Татьяна Агафончикова
Тень тела. История мальчика, который умел превращаться в котёнка

1
Дуэль

Противник больше меня и сильнее, и наверняка я проиграю в драке. Но то, что он сказал – не прощают. Если бы я ничего не сделал, потерял бы не только всеобщее уважение, но и уважение к себе. А это единственное, что у меня есть с самого рождения. Поэтому я не стал думать о царапинах – ещё будет время зализать раны. Если нельзя рассчитывать на победу, то и терять нечего.

Когти соперника уже несколько раз впивались в моё тело, но и я не оставался в долгу. Сквозь боль рвалось одно желание – заставить его пожалеть о тех подлых словах.

Вокруг собралась толпа, но никто не мог вмешаться – правила дуэли непреложны. Даже ни один из воспитателей не посмел бы сейчас нас останавливать, чем бы дело ни кончилось.

Я старался уберечь глаза и при этом повалить противника на спину – это был мой единственный шанс доказать свое превосходство. В моей правоте не сомневался никто: такими оскорблениями не разбрасываются. Но правила есть правила – свою честь нужно отстаивать на дуэли, и соперник в свои природные семь знал это не хуже меня. Не ответив на мой вызов, он не мог сохранить самоуважение. Так что, несмотря на разницу в возрасте и силе, по правилам мы на равных.

Я сделал ложный маневр и впился зубами в его плечо. Вообще-то я целился в шею, но и такой поворот неплох. Если удастся причинить достаточно сильную боль или нанести легкую травму – победа моя. Ему придется признать мою силу. И тогда никто больше не посмеет говорить обо мне такое!

Соперник резко развернулся и довольно далеко отшвырнул меня – я больно ударился спиной, боль отдалась в расцарапанном боку, во рту остался клок его шерсти. Боль меня лишь разозлила – оскорбляешь меня и моих родителей и при этом хочешь победить на дуэли Справедливости? Это уж слишком! Даже в свои природные шесть я знал, что этого допустить нельзя. И поэтому бросился на соперника снова. Тот не ожидал, что после столь сильного удара я смогу быстро оправиться. И он ошибся. Мои зубы впились в рану на его плече, но на этот раз я ещё и прижал его когтями к земле – силы у меня меньше, но ярость с лихвой компенсирует этот недостаток. Неуловимым движением – не зря я в своих одиноких вечерних играх оттачивал этот прием! – мне удалось заставить соперника отшатнуться. Оставалось лишь нанести достаточно сильный удар, чтобы он оказался на спине, и мне это удалось.

– Победа за Китом, – голос нашего секунданта донесся словно из-под земли, мое сознание ещё находилось в бою. Противник обмяк под моим маленьким телом. Он был больше и сильнее, но я победил. Теперь он не посмеет говорить таких слов ни мне, ни кому-либо ещё.

Расцарапанный бок заболел ещё сильнее – тело кричало о помощи. Но я не спешил идти к медсестре. Все, кроме нас двоих согласно правилам были в вертикальных телах – ей будет проще подойти самой. К тому же она должна лечить не только мои травмы.

После победы ненависть к противнику куда-то улетучилась – вот что, значит, чувствуешь после драки… Стоит перевернуться и оценить последствия полученных ударов в вертикальном теле. Но слабость не позволила мне этого сделать. Только бы посторонние не прикасались ко мне, пока я не перевернусь – последнее, о чем я успел подумать, прежде чем потерял сознание.

– Что за мальчишка? – в ушах как будто песок, голос невозможно узнать. – Что заставило его вызвать на дуэль того, пятнадцатилетнего? Тот ведь намного крупнее, неужели малыш этого не понимал?

– Понимал, – отозвался голос одной из воспитательниц. – Но тот сказал такое о его родителях, что я не решусь повторить. Мы узнали про их ссору слишком поздно, Кит уже вызвал его на дуэль – а тут даже мы бессильны. Правила непреложны.

– Знаю, – снова первый. – Но какая сила воли! И какая ярость! Он бы мне подошел…

– Мальчик живет здесь почти с рождения. Родители Кита бросили его, и он об этом знает с тех пор, как научился понимать слова. Здесь он всем взрослым как сын. Вы же понимаете, насколько ужасно бросить родного ребенка…

– И что же могло их заставить так поступить? Мальчишка ничем не отличается от других – разве что необычайной волей к победе.

– Можно лишь гадать, – вздохнула собеседница. – Но, думаю, дело в том, что он до двух вертикальных лет не умел переворачиваться. Возможно, его родители решили, что с таким дефектом ребенка им не справиться.

