Татьяна Полякова
Вся правда, вся ложь

– Рискни. Но я бы не советовала.

Я поскребла затылок с разнесчастным видом.

– Грустно признаться, но я не любитель семейных праздников.

– Ага, – поддакнула Агатка. – Добро пожаловать в клуб единомышленников. Короче, иди шуршать бумагой и готовься к радостной встрече. Между прочим, ты к родителям две недели не заглядывала, великие страдания – причина серьезная, но мамуле на это начхать.

Горестно кивнув, я вернулась за свой стол. Все ж таки сестру иметь неплохо, она не только платит мне приличное жалованье за весьма скромный труд, но и взбодрит добрым словом, когда надо. Агатка, как всегда, права: бабулю жалко, но досужие разговоры делу не помогут. Коли расследование на контроле у бати, злодей расплаты не минует, ежели будет на то воля божья. Папа у нас, кстати сказать, прокурор области, и даже враги признавали, что просто так штаны в генеральском кресле он не просиживал, закон уважал, а мужиком был совестливым. Отцом я всегда гордилась. Хотя близкое родство с ним не афишировала, в основном потому, что гордиться мною у него повода не было.

В общем, до шести часов я трудилась, теша себя надеждой, что Агатка, взяв меня на работу, не выбрасывает деньги на ветер, и старалась не думать о предстоящем ужине в родительском доме, в принципе не ожидая от него ничего хорошего. Характер у мамули сахарным никогда не был, а мы своей «растрепанной личной жизнью», как она выражается, изрядно портили ей нервы, и мама не скупилась на взаимность.

Пятнадцать минут седьмого девчонки засобирались домой, а из кабинета показалась Агатка. Она успела переодеться в темно-бордовое платье с ниткой жемчуга и выглядела такой красавицей, что я подивилась глупости мужиков, которые неизвестно чем заняты, вместо того чтобы устилать ей путь розами и клясться в неземной любви.

– Пошли, – кивнула она и направилась к вешалке, сняла шубу, отдавая последние распоряжения Вере. Я потрусила следом, намотала шарф на шею, прихватила пальто и с поклоном распахнула перед сестрицей входную дверь. – Надо маме цветы купить, – заметила она, не обращая внимания на мое подхалимство.

По дороге я не удержалась и вновь заговорила о старушке и ее погибшей внучке, хотя Агатка ясно дала понять, что пустыми разговорами ее беспокоить не стоит.

– Мы однажды встречались с Ириной Одинцовой.

– Как тебя угораздило? – буркнула Агатка, выезжая на проспект и высматривая цветочный магазин.

– Не меня, а нас.

– Не помню такого.

– День рождения Римки Савельевой. Ирина была среди гостей вместе с мужем. Сегодня у бабули я его встретила, он меня узнал.

– И что? Бросим все и кинемся искать убийцу? Кстати, к бабке домой ты зачем поперлась? Нет бы маму навестить…

– А я что делаю?

– Действуешь мне на нервы, вот что.

Цветы мы купили и вскоре уже поднимались по лестнице к родительской квартире. Дверь нам открыл папа.

– У нас гости, – шепнул он, посмотрел на Агатку с виноватым видом и суетливо нас расцеловал. Пока мы разувались, а папа вешал пальто и шубу в шкаф, в прихожей появилась мама. Вот уж кого злодеям стоило бояться, впрочем, даже те, кто не знал за собой особых грехов, маму опасались. Невысокого роста, по-девичьи стройная, она одним взглядом способна была вогнать в тоску любого здоровенного мужика, дав ему понять, что господь сотворил его по оплошности. О чем теперь горько сожалеет.

Обычно мама с нами не церемонилась и с ходу заводила скорбную песнь о том, как не повезло ей с детками. Но в этот раз на лице ее сияла улыбка. Преувеличенно громко она сказала:

– Девочки мои, – и заключила нас в объятия.

