Тереза Тур
Она написала любовь

Глава 6

Это ж как надо было прислушиваться, чтобы раздражаться от того, что ручка скрипит по бумаге?!

Эрик фон Гиндельберг только головой покачал.

Он ворвался к ней в спальню в четыре утра, чтобы выяснить: что же приключилось с ним в эту промозглую осень? Почему он стал заботиться об Агате фон Лингер? Так… легко. Словно это была… его женщина.

Глупость какая!

Может, не все так страшно? Ему просто скучно в отставке. И потом. Он привык чувствовать себя нужным. За столько лет на службе.

Они говорили о книгах. Надо же, ее задело его насмешливое отношение к развлекательной литературе.

Тридцать девять книг!

Если бы у них в королевстве экономика с таким же упорством перестраивалась с военного образца на мирный, с каким фон Лингеры писали об этом их агенте, правительство бы уже выплатило государственный долг.

Барон лежал в своей комнате, заложив руки за голову. Вспоминал, как его заместитель, что был по молодости нелегалом и как раз специалистом по тайным операциям, действительно любил эту серию детективов. Похождения фон Церга. Все приговаривал:

– Если бы в реальной жизни было так… увлекательно!

А ведь бывший разведчик единственный, кто успел среагировать на наемного убийцу, которого не почуяли даже собаки! То наглое покушение имело все шансы на успех.

На руке у убийцы был одноразовый артефакт, стреляющий отравленной иглой. А празднование Весенней победы – мероприятие массовое. Традиционно и король, и канцлер много общались с народом. Выстрел был произведен с пяти метров.

Заместитель успел среагировать и закрыть канцлера собой… Наверное, сработала интуиция. Жизненный опыт, помноженный на постоянное ожидание засады. Убийства. Предательства.

Барон так и не лег спать. После того как его гостья поднялась к себе, отправился в подвал. В лабораторию.

Отец его – маршал королевства, кавалер боевых орденов и семиюродный брат короля – считал сына своей личной неудачей. Старый барон всегда был чем-то недоволен. И не потому, что отношения с женой не заладились. А потому, что сын был увлечен чем-то, помимо армии, сражений, физической подготовки и планирования обороны.

Его единственный наследник мечтал стать артефактором. Более того, у Эрика получалось. Только вот незадача: работать с кристаллами могли лишь те, в чьих жилах текла кровь выходцев с Нового Света. А точнее, с одного небольшого острова. Острова Висельников.

Около трехсот лет назад поселенцы, прибывшие туда, обнаружили пещеры с камнями, наделенными свойствами, которые тогда казались поистине волшебными. Через некоторое время люди научились строить корабли, что могли, используя силу кристаллов, ходить по морю без паруса; догадались, как с помощью самоцветов связываться друг с другом на расстоянии, усовершенствовали экипажи и наконец – сделали мобили! Повлияли камни и на самих переселенцев, дети, рожденные на острове, обрели магические способности, и только они, а после их потомки могли создавать артефакты.

Постепенно артефакторов становилось больше. И в Отторне тоже. В их жилах обязательно текла кровь островитян. Но единственный сын барона фон Гиндельберга? Немыслимо…

Эрик помнил, какой был скандал, когда отец, прибыв в очередное увольнение, узнал, что у сына есть учитель и лаборатория.

Наверное, барон дошел бы до того, что обвинил жену в неверности, а Эрика – в том, что он не его сын, но… Драгоценности рода Гиндельбергов, пожалованные его величеством лично, созданные лучшими придворными артефакторами королевства, признали в юноше своего, стоило ему уронить на них каплю крови.

Юный Гиндельберг помнил этот унизительный ритуал. Глаза матери. Волну силы, что тянулась от нее к кристаллам. Он знал, что это значит. Но с того самого момента запретил себе даже думать об этом.

И все закончилось. Профессора изгнали. Сына выдрали. Лабораторию уничтожили.

Это было хорошим уроком для будущего канцлера. Никому нельзя показывать свои увлечения. Никогда нельзя выдавать своих чувств, а тайники должны быть такими, чтобы – с одной стороны – они всегда были на виду, а с другой – чтобы никто о них не знал. И не просто не знал, а даже не догадывался.