– Этот мальчик поражает меня всё больше! Для отстающего в развитии он слишком хорош. Он слишком хорош даже по сравнению с ровесниками! А судя по этой дуэли, выигрывает и перед теми, кто старше. Всё это заставляет меня ещё больше желать взять его в ученики.

– И что его ждет с Вами? Здесь, по крайней мере, мальчик сыт, одет и получает хотя бы часть той любви, что ему причитается. А вы со своими политическими делами много сможете ему дать?

– О, думаю, что достаточно! И не считаете ли вы, что в сложившейся ситуации лучше всего предоставить выбор ему? Кит, помнится? Дайте мне знать, когда он достаточно оправится, чтобы поговорить со мной.

Я слушал, затаив дыхание. Молчание воспитательницы означало, что она раздумывает – но возразить нечего. Я так надеялся, что она не найдет возражений! Сбываются мои мечты: покинуть Детский сад и отправиться навстречу приключениям, какой-то особенной судьбе. Это то, чего я хотел с тех пор, как понял свое положение здесь, в Детском саду, и в жизни. Стану кем-то важным – и, возможно, родители вспомнят обо мне, раскаются, что когда-то оставили, и найдут меня. Я перестану быть проблемой – а наоборот, стану поводом для гордости. Я улыбнулся своим мыслям и перевернулся на другой бок. Боль тут же дала о себе знать. Перед тем, как снова потерять сознание, я увидел на соседней койке своего противника – и ему уж точно досталось на дуэли не меньше, чем мне!

2
«Подкиттен»

Всё, что мне оставалось – собрать вещи. Впервые я задумался, как мало, оказывается, у меня по-настоящему своего. Все вокруг дорожили чем-то… А у меня лишь одежда, которую выдали в Детском саду, пара игрушек для вертикального тела – и ничего больше Даже от родителей ничего не осталось. Впрочем, чему удивляться – раз уж бросили, вряд ли хотели, чтобы сын их нашел – так к чему оставлять подсказки?

Сборы в результате вышли недолгими. Прощаться тоже не с кем. Да, взрослые в Детском саду меня любили – насколько вообще можно любить чужого ребенка, – но настоящих друзей я так и не завел. Все говорили, что это – лишь вопрос времени, но думаю, меня просто утешали. У всех в Детском саду был близкий человек – если не среди ровесников, так среди взрослых. А таких, как я, брошенных, больше не было ни одного – откуда взяться пониманию? А ведь именно понимание – основа дружбы, так все вокруг говорят.

Не удивительно, что я легко согласился уехать. Конечно, взял день на раздумье. Но это скорее, чтобы не обидеть воспитателей, которые долго заботились обо мне и действительно переживали за мое будущее. Но даже в свои вертикальные десять лет (природные шесть месяцев) я понимал, что мое будущее зависит только от меня самого. Рассчитывать больше не на кого.

Предложение об отъезде сразу показалось привлекательным – я давно втайне мечтал увидеть что-то, кроме Сада, как бы ни прекрасна была его природа. При других обстоятельствах отъезд произошёл бы не раньше, чем мне исполнился год по меркам природного тела. То есть ждать пришлось бы довольно долго…

Конечно, вначале я насторожился – почему среди всех выбрали именно меня? В Детском саду воспитывались ребята намного лучше – сильнее, умнее, старше и опытнее. В том числе и дети погибших, сироты. Единственное мое отличие заключалось в том, что я подкидыш, что само по себе уже довольно оскорбительно, и уж точно не является преимуществом. Или всё же является? Я не мог ответить. Тот, кто пришел за мной, был настолько загадочен, что я не сумел считать ни одну его мысль и эмоцию – а обычно интуиция меня не подводила. Возможно, поэтому мне и удалось победить Макса на дуэли, несмотря на его связанные с возрастом преимущества в физическом развитии. А может, просто свою роль сыграла злость…

Когда Макс сказал это о моих родителях, я сначала просто не обратил внимания – какая разница, что о них говорят, если я их никогда не видел! Но потом Кэт объяснила, что на самом деле значили слова Макса – оказалось, они оскорбляли не только тех, кто произвел меня на свет, но и меня самого. Хуже того, оскорбления сильнее просто не существовало. Я не слишком понял её объяснения о том, чем никогда нельзя заниматься в природных телах, но понял, что если бы подобное совершил кто-то из моих родственников, позор лег бы на весь род – предков и потомков, и с такой семьей никто и никогда не захотел бы иметь дела. И пусть я привык к одиночеству – даже больше, чем многие в Саду, – становиться изгоем не собирался. Поэтому через день, осознав силу оскорбления Макса, я вызвал его на поединок. Может, моя победа на дуэли и привлекла Того, кто меня забирает?