Заподозрив неладное, мы тревожно переглянулись с сестрицей, папа пожал плечами, чем окончательно сбил нас с толку. Друг за другом мы опасливо вошли в гостиную. На родительском диване сидела дама весом в полтора центнера, в черном бархатном платье, в ушах бриллианты чудовищных размеров. Обесцвеченные волосы разметались по плечам. Рядом с ней пристроился мужчина лет сорока, упитанный, с носом кнопочкой и тусклым взглядом. Остатки темно-русых волос зачесаны назад в безуспешной попытке скрыть лысину. Отутюженные брюки и сложенные на коленях пухлые ладошки. Этакий скромный старый холостяк, из тех, что семенят по жизни, словно мышки, скрашивая серые будни сериалами да вылазкой на дачу.

– Твою мать, – буркнула Агатка сквозь зубы почти беззвучно, но я расслышала.

– Знакомьтесь, – сказала мама. – Анна Семеновна, ее сын Олег Сергеевич, а это наша Агата. – Мама погладила сестрицу по спине и легонько подтолкнула навстречу гостям, спохватилась и добавила, ткнув пальцем в мою сторону: – Наша младшая, Ефимия.

Тон ее давал понять, что на меня обращать внимания не стоит. Бурчание Агатки теперь было вполне понятно. Сестрица до сих пор не замужем, и мамуля решила взять ее судьбу в свои руки. Вот и причина появления в доме мышастого типа. Должно быть, родительница провела ревизию всех своих знакомых, и нас ожидает череда званых ужинов. Мама занимала солидный пост в областной администрации, и дружить с ней хотели многие. К счастью для Агатки, далеко не у всех были неженатые сыновья подходящего возраста.

Еще раз взглянув на жениха, я порадовалась, что мама оставила попытки меня пристроить. Замужем я была четырежды, и выбор мой раз от разу становился все неудачнее, вот мамуля и поставила на мне крест.

– Прошу к столу, – пропела она.

Анна Семеновна с трудом поднялась с дивана, сыночек вскочил с завидной резвостью. Облик его казался смутно знакомым. Сидя за столом напротив, я довольно нахально его разглядывала, обнаружила безусловное сходство матери и сына, которое поначалу в глаза не бросалось из-за расплывчатости черт мамаши, и поняла, что не так давно видела плакаты с портретом сыночка и призывом «Голосуйте за Казабекова», которые, вне всякого сомнения, украсили наш город.

Мама старательно потчевала гостей, гости восторгались ее кулинарными талантами, она, скромно потупившись, благодарила, хотя я была уверена: все блюда доставили из ближайшего ресторана. Кулинария маму никогда не интересовала.

Мышастый оказался говоруном, само собой, посадили его рядом с Агаткой, что, судя по ее лицу, вызвало у сестрицы очередной приступ изжоги. Приняв проблемы пищеварения за скромность, потенциальный жених пел соловьем, не спуская с Агатки взгляда, в котором читался явный интерес, при этом Олег Сергеевич ловко орудовал вилкой, и я решила: по-своему он даже талантлив, если способен одновременно трепаться, пялить глаза на сестрицу и брюхо набивать. Куда там Цезарю… Анна Семеновна заливисто смеялась шуточкам сына, мамуля благосклонно улыбалась, а папа ерзал, но терпел. Находясь в браке три десятка лет, он приучил себя к молчанию.

Семейный ужин всегда являлся для меня испытанием, даже если не был обременен гостями, но польза от визита к родителям, помимо исполнения дочернего долга, все-таки могла быть: при удачном стечении обстоятельств попытаюсь поговорить с отцом об интересующем меня убийстве. Завести разговор на эту тему за столом мне и в голову не пришло, мама это не приветствовала, следовало выждать время, когда мы останемся с папой наедине. Но тут на помощь мне пришла толстуха:

– Весь город болтает об этом убийстве. Одиннадцать ножевых ран, говорят, ей все лицо располосовали. – Она взглянула на отца, который даже бровью не повел, а мамуля нахмурилась.

– У нас не принято обсуждать подобные вещи, – отчеканила она, толстуха скорбно колыхнула тройным подбородком и затихла.

– Вам нравится ваша работа? – поспешно спросил мышастый, обращаясь к Агатке. Та мрачно кивнула и уставилась в тарелку. Мама снова нахмурилась и сама ответила на вопрос:

– Агата прекрасный специалист, преданный своему делу. Но для женщины работа не главное.

– Да-да, – просияла Анна Семеновна. – Главное – семейное счастье, любящий муж и детки. – Она взглянула на сыночка и добавила: – Хотя надежные молодые люди, способные составить счастье женщине, сейчас, к сожалению, редкость.

