Таир Кузекович Назханов
Беседа с адвокатом

ДАНИИЛ – А у нас нет?

ТАИР – У нас есть требование, что нужно быть гражданином РК, чтобы быть допущенным к соответствующим экзаменам.

СОСТЯЗАНИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ!

ДАНИИЛ – Ну хорошо, давайте вернемся к состязательному типу уголовных процессов. Арестовали человека, зачитали ему правило Миранды – и что дальше?

ТАИР – Если арестованный сразу признается во всем, то определяется мера пресечения. А если не признается и если преступление сложное, то не сразу понятна степень вины и вообще, была ли вина, то назначают «Большое жюри».

ДАНИИЛ – А почему «Большое»?

ТАИР – Потому что оно обычно по количеству заседателей больше, чем обычное жюри присяжных. В большинстве американских штатов – в нем 23 человека.

ДАНИИЛ – Это профессиональные юристы?

ТАИР – Нет, в том-то и дело, что это простые граждане. Существует специальная процедура их отбора, я в неё сейчас углубляться не стану, но самый главный критерий – чтобы эти люди не были связаны с арестованным, не питали к нему никаких личных чувств и не имели предубеждений, скажем, расового, религиозного или гендерного характера, которые могли бы повлиять на их отношение к делу.

ДАНИЯЛ – А в чем цель созыва жюри?

ТАИР – Оно решает, есть ли вообще основания рассматривать это дело? Достаточно ли доказательств, достаточно ли улик? Прокурор должен им доказать, что на самом деле вот этот человек совершил это преступление, что вообще есть основания рассматривать дело и тратить на это средства налогоплательщиков. Они голосуют, и на основании их решения либо начинается процесс, либо человека отпускают. Надо, чтобы за решение жюри проголосовало не менее 12 человек.

ДАНИЯЛ – Ага! Вот почему в «Большом жюри» 23 человека!

ТАИР – Да, надо, чтобы было абсолютное большинство.

ДАНИЯЛ – И если решили, что основания для начала процесса есть, то подозреваемого отправляют в тюрьму?

ТАИР – Нет, это у нас по сей день чаще такая мера пресечения избирается. А в странах англосаксонских очень небольшой процент остается в тюрьме. В основном отпускают под залог, либо судья вообще говорит обвиняемому: «Будь любезен, приди на процесс в такое-то время». И нет никаких проблем, не надо человека в тюрьму сажать до суда, пока он ещё не признан виновным ни в каких преступлениях. Не надо тратить на его содержание и охрану государственные деньги и его самого не надо лишать возможности зарабатывать, семью кормить, как это часто у нас бывает.

ДАНИЯЛ – А если он на самом деле виноват и убежит до суда?

ТАИР – Конечно, такие случаи бывают. Но на то и есть полиция и другие службы, чтобы такие побеги случались пореже и сразу пресекались. Да и залог обычно какой-то гарантией служит. А если сразу есть опасения, что убежит, то лишают, конечно, свободы.

ДАНИЯЛ – А потом уже сам процесс начинается…

ТАИР – Самое главное в нем – именно состязательность. Защита и обвинение, опять-таки, перед присяжными состязаются между собой.

ДАНИЯЛ – И решение о виновности выносится не судом, а жюри?

ТАИР – Вы уловили самое главное. Присяжные заседатели совещаются между собой в закрытом режиме, к ним не заходит судья, как у нас. И выносят решение – виновен подсудимый или нет. Если их вердикт – «невиновен», то и судья может только вынести соответствующий приговор.

ДАНИЯЛ – А если они решат, что подсудимый виновен?

ТАИР – Вот тогда уже судья назначает конкретное наказание. То есть функции присяжных и судьи разные. Присяжные заседатели обсуждают и решают, был ли сам факт или не было факта. А судья рассматривает вопрос права, то есть, что по закону из этого факта следует?

ДАНИЯЛ – Проще говоря, на сколько лет или месяцев посадить этого человека, который теперь официально признан преступником?

