banner
banner
banner
полная версияСказочная тайга

Таня Х.
Сказочная тайга

Она внимательно его рассмотрела и вдруг обнаружила тонкий проводок, ведущий вглубь этого кружевного безобразия. Прослушка! Не может быть! Зачем кому-то прослушивать профессора-зоолога?! Хотя, мало ли, что придет в голову этим шпионам? Может, они воруют их открытия в области зоологии и выдают за свои? Кто их знает, чем они в этих капстранах занимаются? И тогда логично, что лифчик лежит тут под подушкой не первый день, и, возможно, шпион подслушал вчерашние разговоры Доценко с гостями из Ленинграда. Да и мало ли что он мог подслушать! Вернее, она.

Оставлять эту находку в доме профессора было опасно. Валя, превозмогая брезгливость, свернула лифчик и запихала его в карман своей куртки. Улику надо надежно припрятать. И самостоятельно докопаться до правды. Доценко она говорить о находке не хотела. Во-первых, потому что после вчерашнего не могла с ним спокойно разговаривать. Во-вторых, потому что хотела сначала разобраться в происходящем. Вываливать на Артемия Михайловича свои подозрения без доказательств глупо, он может неправильно ее понять, а еще – разволноваться. У него слабое сердце, его надо беречь.

Она уже почти вышла из домика профессора, когда вспомнила, что ее послали сюда за пассатижами. Обнаружив ящик, она взяла инструменты, закрыла дверь на ключ и отправилась в лабораторию. Проходя мимо бани, Валя огляделась, достала свою находку и спрятала ее среди дров, на самом дне, чтобы до нее не добрались. Здесь у шпиона не будет возможности записать какой-то важный разговор.

Вернувшись в лабораторию, Валя застала профессора недовольным: ее слишком долго не было. Правда, его настроение быстро изменилось, когда Доценко увидел Инессу. Она пришла без профессора Гершензона и улыбалась так лучезарно, что Валю чуть не стошнило.

– Иди в тайгу, Образцова, – бросил ей Доценко. – Толку от тебя тут немного. А мы с Инессой…

– Рудольфовной, – подсказала та.

– …С Инессой Рудольфовной пару опытов вместе поставим, – продолжал Артемий Михайлович, глядя на ту, как кролик на удава. Валя выбежала из лаборатории и едва снова не отправилась за ружьем. Но потом подумала, что у этой противной Инессы грудь совсем маленькая. Ее, считай, нет совсем. А тот черный лифчик был довольно большим в чашках. Не таким, как если бы предназначался для Вали, – ее грудь была действительно большой. Но и эта худая, как цапля, профурсетка в нем бы утонула. Словом, нельзя было рубить с плеча и обвинять профессора в том, что он с этой Инессой чем-то занимался. Надо было проверить и удостовериться.

Она побежала к бане и нашла свою спрятанную находку. Развернув, она поняла, что не ошиблась. Размер другой. Значит, шпионом была не Инесса, или не только она. Валю обуял ужас – оказывается, в этом тихом уголке советской науки прячется как минимум один шпион, и, возможно, у него есть сообщники. Что же это получается, враг совсем близко?! Возможно, на расстоянии вытянутой руки! А что, если ее соседки по комнате? Они обе такие противные и явно не верят в идеалы коммунизма так, как верит в них Валя. А значит, их легко мог завербовать идейный враг!

Единственный способ проверить свои подозрения – это опознать шпиона по груди! Валя внимательно всматривалась в лифчик, укладывала туда руки, чтобы прикинуть объем. На себя это мерить она не стала бы. К счастью, сегодня в бане как раз был девичий день, и можно было увидеть там большинство обитательниц станции без белья. Такую возможность нельзя упускать!