Мышастый скромно потупил глазки, но приосанился.

– Это точно, – поддакнула мама. – Девушкам надо проявлять осторожность. Выскочат замуж за первого встречного, а потом не знают, как от него избавиться. – Она метнула взгляд в мою сторону, а папа досадливо крякнул.

Вскоре он улизнул из-за стола под благовидным предлогом: отправился заваривать чай по фирменному рецепту. Агатка с облегчением вздохнула, сообразив: если пришла очередь чая, значит, страдать ей осталось недолго.

Я отправилась в кухню, заявив, что хочу помочь отцу. Папа успел уютно устроиться в кресле, включив телевизор, я взглянула на экран: бестолково снующие мужики охотились за мячиком. Половина футболистов была в бело-голубых футболках. В память о годах учебы в Санкт-Петербурге, тогда еще Ленинграде, папа болел за «Зенит». Чайник со щелчком отключился, а папа вздохнул, сообразив, что посмотреть футбол сегодня вряд ли удастся.

– Наши выигрывают? – спросила я.

– Еще только первый тайм заканчивается, – отозвался папа и стал заваривать чай.

– По-моему, Агатка от жениха не в восторге, – сказала я.

– Я тоже. Это мамина идея. Пусть не обращает внимания.

– Ага. – Я присела на подлокотник кресла, наблюдая за отцом, и наконец решилась: – Мы были немного знакомы с убитой девушкой, Ириной Одинцовой.

– Я не обсуждаю дома свою работу, – ответил папа.

– Может, мне к тебе на прием записаться? – спросила я без намека на иронию.

Папа отшвырнул в сторону полотенце, которым собирался прикрыть заварочный чайник, и повернулся ко мне.

– Не смей лезть не в свое дело, – тихо произнес он, но вышло все равно грозно. Это он с мамой кроткий агнец, а вообще мужик суровый, под горячую руку ему лучше не попадаться. – Мало мне расследования, которое вы затеяли в прошлый раз? Если тебе память отшибло, так я напомню: ты едва сестры не лишилась.

– Да никуда я не лезу, – заныла я, испугавшись родительского гнева. – Просто хотела узнать… Что тут особенного?..

– Не сметь, – повторил папа и даже погрозил мне пальцем. – Твоя сестра адвокат, а ты ее помощник, вот и занимайтесь своим делом.

Я бы могла возразить, что адвокатам иногда приходится проводить собственное расследование, и у Агатки это получается очень неплохо, но по здравом размышлении сочла за благо заткнуться. Собрала на поднос чашки и варенье в вазочках, папа взял чайник, сунув под мышку коробку конфет, и, сочувственно взглянув друг на друга, мы побрели в гостиную. Нас встретило веселое ржание толстухи и мышастого, мама вежливо подхихикивала, Агатка сидела с таким видом, точно обнаружила в тарелке таракана.

Чаепитие завершилось примерно через час. Гости, вспомнив, что завтра рабочий день, поднялись из-за стола. Мама провожала их до входной двери, папа тут же кинулся к телевизору узнать, с каким счетом закончился матч.

Мы с Агаткой собирали посуду, когда вошла мама и сказала:

– Если ты и впредь будешь сидеть с таким постным видом, останешься старой девой.

– Августа! – подал голос папа.

– Что – Августа? У людей дети как дети… А твои? Что одна, что вторая…

– Ко мне-то какие претензии? – возмутилась я. – Я замуж четыре раза ходила…

– И что? Какой от этого толк? До тридцати лет женщине надо родить, иначе могут возникнуть проблемы…

– У кого? – некстати очнулась Агатка от глубоких раздумий.

– У тебя, дурища! – рявкнула мама. – Согласна, жених ни к черту, пугало огородное и то краше, к тому же дурак да еще наглец… Но куда деваться твоей бедной матери? Ты-то никого не приведешь, хоть бы раз родителей порадовала.

– Мамуль, да без проблем, – влезла я, решив прийти на помощь сестрице, которой и так сегодня досталось. – Завтра подгоним целый взвод…

– Уж ты-то подгонишь, в этом я не сомневаюсь… вся городская шпана у тебя в друзьях. Могла бы и об отце подумать.

