Тала Тоцка
Он тебя не любит (?)
– У тебя никогда такого не было, – начал Ринат, и голос его звучал странно отрешенно, – что вот живешь, живешь, существуешь зачем-то, а потом оглядываешься, и готов отдать все, что у тебя есть, чтобы вернуться назад и все изменить?
– Нет, – очень спокойно ответил Арсен, сунув руки в карманы, чтобы тот не видел, как он добела сжимает их в кулаки, – я всегда готов ответить за каждый свой выдох.
– Везет тебе.
Они стояли рядом и смотрели на портрет красивой молодой женщины и маленького четырехлетнего мальчика, как две капли воды похожего на Арсена. Три года Ямпольский думал, просчитывал, взвешивал и отметал способы мести. Но теперь он знал наверняка.
Его личное изобретение – адская машина, взрывное устройство такого размера, которое можно было спрятать в тюбик губной помады. От «Хелены Рубинштейн», например, или «Герлен».
Ринату в голову не придет обыскивать любимую жену своего делового партнера. Давнего приятеля, почти друга. Жену Арсена Ямпольского – красивую, молодую, особенную. За которую тот любому перегрызет глотку.
Она сядет в машину к Маркелову – Арсен еще не знает, при каких обстоятельствах, да разве это так важно сейчас? Устройство сработает, но никто не заподозрит Арсена, скорее, под подозрение попадут охранники. Потому что Ямпольский будет любить свою жену так, что об этом будут знать даже медведи на Северном полюсе.
«Медвед»…
А вот это лишнее. Нельзя дать прорваться плотине, которая сдерживает все чувства и которая в последнее время стала часто ощущаться. Раньше Арсен о ней не вспоминал.
Он не сделает этот брак настоящим, у Ямпольского были свои представления о порядочности. Он скажет своей будущей жене правду, пусть не всю, но он не станет играть с ней в любовь. И почему ему вдруг захотелось, чтобы это была не Эва?
– Поехали, Арсен, у нас через двадцать минут встреча с Тюриным, – Маркелов расправил плечи и первым пошел к машине.
– Он за все ответит, Лера, ты же помнишь? Я обещал, – одними губами сказал Ямпольский и направился следом.
* * *
– Знаешь, Бас, когда тебя боятся, это как наркотик. Люди смотрят на тебя как на бога, и ты чувствуешь себя богом, потому что можешь делать с ними все, что угодно. Конечно знаешь, тебе ли не знать, сам такой же. Тебя боятся, и тебя от этого прет, – Арсен сидел на ступеньках, опершись локтями о колени, и смотрел на красные облака, затянувшие горизонт. Значит, будет ветрено…
Баскервиль лежал рядом и молчал. Ямпольский ценил в нем это больше всего, хоть у Баскервиля хватало других достоинств. Никто в его окружении не умел слушать так, как Бас, поэтому Арсен больше ни с кем не разговаривал. Ну чтобы подолгу.
Кане корсо серого окраса с голубоватым оттенком ему предложил забрать знакомый заводчик. Щенок-отбраковка уже тогда был вдвое крупнее своих братьев и сестер, отбирал еду у родичей, пробираясь к кормушке прямиком по их головам. Это так впечатлило Ямпольского, что он забрал щенка, не торгуясь.
Заводчик клялся, что аномальный для кане корсо рост – это случайность, а Ямпольский был уверен, что врет. Наверняка намешано в щенках кровей – видать, там родословные клепают в соседнем подвале.
В чем бы ни была причина, Баскервиль в холке был раза в полтора больше положенных стандартов. И в длину был больше, и весил, как хороший теленок. Но несмотря на свои габариты и устрашающую морду, Ямпольского он принял за главного сразу и безоговорочно ему подчинился.
Нрав у Баскервиля был точь-в-точь как у хозяина – тяжелый и скверный. Поэтому жил он в отдельном вольере, больше напоминавшем однокомнатную квартиру, в самой дальней точке поместья Ямпольского. Зато они хорошо понимали друг друга.