Она еще раз рассмотрела лифчик и вернула на место между поленьями. Предстояло опять идти в тайгу, и, хоть Валя любила там бывать, сейчас ей было тошно туда отправляться, когда Доценко в таком святом месте как научная лаборатория кокетничает с этой девицей. Бабушка бы на это сказала, что та его приворожила. Валя была комсомолкой и в приворот не верила, но объяснить поведение любимого профессора можно было только вмешательством тайных сил. Потому что поверить в то, что Доценко и правда нравится эта худая, бледная Инесса с выбеленными волосами и накрашенным лицом, было очень сложно. Он ведь всегда ценил естественность – трудовой загар, крестьянскую дородность и румянец во всю щеку, как у колхозниц с агитплакатов. У Вали все это было. К тому же ей было двадцать два года, а этой Инессе не меньше двадцати пяти! Может, поэтому она в него так вцепилась – пытается выйти замуж, пока не поздно. Правда, с таким поведением ее не то что замуж, на работу брать не должны.

Валя думала обо всем этом, идя по еле заметной тропке вглубь тайги. Тут ей в нос ударил запах разложения. Она поискала источник запаха, но не нашла. Тогда она сошла с тропинки, стала шарить по кустам и чуть не упала в яму. Над ней летал рой мух. Ее чуть не стошнило от вони. Валя заглянула внутрь и увидела груду мертвых зябликов. Словно кто-то их нарочно убил и выбросил тут. Но ведь утилизировать мертвых птиц надо совсем по-другому! Инструкция же есть. Неужели ее студенты поленились донести птиц до станции? И почему их так много?

Превозмогая дурноту, Валя наклонилась и попыталась разглядеть мертвых птиц поближе. В глаза ей бросилось то, что на их лапах были странные кольца – явно не такие, какими кольцевали на их научной станции. Валя достала одну из мертвых птиц и срезала кольцо. Оно оказалось массивным и совсем не похожим на те, что ставили на их станции. Советские ученые использовали легкий сплав латуни, который не причинял птицам вреда, а тут кольцо весило грамм двадцать, что для хрупкого зяблика равнялось пудовой гире. Неудивительно, что их тут так много погибло.

Валя еще раз внимательно рассмотрела кольцо, там не было никаких букв или прочих меток, и это было вдвойне странно. Она оторвала прут и пошевелила гору птичьих трупов, оттуда вырвалась еще одна стая мух, зашевелились черви. Валю опять чуть не стошнило, но она все-таки нашла несколько птиц с кольцами ее института, а на некоторых были и те, и другие метки. И это было особенно странно. Хотя, если подумать, этих птиц могли ловить не только на этой станции, но и на какой-то другой. Их ведь немало по всей Сибири и Дальнему Востоку. Валя срезала несколько колец с трупов зябликов и положила в карман. Потом она повязала над ямой белый носовой платок как опознавательный знак. С этой трупной ямой нужно было разобраться! Не дело устраивать такое безобразие так близко от научной станции. Иначе чем советские ученые отличаются от первобытных людей, стойбища которых находят по костям животных?

Сомнения

К вечеру Валя вернулась на станцию совершенно без сил. Она лишь занесла пойманных птиц в отстойник, а потом сразу пошла к себе. К счастью, соседок не было на месте, наверное, уже в баню ушли. Валя вспомнила о том, что должна вычислить шпионку в стане советских ученых и студентов, живущих на станции. Взяв полотенце и все необходимое, она поплелась в баню, хотя больше всего ей сейчас хотелось лечь и забыться сном. Слишком много сил было потрачено на переживания последних двух дней, а одиночные скитания по тайге вовсе не развеяли ее мрачное настроение. Одиночество вообще не должно быть спутником комсомольца. Советская молодежь привычна к коллективному труду и отдыху, и Валя была не исключением. Ей сейчас особенно захотелось посидеть у костра с ребятами и попеть хороших туристических песен, но делу время, а потехе час. Вычислить шпионку гораздо важнее личных желаний.

