполнились слезами.

– Черт возьми, мама, пожалуйста, не плачь. Я не смогу этого вынести, – произнес я и сам ощутил, как натянуто прозвучал голос.

– Они… забрали… его, Остин, – сумела выговорить мама, и я нахмурился.

– Кто, мама? Кто кого забрал?

Ее нижняя губа задрожала. Она попыталась сжать мне руку, но не смогла.

– Леви… они… забрали… его. Нужно… его… спасти. – На последнем слове голос мамы дрогнул, и я ощутил, как по спине пробежал холодок.

Я опустил голову.

– Знаю, мама. Узнал только сегодня.

Она посмотрела на меня, как на Супермена. Словно бы я точно знал, как его вызволить. Во взгляде больших карих глаз читалась мольба, настойчивая просьба его спасти.

– Аксель… слишком далеко… зашел. Леви… ты… вам обоим нужно… бежать.

Мама вдруг вскрикнула, и спина ее напряглась от пронзившей тело боли. С трудом сглотнув, я крепко сжал ей руку. Мы ждали, когда стихнет мучительный приступ.

Мама тяжело дышала. Но наконец немного успокоилась и смогла проговорить:

– Остин… я так… горжусь… тобой. Обе…обещай мне… ты спасешь… Леви…

Поднеся ее руку к своим губам, я поцеловал пальцы и кивнул.

– Te lo guiro, Mamma. Клянусь тебе. Я найду способ его спасти.

Мама сомкнула веки. Заметив, что она борется со сном, я встал, поцеловал ее в лоб и прошептал:

– Buona notte, e dormi bene, mia cara.

«Спокойной ночи и добрых снов, милый». Эти слова мама шептала мне каждую ночь перед сном с тех пор, как я родился. Они уносили прочь мои страхи, ограждали от всего плохого в мире.

Когда у мамы обнаружили болезнь Лу Герига, она стала слишком бояться. И тогда уже я шептал их ей. И она улыбалась. Ведь мама всегда говорила, что песочного человека^[13] нужно встречать с улыбкой.

Подойдя к старому бабушкиному проигрывателю 1930-х годов, который мама привезла с собой из Италии, я достал с книжной полки в дальнем конце комнаты потертую виниловую пластинку с ее любимой песней. Я поставил иглу на нужное место. Из динамика послышался треск начавшего вращаться винила, а несколько секунд спустя комнату наполнили звуки «Аве Мария» в исполнении Андреа Бочелли^[14].

На миг я просто замер. Это была песня из детства. Та, что заглушала звуки пуль, когда мы лежали в постели, отчаянно пытаясь уснуть. Под эту мелодию на Рождество мама брала нас за руки и кружила, вызывая смех, пытаясь заставить забыть, что нет ни подарков, ни фаршированной индейки. Но музыка навевала и болезненные мысли, напоминая о том, кем могла бы стать мама. Ведь она когда-то пела в опере, сопрано.

Мама родилась во Флоренции. Родители отца были с Сицилии, но в пятидесятых годах переехали в Америку, в штат Алабама. Папа поехал в гости к бабушке с дедушкой. У мамы начались гастроли с оперной группой. Один из концертов проходил в театре Вероны. Отец же путешествовал по Италии и в тот вечер увидел ее на сцене. Лука Карилло с первого взгляда влюбился в Кьяру Стради: темно-карие глаза, длинные темные волосы… Она была прекрасна. Прошло несколько недель, и она тоже полюбила его. Мама бросила пение, оставила семью. И отец вернулся в Штаты, привезя с собой жену-иностранку. Своим же поступком мама снискала немилость родных, и больше они с ней не общались.

Но девятнадцатилетняя Кьяра Стради не знала, что у Луки Карилло в двадцать шесть уже наметились проблемы с алкоголем. И что он спал со всеми подряд. Она и не подозревала, что много лет спустя проснется в нищете, в трейлере в худшей части города, а муж ее попросту сбежит, уклоняясь от ответственности. Мечты разлетятся вдребезги, и рядом не будет семьи, которая смогла бы помочь. А на руках у нее окажутся три растущих мальчика, которых нужно кормить и одевать.

Эта песня поднимала ей настроение.

И сохраняла стойкую католическую веру.

Придавала сил.

Я молил Господа, чтобы и сейчас песня смогла помочь.

Я вновь подошел ближе и увидел, что мама мирно спит. И чуть не потерял самообладание, когда ее верхняя губа даже во сне изогнулась в довольной улыбке.