– Августа! – вновь воззвал папа и вновь безуспешно. И тут Агатка выдала:

– Меня не интересуют мужчины.

Маму шатнуло, ее левая рука легла на сердце, папа выронил пульт, меня и то пробило, я взглянула на сестру с немым вопросом в очах.

– А кто тебя интересует? – пискнула мама.

– Карьера. Мужчины и дети подождут. По крайней мере, до тридцати пяти лет. Я так решила. И больше никаких смотрин.

Мама вздохнула, но скорее с облегчением, успев убедить себя, что все могло быть хуже.

– В самом деле, Августа, – сказал папа. – Не хочу тебя критиковать, но, по-моему, ты перегибаешь палку…

– Будь у меня палка, надавала бы вам всем по башке. – Мама отправилась в свою комнату, громко хлопнув дверью, а мы с сестрицей засобирались восвояси.

– Это было жестко, – заметила я, спускаясь по лестнице. Агатка ничего не ответила, и только когда мы оказались в машине и выехали со двора, спросила:

– Скажи-ка, сестрица, что, мои дела и впрямь так плохи?

– Ты мышастого имеешь в виду?

– Почему «мышастого»? – хмыкнула Агатка.

– Похож на мыша-перекормыша.

– Прикинь, этот тип мне визитку сунул с номером мобильного на обороте и особо подчеркнул, что это его личный номер. Всерьез верил, что я ухвачусь за такое сокровище?

– Да не парься ты. Мамуля и то сказала, что он редкостный нахал. Мама людей видит насквозь. И не злись. Понять ее можно. Она мечтает о внуках.

– Вот и осчастливь родителей, принесешь хоть какую-то пользу человечеству.

– Ты старшенькая, тебе и начинать.

– Нет, мне все-таки интересно, я в самом деле произвожу впечатление засидевшейся в девках страдалицы?..

– Говорю, не парься. Ты умница-красавица, и…

– И поэтому он сбежал, – фыркнула Агатка, имея в виду Берсеньева.

– Не поэтому…

– А почему?

– Потому что дурак…

– Ага. Ладно, будем считать, что приятно провели вечер.

Агатка высадила меня у подъезда и уехала, а я, зябко ежась, смотрела ей вслед, пока машина не исчезла за углом дома. Если б я только могла рассказать сестре, почему Берсеньев ее оставил… Сделало бы это ее счастливей? Сомнительно. Много бы я отдала за то, чтобы знать, кто в действительности прячется под маской завидного жениха… Об этом остается лишь гадать. Сестрица бы точно раскопала всю его подноготную… это и удерживает меня от признания: Берсеньев не из тех, кто подобное позволит. Странно, что мне до сих пор шею не свернул, сам он утверждал, будто испытывает ко мне слабость. Хотя, конечно, все проще: он знает, что доказать я ничего не смогу.

Вздохнув, я вошла в подъезд и стала медленно подниматься по лестнице, подпрыгивая на каждой ступеньке. Меньше всего мне хотелось оказаться в своей квартире. На самом-то деле моей была одна комната, две принадлежали соседям. Одно время появился у меня возлюбленный, который считал, что в коммуналке мне не место, и заплатил за комнаты хозяевам за год вперед, чтоб они не вздумали квартирантов пустить или сами здесь появляться. Со Славкой мы расстались, но о том, чтобы договор нарушить, соседи и слышать не хотят, так что жить мне в одиночестве как минимум до лета.

Я достала ключ из-под коврика, вставила его в замок, толкнула дверь и подумала: «Кота, что ли, завести? Было бы кому встречать меня по вечерам».

Утро выдалось солнечное, и это немного примирило меня с жизнью. Ночью выпал снег, стоя возле кухонного окна я пила кофе, наблюдая за тем, как дворник расчищает во дворе дорожки. Не так давно я тоже являлась представителем этой славной профессии. Золотое было времечко. Ни тебе сестринского пригляда, ни вороха бумаг на столе… Мысль о бумагах, которые ждали меня в офисе, заставила поторопиться. Поспешно сделав два последних глотка, я поставила чашку в мойку и заспешила к выходу.

