bannerbannerbanner
Что помнят клады…

Татьяна Корнева
Что помнят клады…

Пролог

Эта история о том, что всё в мире взаимосвязано. Ничто не проходит бесследно, не исчезает в никуда. Добро и зло, случайное благородство, беспричинные обиды впечатываются в память времен и периодически повторяются, в надежде найти себе объяснение или искупление. Так было прежде, и так будет всегда. Каждый приходит в мир со своей миссией и несёт то, чего никто другой привнести не смог бы. Человечеству остаётся лишь попытаться понять, почему вышло всё именно так и веками приходить в себя от допущенных ошибок… Случилась это на самом деле, или я всё выдумала – сказать сложно. История наша и о «нулевых», и о «лихих девяностых», и о смутном времени… Она о жизни и о людях. Не сказка, не быль…

После собеседования

Маша быстро шагала по знакомой с детства улице. Ей было и печально, и… смешно. Всегда смешно, когда ситуация выходит из-под контроля. За это, наверное, и ценили её в своё время, многочисленные институтские подружки. О неудачах на экзамене и девичьих разочарованиях умела Маша рассказывать так, что рассевшиеся на общежитских кроватях студентки ухахатывались до трёх утра. И стонали сквозь хохот: «Ой, Машка, до чего ж ты неунывающая!». Пробираться в общежитие мимо строгих вахтёрш так, как это делала она, тоже никто не умел. Это был отработанный годами трюк. Поймав выкинутые подружками из окна пустое ведро и стоптанные тапки, Маша переобувалась, укладывала уличные ботинки и тетрадь с конспектами в якобы мусорное ведро и, распахнув пальто, озабоченно пролетала мимо подслеповатых бабушек в длинный коридор студенческого общежития, пахнущий щами из квашеной капусты. Бдительные дамы, знающие всех студентов в профиль, в фас и со спины, даже от вязанья не успевали оторваться! Не то нагорело б Машке за такие проникновения. Оно того стоило: в тесных комнатках студенческих общежитий, в те времена царила настоящая жизнь с дешёвым вином, гитарой, зубрежкой и ночными посиделками… Стоило отпроситься у родителей к подружкам и прошмыгнуть мимо вахты, как ты с головой окунался в весёлую студенческую кутерьму. Где теперь те подружки?.. А общежитие – вот оно. У входа – японские джипы, на вахте охранник в форме и камеры наблюдения, а асфальт под окнами исписан признаниями в любви. Как иначе? Ведь в молодости не бывает проблем. Только беспокойное ожидание чуда. Во всяком случае, у Маши именно так и было. Настоящие проблемы возникли, похоже, только сейчас. И тащатся за ней по весенней улице невидимые и безнадёжные.

Пошёл второй месяц, как Мария безуспешно занимается поисками работы. Только ни знание английского, ни диплом по специальности «гражданское строительство» в этом ей, видимо, не помогут. Единственная востребованная деятельность на рынке вакансий города Абакана – торговля. Причем какая-то агентурная. Сегодня, явившись на собеседование, она поняла: опять требуется торговый агент. Отчего-то со знанием английского языка, опытом работы в госучреждении, коммуникабельный и ориентированный на карьерный рост – настолько разборчив нынешний работодатель! Предполагается, этот торговый агент в их сибирской глубинке должен предлагать («По-английски что ли?» – молча недоумевала Маша) прорезиненные штанишки, якобы, помогающие избавиться от целлюлита. Стоимость такой прелести выглядела завышенной. (Окажись Маша с такими деньгами на одной из московских распродаж – купила б пару новых костюмов «Калипсо»). Десять процентов от выручки Маше полагались в качестве зарплаты, а с карьерным ростом дела обстояли ещё интереснее: к реализации предлагалось подключить соседей, друзей, коллег по работе… Заключить с ними «договорА» и выполнять функции сетевого менеджера. Даже своим некоммерческим умом Мария понимала, расходись штаны как горячие пирожки, в их городе с населением чуть более двухсот тысяч жителей, продавать их станет некому уже через месяц.

Собеседование проводила бойкая девочка, на куртке которой красовался бейдж с надписью «Кадровый менеджер» и шестнадцать минут тараторила про богатых барышень, готовых покупать «продукт», поскольку привыкли следить за собой, своей фигурой и своими богатыми мужьями, которые как правило охладевают к своим женам после десятка лет супружеской жизни. «Что за милая непосредственность юности», – печально думала Маша все эти шестнадцать минут. Что ещё оставалось? Текст от повторений въелся в извилины юного создания. «Собеседование» пришлось дослушать до конца: на Машины попытки вставить слово рекрутёр не реагировала.