Подоткнув вокруг спящего тела выцветшее стеганое одеяло, я склонил голову, молитвенно сложил руки, закрыл глаза и безмолвно произнес: «Dio ti benedica, Mamma».

«Да благословит тебя Бог, мама».

Собрав в маминой комнате грязное белье, я вышел из трейлера и направился в прачечную. Столкнувшись по пути с несколькими членами банды, я опустил голову, стараясь не обращать внимания на мерзкие взгляды, что они бросали в мою сторону. Когда-то Джио отпустил меня без последствий, и лишь это мешало им сейчас надрать мне задницу. А еще все они чертовски боялись Акселя. Что с ними сделает брат, если они посмеют тронуть хоть волос с моей головы?

Влетев в двери прачечной, я даже не обратил внимания на накачавшегося наркомана, который лежал в отключке на красных пластиковых стульях. И, загрузив стиральную машину, поставил ее на быструю стирку. Прислонившись спиной к расцвеченной граффити стене, я попытался сдержать ярость.

Как Аксель мог оставить маму в таком состоянии? Пока он со своей «семьей» зарабатывал деньги, продавая дурь, мама лежала в луже собственной мочи, воняя недельным потом.

И Леви! Где этот маленький засранец шлялся почти в полночь? Одно можно сказать наверняка. В школу он не собирался. А значит, плохие оценки… и никакого футбола. Ведь при таком раскладе его шансы получить стипендию в университете Алабамы, чтобы играть за «Тайд», равнялись нулю.

Я так сильно сжал кулаки, что ногти впились в ладони. Я почти был уверен, что пошла кровь. Эта гребаная банда стала проклятием всей моей жизни. Сначала Аксель, потом я, теперь Леви.

Это работа Джио.

Только он во всем виноват.

Он заприметил братьев Карилло, еще когда мы были детьми. Все высокие и сильные от природы, устрашающие. Идеально подходящие для жизни Холмчих. И для личной охраны Джио. И мы все попались, как чертовы наивные овцы, следующие за волком на бойню.

И пропало все, за что так упорно боролась мама. Она умрет, глядя, как ее сыновья падают прямо в пропасть.

– Мать твою, Карилло. Если с футболом ничего не выйдет, ты всегда сможешь пойти в чертовы горничные, – произнес кто-то справа.

Стиснув зубы, я поднял голову и увидел в дверях ухмыляющегося Джио. И тут же взорвался, словно открытое пламя в газовом баллончике. Я повалил Джио на пол, прижав к липкой плитке, и начал бить кулаками по лицу.

– Ублюдок! – снова и снова кричал я.

Джио поднял руки, чтобы защититься от ударов.

Кто-то схватил меня сзади и оттащил прочь. Вырвавшись, я повернулся к помешавшему мне подонку, и столкнулся лицом к лицу с Акселем.

И глаза застлала красная пелена.

Я толкнул его руками в грудь. Аксель изумленно уставился на меня и повалился спиной прямо на пластиковые стулья. Спящий наркоман, слишком одурманенный той дрянью, которую вколол себе в вену, едва ли даже осознал, что на него кто-то упал.

Аксель вскочил на ноги. Я увидел, как он сжал кулак, и улыбнулся.

«Давай, ублюдок», – подумал я.

Мне это было нужно. Между нами прошло слишком много времени. Хватит с меня его тупых выходок.

– Я прощу тебе этот удар, малыш, но попытайся еще раз, и я в долгу не останусь, – предупредил Аксель.

Кулак, прилетевший справа, ослепил меня, и я ударился спиной о сушилку. Обретя равновесие, я потер подбородок и, обернувшись, увидел, что Аксель удерживает Джио.

– Ты только что подписал себе смертный приговор, братан, – бросил Джио, и изо рта его на пол брызнула кровь.

Подняв руку, я щелкнул четырьмя пальцами под подбородком и прошипел, язвительно и монотонно:

– Vaffanculo.

Джио выпучил глаза, ведь я попросту послал его по-итальянски. И он практически отшвырнул Акселя назад, чтобы добраться до меня.

– Черт, Джио. Успокойся, мать твою! – крикнул Аксель, выталкивая Джио за дверь.

Я же принялся расхаживать взад-вперед, словно чертов бык, которого дразнят красным флагом. Я хотел, чтобы этот ублюдок сдох. Я был просто в бешенстве. Злился на Акселя, на Леви, на Джио; черт, даже на самого Господа Бога!

Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Аксель. Я уже собирался вновь наброситься на него, но следом вбежал Леви. На лице подростка застыло выражение ужаса. Сейчас я даже не сочувствовал маленькому засранцу.

– Ост… – начал он, но я, вытянув руку, указал в сторону выхода и приказал:

– Домой. СЕЙЧАС ЖЕ!

Леви взглянул на Акселя, словно ожидая его разрешения. Это лишь больше меня разозлило. Я прошагал через комнату и навис над младшим братом. Глаза его стали огромными, и он в ужасе привалился спиной к двери.

– Не стоит ждать от него поддержки и игнорировать меня! Нам с тобой есть что обсудить. Но если ты сейчас же не вернешься домой, чтобы присмотреть за мамой, я просто вырублю тебя на хрен и утащу туда!

Леви выскочил за дверь. Я смотрел ему вслед, пока не убедился, что он добрался до трейлера. Окинув взглядом парк, я не заметил и следа Джио. Поэтому, захлопнув дверь прачечной, повернулся к Акселю.

– Я защищал тебя перед тренером, а потом обнаружил, что он прав. Ты торговал наркотой в моем университете. Декан жаждет моей крови, потому что в кампусе появилась дурь! А потом я узнал, что ты привел Леви к Холмчим, потащил его за собой прямо в ад. Но хуже всего то, что ты оставил маму лежать в собственной моче и дерьме. Трейлер выглядит словно после бомбежки. И все для того, чтобы ублажить Джио!

Казалось, Аксель задрожал от ярости. Потянувшись, он схватил пластиковый стул и швырнул его в стену, где тот разлетелся на несколько частей.

Он указал на меня пальцем.

– Ты так много говоришь об этом, малыш. Но где ты сам, черт возьми? Ведешь прекрасную жизнь в каком-то богатом университете. Каждую неделю восемьдесят тысяч человек чуть ли не молятся на тебя, будто ты какой-то чертов мессия. И ты тесно общаешься с такими кисками, которых может позволить себе лишь гребаный Роум Принс, у которого денег больше, чем у Бога! – Он подошел и встал передо мной. – Так где ты, малыш? Ты здесь, каждый день заботишься о маме и убираешь блевотину? Или сидишь в уютной комнате общежития, пьешь пиво и трахаешь очередных распутных фанаток «Тайда»? – Он ткнул пальцем мне в грудь и прошипел: – Я поддерживаю эту семью, а не ты, суперзвезда. Просто помни об этом, когда являешься на территорию Холмчих и начинаешь распускать язык.

Слова его походили на кинжалы. Я начал пятиться назад, потом замер, наткнувшись на стиральную машину, потер лицо руками.

Он говорил правду. Я ни хрена не сделал, чтобы помочь.

Внезапно кто-то обхватил меня за шею, и я оказался прижатым к широкой груди Акселя. Он обнимал меня…

«Твою мать».

Склонившись вперед, я уронил голову ему на плечо и просто стоял, дыша и стараясь успокоиться. Может, сейчас я и стал выше и крупнее, но он по-прежнему оставался моим старшим братом. Единственным, кто мог одержать надо мной верх.

– Слушай, малыш. Нравится мне это или нет, но ты должен находиться в этом университете. Ты – наш билет отсюда, из гребаного трейлерного парка, который мы называем раем. Ты – наш шанс на лучшую жизнь.

Я покачал головой.

– Ты прав, черт возьми. Я ни хрена не делаю для мамы. Никак не помогаю. Все свалилось на вас с Леви, и это рвет меня на части.

Аксель отступил назад и, взяв мое лицо в ладони, заставил поднять на него взгляд.

– Малыш, мама только о тебе и твердит. Ты, суперзвезда, футбол, «Тайд». Да она светится каждую субботу, когда видит тебя на экране. Она говорит, с таким талантом ты добьешься успеха, и ей даже не верится, что у нее такой сын. Ты напоминаешь ей молодость. – Аксель покачал головой. – Не-а, малыш. Ты останешься в этом проклятом модном универе, даже если мне придется самому тебя туда забросить. И пройдешь отбор в НФЛ.

Я отвел руки Акселя от своего лица и отступил назад.

– Ты не можешь торговать в кампусе, Акс, – твердо произнес я. – С этим нужно кончать.