На работу я пришла десятью минутами раньше, чем следовало, надеясь произвести впечатление. Но сюрприза не получилось: Агатка уже сидела в своем кабинете. Придется потрясать ее производительностью труда. Гаркнув «привет», я устроилась за столом и углубилась в документы.

Примерно в одиннадцать, когда я решила, что имею право выпить кофе, Вера, секретарь Агаты, заглянула к ней в кабинет и сказала:

– Агата Константиновна, там посетитель, очень просит его принять…

– Посмотри расписание…

– Он говорит, срочно.

Тут дверь из приемной распахнулась, и вошел мужчина, а я так и замерла с чашкой в руках. Передо мной стоял Геннадий Одинцов в темной меховой куртке нараспашку и с шапкой в руке, которую он нервно мял.

– Здравствуйте, Ефимия Константиновна, – сказал он. – Мне очень надо поговорить с вашей сестрой.

Агатка, наблюдавшая эту сцену, так как дверь в ее кабинет была открыта, крикнула досадливо:

– Заходите!

– Спасибо вам большое, – пробормотал Одинцов и чуть ли не бегом устремился в кабинет, но вдруг притормозил и добавил, обращаясь к Агатке: – Можно Ефимии Константиновне присутствовать при нашем разговоре?

– Как же без нее, – съязвила сестрица. – Ефимия Константиновна, будьте любезны…

Последовав за Одинцовым, я прикрыла за собой дверь.

Геннадий замер в паре метров от стола Агатки и продолжал теребить свою шапку. Неуверенная в том, что сестра его узнала, я мимикой и жестами попыталась донести до ее сознания, кто наш посетитель. Агатка зло зыркнула, а я, выступив вперед, предложила Одинцову:

– Снимайте куртку и присаживайтесь.

Он поспешно разделся, огляделся в замешательстве, положил куртку с шапкой на диван и устроился в кресле.

– Спасибо, – кивнул он. – Я понимаю, что не должен был без звонка, и… не уверен, что вы меня помните…

– Я вас помню, – сказала сестрица, сцепив руки замком.

– Тогда вы, наверное, знаете о том, что произошло… Мою жену убили…

– Примите мои соболезнования…

– Да, спасибо. – Он затравленно посмотрел на меня, я улыбнулась, желая придать ему бодрости, и села рядом. – Простите, что отвлекаю вас от работы…

– У меня действительно мало времени, – сказала Агатка, в тот момент являясь точной копией нашей мамули. – Так что давайте сразу перейдем к делу.

– Да, да… конечно. – Одинцов провел рукой по светлому ежику волос и на минуту задумался, должно быть, подбирая слова. – Мы едва знакомы, но я все-таки очень рассчитываю на вашу помощь.

– Простите, Геннадий…

– Владимирович, – подсказал он.

– О какой помощи идет речь?

– Помогите мне найти убийцу жены, – выпалил он. Агатка поморщилась.

– Вы обращаетесь не по адресу. Здесь адвокатская контора, а не детективное агентство.

– Я понимаю, и все же… очень может быть, что адвокат мне вскоре понадобится, – невесело усмехнулся он. – Единственного подозреваемого уже выпустили. Боюсь, что теперь им стану я. В подобных делах муж всегда вызывает подозрение.

– Ну, если вам понадобится адвокат, можете смело обращаться, – кивнула Агатка, а мне очень захотелось приложить ее тяжелым предметом.

– Я знаю, чем больше проходит времени, тем труднее найти убийцу. И если в первые дни никого не обнаружили, найти преступника почти невозможно. Вся надежда на то, что появятся новые факты, – торопливо заговорил он. – Время идет и… я боюсь, преступление так и останется нераскрытым. Я очень любил свою жену… очень. И мне невыносима мысль, что человек, который отнял у меня все, так и останется безнаказанным. Я небогат, но… я найду деньги… сколько скажете. Пожалуйста, помогите мне.

– Геннадий Владимирович, я вам очень сочувствую, – вполне по-человечески заговорила Агатка. – Но… повторяю еще раз: мы не сыщики и вряд ли сможем сделать то, что не смогли профессионалы.

– Для них это только одно из сотни дел, и, по большому счету, им все равно… А вы были знакомы с Ирой… видели ее, пусть всего один раз…

– Как вы вообще себе представляете…

– У вас есть необходимые связи. И вы уже не раз проводили расследование, я узнавал…

– Но не в подобном случае. Идет официальное расследование, и никто не позволит нам путаться под ногами. Простите, но я не смогу вам помочь.