– Вот Вам, к примеру, около сорока лет, у Вас, наверняка, есть целлюлит, и конечно же, Вам хочется от него избавиться, – перешла в наступление кадровый менеджер.

– Мне тридцать шесть. Целлюлит отсутствует, как, впрочем, и богатый муж. Работа, которую Вы предлагаете, мне не подходит. Извините, – обрадовалась возможности закончить бессмысленный визит Маша и направилась к выходу.

Вдогонку ей всё-таки предложили, как следует всё обдумать и технично вручили визитку с контактным телефоном.

Так заканчиваются Машины поиски работы не в первый раз. На этой неделе ей предлагали возить на личной «Тойоте» стиральный порошок, делать дома питательные маски всё тем же «богатым барышням», распространять среди той же целевой аудитории удивительную косметику, производитель которой решил не тратиться на сертификацию, чтобы продукт, выпускаемый ограниченным объёмом, стал доступнее, публиковать свой номер телефона в местных газетах, а после искать желающих подработать таким же образом… Определенно мир сошел с ума. А может проблемы в ней самой? Ведь Маша давно уж не студентка факультета гражданского строительства, а одна из тех женщин «сорока плюс», к которым охладевают мужья после десятка лет супружеской жизни. Вернее – после тринадцати…

К чему охладел некогда долговязый Панечкин с конструкторско-технологического обеспечения машиностроения, Маша так и не поняла. Однажды добрые люди поставили её в известность, что супруг замечен в порочащей связи с бывшей однокурсницей, которая много лет назад, громче всех смеялась над Машкиными приколами, завидуя их первой любви, а спустя годы заняла высокий пост в городской администрации. Маша, помнится, не поверила нисколько тем людям, но любопытство взяло верх. Каково же было удивление, когда в один из не особенно прекрасных дней она удостоилась лицезреть благоверного и однокурсницу на совместно нажитой даче! Обстановка выглядела романтично-деловой: в камине пылал огонь, в углу мерцал ноутбук, на полу валялся лиловый бюстгальтер… После секундного замешательства Маше разъяснили, кто здесь деловые люди, а кто – домохозяйка, несведущая в вопросах бизнеса и политики регионального значения. Одним словом, надо быть корректнее, ведь пещерная мораль давно в прошлом. Маша расстроилась. Не помня себя, позвонила мужу однокурсницы и попросила забрать державную супругу со своей дачи. Приехал тот очень быстро. Видимо, новость об ушедшей в небытие морали и его настигла неожиданно. После чего началась какая-то истерия, все кричали, обвиняли друг друга, а Маша выпала из реальности на несколько месяцев. Дальнейшие предельно недальновидные её действия принесли спокойствие и лёгкость душе. Единственный, о ком она волновалась в то время, был сын Витька – двенадцатилетний увалень, привыкший к карманным деньгам, щедро выдаваемым папой. Но Витёк оставался невозмутим в своей компьютерной нирване. Оказывается, современные дети, мало озабочены наличием фирменных кроссовок, как большинство их с Панечкиным ровесников в советские годы. Витьке необходимы гаджеты, диски, картриджи, возможность скачивать новые фильмы, игрушки с «отпадной» графикой… Лишившись финансов, он перешёл на обмен накопленных ресурсов с одноклассниками. Машины сетования однажды флегматично оборвал словами:

– Да расслабься. Зато теперь никто по утрам не орёт.

Честно говоря, она не замечала, чтобы муж орал по утрам. Ворчал, конечно, если заканчивался шампунь в ванной, сердился, когда галстук не подходил по цвету к выглаженной Машей рубашке, капризничал, когда купленные ею носки оказывались темно-синими, а не чёрными, как он просил. К этому Маша давно привыкла, нервные сборы мужа на работу стали для неё не более чем утренним ритуалом. Вечерами супруг бывал недоволен приготовленным ужином, порой не так пахла курица или было не прибрано в кабинете…

– Неужели так трудно навести порядок?! Я много работаю, чтобы семья ни в чём не нуждалась, а ты совершенно свободна целыми днями, – раздражённо напоминал муж изобличая её промашки.