Подпускал пес к себе только трех из тридцати шести обслуживающих поместье Арсена, и на взгляд Ямпольского, это был отличный процент доверия. Гораздо более высокий, чем люди того заслуживают.
В этом псу повезло больше, чем Арсену. Полностью довериться в этом мире Ямпольский не мог никому, кроме разве что Баскервиля. Но Бас не человек, значит, процент доверия к человечеству у Арсена равнялся нулю. Поэтому о том, для чего ему нужна жена, – молодая, красивая, особенная – не должен был знать никто.
Арсен протянул руку и потрепал лежащую рядом собаку по загривку. Широкая грудная клетка, мускулистая грудь и спина напоминали Ямпольскому его самого.
Иногда ему казалось, будь Баскервиль человеком, они могли сойти за братьев-близнецов. И неизвестно, в чем было бы больше сходства, в мышечной массе или в звериной сущности обоих.
– А еще они думают, что от них что-то зависит, представляешь?
Баскервиль, наверное, такого не представлял, поэтому глухо ухнул несколько раз, отчего тут же в небо взметнулась стайка птиц. Арсен пожалел, что под рукой нет фотоаппарата. Забавно было бы их заснять на фоне устрашающей морды Баскервиля.
Вспомнилась Эва, точнее, ее работы. В них определенно прослеживался особенный, отличный от других стиль. Ее работы «цепляли», такое Арсен наблюдал у очень немногих. В мире их на пальцах можно было пересчитать, включая его самого.
– Она умеет выбрать ракурс, – объяснил Арсен Баскервилю в ответ на его немой вопрос, и тот несколько раз глухо рыкнул в знак согласия. – А еще знает, чем Мане отличается от Моне. И она не слушает эту тошнотную современную музыку.
Пес слушал, положив голову на лапы, и лишь моргал.
– Эти претендентки, ты бы их видел! У них в глазах счетчики щелкают и крутятся как сумасшедшие. Может, мне тебя взять на конкурс, а, Баскервиль?
Снова глухое рычание в ответ.
– Думаешь? – взглянул на него Ямпольский. – Ну ладно, как скажешь.
Он скормил псу последнюю полоску сушеной говядины и поднялся, отряхивая джинсы.
* * *
Ямпольский в окружении охраны шел по коридору ночного клуба «Прайм-тайм», где уже через полчаса должен был начаться конкурс красоты «Мисс Идеал». Масштабная рекламная кампания заставила говорить о конкурсе весь город. Освещать мероприятие прибыли представители ведущих городских СМИ и телевизионных каналов.
Конкурс, спонсором которого выступила компания «Индастрил Инвест», был инициирован модельным агентством «Elit Models Lux». Победительница конкурса становилась лицом компании и награждалась поездкой в Париж. Кроме того, ходили слухи, что призовой фонд конкурса составляют просто баснословные суммы.
Конечно, слухи пустил Борька и пустил их специально. Но разве могло быть по-другому, когда в жюри председательствует миллиардер Ямпольский? Арсен в самом деле не поскупился, причем номинаций было много.
Пускай, девочки заслужили. А с победительницей он разберется сам.
Внезапно захотелось ее увидеть. Ямпольский круто свернул с намеченного маршрута, и охрана безмолвно повернула следом.
– Узнайте, где Казаринова, – распорядился Арсен, и уже через минуту стоял перед рядом комнат на втором этаже, где обычно устраивались гримерки для приглашенных артистов или готовились к выступлению танцовщицы. – Позовите ее.
Она наверняка не одна, не вламываться же ему вместе с охраной к переодевающимся девушкам. Там еще визажисты, парикмахеры…
– Арсен Павлович, вы? – Эва стояла в дверном проеме и с удивлением смотрела на Ямпольского. А у того вдруг захватило дух.
Ей удивительно шел желтый цвет. Платье струилось по ногам, расширяясь к низу и делая ее похожей на диснеевскую принцессу.