В бане, судя по обуви, было уже человек семь. Она быстро разделась и зашла в парильню. На полатях сидели девушки – Лиза и Таня были здесь, остальных Валя по именам не знала. Она набрала в шайку воды, взяла мочало и начала его намыливать, зорко глядя на окружающих. В банных парах очертания терялись, и оценить размер груди девушек было очень сложно. Тогда Валя стала подходить к каждой из них ближе и рассматривать внимательнее.

– Образцова, ты меня что ли своей мочалкой собралась мылить? – насмешливо спросила Лиза, худая высокая девица с совсем маленькой грудью. Валя отвернулась от нее и не ответила, тут же упираясь взглядом в грудь Тани – толстой и хамоватой девицы. Вот ее бы размер, наверное, подошел под тот черный лифчик, думала она, внимательно ее разглядывая.

– Эй, да ты, оказывается, из другого профсоюза, – заржала Лиза и ткнула Таню под бок, та тоже ухмыльнулась.

– У нас с вами один профсоюз – аспирантов и студентов, – возразила Валя. Она была сбита с толку таким странным, неуместным замечанием.

– Да? А мне кажется, что у вас на кафедре слишком много тех, кто за другой профсоюз выступает. Эти двое вон друг от друга не отлипают ни днем, ни ночью, теперь еще одна на сиськи чужие пялится, – продолжала насмехаться Лиза, хотя ничего в ее словах не было смешного. Валя вообще ничего не поняла и отошла в сторону. Девчонки с других факультетов уже выходили в душевую, и ей удалось лишь вскользь их осмотреть. Оказалось, что опознание по груди – дело довольно трудное и по факту провальное. Ведь пока лифчик на девушку не наденешь, не узнаешь, впору ли он. Валя и сама это по опыту знала, ей часто приходилось перешивать купленные в магазине лифчики.

Она отошла в пустой угол бани, быстро помылась и села на полатях, чтобы немного отдохнуть. В бане было не так уж сильно натоплено, Валя была из последних, кто сегодня мылся. В голове у нее роились мрачные мысли, к которым прибавились и размышления о том, что хотела ей сказать Лиза. Очевидно, она на что-то намекала, но на что? Кто от кого не мог отлипнуть? Валя от Доценко? Или Доценко от Инессы? Но та вообще не из их института. И причем тут вообще профсоюзы? Бред какой-то. А что, если эти слова были шифровкой? Что, если Лиза приняла ее за свою и проверяла таким странным паролем. Значит, она точно шпион! И теперь знает, что Валя не из них. Но ведь размер лифчика не совпадает! Впрочем, может, Таня тоже участвует в шпионаже и ее-то грудь как раз в это гипюровое безобразие могла поместиться.

От банного жара, усталости и всех этих мыслей у Вали голова шла кругом. Она заставила себя встать, одеться и пойти к себе в домик. И там она рухнула без сил и уснула, даже на ужин не пошла. И к костру вечернему не вышла, не спела с ребятами «Изгиб гитары желтой». Это было обиднее всего. Ведь совместный досуг с гитарой, идущей по кругу, сближает людей даже больше, чем шахматный кружок.

 

Наутро Валя поднялась с мыслью, что все-таки надо поговорить с Доценко о странных кольцах и могильнике зябликов. Она вышла из дома и на дверях лаборатории вновь увидела фото зяблика. Постучав, Валя не услышала никакого звука внутри – в лаборатории никого не было.

– Доценко сегодня до обеда, наверное, из дома не выйдет, – услышала она у себя за спиной голос Вадика. Обернувшись, Валя удивленно уставилась на него:

– Почему?

– Потому что он опять с ленинградцами до глубокой ночи заседал, – ответил Вадик, а стоящий у него за спиной Сеня лишь мрачно кивнул.

– А вы откуда знаете? – вскинулась Валя. – Вы почему ночами не спите и в окна чужие заглядываете? Или вас комары за жопу кусают?!