Потом – армия. Два года рядовым. Война, кровь, грязь. Солдатская медаль за личное мужество. За битву в долине реки Нея, где еще лет сто ничего расти не будет… Приказом короля перевод в гвардию. Личную сотню наследника Карла.

* * *

Погожим летним днем была проведена самая удачная операция спецслужб оклеровцев за всю десятилетнюю войну – десант в Лаутгард.

Чтобы сделать порталы, способные провести полк смертников, надо было напитать артефакты кровью человеческих жертв. Это было форменное безумие. Но враги на это пошли…

– Измена! – раздался крик из тронного зала, где его величество принимал послов. – Король убит! Королева убита! К оружию!

Сын короля, у которого как раз был урок истории, в первый момент вздрогнул, однако мгновение спустя схватился за шпагу. Короткую – по руке одиннадцатилетнему мальчишке.

При наследнике было лишь полтора десятка гвардейцев из личной сотни, да и тех считали при дворе солдатиками для игры избалованного принца, которому король-отец ни в чем не мог отказать.

Они уже были в классной комнате.

– Ваше высочество! – коротко поклонились.

– К оружию! – голос юного Карла дрогнул.

– Пробиваемся в наши казармы? – спросил у командира отделения, барона Эрика фон Гиндельберга, один из гвардейцев.

– Кого-нибудь из умирающих сюда, – приказал несостоявшийся артефактор. – Выстроим портал.

– Но… открытие портала всегда завязано на человеческой жизни, – тихо проговорил наследник. – И… это запрещено!

– Вы можете потом меня наказать, – холодно ответил барон. – Что надо взять из дворца, чтобы впоследствии не было проблем с вашим опознанием?

– Малую корону принца.

– Живее! Четверо прикрывают меня, остальные – его высочество!

Парадокс, но именно его юношеская мечта стать артефактором помогла вывести из дворца наследника – крон-принца Карла. Эрик фон Гиндельберг с профессором как раз занимались созданием артефакта, который бы позволил выстроить портал вне зависимости от подавления. Так что первое испытание их изобретения можно было считать успешным. Они перенеслись в дом разжалованного отцом наставника, который и стал их штаб-квартирой на время кампании.

Так, десять лет назад, он стал канцлером и регентом при несовершеннолетнем наследнике – тот попросту больше никому не доверял. Высший пост королевства…

Барон спускался в подвал. Сотня ступеней. Есть время подумать. Это был своего рода ритуал. Так канцлер настраивался на работу. Считал ступени и вспоминал…

Оклеровцы наступали по всем фронтам, решив одним стремительным ударом победить в войне. Часть столицы была захвачена десантом. Аристократы серьезно задумались: принести присягу малой короне или же посчитать, что юный наследник погиб вместе со всей семьей?

Тогда барон фон Гиндельберг решился на небывалое – вышел с Карлом к людям. И юный крон-принц, с трудом сдерживая дрожь в коленках, звонким детским голосом провозгласил:

– Отечество в опасности!

Так не делал никто. Никто не обращался к рабочим, крестьянам и служащим. Никто не призывал их в ополчение – подняться как один и защитить свои дома. Никто до наследника Карла и его верного пса-регента Эрика.

Принц был бледен. Но голос его был тверд. Силы и мужества в осиротевшем ребенке было столько, что это сработало.

А потом? Потом все закончилось. Ощущение нужности своей семье – а он считал короля своим младшим братом. Отставка. Ожидание подосланных убийц. Ведь оставлять в живых так много знающего вельможу просто глупо!

Так незаметно, в ожидании неминуемой смерти подобралась тоска. Дни шли, а убийц все не было. Он приобрел поместье, переехал в него с собаками.

Бывший канцлер не боялся смерти, нет. Скорее ждал ее, надеясь, что та избавит от болезненных воспоминаний. От необходимости снова и снова анализировать поступки прошлых лет, вздрагивая среди серых теней собственной совести.

Барон фон Гиндельберг покачал головой, прогоняя неуместную слабость. И – как и прежде – быстро взял себя в руки.