Что тоже являлось своеобразной традицией, где они с Витькой отыгрывали отведенные им роли: Витька сопел перед телевизором, а Маша вяло оправдывалась или пыталась пошутить. Правда уже без того студенческого энтузиазма, который когда-то так восхищал Панечкина. Наверное, сформировавшийся уклад их семейных отношений следовало считать её платой за счастливое замужество… Когда муж ушёл, Маше не верилось, что теперь до обеда можно нежиться в постели с книжкой или хохотать, дурачась с Витькой в их маленьком садике под балконом. Но скоро стало ясно, кому действительно не хватает денег, и кто подсел на них за последние несколько благополучно-праздных лет жизни. К своему ужасу, таким никчемным существом оказалась… Маша. Вдруг стало не о чём болтать по телефону с подружками, что-то опять купившими в новом бутике и не на что сидеть в баре, ожидая возвращения сына из бассейна. Иногда не было денег, чтобы заправить машину, а купить хорошенькую пальму стало и вовсе роскошью немыслимой… Продукты домой покупал Витька после встреч с отцом. Всё понимающие старенькие родители Маши регулярно навещали дочь с внуком, получив свои пенсии. От этого на душе становилось беспросветно.

Поскольку взрослеть Маше довелось в эпоху простых социалистических истин, когда для всех проблем имелось какое-нибудь единственно правильное решение, Маша принялась искать работу. Настырно, беспомощно и безнадежно, без связей и нужных знакомств. Ежедневно. И от этой безысходности что-то тёмное зрело в душе. Не то отчаянье, не то злость. Снилось, как она грабит банк. Маша просыпалась в каком-то тёмном лесу, смотрела в сумрачное небо, где над макушками елей медленно кружило вороньё, и говорила себе: «Пора». Потом, не торопясь, обувала на ноги мягкие сапоги, нахлобучивала шапку, засовывала за голенище тяжелый кинжал, а за пояс – плетку, и, крадучись, пробиралась к их центральному банку на площади. Там, распугав охрану, она набивала карманы сияющим при лунном свете золотом и ликовала. Ликовала до самого своего пробуждения. А после, разочарованная, плелась в ванну и постепенно успокаивалась от мысли о том, что это всего лишь сон…

 

Гадалка

Приблизившись к городскому рынку, Маша почувствовала усталость. Здесь было пыльно и многолюдно, а солнечная погода, казалось, тому лишь способствовала.

– Дай погадаю тебе, красавица, – вдруг совсем рядом прошелестел вкрадчивый голос. Маша вздрогнула. Снизу, словно из какого-то нижнего мира, прямо ей в глаза заглядывала маленькая цыганка.

– Горе у тебя, сердечная. Плохо тебе, милая, вижу, а будет ещё хуже. Болезнь вижу, смерть вижу. Заверни в бумажку прядь своих волос, а золото сними с тела…

Маша зачарованно слушала грудной голосок цыганки. Однажды, совсем девчонкой, кажется вот прямо на этом же самом месте, она едва не попалась на такие же уловки, но в последний момент вдруг вцепилась в яркую юбку и заорала на весь рынок: «Верни мамино кольцо сейчас же!». Хорошо запомнилось то чувство погружения в тихий голос, легкое головокружение от властного взгляда и ни с чем не сравнимое удовольствие от какого-то мистического поединка со взрослой женщиной. С тех пор Маша совсем не боится цыган. Да те ей, обычно, и не докучают. Сегодня у Маши, наверное, растерянный вид от невеселых мыслей и «собеседования». Мария подпустила проныру к себе поближе, не думая о возможных последствиях. Снова, как в детстве, стало легко от духовного единения с незнакомкой. Поэтому Мария и не торопилась заканчивать представление. Рыночная фокусница вертела в руках выпрошенную десятку и бормотала, мол нельзя экономить счастье. Она-то видит у Марии покрупнее деньги, а золотая цепочка – метал солнечный – стремится к солнцу…

Маша улыбнулась, покачиваясь в такт словам цыганки, и чего-то ждала. Оно наступало постепенно тихой гармонией. Тряпичная пестрота смешивалась с запахом ветра, всё плавно неслось куда-то, только глаза цыганки оставались неподвижными. Было заметно, как постепенно меняется их выражение – сперва властное, потом растерянное, потом испуганное и, наконец, паника сменилась покорностью и спокойствием. Мария, словно в шутку вообразив себя неким медиумом, вдруг заговорила, подстраиваясь под мошенницу:

– Твои деньги – к моим деньгам, твое золото – к моему золоту. Деньги – ветер. Золото – солнце. Отпусти на волю ветер и солнце. Не медли. Не шуми, не зови подруг. Отдай мне солнце и ветер. Забудь о них. В том твоё счастье. Великое цыганское счастье…