ТАИР – Ну не обязательно посадить. Он может и иное наказание назначить – общественные работы или что-то другое, более мягкое, чем тюремный срок. Но мнение судьи при решении самого главного вопроса: «виновен – невиновен» – ничего не значит. Он просто должен следить, чтобы присяжные действовали в соответствии с законной процедурой.

НА РОДНЫХ ПРОСТОРАХ

ДАНИЯЛ – А у нас в Казахстане?

ТАИР – Наш УПК смешанного типа. Почему смешанного? Потому что у нас есть две стадии уголовного процесса – досудебное расследование и судебное рассмотрение. Первая стадия – досудебное рассмотрение – носит элементы инквизиционного характера…

ДАНИЯЛ – О боже, чур не меня!

ТАИР – На самом деле не стоит пугаться этого слова, даже после всех тех ужасов, которые мы друг другу порассказали. Это просто термин, он в юридической науке используется. В наше время он означает не пыточные допросы или охоту на ведьм, а ситуацию, при которой подозреваемый ограничен в возможности защищаться.

ДАНИЯЛ – А это тоже нехорошо?

ТАИР – Ну, сами подумайте – я, адвокат, и мой клиент не можем ознакомиться со всеми материалами уголовного дела в ходе досудебного следствия. Человека ведут допрашивать, а я не знаю, что у следователя за доказательства собраны. Я не могу заранее выработать свою тактику поведения, тактику ответа на его каверзные вопросы.

ДАНИЯЛ – Но так следователю легче заставить преступника проговориться…

ТАИР – Согласен, но с другой стороны, можно поймать невинного человека на слове, подстроить ему ловушку. Или человека, частично виновного в преступлении, склонить принять на себя часть чужой вины.

ДАНИИЛ – Да, получается не совсем справедливо.

ТАИР – И даже, если следователь ведет абсолютно честную игру, нетранспарентность процесса ставит подозреваемого в сложное положение. И это во время досудебного следствия. Но когда дело поступает в суд, то сторона защиты получает все материалы уголовного дела, и мы, в общем-то, можем защищаться от совершенно конкретных обвинений и искать контраргументы на известные нам аргументы обвинения.

ДАНИИЛ – Понятно. Начинается уже не «избиение младенцев», а состязание.

ТАИР – Во всяком случае, не игра в одни ворота. Такая форма уголовного процесса начала развиваться во Франции, в Германии, потом её переняла Россия. Казахстан получил после развала Советского Союза уголовный процесс вместе со всеми его недостатками. Но как бы мы критично ни относились к нашей системе, нужно признать очень важный момент: уголовный процесс у нас в Казахстане постепенно переходит от смешанного типа к состязательному. У нас расширилась форма судебного контроля, сейчас он появляется ещё в ходе досудебного расследования. Я могу прийти в суд как защитник и сказать: «Мне не нравится, как расследуется уголовное дело, следователь нарушает права моего подзащитного. Представляю аргументы в пользу своей точки зрения. Прошу судью обязать следователя выполнить определенные нормативные процедуры, следственные действия…»

ДАНИИЛ – И что, прямо-таки всегда судья идет навстречу?

ТАИР – Конечно, нет. Но важен сам принцип – я могу что-то оспорить, а во-вторых, я ведь и решения судьи или прокурора могу обжаловать ещё до начала судебного процесса. Это их тоже мобилизует, заставляет серьезнее относиться к своим обязанностям – в первую очередь, к соблюдению прав моего подзащитного. Я вот уже упоминал, что была такая форма приговора – «оставление в подозрении». И помнится, когда я следователем работал, то мог прекратить уголовное дело за недоказанностью вины. Даже была в УПК такая норма «Прекращение уголовного дела за недоказанностью». То есть вроде как ничего не доказали, никого не посадили, а пятно на репутации оставалось на всю жизнь. Сейчас такого нет.

ДАНИИЛ – А как сейчас формулируется?

ТАИР – Сейчас, если нет доказательств, уголовное дело прекращается за отсутствием состава преступления…

ДАНИИЛ – А в чем разница?

ТАИР – Знаете, есть такая пословица: не пойман не вор?

ДАНИИЛ – Конечно.