Раз уж он ввязался в это дело – помощь барышне, попавшей в беду – надо подготовиться.

Девяносто восемь, девяносто девять, сто…

Системе безопасности его личной лаборатории могла бы позавидовать королевская сокровищница. Да и сокровищ за бронированной дверью было немало.

Много лет он собирал диковинки, покупал драгоценные камни, заготовки, оправы. В редкие минуты отдыха обустраивал рабочее место, но вместе с тем старался не привязываться. Не вкладывать душу. Это было слишком плохой приметой – к несчастью, всегда сбывавшейся. Как только кто-то из силовиков – неважно – военный ли, безопасник, разведчик… – начинали мечтать об уютном доме, о яблонях, цветущих по весне… Смерть немедленно предъявляла права на такого человека. Словно обижалась…

Барон хмыкнул. Опытным взглядом пробежался по имеющимся запасам. Итак, что тут у нас?

Заготовки по изменению внешности, документы на несколько личностей разных сословий. Мало ли как жизнь сложится…

Он прижал ладонь к сейфу. Про себя посчитал до трех и неторопливо проговорил:

– Верен и в смерти.

Девиз их рода. Хороший девиз.

Перебрал несколько комплектов документов – с одного из них смотрело лицо его величества Карла.

Разложил на столе прямоугольные пластины, подобные тем, что носили солдаты на шее – с номером части, именем и датой рождения. У него самого на шее была точно такая же. Посмотрел на документы. Простоватое лицо с прямым ясным взглядом ему очень нравилось. Безукоризненная маска для выполнения какого-нибудь тайного поручения. С одной стороны – смотришь – и сразу думаешь: «Какой славный парень!» А с другой – второй раз взглянуть уже не тянет.

Потянул ящик стола, достал специальный, чуть изогнутый нож артефактора. Пластины изменения внешности надо было напитать силой. А что может быть сильнее, чем кровь?

Привычно полоснул ладонь. Почувствовал, как жадно артефакты забирают силу.

Зашипел, шепча заклинание, сдерживающее поглощение силы. Почувствовал недовольство того, что жило в черном омуте кристалла. Это нечто всем своим существом жаждало высшую награду – человеческую жизнь. Главное – не поддаться. Многие артефакторы, не контролируя себя, во время работы совершали самоубийства.

Потянулся. Сделал несколько глубоких вдохов. Достал из другого сейфа – там была всего лишь цифровая комбинация – склянку с заживляющей мазью. Намазал порез, с любопытством посмотрел, как затягивается рана. Бессчетное же количество раз наблюдал. А все равно завораживает!

В принципе, он был готов выступать. И даме поможет, и сам развлечется. А то засел медведем в берлоге.

Вдруг перед глазами встало лицо Агаты. Белое. С заострившимся носом… Он представил себе, что ее достанут. Жизнь будет уходить из молодой, полной сил женщины по капле, оставляя после себя тошнотворную беспомощность. Горечь несбывшихся надежд…

«Нет!» – решил барон. Этого не будет. Он не позволит.

Канцлер решительно повернулся к сейфу. Пожалуй, он знал, какой камень подойдет под артефакт защиты. Изумруд. Насыщенно-травяного цвета. Редчайшей квадратной огранки. Кристалл, дающий хозяину защиту от злых воздействий, охраняющий от неприятностей и несчастий. Как раз то, что сейчас требовалось его гостье. И оправа под стать – заговоренная на долгую жизнь платина. Что добавить?

Артефактор даже вздрогнул, когда решился. Быстро, чтобы не передумать, достал завернутую в черный бархат «Слезу моря». Специальной зачарованной лопаткой – резала все, как масло – отделил крошечный кусочек.

Зажег тигель, чтобы расплавить субстанцию, рожденную небом…

И вдруг вспомнил. С такой ясностью, что закололо сердце.