Маша едва успевала формулировать собственные нелепые фразы, которые словно самостоятельно слетали с языка. Она интуитивно понимала, главное сейчас – удержать в повиновении чёрный взгляд и не замолкать ни на секунду. Продолжая нести ахинею, Мария смотрела, как цыганка послушно ссыпает ей раскрытую сумочку мятые пятисотки, цепочки, какие-то громадные серьги… Словно заворожённая маленькая женщина откуда-то вынимала всё это, а чёрные глаза становились счастливыми. Приближалась развязка. Мария понимала – сейчас наступит важный момент. Через несколько секунд следует быстро исчезнуть отсюда, сбежать от цыганки, пока та не пришла в себя от наваждения. Сосредоточив внимание на тёмных глазах, она вовремя заметила там первую искорку тревоги. Резким щелчком захлопнув сумку, Маша уронила на асфальт несколько купюр и, некоторое время не отводя взгляда от смуглого лица, быстро отошла к скучающим таксистам.

Водитель автомобиля, куда она стремительно уселась, развернулся на заставленном машинами пяточке.

– Чего эти цыганки мечутся? Так под колеса угодить недолго! – проворчал он, указывая глазами на сутолоку. Мария кивнула, назвала адрес и тут же заснула под тихое шуршание колёс по асфальту…

Как добралась домой, Маша не помнила. Очнулась в своём коридорчике. Тело сотрясала нервная дрожь. Было неимоверно жутко и с трудом верилось в реальность произошедшего. Только приняв горячую ванну и глотнув коньяка прямо из горлышка, Мария пересчитала добычу. В сумке оказалось пятнадцать тысяч рублей купюрами разного достоинства и целая горсть золотых побрякушек – толстых и тоненьких цепочек, колец, печаток… Они были приятно тяжёленькими, как в недавних её снах.

– Сон в руку, – пробормотала Маша, ссыпала украшения в банку из-под кофе и сунула её в кухонный ящик.

Вскоре из школы вернулся сын:

– Что с работой? – поинтересовался он.

– Облом, как обычно.

– Не переживай…

Она и не переживала. Слегла с температурой и двое суток не выползала из душной постели. Благо, не надо было собирать по утрам на работу мужа. Сын справлялся сам и беспокоился за неё.

– Да не волнуйся ты из-за этой работы. Нормально всё. Гренки тебе поджарил. Кола и сыр в холодильнике.

– Я в порядке, малыш, – крутила лохматой головой Маша и тащилась закрыть за сыном дверь.

Ухода сына она ждала и… боялась. Одиночество порождало видения, которые всегда сопровождают её болезни. Наверное, оттого сейчас она не болеет даже от простуды, боясь вновь погружаться в свой болезненный бред. В детстве Маша болела часто, поэтому и помнит себя где-то с четырехлетнего возраста. С той зимы, когда она впервые в жизни подхватила двустороннее воспаление легких. И помнит видения, которые посещали в бреду.

Поющие при лучине женщины в старинных одеждах, прыгающие через костер парни, тучи ворон, срывающиеся с разлапистых елей, блестящие звонкие кинжалы, запахи от свежевспаханной земли – всё это словно наяву проносилось перед её глазами в те зимние ночи, когда родители уже и не надеялись, что организм худенькой дочки справится с болезнью. Мама, вспоминая те дни, рассказывала, что Машка, полыхая от жара, не переставала чему-то улыбаться. Сама Маша, и тогда, и после, добросовестно простывая каждую зиму, не особенно страдала от пугающих врачей и маму хрипов в груди. Куда больше занимали её картинки, мелькающие перед глазами. Она могла разговаривать с персонажами своих снов, вместе с ними пела старинные песни. Даже, кажется, каталась на лошади по лесной дороге, пугая вороньё, а ветер – свистел в ушах.

Шли годы. Машин организм окреп. Годам к пятнадцати она забыла о простудах, а ещё через пару лет не помнила и странных видений, преследовавших её в детстве. И вот теперь они вернулись. Как только за сыном закрывалась дверь, перед глазами живописными вереницами с песнями какие-то люди шли на пашню, орали вороны, торговали лошадьми… Запах терпких елей и лошадиного пота витал в городской квартире…

Всё повторялось, как в детстве. С тою лишь разницей, что теперь такие сны наяву Машу не радовали. Она боялась их, боялась оставаться одна, боялась сойти с ума и с нетерпением дожидалась Витьку из школы. Заболей она неделей позже – у сына бы начались каникулы, и было бы не так страшно. Сейчас приходилось справляться самой.