ТАИР – Так вот, прежняя формулировка – это как если сказать: думаем, что вор, но, увы, не поймали.

ДАНИИЛ – А сейчас это означает: если не поймали, то и вором нельзя считать?

ТАИР – Сейчас отсутствие доказательств равносильно отсутствию состава преступления. Это вот – как раз пример постепенной эволюции нашего уголовного процесса, его перехода к состязательности. Хотя, конечно, далеко еще нам до уголовного процесса, который полностью бы защищал права человека.

ДАНИИЛ – Хотелось бы поскорее…

ТАИР – Справедливости ради надо сказать, что эволюция происходит не только в сфере уголовного процесса. Это не изолированное какое- то явление, не в пустыне. Надо её рассматривать в системе и взаимосвязи с другими отраслями права, например, с гражданским процессом, где дело обстоит уже несколько иначе.

ДАНИИЛ – Лучше или хуже?

ТАИР – Ну сами посудите: в уголовном процессе доказательства предоставляет сторона обвинения, а в гражданском – каждая сторона самостоятельно должна доказывать те факты и обстоятельства, на которые ссылается. В гражданском процессе, в целом, стороны равные. В уголовном процессе, конечно, нет. Там процессом, особенно в досудебной части, дирижирует следователь. Если ты по повестке не приходишь к нему на допрос, он может тебя арестовать. Ты подвергаешься принуждению.

ДАНИЯЛ – Да, в такой ситуации о равенстве речи не может быть. А кто у нас занимается расследованием?

ТОМ ВТОРОЙ

«ДИРИЖЕРЫ СЛЕДСТВИЯ»

ТАИР – Структура уголовно-правовой системы не так уж и проста. И даже в каждой её ветви. Я вот помню, в университете ныне покойный профессор К.Х.Халиков объяснял нам, как устроены правоохранительные органы, и до сих пор в памяти сидят «одиннадцать чинов прокуратуры»!

ДАНИЯЛ – Прокуратура тоже может осуществлять досудебное расследование?

ТАИР – Ну, собственно говоря, ей тут принадлежит главная скрипка. Она может любое дело взять, то есть, может истребовать. Даже у КНБ истребовать какое-нибудь дело по терроризму и расследовать. Например, дело Кулекбаева, помните? Это странный такой человек, который совершил террористический акт в Алмалинском РОВД. Он был террористом, а это уголовное дело заканчивала Генеральная прокуратура.

ДАНИЯЛ – Я так понял, что и КНБ досудебным следствием занимается?

ТАИР – Конечно, Комитет национальной безопасности тоже правоохранительный орган, он может расследовать уголовные дела, связанные с государственными преступлениями: измена, шпионаж, разглашение государственных секретов. В УК РК есть специальный раздел: «Преступления против государства».

ДАНИЯЛ – А я думал всегда, что уголовные дела только МВД расследует.

ТАИР – Ну, в общем-то, вы правильно думали. На них основная часть такой работы ложится, причем, самой черновой – не позавидуешь! Примерно 80% уголовных дел расследуют милиционеры, как их раньше называли, а теперь – полицейские. Кражи, грабежи, разбои, изнасилования, убийства, мошенничество – полный букет… Но есть и другие органы, осуществляющие досудебное расследование, – ДГД (Департамент государственных доходов) – они занимаются преступлениями, которые связаны с экономикой в государственной сфере: уклонением от уплаты налогов, коммерческой контрабандой, коммерческим подкупом. Хотя КНБ и может взять себе дела, связанные с коррупцией высших должностных лиц.

Ну, например, не так давно, если вы помните, задерживали одного из руководителей «ЭКСИМ-Банка» за коммерческий подкуп. По этому делу КНБ работал…Есть еще отдельное Бюро по противодействию коррупции. Они расследуют уголовные дела, связанные с госслужащими, то есть, связанные с получением и дачей взяток, посредничеством во взяточничестве. В общем, соответствующих, как говорится, органов много.