* * *

…Звезды всегда падают в конце лета. Когда реже, когда чаще. Небо оплакивает погибшую любовь…

Просто подставь лицо ветру. Почувствуй, как он меняется. Ты услышишь голодный рев бури, что губит вышедший в море корабль. Смотри внимательно в черный бархат небес и увидишь, как яркая точка вспыхнет над горизонтом! Ты ослепнешь на долю секунды, и в это самое мгновение звезда стремительно упадет вниз, ледяным всполохом резанув небеса. И море – всегда оно – примет слезу в свои объятия. Утешит. Возьмет. Сохранит…

К казни все было готово.

На совесть сбитая, добротная перекладина. Две скучающие петли, покачивающиеся на морском бризе. Всполохи факелов. Жители приморского поселка, лица которых кажутся жуткими пылающими масками. Четко выстроившаяся линия солдат.

И… двое приговоренных. Парень – молодой офицер морского флота проклятых оклеровцев. И местная девчонка. Дворянка, с идиотскими понятиями о чести и милосердии… Романтизм, будь он неладен.

Нашла на берегу вражеского офицера. Пожалела. Укрыла.

Канцлер Эрик фон Гиндельберг, решивший переночевать в этом живописном месте – на самом деле, с ног валились все в его команде – стоял спиной к толпе и приговоренным. Он смотрел на море, угадывая его очертания в чуть подсвеченной звездами темноте. Занесла же нелегкая в эту проклятую дыру!

Внезапная буря разбросала стоявшие в проливе, прикрывавшие побережье корабли. Досталось и кораблям противника, посему было объявлено двухнедельное перемирие вместе с совместной спасательной операцией.

Именно этим фактом объяснялось присутствие канцлера на побережье в районе линии Нея. Восемь лет назад здесь была высадка десанта врага. Они действовали по принципу выжженной земли. Выжженной вместе с жителями. И ненавидели их здесь – особенно вражеских моряков – люто.

Вмешаться? Или дать событиям идти своим чередом?

– Тварь! – раздались вопли. – Предательница!

Пожалуй, офицера он мог забрать достаточно безболезненно – в конце концов, перемирие было заключено…

Эрик фон Гиндельберг услышал скрип шагов по скрипучим ступеням помоста. Выдох девчонки:

– Мамочка…

С неба покатилась звезда… Расчертила небосклон и упала в море…

– Я тебя люблю! – крик парня.

Канцлер развернулся и негромко приказал:

– Довольно. Я забираю их с собой.

* * *

– Как ты думаешь, успеют они до бури? – спросил доктор Фульд, нервно потирая шрам и провожая взглядом точку, в которую превратилась уносившая влюбленных шлюпка. Волновался за юных глупцов, что ли?

– Молодой человек сказал, что должны. Он – моряк, и я склонен доверять ему в этом вопросе, – меланхолично откликнулся канцлер. – К тому же я распорядился отдать его вещи. Там неплохие артефакты.

– А будут ли они счастливы?

– Они живы. Молоды. Он поклялся отвести девушку в храм, как только они ступят на твердую землю. И я – опять же – склонен верить, что он так и сделает.

Они с доктором уже уходили, когда барона привлек странный шипящий звук. Словно море шепнуло:

– Обернись.

Эрик фон Гиндельберг развернулся…

Волна вынесла серебристо-голубой шар прямо к его ногам. «Слеза моря» – награда за спасенную любовь.

* * *

Сто ступенек вверх он преодолеет чуть позже. Надо отдохнуть. Артефактор знал, за что заплатил. Изумрудная подвеска-оберег была безупречна. Шедевр!

Глава 7

После чаепития с хозяином Агата уснула. Ей снились печальные звезды, нервно прочерчивающие небеса, виселица, жуткие лица в свете дрожащих факелов. Страх. Смерть. И… любовь.

– Довольно. Я забираю их с собой, – услышала она знакомый голос перед тем, как ее выбросило в реальность.

Мягкая постель. Белые чистые простыни. За окном светло, хоть и пасмурно. Агата потянулась, зевнула и быстро вскочила, чтобы одеться. Она выбрала теплую юбку и жакет. Удивилась, как все-таки точно были подобраны для нее вещи. Улыбнулась, расчесывая волосы. Захотелось увидеть строгое, как будто вечно чем-то недовольное лицо. Серые глаза.