– Я пришел пожелать тебе удачи, Эва, – вышло хрипло, потому что голос почему-то сел.
У Арсена появилось странное чувство, что они познакомились не сегодня, что они знакомы давно, просто только сейчас встретились.
Ее лицо, потрясенное и слегка встревоженное, вызывало смутные ощущения, будто где-то они виделись. Возможно, в прошлой жизни. Оттого сейчас эта тоненькая девушка казалась удивительно близкой.
Нужно уходить, пока он не выдал себя и не сморозил глупость. Ямпольский сделал шаг назад к отошедшей на почтительное расстояние охране.
– Спасибо вам, – она перебирала пальцами складку платья, а Арсен думал, как ему нравятся ее руки.
– Я буду болеть за тебя, – улыбнулся левым уголком рта и, оставив опешившую девушку в полном недоумении, направился в сторону лестницы.
В ВИП-кабинете, здесь же, на втором этаже, ждет корзина белых роз. Следует подписать карточку, и охранник доставит букет по назначению. Арсен представил лицо Эвы, когда она прочтет записку, и снова у него участилось дыхание.
Определенно, Навроцкому следует подкинуть акций холдинга. Он заработал и за конкурс, и за Эву. Ямпольский прошел в свой ВИП, розы были роскошными.
– Арсен Павлович, там только вас ждут, – встал в дверях охранник.
– Иду, Леша.
Ямпольский достал ручку и размашисто написал на картонном прямоугольнике с вензелями: «До встречи в Париже». Вложил в розы, кивнул Алексею на корзину и направился к выходу.
Глава 4
Три года шесть месяцев назад
Эва праздновала освобождение. Она сама не думала, что будет так радоваться убогой клетушке, которую они сняли напополам с Иркой, университетской подругой и одногруппницей. Вот правда. Ее и квартирой-то назвать после бессоновских хором язык не поворачивался. Зато у каждой будет отдельная комната. Это Эва настояла. Пусть дороже, но квартиру они сняли двухкомнатную.
Она отметила свое восемнадцатилетие с Иркой кофе и десертом, а затем девушки отправились осматривать предлагаемые варианты сдаваемых в аренду квартир. Хоть Петр Станиславович и обещал помощь, Эва решила обойтись без него.
Каждый месяц из родного города ей приходила арендная плата, которую дополнял пусть копеечный, но собственный доход от размещения фотографий на стоках. Так что Эва чувствовала себя богачкой. И только когда приехало такси, чтобы перевезти ее не слишком впечатляющий багаж, Бессоновы спохватились.
– Прости, детка, я так замотался с этими выборами, что совсем забыл о твоем дне рождения, – покаянно бил себя в грудь дядя, и даже Бессонова смотрела почти виноватым взглядом.
– Все хорошо, Петр Станиславович, мы ведь так и договаривались. Пройдут выборы, и я съеду, – успокаивала его Эвангелина.
– Ладно тебе причитать, пап, – закатила глаза Алена, – ну забыли, с кем не бывает. Эвка не в обиде, а подарки никогда не поздно подарить. Мы с ней в «Беладжио» сходим или в «Перегрин», куда ты хочешь, Эва?
– Мы можем устроить барбекю в нашем загородном доме, – проявила неслыханную щедрость ее мать, и Бессонов с энтузиазмом поддержал жену.
Эве никуда не хотелось идти, особенно с Аленой. Да и неудивительно. Мало кому нравится ощущать себя неуклюжим глиняным горшком, выгодно оттеняющим хрупкость и элегантность изящной вазы. А Эвангелина возле Алены именно так себя и ощущала. Утешало лишь то, что рядом с тонкокостной и эфемерной Аленой мало кому удавалось изображать породистую аристократию.
Но когда Алена забывалась и, по выражению подружки Ирки, «снимала корону», с ней было можно вполне сносно поболтать. Надо ли говорить, что между парой часов в компании троюродной сестры и испорченным выходным в обществе всего семейства Бессоновых Эвангелина безоговорочно предпочла Алену.