ТАИР – Ну, в КНБ и Прокуратуре и в Органах внутренних дел имеется своя форма одежды, сотрудники носят погоны, у них есть звания, классные чины, так что их различить нетрудно. А вот у сотрудников Бюро по противодействию коррупции и Департамента государственных доходов – погон нет.

ДАНИИЛ – Они сами-то друг друга не путают?

ДАНИИЛ – Обидно!

ТАИР – Ну что поделаешь, было принято такое решение, не знаю уж почему. Но, несмотря на обилие правоохранительных органов, которые осуществляют досудебное расследование, венцом всего расследования является суд. Только он определяет, виновен человек или не виновен, можно дело уголовное прекратить или нет, то есть, приговор остается за ним – обвинительный или оправдательный.

ЛИЧНЫЙ ОПЫТ

ДАНИИЛ – Поскольку вы в своей практике имели возможность наблюдать процесс расследования и судебного рассмотрения с разных, так сказать, позиций, точек зрения, то было бы интересно узнать, на что во время следствия надо обратить особое внимание и каких ошибок следует избегать.

ТАИР – Это очень хороший вопрос! Дело в том, что от качественного проведения следствия, причем во всех его звеньях, зависит не только быстрое раскрытие преступления, но и судьба всех, втянутых в него лиц. А также перспективы объективного судебного рассмотрения, возможность адвоката оспаривать результаты следствия и многое другое. Поэтому есть правила, которых следователь должен придерживаться. Все необходимые процедуры должны быть проведены им неукоснительно и в сжатые сроки в соответствии с законом. Иначе дело может развалиться в суде или ещё до суда.

ДАНИИЛ – При условии, что им займется хороший адвокат?

ТАИР – Да. И я уже не говорю о том, что может быть осужден невиновный человек или виновный, но в менее серьезных преступлениях, чем те, которые ему вменяются. Поэтому досудебная стадия уголовного процесса имеет особое значение. Есть несколько оснований для начала досудебного расследования. Это и заявление потерпевшего, и сообщения средств массовой информации, и явка с повинной (бывает и так!) или рапорт должностного лица. Я помню, когда работал следователем, и мы на кражи выезжали часто просто по звонку потерпевшего.

ДАНИЯЛ – И с чего начинали?

ТАИР – Первое неотложное следственное действие – это правильное составление протокола осмотра места происшествия. Например, если объектом является квартира, то осмотр каждой комнаты, как правило, производится с применением различных технологий в соответствии с криминалистической тактикой. Детально описываются, например, повреждения, если таковые имеются, на форточке, на дверном проеме, чтобы не оставить никаких сомнений в способе проникновения преступника в помещение.

Следователю должны помогать оперуполномоченный и эксперт-криминалист, который также входит в состав опергруппы. Немедленно делается опрос свидетелей – ведь если кто-то непосредственно видел преступника и сам момент совершения противоправных действий, да если ещё и знает подозреваемого в лицо, то это дает опергруппе возможность раскрыть преступление.

ДАНИЯЛ – Как говорят в сериалах – «по горячим следам»?

ТАИР – Так и на самом деле говорят. Вообще, очевидные преступления раскрыть легче всего.

ДАНИЯЛ – А что такое «очевидные преступления»?

ТАИР – Это преступления, которые происходят на глазах у свидетелей-очевидцев, а то и у работников правоохранительных органов, которые могли, например, своими глазами видеть, как злоумышленник выхватил у потерпевшего, скажем, сумку. Они его тут же, как говорится, «винтят», и тогда и осмотр места преступления играет формальную роль. Но, к сожалению, во многих делах все не так «очевидно», и сбор улик (доказательств) имеет огромное значение. Почему? Да потому, что необходимо закрепить следы преступления. Это (если говорить о краже в квартире) возможные следы пальцев, биологические следы. Это для трасологии…

ДАНИИЛ – А что такое «трасология»? Вряд ли речь идет о городских магистралях.

ТАИР – Трасология – это раздел криминалистики, изучающий следы преступника, – «след» по-французски – как раз «трасса».

ДАНИИЛ – Понятно, а что ещё, кроме отпечатков пальцев, исследует трасология?