Хозяин поместья пропал. Она даже подумала о том, чтобы объявить тревогу. Но Эльза, словно прочитав ее мысли, отрицательно покачала головой.

Агата сначала решила, что это совпадение – ну, мало ли как мотнула головой собака. Но на всякий случай проговорила вслух:

– Мне стоит пройти в спальню к господину барону, взять его пластину связи и вызвать доктора Фульда?

Собаки переглянулись. Тяжело вздохнули, словно разочаровавшись в умственных способностях женщины, находившейся у них в гостях. Подошли поближе, уселись. И отрицательно замотали головами.

– Вот это да!

Она, конечно, много раз слышала удивительные рассказы о низерцвейгах. Но наблюдать такое собственными глазами… Просто чудо!

– Может, пойдем гулять? – нерешительно спросила она у собак. – И покормить бы вас надо.

Хвосты одобрительно заходили ходуном.

– Я… сейчас.

Грон посмотрел на Эльзу с таким видом, словно говорил: «Видишь, и эти странные существа при должной дрессировке становятся более-менее разумными».

Агата рассмеялась.

На крыльце их встретил ледяной ветер. Он налетел, словно соскучившись, и позвал за собой. Вперед, за стаей медных листьев!

Женщина вдохнула свежий осенний воздух, чуть пошатнувшись от навалившегося враз неба. Как… красиво! Они забрались на вершину холма. Надо же… Ведь она столько времени жила совсем рядом. Можно было бы пройти в обход поместья барона и все это увидеть!

Облака красноватых листьев, голубую дымку вдалеке, живописные длинные белые одноэтажные домики, разбросанные в низине… Интересно, что это там? Больница? Похоже на то…

Ветер трепал выбившуюся из-под цилиндра прядь. Где-то высоко стая черных птиц чертила галочку в небе. Небо. Будто чистый лист. Писать… Ей вдруг нестерпимо захотелось писать! Живо, красочно, ярко! Поняла, что все, созданное с мужем до этого, было… не то. Переплетения сюжетных линий, характеры, интриги, убийства, неожиданные повороты – все это было. Но она никогда не пыталась описать, к примеру, эмоции человека, вставшего с постели и вдохнувшего свежий воздух. А ведь герои часто лежали в госпитале после ранений. Она сообщала читателям о времени года: середина зимы, конец лета, начало осени… Герои шли по улицам, паркам, площадям. Скрывались в горах. Но ни разу она не обращала внимания читателя на небо над головой. Запах. Цвет. Лай…

Внизу басовито надрывался Грон. Писательница очнулась. Нахмурилась. И поспешила вслед за собаками, которые явно звали за собой.

Так далеко от дома она еще не уходила. Сам особняк был в низине, окруженный холмами, что будто его отгородили от остального мира.

«А холм-то высокий!» – Агата спускалась осторожно, стараясь не поскользнуться. Собаки терпеливо ждали.

Белые домики, что так живописно смотрелись с вершины холма, оказались ближе, чем она предполагала.

– Эльза! Грон! – раздался чей-то голос. – Что-то вы сегодня задержались!

– Голодные… Хорошие вы мои!

Голоса были звонкие, молодые.

Агата подошла поближе и обнаружила собак, сосредоточенно и очень аккуратно завтракающих. Никакого звона мисок, разлетающейся во все стороны каши. Все было… изысканно.

– Смотри-смотри! Как всегда… Аристократы! Бароны! Лицо канцлера! – рассмеялись два молодых парня, но, увидев Агату, притихли.

– Доброе утро, госпожа, – поклонились они, виновато улыбаясь.

– Я… пришла с собаками, – смутилась в свою очередь женщина. Ее присутствие в доме неженатого мужчины выглядит совершенно однозначно. И как она об этом не подумала? Зачем подошла?

– А мы… – Парень, тот, что пониже, стал совсем пунцовым. – Собак кормим. Барон…

Грон отвлекся от завтрака и посмотрел на молодых людей насмешливо. Очень. Вздохнул. И вернулся к своей миске.