– Не получится, малыш. Короли захватили половину нашей территории. Нам нужно расширяться, уходить в другие места. Знаю, я обещал, что эта дрянь никогда тебя не коснется. Но этот твой университет – настоящая золотая жила. Там куча тупоголовых кретинов, готовых платить бешеные деньги за дурь. За все, до чего могут дотянуться их избалованные ручонки.

– Акс, да ты мог бы сойти за моего близнеца. Мы выглядим совершенно одинаково. Если декан узнает о тебе и наркотиках в кампусе, он повесит эту дрянь на меня. И тогда с мечтой об НФЛ можно будет проститься.

Он помолчал, словно бы о чем-то раздумывал.

– Я буду держаться в стороне, не высовываться, чтобы тебя не затронуть. Что скажешь? Тебя это не коснется, малыш. Te lo guiro.

Да уж, он клянется. Я чуть было не рассказал, что сразу после его побега декан увел ту девчонку в свой кабинет. Но придержал язык, опасаясь того, что Аксель мог с ней сделать. Ее маленькое испуганное личико так и стояло перед глазами.

– А Леви? – признавая поражение, спросил я. Эта борьба меня измотала. И раз уж я не смог победить, придется смириться и молчать.

Аксель пожал плечами.

– Он останется со мной. В банде. Я за ним присмотрю.

– Аксель, ты должен его вытащить. Он не может так жить. Ему всего четырнадцать. Он мыслит иначе и не настолько храбр, чтобы посвятить этому жизнь.

– Нам нужны наличные, малыш. У каждого из нас свои обязанности по уходу за мамой. Ты играешь в футбол, мы с Леви торгуем. Не идеально, но нам необходимы обезболивающие, а для этого требуются деньги. Эта хрень стоит дорого, черт возьми. И раскладывая товар по полкам где-нибудь в «Пиггли-Виггли»^[15], столько не заработаешь.

Как бы дерьмово все это ни выглядело, Аксель был прав. Я не видел другого выхода. А после сегодняшней встречи с мамой понял: ей нужна вся доступная помощь… даже если единственный способ помочь ей являлся безнравственным.

– Слушай, как насчет того, чтобы Лев продолжал торговать, пока… – Аксель отвел взгляд, пытаясь сдержать печаль. Откашлявшись, он наконец проговорил: – Пока мама нас не покинет. А потом я его вытащу.

– Каким же образом?

Аксель ухмыльнулся.

– Ну, тебя-то я вытащил, правда?

Выдохнув, я кивнул. Да, вытащил.

Аксель положил руку мне на плечо.

– Думаю, малыш, ждать осталось недолго. Знаю, мы с Леви не находимся все время рядом с мамой, хотя теперь ей нужна почти постоянная забота. Она практически не встает и едва может есть. Черт, да она даже посрать не сходит, если кто-нибудь из нас ей не поможет. Так что все плохо, малыш. По-настоящему хреново.

Судя по тому, что я увидел сегодня вечером, брат вовсе не обманывал.

– Тогда будем дежурить по очереди. Я найду время между учебой и футболом, чтобы помочь. Немного посижу с ней, вымою, накормлю, отвезу на прием. Просто буду рядом.

Аксель усмехнулся и обнял мощной ручищей меня за шею.

– Заметано. Я буду рад почаще видеть тебя здесь. Конечно, пока ты вновь не начнешь махать кулаками, – с ухмылкой проговорил он. Но тут же снова стал серьезным. – И Джио. Мне удалось успокоить ублюдка, но не трогай его больше. Совсем ни к чему, чтобы он жаждал твоей смерти. В банде развелось слишком много тупых засранцев, желающих заслужить его одобрение. И они не станут раздумывать дважды. А тогда мне придется их убить.

Я лишь неохотно кивнул в знак согласия.

При виде моей холодности Аксель хмыкнул и потрепал по голове.

– Я скучал по своему маленькому братишке, вечно таскавшемуся за мной и ребятами. И теперь, пока ты не бросишь нас ради славы, все будет по-старому.

Я застыл.

– Аксель, я и близко не подойду к банде. И больше не стану торговать наркотой. А когда маме больше не понадобятся лекарства… – Я не смог произнести слово «умрет». Мне никогда не удавалось выговорить его вслух. – Мы все уберемся отсюда к чертовой матери. И станем жить по правилам. Не столь важно, как мы этого добьемся, но именно так все и будет. Capisci?^[16]

Аксель ничего не ответил. Мы молча направились к трейлеру. Впервые за много лет, объединенные общим делом, все три брата Карилло собрались под одной крышей.