ТАИР – Если речь идет о незаконном проникновении в квартиру, то это – определение механизма проникновения. Скажем, преступник взломал дверь. Но в суде это, возможно, придется доказывать. Поэтому необходимо сделать осмотр не только помещения, но и двери. Сфотографировать, изъять сердцевину, назначить судебно-трасологическую экспертизу. Возможно, преступник оставил в помещении какие-то орудия преступления, забыл свои личные вещи или обронил часть украденного. Это может стать впоследствии главной уликой, особенно если речь идет о парных вещах.

ДАНИЯЛ – То есть? .

ТАИР – Ну, скажем, злоумышленник орудовал в перчатках, но, покидая место преступления, одну из них обронил. А вторую затем, при обыске, после задержания у него обнаружили – тогда эта перчатка может стать решающей уликой.

ДАНИЯЛ – Или одна сережка из пары…

ТАИР – Ну, тут уж зависит от степени материального достатка потерпевшего… Ну, коль скоро речь зашла о потерпевшем, то его необходимо допросить, как только будет произведен осмотр места происшествия. Взять или, как часто выражаются следователи, «отобрать» у него письменное заявление.

ДАНИЯЛ – О том, что была совершена кража?

ТАИР – И о том, конечно, что какое имущество было похищено, на какую сумму. Его «родовые» признаки, то есть, что это именно – техника, драгоценности, вещи. Их всевозможные качественные и количественные признаки. Если возможно, то какие-то бирки, чеки, подтверждающие, что он действительно покупал эти вещи и действительно уплатил ту сумму, которую он указывает в заявлении. Словом, подтверждающие, что он действительно является собственником тех вещей, которые у него были, как он говорит, похищены…

НАПРАСНЫЕ НАДЕЖДЫ СТОМАТОЛОГА ШПАКА

ДАНИИЛ – Я тут не могу удержаться от одного деликатного вопроса…

ТАИР – Вы меня заинтриговали!

ДАНИИЛ – Наверняка вы смотрели кинокомедию «Иван Васильевич меняет профессию»…

ТАИР – Более того, я и пьесу М.А.Булгакова читал, по которой фильм поставлен… И поэтому мне кажется, я уже догадываюсь, о чем вы хотите меня спросить… Но я слушаю вас.

ДАНИИЛ – Естественно, я имею в виду того персонажа, стоматолога, которого так блестяще играет Владимир Этуш…

ТАИР – Того, который сначала утверждает, что у него украли куртку, магнитофон, а потом эта куртка превращается в две, потом и в три, и так же точно «размножается» и магнитофон?…

ДАНИИЛ – Да. И, конечно, есть такой вопрос – бывают ли случаи, когда потерпевшие завышают размеры нанесенного им ущерба?

ТАИР – В моей практике был случай, когда лицо, считавшееся потерпевшим, в действительности само оказалось воришкой. И, к сожалению, следствие некоторое время шло у него на поводу. Так что такие попытки со стороны потерпевших, конечно, бывают не только в комедиях. Но тут надо учитывать, что если преступник будет задержан и у него обнаружат похищенное имущество, то впоследствии, после совершения необходимых процедур, оно, конечно, будет возвращено потерпевшему. Но, возвращаясь к фильму, надо сказать, что если была украдена все-таки одна куртка, а не три, то и обнаружена будет только одна.

ДАНИЯЛ – Ну а если преступник похищал куртки у кого-то ещё?

ТАИР – Вот для этого и «отбирается» сразу же заявление потерпевшего, в котором он должен указать такие индивидуальные признаки своих вещей, как вид изделия и фирма-изготовитель, или, как говорят теперь, бренд, размер, материал, степень изношенности, год приобретения. Важно по возможности представить техническую документацию на какую-то технику, например, компьютеры, и так далее.

ДАНИЯЛ – И тогда их можно будет относительно легко идентифицировать после обнаружения!