– Сейчас мода на крупных собак, – важно кивнул второй. – Не обязательно на низерцвейгов. Но не каждый умеет с ними правильно обращаться. Если выучиться и получить лицензию – можно будет неплохо устроиться. – Молодой человек откинул темные спутанные волосы и улыбнулся гостье.

Они оба улыбались. Честно. Открыто. Искренне.

– Замечательно! – обрадовалась Агата.

Она поняла, что парни – бывшие солдаты. Это было видно и по возрасту, и по выправке. Видимо, попали на фронт совсем молодыми. И теперь пытались найти себя в новой для них мирной жизни…

Значит, господин барон…

– Ульрих! Майер! Вот вы где!

Молодые люди машинально вытянулись по стойке смирно. К ним подходил чем-то недовольный доктор Фульд.

– Вы! Почему не явились на обход?

– Мы господина барона ждали. – Парни изо всех сил делали виноватый вид, но все было напрасно.

Агата сразу поняла, что доктора эти двое совершенно не боятся. Скорее… любят. И она улыбнулась. Неизвестно чему. Просто так…

– Все равно!.. – сердился доктор, но тут увидел Агату. Вопросительно на нее уставился. Потом приказал:

– Так, ребятушки. Марш в палату. Покажете протезы – пусть их протестируют.

Глядя в спину удаляющимся молодым людям, Агата растерянно повторила:

– Протезы?

– А! Не заметили? – Доктор весело блеснул глазами, знакомым жестом растирая шрам на лице.

– Нет…

– Когда мы нашли Ульриха, мальчик беспробудно пил. Милостыни, кстати говоря, ему на это хватало! Молодому человеку пришлось отнять обе ступни. А Майер… Военные сняли беднягу с моста – собирался кинуться под состав. На работу никуда не брали, а обузой родителям он быть не хотел. Хорошо еще, что среди тех спасателей нашелся один – он знал, что мы собираем сильно покалеченных солдат по всей стране. Ставим на очередь. Протезы экспериментальные, конечно… Но это хоть какой-то шанс! Пытаться догнать смерть, что на войне прошла мимо, дабы все же обратить на себя внимание… Противоестественно. Неправильно! Так… не должно быть, Агата. Не должно быть…

– А если не в рамках экспериментального проекта? Это очень дорого?

– Очень. Ткани выращиваются из собственных клеток в специальных кристаллических ячейках. В мышечные волокна, сухожилия и нервные окончания также вживляют микрочастицы редких кристаллов.

– Я поражена…

– Идея была господина барона. Он – замечательный артефактор. И… хороший человек.

– И он все это организовал?

– Да. И, что немаловажно, профинансировал.

– А еще вы хотите дать бывшим солдатам профессию?

Доктор смущенно кивнул:

– Мало сделать протез. Надо встроить тех, кто воевал, в мирную жизнь. А это очень непросто. Кто-то находит себя, общаясь с собаками. Кто-то – с техникой. Часть талантливых ребят, что пострадали во время военных кампаний, в должности фельдшеров и санитаров остались на нашем же проекте. Помогают в обследовании пациентов. Некоторые идут в агрономы, учителя. Мы пробиваем места в учебных заведениях. Договариваемся о стипендиях. Но…

Тут доктор Фульд словно бы очнулся:

– Госпожа Агата… Сколько времени вы уже на улице?

– Вы же сами сказали, что мне можно и нужно дышать свежим воздухом!

– Я вызову дежурный мобиль – вас отвезут.

– Не стоит. Я сама!

– Ничего подобного!

Когда они ехали, Агата все же решилась и проговорила:

– Господин барон пропал…

– Эльза и Грон спокойны. Значит, он в подвале. В смысле, – доктор Фульд заметил, как напряглась женщина, – в своей лаборатории.

Он довез ее до дома, открыл дверцу мобиля.

– Скажите… Почему барон называет вас доктором мертвых? – спросила Агата.

– Мое основное место работы – городской морг города Орн. А все остальное – хобби. И…

Она подумала, что Фульд сейчас скажет ей что-то очень важное. Например, объяснит, что с ним произошло. Но «доктор мертвых» лишь буркнул, прощаясь:

– Вечером не гуляйте. На сегодня достаточно.