Имени своего он не назвал – впрочем, и моего не спрашивал, а это меня вполне устраивало. Кому охота признаваться в том, что имя тебе дали не родители, к тому же оно ещё и сообщает всем, что ты подкидыш! Одна из воспитательниц всё же устала от моих постоянных расспросов и открыла правду.

Я появился в Детском саду совсем крохой, и повторял лишь одно слово – «подкиттен, подкиттен». Наверное, так мой младенческий разум запомнил слово «подкидыш» – родители явно позаботились о том, чтобы их никто не искал, обозначив мой статус с самого начала. Никогда не мог понять такой подлости – оставить своего ребенка наедине со всеми опасностями мира! Неужели они и вправду верили, что заботы воспитательниц Детского сада ребенку будет достаточно? Да, я всегда сыт и одет, но на этом всё. Понимание, близость, совместные ужины и охота с родными – всё это столь же далеко для меня, как истории из волшебных сказок…

Позавчера в больничной палате я впервые услышал о возможной причине своего сиротства – в раннем детстве я не умел переворачиваться. Дефект, конечно, страшный – даже думать не хочется о том, каково это, особенно когда знаешь, что подобное могло приключиться с тобой, – но неужели это повод бросить на произвол судьбы младенца? Ответа мне, очевидно, не узнать никогда.

Неудивительно, что я возненавидел свое имя. Начав понимать, что оно означает, я перестал отзываться на него. Так что в Детском саду меня звали Кит – тоже, конечно, не фонтан, но всё лучше того, что напоминало о том, кто я в глазах окружающих. И заодно сообщало о моей личной трагедии каждому, кто спрашивал, как меня зовут.

Я отвлекся на бесполезные размышления. А все важные решения придется принимать самому – впрочем, я так и поступаю с тех самых пор, как начал осознавать себя.

Уехать с Тем, кто меня забирает – отличный вариант! Я смогу покинуть Детский сад и добиться чего-то важного. В том, что моя судьба будет важна, я не сомневался – такие, как этот, за кем попало не приходят, и тем более так не уговаривают. Опасность ошибиться, конечно, существует, но воспитатели вряд ли отправят меня туда, где существует хоть какая-то угроза для ребенка – разве что они чего-то не знают…

Но уж с угрозами-то я умею справляться – одиночество способствовало долгим размышлениям, не свойственным моим ровесникам, а ещё я много времени уделял тренировкам – на охоте в природном теле особенно. Вертикальное пока не давало мне достаточно физических возможностей, тем не менее и оно было выносливее, чем у многих в Детском саду. Я пока не знал, стоит ли демонстрировать это новым знакомым. Сначала, как учит этикет, нужно осмотреться и оценить ситуацию.

Я в последний раз окинул взглядом комнату. Нет. Ничего, по чему стоит скучать. Наспех попрощавшись с товарищами по Саду и воспитателями, я вышел в новую жизнь.

3
Отъезд

Разочарования начались сразу. Мое первое настоящее путешествие проходило в машине с закрытыми шторами. Так решил Тот, кто меня забрал. А это значило, что я даже из окна не увижу мир за пределами Детского сада. Экскурсии, на которые мы ходили, не в счет. К тому же не так часто нас куда-то возили…

Чем занять себя в пути, я не представлял. Хотел всю дорогу любоваться видами – но почему-то мне не следовало знать, куда мы едем и как вернуться. Тот, кто меня забрал, не разрешил даже перевернуться, а поспать в природном теле – редкое удовольствие! Из-за всех этих ограничений я сначала жутко злился, но в конце концов просто заскучал.

Много времени спустя я узнаю о том, что таково стандартное испытание всех новичков – оставить одного, наедине с самим собой и посмотреть, надолго ли ему хватит терпения. Выдерживали немногие. Но тогда я не догадывался об испытании, так что скука казалась лишь условием пребывания в машине. Когда злость стала проходить, а скука надоела, я впал в какое-то странное состояние полусна – такое, словно все мысли исчезли, а тело набиралось сил, как во время сна настоящего. Разница была лишь в том, что я контролировал происходящее вокруг и в любой момент мог отреагировать на опасность. Раньше я считал, что такое состояние возможно лишь в природном теле.