Парни от этих слов покраснели. Она сама не знала, почему так сказала. Но злость от слов Вадика так ударила ей в голову, что она готова была рвать и метать. Значит, опять в доме Доценко творилось непотребство. Ну и как теперь с ним разговаривать о серьезных вещах, если он такое себе позволяет?! Валя закрыла лицо руками от стыда и боли. Вопреки ожиданиям, парни не стали ее вновь утешать, а тихо ушли в тайгу, оставив одну. Как тут не завыть от одиночества и тоски, если ее все предали? Даже тот, кого она любила почти как Владимира Ильича Ленина!

Вернувшись из тайги с мешком, полным птиц, Валя зашла в лабораторию и застала там Доценко одного. Он имел еще более осунувшийся вид, чем вчера. Все-таки не зря на каждом комсомольском собрании комсорг выговаривал студентам за пьянство. Вот был великий ученый, а спустя два дня распития водки у того дрожат руки настолько, что он кольцо не может нормально на птицу надеть.

– Помоги-ка мне, Образцова, – сухо сказал Доценко вместо приветствия. Та встала рядом с ним за приборным столом и стала ловко окольцовывать зябликов. Раньше этих птиц кольцевал только Артемий Михайлович, он писал по ним научную работу уже который год и раньше никому не доверял это занятие. Но сегодня тремор в руках был слишком сильным, чтобы быстро обработать пойманных за эти дни птиц. Ловко орудуя пассатижами, Валя обратила внимание, что маркировка на кольцах несколько отличается от тех, к которым она привыкла. И потом вспомнила, что и кольца, найденные в трупной яме, тоже были странные – не только утяжеленные, но и стандартные. На них отсутствовали знаки института и были только цифры.

– Артемий Михайлович, а почему тут кольца не такие, как обычно? – задала вопрос Валя. Профессор сделал вид, что ее не слышит. Он вписывал номера колец в ведомость и нервно покусывал карандаш.

– В этом году зябликов стало меньше, я не выполню месячный план окольцовки, – сказал себе под нос Доценко.

– Так почему тут кольца нестандартные? – повторила свой вопрос Валя.

– Делай, что тебе велят. Если нестандартные, значит, так надо, – сухо отозвался Доценко, избегая ее взгляда. – Лучше бы птиц бережнее собирали. Приносите мне одни трупы.

– Так ведь кольца на них кто-то тяжелые вешает! Может потому они и дохнут.

– Не лезь не в свое дело, Образцова, – отрезал Доценко и пошел за новой партией птиц из отстойника.

– Но, Артемий Михайлович, ведь что-то странное творится с зябликами! Не наши там кольца висят, – не унималась Валя, идя за ним вслед.

– Что ты за чушь несешь, Валя?! – Доценко уставился на нее во все глаза. Она вытащила из кармана куртки срезанные с трупов зябликов кольца и протянула ему. Тот сначала долго рассматривал их на ладони, потом забрал, включил мощную лампу и осмотрел еще раз с лупой. – Где ты их взяла?

– В яме, куда кто-то свалил мертвых зябликов.

– Что?! – глаза Доценко полезли на лоб. – Почему ты мне раньше об этом не рассказала?

Валя не знала, что ответить, но профессор больше не спрашивал. Он накинул свою брезентовую куртку и велел ей показать место в тайге, где она нашла мертвых зябликов. Они шли по тайге молча, Доценко нервно покусывал губы и тер лоб, Валя испуганно на него косилась. Она хотела рассказать профессору все, излить душу и терзавшие ее подозрения насчет гостей из Ленинграда, но не решалась. Слишком не располагающее сейчас было выражение лица Доценко, слишком сурово сдвинуты брови, а глаза, в которых раньше всегда лучилась добрая усмешка, сейчас были холодными и сосредоточенными. Валя не узнавала того, кого полюбила. А вдруг его уже завербовали? Тогда ему нельзя ничего рассказывать, решила Валя.

Она шла по знакомой тропинке вниз по склону холма, где была яма с зябликами, ища глазами свой белый платок, привязанный к кривой осине. Но опознавательный знак никак не хотел находиться. Валя растерянно встала, и на нее сзади налетел Доценко.

