Татьяна Павловна Карпенко
Кошмарные сны
Нагнетающая ужас музыка, разливается по гостиной. Крупный план лица фермера и камера начинает медленно отъезжать, так, чтобы зритель заметил, что сзади подкрадывается зомби. Он идет медленно и достаточно тихо. И вот жертва окутана костлявыми лапами мертвеца. «А-а», – кряхтит фермер, когда зомби впивается в его шею и …»
Я отвернулась, не желая видеть анонс полностью. Мне было прекрасно понятно, что будет дальше и потому не хотелось смотреть на кровь. Пусть она и бутафорская, но на экране телевизора всегда смотрится реально.
– Поп-корна не хватает, – протянул Леня. – Давай сгоняем до магазина, пока «Новости».
Я согласилась.
У Лени была старенькая Мицубиси Лансер, темно-синего цвета. С этой машиной мой брат не желал расставаться, хотя денег бы у него хватило на свежую. Машина скользила по улицам города. За окном светилась одинокая луна. Дороги к моему удивлению оказались мокрыми, так как прошел нежданный дождь. В чем-то Степан был прав.
Удивляло то, что на улице было много прохожих. Все куда-то торопились, словно уже утро понедельника, а не ночь с пятницы на субботу. «Странно», – подумала я.
Круглосуточные магазины – наше спасение. Прогресс мира подарил нам множество благ, не только пенициллин, но и поп-корн, цветное кино, шариковые ручки, сотовые телефоны и, конечно же, круглосуточные магазины. Нет, благ, подаренных нам прогрессом не сосчитать, но в тот момент я помнила только об этих.
Магазин встретил нас яркими огнями, словно мы попали на Бродвей. Я ощущала себя молодой Лайзой Минелли, которая пришла на премьеру своего мюзикла «Кабаре».
Когда я вышла из машины, мимо пробежал сорванец и больно пихнул меня в бок. Я упала на машину и изумленно вскрикнула. Брат прокричал мальчишке вдогонку пару ласковых, а потом помог мне. Ощущение радости и безмятежности сменилось досадой.
Быстро купив все, что было необходимо для приятного просмотра, мы направились назад. Теперь все улицы были заполонены разъяренными людьми. Все кричали, ругались. Кто-то даже в драку кидался. Я сжала руками ремень безопасности, когда мы проезжали мимо обезумевшей толпы. Становилось жутко от всего происходящего. Мы уже почти свернули на дорогу ведущую к нашему дому, когда путь нам преградил выбежавший перед машиной человек. В нем я узнала Семена. Сейчас он был спокойным, но все таким же бледным.
– Чего тебе? – выкрикнул Леня, приоткрыв окно, так чтобы слова дошли до незваного гостя.
– Подвезите меня до дома, – это была не просьба, а скорее приказ.
Жил Семен чуть дальше нас, в бараке. Родители его были бедны и всю жизнь потратили, работая на заводе, для того, чтобы выучить своих детей. Если Лиза (старшая сестра Семена) была благодарной и прилежной, то ее брат – всячески выказывал свое неудовольствие на уроках. Часто это мешало учебному процессу, за что учителя его и невзлюбили.
– Вам не кажется, что твориться, что-то странное? – ни с того ни с сего, поинтересовался Семен.
Я насторожилась и оглянулась к нему.
– Люди стали другими, – продолжил он. – Еще часа два назад, все они спокойно спали в кроватях. Но как пробило три… – словно обезумили.
– И что это по-твоему? – как можно более безразлично спросила я.
Он лишь пожал плечами и, приблизившись к нам с братом, так, что его голова оказалась между двумя передними сидениями, прошептал:
– Мир стал другим и прежним уже не будет никогда.
Его слова долго не шли у меня из головы. Он был так уверен в том, что люди обезумели не от жары, а от какой-то невиданной заразы, что становилось не по себе. Не знаю почему, но я ему поверила.
– Что ты будешь делать? – перед тем, как он вышел из машины, поинтересовалась я.
Звучало, конечно, двусмысленно, но он меня понял правильно.
– Бежать. Бежать и не оглядываться.
Вернувшись домой, мы с Леней, не встретили никого. Дом был пуст. Казалось, что внутри веет страхом и холодом. Будто хозяева (наши родные) покидали дом впопыхах, забыв все вещи и документы. Лишь бы исчезнуть побыстрее.
Напугало ли нас происходящее?! Возможно. Но еще больший ужас вызвало объявление по радио: «Внимание, граждане! Введен режим ЧС. Всем по возможности оставаться в своих домах, или ехать на пограничный пункт, где работают круглосуточные подразделения помощи нуждающимся. И запомните – это не учения. Все очень серьезно. Мир больше не будет прежним».