Одинцов замер, растерянно глядя на нее, потом молча поднялся, взял свои вещи и ушел. Агатка тут же уткнулась в бумаги, делая вид, что меня нет в комнате. Я катала авторучку по столу, ей это вскоре надоело, и она буркнула:

– Изыди.

– Мы могли бы попытаться, – пожала я плечами.

– Не могли бы. И причину я объяснила вполне доходчиво.

– Скажи прямо: просто дрейфишь.

– Щас как врежу, – рявкнула Агатка, подхватив со стола раздувшуюся от бумаг папку. – У него от горя мозги заклинило, но ты-то… – вздохнула она, отшвырнув папку в сторону. – Фимка, у меня три судебных разбирательства на следующей неделе, а я, по-твоему, должна бегать по городу как следак-первогодок… И был бы толк…

– Бегать могу я…

– Ага. Лишь бы делом не заниматься. – Сестрица на меня уставилась, покачала головой и кивнула: – Ладно, хрен с тобой. Разузнай, в чем там дело. И не вздумай меня от работы отрывать. Твоя идея – вот и вертись как хочешь.

– Спасибочки, Агата Константиновна, – пропела я. – На ценный совет я могу рассчитывать?

– В свободное от основной работы время, пожалуйста. Все. Вали отсюда.

Я не заставила просить себя дважды, скоренько убралась из кабинета, вернулась за свой стол и задумалась. Прежде всего стоило поговорить с Одинцовым. Я порылась в сумке и нашла листок с номером телефона Ольги Валерьяновны. Старушка мне обрадовалась. Я хотела просто узнать мобильный зятя, но проболтала с ней минут двадцать, не решаясь прервать разговор. Вожделенный номер в конце концов получила и тут же позвонила Геннадию.

– Да, – сурово ответил он, в первое мгновение я решила, что номер набрала неправильно, уж очень не вязалась эта суровость с обликом Геннадия Владимировича.

– Простите, это Ефимия. Мы могли бы встретиться и поговорить?

Недолгая пауза, после которой Одинцов спросил с надеждой:

– Ваша сестра передумала?

– Пока вам придется довольствоваться моей помощью. Согласны?

– Да… да… конечно… Когда мы можем встретиться?

– Если есть время, прямо сейчас. Вы где находитесь?

– На Садовой, – торопливо ответил он.

– Там есть какое-нибудь кафе поблизости?

– «Каприз».

– Через двадцать минут я подъеду.

Сунув телефон в сумку, я направилась к вешалке, девчонки, которые прислушивались к разговору, с сомнением переглянулись, Ирка, не выдержав, спросила:

– А кто за тебя работать будет?

– Те, кому с родней повезло куда меньше, – ответила я.

Снег на солнышке успел подтаять, я дважды угодила в лужу и дала себе слово завтра же отогнать машину в сервис. В частном сыске без тачки никуда. Погони, перестрелки… Права Агатка, не своим делом я собираюсь заняться. Впрочем, не в первый раз.

Я успела запрыгнуть в отходящий троллейбус, сунула руку в карман пальто в поисках мелочи. Под ногами грязная жижа, рядом тетка-кондуктор с сердитым видом наблюдала за моими попытками наскрести нужную сумму.

– На паперти, что ли, стояла? – спросила она, забирая горсть меди.

– На паперти нынче подают плохо, – пожаловалась я.

– Тебе в другом месте стоять надо, озолотишься.

«Вот чертова баба», – думала я в досаде, обозревая пейзаж за окном, на пятой по счету остановке я вышла и почти сразу заметила Одинцова. Он нарезал круги возле темно-красной «Хонды», стоявшей прямо напротив кафе с яркой вывеской «Каприз».

– Геннадий Владимирович! – крикнула я и побежала к нему через дорогу.