Они уже час сидели в «Беладжио», и Эва украдкой посматривала на часы. Еще минут сорок, и со спокойной совестью можно потихоньку начинать сворачиваться. А там пока принесут счет, пока приедет такси, и время, отведенное для праздничного ужина, закончится.
– Макар? – удивленно взлетели идеальные брови на безупречном лице, а у Эвангелины почему-то быстро-быстро застучало сердце.
В грудь будто залили кипяток. Там вмиг стало горячо и тесно, щеки вспыхнули, и, наверное, уши тоже окрасились красным. Хорошо, что волосы длинные. Если опустить голову, то и лицо можно частично прикрыть.
– Привет, Алена, – услышала она низкий голос и даже дыхание затаила, – я мимо ехал, увидел твою машину.
– Да, мы здесь с Эвой отмечаем ее восемнадцатилетие, – Эва поражалась, как может так меняться человеческий голос. Только что Алена говорила вполне обычно, а теперь ее речь переливалась, будто жемчужинки сыпались. – Знакомься, Мак, это моя сестра Эвангелина. Троюродная, – добавила поспешно.
– Сестра? Что ж, поздравляю, восемнадцать лет – это шикарно.
Эва сама не понимала, что с ней творится, но удушливая волна не отпускала. Она осторожно выдохнула воздух через крепко стиснутые зубы и заставила себя поднять голову.
Такого не может быть, так не бывает. Эва ошеломленно смотрела на стоящего возле них молодого человека и не смела шевельнуться. Ее будто парализовало. Она ничего не видела перед собой за исключением того, кого Алена назвала Макаром.
Эву будто намертво приклеило к нему – взглядом, конечно. Но было еще что-то, что заставляло цепляться пальцами за пальцы, изо всех сил стараясь подавить лихорадочную дрожь. А ведь у нее и рассмотреть его толком не получалось, он даже не повернулся в ее сторону.
Он упирался одной рукой о стол, а другой о спинку стула и так смотрел на Алену, что у Эвы внутри все сладко сжималось. Она даже думать боялась, что стало бы с ней, если бы он на нее ТАК посмотрел. Эва тогда точно бы сознания лишилась.
От Макара будто толчками расходились волны чего-то очень мужского, совсем ей неизвестного. Волны невидимые, но такие ощутимые, что оставалось лишь удивляться, почему они не действуют на Алену. По крайней мере, она и виду не подает.
На официантку вон точно действуют, судя по ее идиотскому выражению лица. Это что, и у нее такое же? Если да, то лучше застрелиться. Но как можно стреляться, если тут просто пошевелиться не получается? Волны одна за другой прошивали Эвангелину и стекали вниз по позвоночнику, а вот Алена сидела как ни в чем ни бывало. Эва даже позавидовала.
– Эвка, знакомься, это Макар, у него тоже скоро день рождения, юбилей! – Алена снова журчала, пересыпая жемчужинками, и смотрела на Эвангелину.
Зато Макар и головы не повернул в ее сторону. Может, и к лучшему, потому что она и звука не могла выдавить.
«Макар, это наша домашняя зверушка Эвочка, мы ее на помойке подобрали. Хочешь погладить? Не бойся, от блох и паразитов ее обработали…»
– Ты приедешь, Аленка? – наверное, будет совсем невежливо попросить Макара замолчать? Ну никаких сил нет слушать этот пробирающий до дрожи хрипловатый голос. А он, как назло, продолжал: – Мы собираемся за городом, у меня в доме.
– Не хочешь отмечать в ресторане? – как у нее получается так владеть собой, для Эвы было непостижимой загадкой.
Волны Макара уже достигли противоположного конца зала, оттуда призывно смотрели две эффектные барышни. У Эвы было ощущение, что, дай им команду, они с радостью выпрыгнут из своих люксовых шмоток, включая нижнее белье. Стоит Макару только поманить.