Хотелось бы сказать, что дорога длилась долго – или, наоборот, закончилась быстро, – но правда в том, что я понятия не имею. В том состоянии время перестало иметь значение. Ни пейзажа за окном, ни водителя не видно – я только знал, что это не Тот, кто меня забрал, потому он садился в кабину на пассажирское место. Интересно, почему воспитателей не насторожило, что за обыкновенным ребенком-подкидышем прислали машину с водителем да ещё сопровождающего? Либо они очень хорошо знали, в чем дело, либо боялись возражать. В любом случае, Тот, кто меня забрал не из тех, с кем стоит вступать в конфликты. Я сразу это понял, потому и не стал открыто выражать свою ярость по поводу такой ужасной формы путешествия.

Разочарования того дня на этом не закончились. Не знаю, чего я ожидал, когда покидал Детский сад, но точно не того, что происходило. Со мной никто не говорил с того самого момента, как было получено согласие на переезд.

Водитель молча открыл дверцу машины через несколько секунд после того, как мы остановились. Толчок вывел меня из полусонного состояния, но показывать это я не посчитал нужным. Пока не ясно, чего ожидать, лучше притвориться более слабым, чем на самом деле. Пусть думает, что разбудил меня. Взгляд Того, кто меня забрал, стоящего сразу за плечом водителя, говорил о том, что хитрость, вероятно, удалась не так уж хорошо… Впрочем, может, я просто слишком подозрительный.

В Детском саду я не нашел настоящих друзей, и какая-то часть меня, вероятно, надеялась обрести их за его пределами. Только этим получилось объяснить разочарование от того, что ни в огромном саду, ни в здании не видно ни одного моего ровесника. Хуже того – ни одного ребенка. Тот, кто меня привез, буравил мою спину своими проницательными глазами – они у всех взрослых проницательные, но его как-то по-особенному жалили. Я чувствовал взгляд, даже не оборачиваясь, и по телу бежал озноб, который тут же сменялся жаром, страхом и сомнениями. А не ошибся ли я, выбрав неизведанное вместо хорошо знакомого? Только вот жалеть поздно, обратной дороги нет – меня об этом предупреждали, и глупо начинать сомневаться теперь, когда выбор сделан.

Потом-то я узнал, что дети в этом здании были – и мои ровесники, и старшие, просто в момент нашего приезда все они учились. Но тогда никто даже не подумал меня успокоить на этот счет. Наверно, так они тоже проверяли мой характер – вот только в чем смысл проверки, так и осталось загадкой…

Комната стала ещё одним разочарованием в их длинном списке. Я, конечно, не ожидал чего-то особого, но того, что увидел – и подавно. Помещение оказалось точно таким, как и в Детском саду – кровать, письменный стол со стулом, небольшой деревянный сундук для вещей, место для точки когтей в одном из углов. Единственная разница заключалась в том, что от сундука пахло какими-то незнакомыми травами – впрочем, такой запах мне нравился больше, и это, пожалуй, можно считать единственным, что порадовало меня за весь день.

Тот, кто меня привез, не сказал ни слова, не считая краткой речи о том, как следует разместиться, и уже во второй раз оставил меня наедине с собственными мыслями. А они оказались отнюдь не радостными. Я вздохнул, ещё раз окинув взглядом своё новое жилище, и принял единственно верное решение – отправился спать. Новый день точно не может принести больше разочарований, чем этот.

4
Выбор

– Ты никому не должен говорить, что умеешь переворачиваться, – первое, что сказал Тот, кто меня забрал. Мы сидели в его кабинете, куда он вызвал меня, когда ещё даже не рассвело. Но одежда на нем говорила, что он собирался куда-то идти – или, наоборот, только что вернулся. Он никого не прислал за мной, а сам постучал в дверь моей «кельи» (так мы в шутку называем свои комнатки в Детском саду) и потребовал, чтобы я собрался и шел за ним. Несмотря на то что глаза слипались и идти никуда не хотелось, я подчинился. Было в нем что-то такое, что всех заставляло подчиняться…

Мы вошли в кабинет – раз в десять больше моей комнаты, – Тот, кто меня привёз уселся за большой стол и указал на стул напротив. Пару минут он внимательно меня разглядывал, потом кивнул своим мыслям – видимо, увиденное его устроило, – и произнес ту фразу.