Он вскинул голову, махнул мне рукой и попытался улыбнуться. Через минуту я оказалась рядом с ним, и мы затоптались на месте в некотором замешательстве, точно влюбленные на первом свидании. Хотя Одинцов и улыбался, но его тревожное состояние угадывалось, а мрачные думы никакая улыбка скрыть не могла. Не знаю, действительно ли его порадовал мой звонок, точнее, предложенная мною замена, впрочем, утопающий хватается за соломинку. Одинцов, с моей точки зрения, утопающим все же не был, после убийства прошло меньше месяца, у следствия есть все шансы найти убийцу, так что безнадежность, с которой говорил Одинцов, немного преждевременна. Правда, он опасался стать подозреваемым… А вдруг именно это его и беспокоит? «Нечего гадать, – одернула я себя. – Поговори с человеком и все узнаешь».

– Посидим в кафе? – произнес Геннадий Владимирович, все еще переминаясь с ноги на ногу.

– Там, наверное, будет удобнее, – ответила я с сомнением: вдруг Геннадий Владимирович экономный? За свой кофе я сама расплачусь.

– Да-да, идемте. – Он зачем-то взял меня за руку, и мы вошли в кафе.

Посетителей было немного, мы выбрали стол у окна, заказали кофе. Одинцов сбросил куртку, помог мне снять пальто, я заметила, как дрожат его руки. Он устроился напротив меня, потянулся за сигаретами, но тут же поинтересовался:

– Вы курите?

– Пытаюсь бросить. Но вы можете курить.

– Я тоже пытался бросить, – невесело усмехнулся он, закуривая. – Держался больше года. Теперь без сигарет обходиться не могу.

Он глубоко затянулся и уставился в окно. Я достала блокнот и ручку, помолчала немного, готовясь к долгому разговору, и сказала:

– Геннадий Владимирович, начнем с главного вопроса: у следователя есть причина вас подозревать?

Он пожал плечами:

– Думаю, причина проста – других подозреваемых на сегодняшний день нет.

Нам принесли кофе, я сделала пару глотков, надеясь согреться, в кафе было довольно прохладно, хотя, может, мне так только казалось.

– Извините, что мне придется задавать вам вопросы, на которые вы уже не раз отвечали, но…

– Я понимаю, – кивнул он. – Спрашивайте… И, если вы не против, давайте обойдемся без отчества.

– Не против. Расскажите о том, как вы…

– Как я ее нашел? – быстро спросил он.

– Понимаю, что вспоминать об этом нелегко…

Он затушил сигарету и усмехнулся:

– Нелегко? Моя жизнь рухнула. Встаю утром и думаю: зачем? Зачем мне жить?.. – Он потер лицо и вновь отвернулся к окну, стараясь скрыть слезы. – Я готов отвечать на любые вопросы, только бы найти его… В тот день я приехал домой около двенадцати. Ездил на встречу с клиентом в торговый центр «Заречный», это совсем рядом с домом, вот я и решил домой заскочить.

– Обычно вы где обедаете?

– По-разному. Офис у меня на Чапаева, ездить на обед домой неудобно, на мосту часто пробки… Обедаю в столовой рядом с офисом, иногда вообще на это времени нет, бывает, встречаюсь с клиентами где-нибудь в кафе или по дороге перекусываю на скорую руку. Но если время есть, конечно, дома обедаю.

– Жену предупреждали о своем приезде?

Никакого подвоха в моем вопросе не было, но Одинцов мрачно усмехнулся:

– Следователя тоже интересовал этот вопрос.

– Ничего удивительного. Вопрос самый обыкновенный.

– Да? Конечно, я всегда предупреждал. Ирочка для себя редко готовила, так, какой-нибудь салатик. А если ждала меня, то обед был королевским. Оттого и не любила, когда я являлся не предупредив. Чувствовала себя нерадивой женой: муж на пороге, а накормить его нечем. Так что, если мои планы менялись, я обязательно звонил, предупреждал, что приеду, она успевала что-нибудь приготовить. Стряпать Ира любила, она вообще с огромным удовольствием занималась работой по дому, отличная хозяйка… Я никогда не являлся в дом неожиданно, и причина очень проста: мы любили друг друга и перезванивались постоянно. Если не я ей звонил, то она мне… она всегда знала, где я нахожусь, а я знал, чем она занята…

– В тот день вы тоже звонили?