Книжка

Только на третий день Маша решилась выйти из дома. Искать работу не хотелось. Она побрела вдоль витрин и уличных фонтанов в сторону книжного магазина. Может купить новый детектив и провести пару дней за чтением, думала Маша. Но её любимая Донцова за последние две недели не успела ничего написать. Маша рассеянно скользнула глазами по соседним полкам. Небольшая брошюра привлекла внимание. Называлась она «Практическое руководство по технике гипноза». С ума сойти, чего только сейчас ни публикуют! Можно подумать – купи себе и практикуйся… Мария направилась было к выходу, но отчего-то руки сами собой потянулись к неброскому изданию.

Дома она поставила чай и уселась в кресло с купленной книжкой. Автор, якобы практикующий врач, успевший опробовать различные способы гипноза в своей практике, делился накопленным опытом. Книжка оказалась легко написанной, поэтому Маша, хоть и была настроена скептично, увлеклась чтением. Недавние события, случившиеся на рынке, вдруг нашли подтверждение. Пришлось признать, приключение с цыганкой полностью укладывается в описанные здесь схемы. Выходит, кочевница применила одну из техник властного гипноза по отношению к ней, а Мария, войдя в транс, подстроилась под гипнотизера и умудрилась сама воздействовать на цыганку её же методом. После чего, не потрудившись вывести обманщицу из состояния глубокого сомнамбулизма, удрала. Автор книги, наверняка, осудил бы её за такую непрофессиональную поспешность. Он вообще полагал, что некорректное завершение сеанса наносит необратимый вред психике больного. Мария даже разволновалась немного, но, вспомнив, что «сеанс» был начат не по её инициативе, скоро успокоилась. Ещё немного полистав книгу и окончательно утомившись от терминов, она принялась за уборку и приготовление еды одновременно. Представляя, как образуется сын, два дня питавшийся гренками и колой с сыром, Маша почувствовала прилив сил, какого давно не испытывала.

Витька пришел расстроенный. Долго не рассказывал, что случилось, потом понемногу оттаял и выдохнул:

– Как я нашего трудовика ненавижу!

Школьного преподавателя трудов Маша видела на родительских собраниях, и совсем не ожидала, что невзрачный мужичок может вызывать настолько сильные чувства. Как выяснилось, сегодня дети учились делать табуретку, а Витька никак не мог приладить перекладины меж деревянных ножек, за что получил нагоняй и несколько обидных шуток одноклассников. Ерунда, конечно, но Маша знает, как долго помнятся школьные обиды

– Не переживай, малыш. Есть такое правило: не можешь изменить обстоятельства – измени собственное отношение к ним. Поверь, Павел Арсентьевич не обыграет тебя в «Бригаду», а ребятам всё равно над чем смеяться. Если нам с тобой вдруг потребуется табурет, мы его вообще без ножек смастерим. Обещаю.

Витька заулыбался. Наверное, представил себе табуретку, которую они с ней могут соорудить.

– Мам, ты умная. Всегда найдешь, что сказать.

Маша задумчиво потрепала сына по волосам… Мысленно припомнив прочитанное, она вдруг осознала, что только что применила очередной способ внушения. Получается, люди, общаясь между собой, научились использовать разные виды гипноза! Взять, к примеру, ту девочку, что накануне проводила собеседование. Она ж пыталась промыть ей мозг! Правда, неловко, неумело, неэффективно. Бестактный выпад про Машин возраст и целлюлит – ни что иное, как продуманная попытка вывести на эмоции. Мало того, на собеседовании и ей предлагали работать совсем не торговым агентом, а гипнотерапевтом-любителем. Все люди в социуме постоянно пребывают в различных стадиях гипноза. Делают свои дела под разного рода внушением. Ни этим ли целям служит нынешняя навязчивость рекламы, яркость уличных витрин и даже журчание городских фонтанов? Чтобы завладеть вниманием и сознанием одного человека или целой толпы, для некоторых целей все средства хороши. Знающе люди используют разные практики внушения давным-давно. Так её – Марию – с самого детства зомбировали, построив в красногалстучные колонны. Ей того не хотелось. Оттого интуитивно и сопротивлялась она как могла каждому, кто пытался что-то ей там внушить в детстве или протестировать на впечатлительность… Видимо потому она – девочка писавшая стихи и до десятого класса читавшая Фенимора Купера – поступила в политехнический институт, где добросовестно занималась начертательной геометрией все пять лет. Чертежи не зомбируют и не тестируют. Напротив, помогают сохранить ясность мысли. Странно, что всё это только сейчас пришло в голову. Конечно, кому она теперь нужна со своей архитектурой, английским и здравым смыслом в обществе, занятом гипнотическими внушениями. Наверное, честнее сидеть дома, готовить Витьке ужины и читать книжки.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11 
Рейтинг@Mail.ru