ТАИР – Затем следователь выносит постановление о признании заявителя потерпевшим с разъяснениями его прав и обязанностей. Если причинен имущественный вред, а, как правило, в результате совершения таких преступлений однозначно причиняется имущественный вред, то от этого потерпевшего «отбирается» также исковое заявление. Оно приобщается к материалам уголовного дела, и потерпевший признается гражданским истцом. С этого момента он приобретает ещё один гражданско-правовой статус, помимо того, что он потерпевший. Он теперь еще и гражданский истец! Если похищенное у преступника изымается, потерпевший вызывается для опознания. Ему предлагают их опознать…

ДАНИЯЛ – И он говорит: «Да, это мой ноутбук, он у меня был похищен такого-то числа»!

ТАИР – Примерно так. И если потерпевший признает свои вещи, то ему они отдают под сохранную расписку либо оставляются при материалах уголовного дела для того, чтобы суд впоследствии принял решение по этим вещественным доказательствам.

ДАНИЯЛ – То есть, просто на слово потерпевшему никто не поверит?

ТАИР – При такой категории дел, вместе с уголовным делом в суде рассматривается также и гражданский иск. И вместе с вынесением приговора суд должен решить вопрос по удовлетворению или об оставлении иска без рассмотрения или об отказе в иске.

ДАНИИЛ – То есть, если даже киношного жулика Жоржа Милославского поймают, не факт, что стоматологу Шпаку удастся «повесить» на него лишние куртки и магнитофоны?.

ТАИР – Совсем-совсем не факт… Более того, он может и сам оказаться в положении нарушителя закона, так что потерпевшему лучше сто раз подумать перед тем, как завышать количество понесенного материального ущерба.

ДАНИИЛ – А если имущество было застраховано и пострадало? Или вовсе не было похищено, но потерпевший вписал и его заодно, так сказать?

ТАИР – Ну, если к делу «подключатся» страховые компании, то Шпаку, скорее всего, вовсе ничего не светит. Они вовсе не заинтересованы в оплате несуществующих «курток и магнитофонов», а тем более, действительно ценных предметов…

НАЙТИ НЕИЗВЕСТНОЕ

ТАИР – Но вернемся к методам установления лиц, совершивших преступления. Я уже упомянул свидетелей, если таковые имеются. Их, конечно, необходимо допросить, причем, стараться при этом получить как можно более точные показания. Допустим, кто-то видел возле подъезда, где произошло преступление, группу молодых людей. Они, предположим, выходили с сумками, садились в такую-то машину такого-то цвета. Здорово, если свидетели ещё и номер машины запомнили…

ДАНИИЛ – А преступники ещё и свои паспорта обронили…

ТАИР – Вы шутите, но, случаются, и такие промахи. К сожалению, и свидетели преступления не всегда имеются.

ДАНИЯЛ – В наше время во многих местах расположены камеры наблюдения…

ТАИР – Тут тоже есть свои сложности. Просто так взять, да и посмотреть видеозаписи, вопреки тому, что мы видим в детективных сериалах, никто права не имеет. Необходимо обратиться к собственнику этих видеокамер с тем, чтобы сделать выемку.

ДАНИЯЛ – Наверное, в противном случае, адвокат впоследствии может оспорить эти записи?

ТАИР – Конечно.

ДАНИЯЛ – Кроме того, в сериалах обычно расследование заканчивается после эффектной погони задержанием преступника.

ТАИР – Увы, в жизни все прозаичнее. После того, как лица, причастные к совершению этого преступления, установлены и установлено их местонахождение, и у следователей есть весомые доказательства, что именно эти лица совершили именно эти преступления, необходимо соблюсти все полагающиеся процедуры.