Я вздрогнула, когда переступила порог гостиной и увидела застывшее изображение зомби, которое продолжает кусать фермера. Словно гифка, изображение повторялось и повторялось. На улице раздался скрежет и вой. Я обернулась к брату – он пребывал в том же недоумении, что и я.
– Вот, – протянул он мне записку, которую оставили родители, – Прочти.
«Мы забрали Вовку и уехали на пограничный пункт. Мама и папа».
Погас свет. Я вскрикнула от неожиданности.
Леня закрыл все двери. И мы закрылись в гостиной. С каждой минутой ужас от происходящего только нарастал. Я медленно подошла к окну и выглянула, стараясь оставаться незамеченной. Нас окружили невиданные существа. Они походили на людей, только их глаза горели ярким огненным светом, а руки удлинились, словно растянутая жвачка.
– Кто это?– ужаснулся подошедший ко мне Леня.
– Понятия не имею, – прошептала я.
Телевизор вновь заработал. По гостиной разлилась жуткая, ноющая музыка. Мы вместе обернулись и столкнулись лицом к лицу с Семеном. Он стоял, спокойно улыбаясь и все бы хорошо, если бы не ярко-красные глаза, которые светились в кромешной темноте дома.
Похищенная тьмой
Скрип. Скрежет.
– Если ты пойдешь домой, Не бери Его с собой…
Визгливо раскачивается лампочка на одиноком проводе.
– Он найдет тебя и так, Он возьмет тебя во мрак…
Я открываю глаза. Лежу в сыром подвале, где с потолка звонко капает вода.
– Ты из мрака не сбежишь, Ты уже не будешь жить….
Лежу на холодной, сбитой из дерева, койке. Доски насквозь промокшие, и мне с каждым мгновением становится все холоднее. Осмотреть это место не могу, голова раскалывается от удара, полученного накануне вечером. Пытаюсь сесть – ломит спину. Неужели меня били? И как у этих извергов еще рука поднимается на женщину?! Что б у них руки отсохли. Наконец, с четвертой попытки у меня получается сесть. Глаза уже привыкли к темноте и теперь можно разглядеть свою тюрьму. Да, я была права, это помещение похоже на подвал, видимо, построили его довольно давно, поскольку половина перекладин из дерева уже сгнили. И в любом другом случае, можно было бы устроить побег, но сил у меня вряд ли хватит. Как и в любом подвальном помещение, здесь нет окон, только под самым потолком висит, раскачиваясь на проводе, грязная, перепачканная кровью, лампочка. На деревянном полу стоит ведро, наполненное водой, видимо это вместо умывальника. Всюду застарелая грязь.
– Они еще вернуться, чтобы узнать кто ты…. – слышу тихий детский голос и вздрагиваю.
Ощущение того, что я здесь ни одна, накатывает волной. Оборачиваюсь. В самом темном углу, сидит маленькая девочка, обхватив оголенные коленки руками. Худенькая, с жалобными глазами. Я мысленно посылаю проклятия тем, кто запер ее здесь.
– Они всегда приходят… – тем же голосом говорит она.
– Откуда ты здесь? Кто ты? – как можно более спокойно, спрашиваю я и подхожу ближе к ребенку.
Вблизи я замечаю, как много на ее руках ссадин. Ее светлые волосы прилипли к большой ране на лбу. Девочка сидит не подвижно, только ее израненные губы шевелятся в такт словам.
– Мое имя – Линара, – проговаривает она, не поднимая на меня глаз. Я опускаюсь на пол рядом с девочкой, – Я попала сюда давно… Даже и не помню сколько сижу здесь…. А ты – новенькая… Я слышала, как они говорили о тебе.
Я закрыла глаза и наклонила голову назад, прислонившись вплотную к стене. Девочка замолчала и запела ту песенку, которая меня разбудила.
***
Несколько дней назад я была дома. Распускала волосы, заплетала их. Красила глаза. Улыбалась. Смеялась. Ела сваренный мамой борщ, щи, тушенную капусту. А сейчас я сижу в промокшем подвале, рядом с умирающей девочкой. И самое страшное, что никак не могу вспомнить как я сюда попала и кто меня здесь держит.
К вечеру первого дня, девочка взяла меня за руку и повела по длинным коридорам подвала. Мы шли молча. Она то и дело искала глазами что-то в стене и оглядывалась назад, словно боялась, не гонится ли кто за нами. Я шла повинуясь. Вообще я привыкла проводить время с детьми и невеста моего брата, говорила, что надо было идти не на журналистику, а детей воспитывать.
В конце концов, девочка посмотрела на меня открытыми, наивными глазами и сказала: «Иди за мной». А после отпустила мою руку и завернула за угол. Я сделала как она сказала – пошла за ней и наткнулась на открытую дверь. А вот девочка, словно испарилась.