И уехал.

После прогулки Агата так устала, что заснула в кресле у камина. Проснулась уже вечером. Тишина. Промозглые сумерки за окном. Хозяин так и не появился.

Она походила по дому. Накрыла ужин на две персоны, прикрыв хлеб салфеткой. И вернулась в гостиную. Писать.

Страница. Другая. Текст шел легко, но она все равно прислушивалась, ожидая услышать решительные шаги хозяина дома.

Вернулись собаки. Эльза подбежала к ней. Агата провела по шерсти – ладонь стала мокрой.

– Дождь…

Грон притащил в зубах полотенце, требовательно и звонко гавкнул.

– А по-человечески нельзя было сказать, что вас надо вытереть, – проворчала Агата.

Потом долго хохотала, поняв, что именно произнесла. Обнималась с Эльзой, которая, уткнувшись мордой в ее колени, улыбалась, признавая – что да – смешно получилось.

Грон же снисходительно посматривал на веселящихся женщин. Перед сном Агата тщательно закрыла двери. Долго не могла заснуть, прислушиваясь, как бесприютно воет ветер… Эльза зашла к ней, вздохнула. Прыгнула на кровать, привалилась к ногам. Засопела.

– Эльза, – тихонько позвала Агата, – Эльза, ты слышишь? У меня будет книга. Только моя! Слышишь?

В шесть утра гостья была уже на ногах. Дождь лил как из ведра. Распахнула дверь – выпустила низерцвейгов.

Снова ожидание в кресле у камина… Бывает, задремлешь, а потом резко подскакиваешь от пугающего ощущения чьего-то пристального взгляда:

– Доброе утро! – Как же она обрадовалась, увидев хозяина дома! Только был он какой-то посеревший. И – такое ощущение – еле стоял на ногах. – Вы так внезапно исчезли. Я беспокоилась.

– Я увлекся, – хрипло ответил барон. – Вы голодны? Надо покормить собак.

– Не беспокойтесь, – остановила его Агата, когда барон, с трудом переставляя ноги, пошел в сторону кухни. – Все сыты. Собак я выпустила гулять. Я теперь даже знаю, где их кормят. А для людей у вас такой запас – можно долго не готовить. Может, вам стоит отдохнуть?

Странно, но в его глазах мелькнуло удивление. Интересно, чего он ждал от нее? Что она закатит скандал потому, что ее не развлекали сутки? Эрик фон Гиндельберг чуть прикрыл глаза и покачнулся.

– Наверное, я пойду, – попытался он поклониться. Вспомнил о хороших манерах…

– Идите, – приказала Агата. – Я принесу вам еду наверх.

– Не хочу обременять вас, – упрямо проговорил он.

– Будем считать это ответной любезностью.

Агата собирала еду на поднос – и улыбалась. Интересный человек… Хоть сейчас книгу с него пиши. Что-то холодное, непобедимое. И… правильное.

Ей хотелось отблагодарить его за заботу. За то, что он ввязывается в расследование этой запутанной истории. За то, что в его доме она закончила книгу, которая не давалась им с мужем. И за то, что придумала новую историю – свою. Только свою.

Агата взяла завтрак и отправилась в спальню. Откуда ни возьмись, появился Грон – проводником пошел впереди.

Хозяин дома и собак обнаружился сладко спящим. Сюртук аккуратно висел на спинке стула, одежда сложена. Ни единой складочки. Ни единой пылинки…

Агата осторожно поставила поднос с едой на прикроватный столик. Негромко окликнула:

– Господин барон! Эрик?

Этим она заработала недовольный взгляд собаки. Грон словно пытался ей сказать – спит человек, устал. Чего тебе?

Агата укрыла спящего покрывалом, барон отогнул его с одной стороны. На все остальное у него, наверное, просто не хватило сил, и зачем-то погладила мужчину по колючей щеке.

– Агата, – выдохнул он, не просыпаясь.

Она вздрогнула. Сердце счастливо забилось – и чего это оно? Улыбнулась – и вышла.

Вечером они встретились в столовой. Чинно сидели друг напротив друга.