То есть, вынести протокол о задержании этого лица, провести личный обыск, изъятие у него из карманов вещественных доказательств, которые говорят о его причастности, и также все тщательно запротоколировать. Допустим, человек пролез через форточку и порезался о разбитое стекло. На стекле остались следы крови, а у подозреваемого где-нибудь на ладонях или локтях следы пореза. Естественно, нужно взять образцы крови и образцы фрагментов стекла, отправить на экспертизу – дактилоскопическую, биологическую, химическую…

ДАНИЯЛ – То есть, как я понимаю, следователь не должен, так сказать, лениться и рассчитывать на то, что в деле изначально «все ясно»…

ТАИР – Конечно, он обязан сразу позаботиться о том, чтобы в дальнейшем у судьи не осталось никаких сомнений в полной законности всех следственных действий и, соответственно, виновности подсудимого. И чтобы адвокат, задача которого как раз и состоит в том, чтобы использовать любую мелочь в интересах своего подзащитного, не мог ни к чему придраться ни по существу, ни по форме… То есть, вы видите, что даже такие, как считают дилетанты, несложные дела, как дела о кражах, имеют множество нюансов, которые необходимо учитывать.

ДАНИЯЛ – А есть ли особенности в следственных действиях, если одним лицом совершено несколько краж?

ТАИР – Если злоумышленник подозревается в совершении серии краж, то каждая из них является отдельным эпизодом. Они не охватываются единым умыслом, и каждая рассматривается как отдельный эпизод по описанной выше схеме и считается повторным преступлением.

ДАНИЯЛ – А в чем особенность следствия по грабежам и разбоям?

ТАИР – Как вы, конечно, понимаете, что для того, чтобы совершить, например, квартирную кражу, преступник вовсе не нуждается в вашем присутствии.

ДАНИЯЛ – Да уж, я полагаю, что он, скорее всего, наоборот, предпочтет, чтобы я в этот момент отсутствовал, ушел куда-нибудь и не мешал ему заниматься, так сказать, «любимым» делом.

ТАИР – Да и в том случае, если речь идет о карманной краже, особенно удавшейся, скорее всего, вы не заметите действия преступника – он постарается сделать для этого все от него зависящее… Чтобы, так сказать, вас лишний раз не побеспокоить…

ДАНИЯЛ – Какая деликатность с его стороны!

ТАИР – Понимаю вашу иронию, но, как ни парадоксально, в каком-то смысле – это так. Ведь во время грабежа, а тем более разбоя, преступник будет вовсе неделикатен. Он применит физическую силу, а то и оружие для того, чтобы завладеть вашим имуществом, и вполне может нанести вам не только материальный, но и физический урон.

ДАНИЯЛ – Поэтому-то эти преступления и считаются более тяжкими, чем кража?

ТАИР – Но для следствия тут есть некоторые плюсы. Ведь во время совершения грабежа и, тем более, разбоя, как правило, потерпевший видит злоумышленника…

ДАНИЯЛ – И, значит, может его опознать?

ТАИР – Да! И к результатам трасологии может добавиться такой важный фактор, как непосредственное опознание преступника потерпевшим. Разумеется, и опознания, и последующая очная ставка должны проводиться в точном соответствии с законной процедурой, чтобы их результаты впоследствии не могли быть оспорены.

ДАНИЯЛ – В общем, как я понял, досудебное расследование даже по таким делам – штука очень непростая.

ТАИР – Поверьте, это настоящее искусство!

ДАНИЯЛ – И на что же должно быть обращено особое внимание «искусствоведов»?

ТАИР – Если под «искусствоведами» вы имеете в виду не только следователей, но и адвокатов – то на улики (доказательства)!

УЛИКИ: ЧУДЕСНЫЕ ПРЕВРАЩЕНИЯ

ДАНИЯЛ – Почему так важно тщательно документировать улики? Их могут подменить? Кто и зачем?

ТАИР- Ну, наверняка, и у вас, и у меня есть свои предположения относительно того, кто и зачем может подменить улики. Но я также охотно допускаю, что их могут просто перепутать. Или вообще неверно описать, оформить при изъятии. Но в случае, если их подменили или перепутали, это приведет к тому, что будет осужден невинный, а неточное описание – оставит сомнения. И даже если преступление следователь раскрыл, в принципе, верно, то обнаружение «не тех» улик приведет к тому, что дело будет развалено – при наличии у обвиняемого хорошего адвоката, а у адвоката – хорошей интуиции.

ДАНИИЛ – Например?