– Ну и где твоя яма? – нервно спросил он.

– Не знаю. Тут где-то была.

– Образцова, у меня план горит, а я тут с тобой по тайге шатаюсь как дурак! – взвился Доценко. – Может, ты выдумала все?!

– Зачем вы так со мной, Артемий Михайлович? – вскрикнула Валя. – Что с вами происходит вообще? Почему вы с приездом этих ужасных людей так переменились ко мне?! Что я такого сделала, чтобы вы меня разлюбили?!

Слова неудержимо рвались из нее, она уже не скрывала своих чувств, на глазах выступили слезы.

– Валя, прекрати! – вдруг смущенно произнес Доценко и отвернулся. – Давай лучше яму твою искать.

– Она тут была. Я еще платок белый на осину повязала, – сквозь слезы сказала Валя. Она пробралась через валежник к кривой осине, но под ней не оказалось ямы, лишь гора прошлогодней листвы.

– Может, ты место перепутала? – спросил Доценко.

– Да нет, не должно быть. Хотя… – Валя начала сомневаться и оглядывалась по сторонам. Она уже ни в чем не была уверена. Они принялись бродить по склону, Доценко все больше терял терпение, начал накрапывать дождь, и тогда он скомандовал возвращаться на базу.

– Артемий Михайлович, я вас не обманываю! Там и вправду было полно дохлых зябликов с этими странными кольцами, – торопливо говорила Валя, идя за профессором и пряча голову в капюшон от хлеставшего в лицо ветра и дождя.

– Ни с кем больше об этом не разговаривай, Валя, – Доценко обернулся и пронзительно на нее посмотрел. – Ты сама не понимаешь, во что ввязываешься.

– Да все я понимаю! У нас на базе шпионы! – выкрикнула та.

– Замолчи! – Доценко накрыл ее рот своей ладонью и оглянулся по сторонам, словно в тайге их кто-то мог подслушать. – Не лезь в это дело, Образцова. И не говори то, о чем не имеешь и понятия. Иначе тут же отправишься обратно в город.

– Вы не можете меня отправить! Я же в институте работаю! – возразила Валя.

– Сегодня работаешь, а завтра – нет, – сурово сказал Доценко. – Молчи обо всем. И не лезь не в свое дело. Если что заметишь, мне говори.

– Так молчать или говорить? – воскликнула Валя. Но профессор ее не слушал, а все прибавлял шаг. Она едва за ним поспевала, ноги в резиновых сапогах оскальзывались на мокрой от дождя земле, по щекам катились слезы, которых никто бы сейчас не заметил. Они вернулись на станцию, кругом никого не было, все попрятались от проливного дождя или были в тайге, тоже застигнутые внезапным ненастьем. Остаток дня Валя и Артемий Михайлович провели в лаборатории за рутинным кольцеванием зябликов, между ними повисло тяжелое молчание, которое никто из них не хотел нарушать. Валя все думала над его словами, сказанными в тайге, и гадала, завербовали ли его эти ленинградцы или он посвящен в гостайну и потому велел ей молчать.

Пару раз их уединение нарушали Сеня и Вадик, а также другие студенты и аспиранты, посланные на сбор птиц. Они заносили им все новых зябликов, никаких других птиц Доценко сегодня кольцевать не хотел. К вечеру Валя просто валилась с ног от усталости, они работали допоздна, словно профессор ей мстил за что-то и потому заставлял работать дольше всех положенных часов. Его словно кто-то подгонял. Он все заносил данные о кольцевании и настаивал вешать кольца даже совсем слабым птицам, по которым было ясно, что они не выживут после того, как их отпустят.

– План есть план, – только и повторял он. Больше никаких разговоров между ними в этот день не было. Доценко будто избегал встречаться с ней взглядом, а ей смотреть на него было и вовсе невыносимо.

Рейтинг@Mail.ru