Но он на них и не глянул, протянул руку и очень нежно заправил Алене за ухо свисающую прядь. Эву как током ударило, как будто это ее он коснулся. И тут же некстати подумалось, что было бы, если бы Макар прикоснулся к ней. Наверное, тогда кома была бы самым предпочтительным исходом.
– Не хочу. Все уже предупреждены. Так ты приедешь?
– Приеду. О, мы с Эвкой вместе приедем! Ты поедешь к Макару на дачу в эти выходные, Эва?
И тогда он впервые посмотрел на нее. Пусть лишь мельком скользнул взглядом, Эве было все равно. Главное, посмотрел.
Она вновь сцепила пальцы, усмиряя дрожь, и даже выдавила некоторое подобие улыбки. Вот только Макар улыбки не дождался, повернулся к Алене, зато Эва успела его, наконец-то, рассмотреть.
Глупо было ожидать, что мужчина, способный одним своим присутствием внести такое оживление, – если не сказать, умопомрачение! – на нескольких десятках квадратных метров, будет иметь заурядную внешность. Но не до такой же степени!
Его лицо было красиво той мужской красотой, которая так и просилась на знаменитый календарь с австралийскими пожарными. Своему телу Макар наверняка уделял немало времени, так что австралийские пожарные могли спокойно удавиться от зависти.
И это он был всего лишь в футболке и джинсах! Но Эве было вполне достаточно. Как и официантке. Как и тем двум барышням в углу. Одной Алене нипочем.
Серые глаза пронзили Эву насквозь. Макар попрощался и пошел к выходу, и только тогда отступил удушающий вал, который не давал ей даже нормально вдохнуть.
– Что, понравился Макар? – понимающе взглянула на нее Алена. – Он всем нравится.
– Так, ничего, – выдавила Эва, понемногу начиная возвращаться к жизни. – А тебе?
– И мне. Он в меня влюблен уже сто лет. Он в восьмом классе был, а я в пятом, мы в одной школе учились. Он и сейчас по мне сохнет. Каждый раз замуж зовет.
– А ты? – Эва говорила односложно. Пересохшими губами непросто было выдавать заумные фразы.
– Я не вижу с ним перспектив. Пить хочешь? – Алена сжалилась над сестрой и попросила официантку принести бутылочку воды. А потом пояснила, глядя на непонимающую Эвангелину: – Он с отцом поругался, когда тот бросил его мать и женился второй раз. Она очень переживала, пить начала, умерла, когда он школу закончил. Макар с отцом не общается, сам бизнес поднял, его мать тоже не из нищенок была.
Эва пропустила шпильку мимо ушей. В конце концов, это Алена, она вполне могла сказать не нарочно. То, что это прозвучало бестактно и прямым текстом указывало на саму Эву с ее мамой, ее в принципе не волновало.
Когда умерла мама, Эве до восемнадцатилетия оставалось меньше полугода. Некоторое время она находилась под попечительством местного опекунского совета. Ей было абсолютно безразлична собственная судьба, она очень тяжело переживала смерть мамы.
Откуда взялся Петр Бессонов, двоюродный брат матери, Эва понятия не имела, но тот взялся. В короткий срок оформил опекунство и увез ее из родного города в столицу.
Конечно, Эва могла отказаться от переезда, тем более, что раньше никого из Бессоновых она в глаза не видела, но… Было тяжело оставаться в квартире, где все напоминало о маме, ходить по улицам, по которым та уже никогда не пройдет. От просиживания целыми днями на кладбище Эву спасали только холода. Это было больше похоже на бегство, чем на отъезд, и она бежала, даже не сопротивляясь.
Бессонов организовал перевод в один из столичных вузов на ту же специальность, на которой она училась в родном городе. Местным риэлторам поручил сдать квартиру в аренду, и Эва сразу объявила, что уйдет жить в общагу. Тогда дядька и признался ей чистосердечно, для чего все это затевалось.
Приближались выборы в городские органы власти. Бессонов собирался баллотироваться в депутаты, и история с бедной родственницей-сиротой очень помогла бы придать создаваемому для избирателей образу нужный оттенок доброты и отзывчивости.