ТАИР – Ну, скажем, среди улик фигурирует конверт, в котором передавались кому-то с целью взятки 5 тысяч долларов. В акте написано, что конверт был запечатан, а на видео, которое снимали во время обыска, мы видим уже распечатанный конверт. Налицо расхождение видеофиксации с протоколом изъятия. Ну и какие тут можно сделать предположения?

ДАНИИЛ – Да какие угодно. Денег было больше, денег было меньше, денег вообще не было, конверт подбросили марсиане…

ТАИР – Во всяком случае, такое расхождение вызывает разумные сомнения. Но вот вам ещё более фантастический пример: у меня было уголовное дело, по которому человек уже полтора года отсидел в тюрьме. Главной уликой стали печати каких-то предприятий, к которым он, по его утверждению, не имел отношения. Однако эти печати в пакете обнаружили у него в офисе. Так вот, нам удалось получить видеозапись, которая практически в то же время, что и обыск у моего клиента, проводилась в другом месте. Там тоже был обыск, и на записи отлично видно, что этот самый пакет кто-то берет. И вдруг, через несколько минут, он каким-то волшебным образом оказывается в офисе у моего клиента, где его и изымают в качестве главной, как я уже сказал, улики!

ДАНИИЛ – Телекинез, наверное, произошел!

ТАИР – Не знаю, что у них там произошло! Зато знаю, что произошло, когда эти чудесные фокусы выплыли наружу. Поскольку у нас оправдательных приговоров, к сожалению, практически нет, дело вернули на доследование и там его прекрасно похоронили.

ДАНИЯЛ – Ну хоть человек на свободе оказался!

ЧУДЕСНЫЕ ПРЕВРАЩЕНИЯ ПРОДОЛЖАЮТСЯ: ВО СНЕ И НАЯВУ

ДАНИЯЛ – Когда вы сказали, что существует нечто вроде адвокатской интуиции, то что вы имели в виду?

ТАИР – Кстати, я не говорил, что есть какая-то особенная интуиция, присущая только адвокатам. Интуиция – свойство любой человеческой психики. Но, конечно, у людей каждой профессии она принимает специфическую форму.

ДАНИЯЛ – Ну и какую же форму она принимает у адвокатов?

ТАИР – А вот послушайте. Лет пятнадцать назад расследовалось уголовное дело по контрабанде. Мы тогда работали вместе с Иваном Ивановичем Кравцовым – замечательным специалистом, которого я считаю своим наставником. По делу привлекалась целая группа лиц. Одни ввозили ювелирные изделия из Турции, другие их покрывали. Очень сложное было дело. Арестовывались должностные лица и предприниматели. У наших клиентов положение было очень сложное, практически безвыходное.

ДАНИЯЛ – Они были виновны?

ТАИР – Все вроде бы указывало на это. Но мы как адвокаты должны искать любые законные пути для того, чтобы помочь клиентам. И вот, как-то утром, мы с Кравцовым пришли на прием к прокурору с жалобой на действия сотрудников следственных органов. Эта жалоба могла помочь нашим клиентам, но не решающим образом. Когда мы встретились, вдруг мой коллега присаживается где-то в углу в приемной и чуть ли не на коленке раскладывает бумаги и начинает что-то писать. Я, конечно,интересуюсь, что он делает. А он, оказывается, полностью переписывает жалобу, которую мы собирались подавать.

ДАНИИЛ – А почему?

ТАИР -… И на мои расспросы он мне отвечает, что видел ночью сон, согласно которому нам надо полностью пересмотреть тактику защиты.

ДАНИИЛ – Сон?

ТАИР – А вы не верите в вещие сны?

ТАИР – Скажу вам по секрету: я тоже. Но вот теперь я вас спрошу – вы верите в легенду, что И.Д.Менделеев свою периодическую таблицу химических элементов во сне увидел?

ДАНИЯЛ – Я думаю, что просто он все время думал об этом, и так, и эдак прикидывал – вот, в конце концов, его и осенило. А уж во сне или наяву – это дело десятое, тут психоаналитики пусть разбираются.

ТАИР – А вам не кажется, что точно также происходит и с юристами, и с художниками, и с любыми профессионалами, которые творчески к своему делу относятся?