– Почему? – единственное, что сумел вымолвить я. Конечно, притворяться слабее, чем есть – хорошая хитрость, это я давно понял, но притворяться настолько уязвимым? Я ещё не забыл насмешки одних и сочувствующие взгляды других, когда все (включая меня) думали, что я никогда не смогу перевернуться. Как не забыл чувство облегчения, когда это случилось в первый раз – будто кто-то сказал, что я такой же, не хуже, чем другие! Будь такая возможность, я бы праздновал тот день вместо дня рождения – тем более что точный день моего рождения никому не известен. И теперь мне предлагают снова погрузиться в свой собственный кошмар: пучину сострадания и ядовитых фразочек? За что?

– Почему ты? – Тот, кто меня привез, ответил не сразу – видимо, дал мне время для размышлений. – Это просто. Ты знаешь, как ведет себя тот, кто действительно не умеет переворачиваться. Мы пробовали актерскую игру – но увы, никто не был достаточно убедительным. Так что ты – просто находка!

Хоть мне и было всего вертикальных десять, я заметил, что он не ответил на мой настоящий вопрос. Опыт научил меня, что если взрослый не отвечает – значит, либо не хочет, либо ему нечего сказать. В любом случае переспрашивать бесполезно. Тем более у такого, как этот. К тому же у меня возник куда более важный вопрос.

«Я – находка?» – эти слова были готовы сорваться с языка. Ещё никогда и ни в чем меня не признавали особенным – в положительном смысле. Даже кому-то по-настоящему нужным я себя никогда не чувствовал. Так что мысль о моей уникальности, без которой этому взрослому не обойтись, вызывала неведомый раньше восторг. Но я знал, что ответ на крутившийся в голове вопрос ничего не даст.

Куда важнее выяснить, что происходит, в каком месте я оказался – хотя бы ради выживания . Жизнь в природном теле научила меня продумывать подобные вещи в любых условиях. Тем более в незнакомых. Так что я задал другой вопрос:

– Для вас? То есть для кого?

Тот, кто привез меня, взглянул с интересом. Его лицо тут же приняло обычное невозмутимое выражение, но я успел заметить искорку в его глазах. Я сумел его удивить? Интересно, чем?

– Хм… А ты умнее, чем кажешься, – произнес он. – Впрочем, меня это не удивляет, с твоей-то биографией… Кто мы такие, я расскажу, когда придет время. Сейчас могу сказать лишь одно – ты можешь быть полезным обществу. Очень полезным. Но только в том случае, если сумеешь скрыть от всех свое умение переворачиваться.

– Полезным в хорошем смысле? Мне не придется совершать плохие поступки? – скрывать что-то уже само по себе плохо, но если это ещё и во вред кому-то… Нет, таким я становиться не хочу. Это очевидно даже в природные шесть. Или, если соглашусь, мне стоит перестать измерять свой возраст так?

– В хорошем. Но, не буду тебе врать, иногда придется делать неприятные вещи. Ты уже рискнул, согласившись приехать сюда, поэтому, если откажешься – всё равно сможешь пойти в школу – но только не в эту. Найдем что-нибудь попроще, я позабочусь о твоем выживании и образовании – теперь это моя ответственность. Но тогда обо мне и моем предложении придется забыть.

– А если соглашусь? – обычное мальчишеское любопытство, не больше.

– Тогда тебя ждет множество сложностей – начиная от умения скрывать от всех, кто ты на самом деле и довольно тяжелого обучения до каждого выбора, с которым ты столкнешься на заданиях и в жизни. Но то, что ты будешь делать, очень важно – это служба на благо обществу. Возможно, ты поможешь изменить мир к лучшему. К сожалению, это потребует определенных жертв. Хуже того: в сложившихся обстоятельствах ответ мне нужен раньше, чем ты выйдешь из этой комнаты.

Оба предложенных им варианта будущего звучали соблазнительно и раньше казались недостижимыми. Но какой мальчишка десяти вертикальных лет не стремится к приключениям, какими бы странными они ни казались?

Разумеется, я не раздумывал долго – сложности, описанные Тем, кто меня привез, казались небольшими препятствиями на пути к тому, чтобы стать героем. Разве не об этом мечтают все мои ровесники? В Детском саду все только об этом и говорили – как каждый спас бы мир, будь у него такая возможность.

Сейчас, в сознательном возрасте, я бы взвесил все за и против не один раз, прежде чем дать окончательный ответ. Но тогда единственно верным вариантом казалось согласиться на всё ради того, чтобы стать полезным и значимым. Так я и поступил. Тогда я не задумался о том, что ни один взрослый не должен заставлять десятилетнего мальчишку принимать решения, которые повлияют на всю его будущую жизнь.