Эльза довольно поглядывала то на хозяина, то на его гостью. И открыто улыбалась. Грон же, будучи мужчиной серьезным, прятал улыбку в густой бороде. Но тоже был очень и очень довольным.

После ужина люди перешли в гостиную.

– Вы пишете новую книгу? – слегка откашлявшись, нарушил тишину барон.

– Да, господин фон Гиндельберг.

– О чем?

– О девушке, которая была разведчицей во время войны, – воодушевленно ответила Агата. – Такого ни у кого нет! Она была на задании, уже в мирное время, и спасла мужчину. Случайно. Потом вынуждена была инсценировать свою гибель. Он очень переживал, винил себя. А потом они встретились у него на работе – в университете, где он преподавал. Ее отправили туда из-за череды убийств. Студенты аристократических родов гибли. И они вместе раскрыли… Что-то не так?

– Агата… – осторожно проговорил канцлер. – Женщина в разведке… Это, скорее, грустно, нежели романтично.

– Почему?

– Потому что – кто бы и по каким причинам ни попал на службу… Аристократка, жаждущая приключений, сирота, которой деться больше некуда, романтически настроенная девушка, готовая служить своей родине либо мстящая за кого-то врагам… Все равно они добывать информацию будут одним и тем же способом.

– Что? – покраснела писательница.

– Именно. Через постель. Любовницей. Танцовщицей. Женой. Но женщина может подобраться к мужчине близко – слишком близко… только так. А потом предать его. По долгу службы.

– Получается, что у мужчин есть выбор. А у женщин – нет.

Барон кивнул.

– И это не может не отразиться на женщине.

– Не говоря уже о том, что ваша разведчица – если она уверена, что ее раскрыли – должна будет замести следы.

– То есть убить мужчину, который узнал, кто она, – проговорила Агата, глядя барону в глаза.

Барон развел руками, как бы извиняясь, но лицо его при этом оставалось более чем серьезным.

– Хорошо. Предположим, что она вышла в отставку. И то дело, на котором они встретились, было для нее последним. Итак, она в отставке. И ее отправили преподавать!

– Приватные танцы? – сорвалось у него.

Агата только укоризненно посмотрела на барона. И стала озираться в поисках записной книжки.

– Я принесу вам ручку и бумагу, – правильно понял ее хозяин дома.

– Она может быть, скажем… дипломированным психологом? – спросила ему в спину Агата.

– Вполне.

– И может поступить в аспирантуру. После всех своих подвигов.

– Ее могут попросить посмотреть, что происходит в университете изнутри.

– Точно! – радостно выхватила Агата блокнот из рук собеседника.

– Только… – Он снова нахмурился.

– Что?

– Мужчина… Главный герой… Он будет иметь отношение к разведке? Или к военным?

– У нас в стране все имеют то или иное отношение к военным.

– Тогда у них вряд ли что получится.

– Из-за ее прошлого?

Барон кивнул.

– То есть мужчина, выполняющий свой долг, – это почетно. А женщина – сразу падшая? – сухо и зло сказала писательница.

– Именно. Если мы говорим о реальности. А не о сказках.

– И он никогда не перешагнет через то, что эта женщина принадлежала другим мужчинам?

– Скорее всего – нет.

– Понятно.

Агата поднялась. Исписанные листы упали с ее колен.

– Спокойной ночи, – сухо сказала она. И ушла.

Эльза одарила барона выразительным взглядом. Сомневаться в том, что она критикует умственные способности хозяина, не приходилось. Хотя нет. Не только. Этот взгляд определенно обвинял несчастного еще и в бестактности. Черствости. Отсутствии хороших манер…

Последнее особенно задело.

– А что я? – возмутился барон, безуспешно ища поддержки в насмешливом взгляде Грона. – Просто сказал правду!

Эльза, гордо цокая когтями по полу, отправилась вслед за Агатой.

– Женщины! – возмущенно проговорил хозяин дома. – Вот скажи мне, старина, как можно так переживать за выдуманного персонажа! Еще и обижаться.

Помолчав, артефактор добавил:

– Я не отдал ей кулон.