Театральная улица: Воспоминания – Тамара Карсавина

Мемуары великой балерины, словно старинная музыкальная шкатулка, инкрустированная редкими камнями и наполненная фамильными драгоценностями. Крышка украшена хрупким ангелом, нежно тонущим в розовом флёре невесомого оперения, с утончёнными крыльями рук, воздетыми к небу – балерина. Открыв шкатулку «Театральной улицы» Тамары Карсавиной, трепетно выбираешь драгоценность воспоминания, с восхищением прикасаешься душой и отправляешь обратно, бережно положив на бархатное дно. Душа наполняется чистым восторгом и щемящей грустью – на миг, сквозь зеркало жизни автора, она уносится в могущественное прекрасное прошлое великого искусства – балета.

Тамара Карсавина написала очаровательную биографию. У её слога стройность осанки, элегантность позиции и красота выражения балерины. Первые строки, поднимающие занавес над голубым небесным детством, моментально переносят в аристократическую среду театрального искусства. Читатель знакомится с семейной жизнью маленькой Таты – её ближайшим окружением были артисты и литературные произведения. Девочка росла в цветущей атмосфере красоты и таланта – причиной тому путешествия в красочный книжный мир Пушкина и тонкое ненавязчивое влияние отца, артиста балета Платона Карсавина. Щедро одарённая богатым воображением, обладающая подлинным талантом к актерскому мастерству и особенными задатками танцовщицы, Карсавина была избранницей венценосной судьбы.

С изысканной простотой Тамара Платоновна повествует о непростых отношениях со строгой матерью, нежной привязанности к крёстному отцу талантливому артисту и педагогу Павлу Гердту, озорной дружбе с маленьким бесёнком Лидией Кякшт, покровительственной очаровательной связи на театральном небосводе со звездой Матильды Кшесинской, восходящему творческому тандему с парящим Фавном Нижинским и благоговейной любви не только в «Русские сезоны» к монументальному идолу гения Сергея Дягилева. Украдкой, с придыханием, я наблюдала за Тамарой, упорно занимающейся у зеркала танцевального класса; утопающей в тарлатановых юбках; смеющейся в компании братьев Легат; смущённой милыми шутками Шаляпина; очарованно примеряющей костюм Жар-птицы; вдохновенно спорящей с Нижинским; искренне плачущей вместе с Дягилевым; в египетском гриме и трико, спешащей из спектакля на ночной поезд; переживающей тяжело нависшую тучу Революции и Первой мировой войны…

С восхищением зрителя читатель наблюдает первые мягкие пружинистые прыжки малышки в домашней гостиной, под чутким наблюдением папы, которые плавно переходили в утончённые па прилежной ученицы Императорского театрального училища, с годами – в восхитительные стройные арабески перспективной артистки кордебалета Мариинского театра, позже – в чудесные многослойные пируэты его талантливой актрисы и сольные величественные танцы неподражаемой «La Karsavina» на всех мировых сценах.

Воздушными фразами Карсавина создаёт образ двуглавого бога театрального искусства. Но, глазами автора, оба лика, кажется, пребывают в странном антагонизме, наполненном не только стремлением к взаимному отторжению, но и нежному влечению. Словно причудливая скульптурная композиция ласкания в борьбе, возникают образы противоречий формы и смысла, закулисья и сцены, таланта и труда, оперы и балета, традиции и новаторства. И надо всем кружится облако искусства – покоряющее, примиряющее, всеобъемлющее.

Книга прекрасна. Тамара Платоновна мастерски создала образ живой, из плоти и крови, девочки, девушки, женщины, стремящейся к творческому абсолюту, но не лишённой мирских желаний и простых человеческих недостатков. Она упоминает множество забавных, трогательных, трагических историй. Всё пропитано бесконечной душевностью. И, несмотря на то, что тему личной жизни (брак, семья) Карсавина почти полностью игнорирует (за исключением нескольких ярких эпизодов), это не особенно повлияло на восприятие целостности её личности. Мемуары написаны легко и непринуждённо с профессиональным филигранным изяществом… И это невероятно украшает общую невесомую картину. Я очень впечатлена. Были у вас случаи, когда тонкое ароматное чарующее чтение ускоряет дыхание до запредельных частот? Читая воспоминания Тамары Карсавиной, я несколько раз ощутила этот сладкий полуэкстатический синдром… Мир балета чарующе приоткрыл свой струящийся занавес, благодаря мемуарам балерины. Нежно закрыв шкатулку воспоминаний с воздушной фигуркой на крышечке, осознаю, что волшебные впечатления останутся в душе навсегда. А я обязательно вернусь к воспоминаниям других бесплотных, невесомых, воздушных лебедей, открывая ещё одну призрачную дверь иллюзорной вселенной великого Искусства.

Как же я люблю порой прочитать биографию (автобиографию) людей талантливых, оставивших своё имя в истории, а особенно, если это ещё и люди искусства.

Я не большой знаток балета, но страстный его любитель. Часто ходила в Большой театр (до реконструкции), ездила на спектакли в Мариинку. Правда, сейчас несколько остыла. Сказался шок от тех постановок, что появились в Большом после открытия. Этот балет явно не мой!А вот тот театр, про который пишет Карсавина – мой! Я люблю классический балет. А ещё меня просто подкупила чистая, сдержанная манера повествования. Вот настоящая русская балерина! Не Я в балете, а Балет во мне. Это рассказ именно об искусстве, о прекрасной, но такой сложной профессии, о красоте, о музыке, о чуде, под названием Театр.

В этой биографии нет сплетен, желтухи, «изюминок и какашек».

Для кого-то может быть это и минус, но я прочитала с удовольствием.

Много сдержанности, красоты, истиной любви к своему делу.

Много имен гениальных людей.

Понравилось!

Замечательно написанная живая книга воспоминаний. Карсавина в своих мемуарах вовсе не видится чиателю примой. Скромная, мягкая, судя по воспоминаниям современников, она не обладала стервозностью звезды, как, к примеру, Кшесинская (хотя и она вызывает восхищение, только относишься к ней иначе). В обеих книгах, в мемуарах Матильды Кшесинской и в воспоминаниях Карсавиной, моментально чувствуются основные черты их характеров и темпераментов. Карсавина – вечно сомневающаяся в себе, неуверенная, и Кшесинская – твердо знающая, что она – гениальна и вся вселенная кружится вокруг нее. Две совершенно противоположные натуры. У Карсавиной, как и у большинства написавших в то время о себе балетных танцовщиков, нет ни обвинений, ни каких-нибудь гадких подробностей скандалов и происшествий, она вообще не пишет о своей и чьей-либо еще личной жизни. Книга только о балете, об искусстве танца. Она оставляет после себя очень светлое ощущение (еще одна счастливая жизнь, сложившася правильно, согласно призванию), желание узнавать еще о том волшебном для многих искусств периоде – начале двадцатого века, более глубокое понимание искусства танца (которое для меня лично сложнопостигаемо; последнее можно сказать и о книжке Ромолы Нижинской). А еще все три недавно мной прочитанные книги на балетную тему (Кшесинская, Нижинская, Карсавина), естественно ведут к одной из самых значимых фигур того времени в балете – к Дягилеву. Так что круг чтения на ближайшее время определен совершенно точно.