Дядька Эве нравился, особенно на фоне своей вечно кривящей губы жены, и она согласилась. Договорились, что Эвангелина поживет у Бессоновых до выборов, поучаствует в различных пиар-акциях – или правильнее говорить предвыборных мероприятиях? А потом тихо съедет на съемную квартиру. Бессонов обещал подогнать как минимум апартаменты в центре.
Эва свои обязательства выполнила, даже дала несколько интервью, рассказывая какой Петр Станиславович замечательный человек. Бессонов пахал на достижение цели как проклятый. Таскался по округу, встречался с избирателями, выслушивал жалобы и раздавал обещания. Семья его всячески поддерживала, и на фоне этого восемнадцатилетие Эвы прошло незамеченным.
Вообще, сказать, что Эву обижали Бессоновы – бессовестная ложь. Не обижали. Петр Станиславович тот вообще так старался вжиться в роль, что сам на время поверил во внезапно проснувшиеся родственные чувства. Эва даже испугалась. Спасибо Наталье Георгиевне, вот кто в этой семейке никогда не терял ни головы, ни присутствия духа.
Наталья Георгиевна так старательно демонстрировала полное отсутствие не просто родственных, а каких бы то ни было человеческих чувств, что с первого же дня запустила в голове у Эвангелины счетчик обратного отсчета.
Никто в мире, наверное, не ждал так своего восемнадцатилетия, как Эва. Ей еще повезло, что избирательная кампания к тому времени завершилась. Петр Станиславович был благополучно избран депутатом, и у семьи Бессоновых в Эве отпала всякая необходимость.
Дочь Петра Станиславовича Алена была старше Эвы на четыре года, но отнеслась к троюродной сестре вполне терпимо, если не сказать приветливо. И только Наталья Георгиевна неизвестно за что возненавидела Эвангелину с первого взгляда.
Эва налила в стакан воды и залпом выпила. Сразу будто второе дыхание открылось, и говорить стало легче.
– Ну так не бедный парень, что тебе не так?
– Его отец миллионер! Он землей торгует, у него по всему миру земля есть, я слышала, вроде даже приисками какими-то владеет.
– Так ты хочешь выйти замуж за его отца? – не поняла Эва. Алена закатила глаза.
– Ты или тупишь, или притворяешься! Я хотела, чтобы он помирился с отцом, тот же его наследства лишил из-за ссоры. Во втором браке у старшего Демидова дочь, ему бизнес надо кому-то передавать, у него сердце слабое.
– Надо было с первой женой жить и по молодым не бегать. И сердце целее было бы, и с сыном бы не разругался, – рассудительно заметила Эва.
– Так не бывает, – махнула Алена рукой. – Как только у мужчины появляются деньги, сразу хочется жену помоложе. Знаешь, сколько у отца баб? Это мать такая, что ее не бросишь, да и любят они вроде друг друга…
Эва с неожиданным уважением подумала о старшей Бессоновой, а затем ее пронзила неожиданная догадка. Не ревнует ли Наталья Георгиевна мужа к ней, к Эве? Или, может, она считает, что Эва его дочь? Откуда-то взялась такая неожиданная родня? Мама с Петром Станиславовичем и не общались вовсе.
– Так что, поедешь к Маку на день рождения? – оторвал ее от раздумий нетерпеливый голос.
– К кому?
– К Маку. Мы так Макара называем. Понимаешь, – Алена замешкалась, – я там буду не одна. Мак не знает, что я с Русланом встречаюсь, не хочу, чтобы это стало проблемой. Мы в одной тусовке, Руслан его друг…
– Хорошо, поеду, – губы непроизвольно сами заговорили, а ведь она уже сочинила крутую отмазку, что у нее есть заказ на фотосессию, и его срочно нужно выполнить за выходные, – только я без подарка.
– Без проблем, – Алена прищурилась, оглядела Эву и отчего-то засмеялась, – будет ему подарок!