– Конечно. Сначала позвонила Ира, где-то в десять, я сказал о встрече в «Заречном». Думал, что буду занят примерно до часу-двух, но генеральному директору торгового центра пришлось уехать, а его заместитель вопросами рекламы не занимался, и наша встреча… в общем, ему просто неудобно было отменять ее в последний момент, я оставил эскизы и уехал, до двух я был фактически свободен и решил домой отправиться, побыть немного с женой… Позвонил Ире, предупредил, что скоро буду.

– Точное время помните?

– Конечно. Я звонил по мобильному, звонки фиксируются. Десять пятьдесят пять.

– Что было дальше?

– Зашел в магазин «Вкусняшка», это по дороге… купил пирожные, Ира их очень любила… Возле магазина встретил бывшего клиента, мы немного поболтали. На перекрестке, ближе к церкви, сломался светофор, пробка выстроилась до областной больницы. Домой я попал примерно в двенадцать, потратив на дорогу вместо десяти минут все сорок. Из машины я звонил еще раз, в одиннадцать двадцать пять, сказал, что застрял в пробке. – Одинцов вздохнул и вновь закурил, посмотрел на свои дрожащие руки и продолжил рассказ: – Я подъехал и позвонил в дверь, но мне никто не открыл. В руках у меня была коробка с пирожными. Я позвонил еще раз… потом стал искать ключи. Обычно Ира уже ждала меня и дверь открывала прежде, чем я успевал выйти из машины.

– То, что жена не открыла дверь, вызвало беспокойство?

– Нет. Я подумал, может, телевизор работает громко, или она в туалете… да мало ли что… я вошел, в доме было очень тихо, так тихо… вот тогда я испугался, этой тишины испугался, какой-то неестественной тишины… заглянул в кухню. Иры там не было. Позвал ее несколько раз. Вошел в гостиную… А потом… потом в комнату Иры, она на первом этаже, там выход на веранду. Ире очень нравилась эта комната… – Одинцов затушил сигарету и тут же закурил новую. – Она была там, – сказал едва слышно. – Только я заметил ее не сразу. Сначала увидел кровь… на ковре, на кресле… даже на стене… я, кажется, закричал, а затем… она лежала за диваном у двери на веранду, вся в крови… лицо он ей тоже рассек. Я подбежал к ней и… отключился. А когда пришел в себя, все не мог поверить, что она мертва, пытался привести в чувство, даже в «Скорую» позвонил не сразу… совсем спятил… – Он опять потушил недокуренную сигарету и закрыл лицо руками. Воспоминания дались ему нелегко, лицо бледное, на лбу капли пота. Несколько минут мы сидели молча, он схватил чашку, сделал большой глоток, поставил ее на стол, рука дрогнула, и чашка опрокинулась. – Извините, – сказал он. – «Скорую» пришлось ждать долго, хотя, может, мне так показалось. Врач вызвала полицию, я был точно в бреду, и когда они явились, наверное, отвечал на вопросы невразумительно. Вот, собственно, и все.

– Вы хорошо знали дворника, которого подозревали в убийстве? – спросила я.

Геннадий некоторое время смотрел с недоумением, словно не понял вопрос.

– Нет, конечно. Кто обращает внимание на дворников?

– Его арестовали в тот же день?

– Кажется, да. Знаете, я до похорон был сам не свой… да и потом… Следователь сообщил мне о его аресте. Соседи видели дворника возле нашего дома, заборов у нас нет, то есть забор только вокруг поселка, а участки друг от друга отделены живой изгородью. Дворники убирают общую территорию, за своим участком я ухаживал сам. Его несколько раз видели возле дома, но в этом не было ничего удивительного, многие договариваются с дворниками частным образом, чтобы подстричь туи или скосить траву.

– В начале ноября вряд ли это кому придет в голову.

– Да, но работа на участке всегда есть… в общем, он частенько болтался возле нашего дома, но это вовсе не казалось подозрительным. И в то утро тоже, пока соседи не узнали о том, что произошло… Его арестовали, но потом выпустили.

– Следователь это как-то объяснил?

– Около одиннадцати часов дворник подметал парковку на другом конце поселка, нашлись свидетели… затем вернулся в дворницкую, она в одном здании с охраной, охранники подтвердили, что из комнаты он не выходил до приезда полиции. Убийство произошло в промежутке между моим последним звонком в одиннадцать двадцать пять и двенадцатью часами, когда я вернулся. У него алиби.