Сью Стюарт-Смит
Зеленая терапия. Как прополоть сорняки в голове и взрастить свое счастье

3. Семена и вера в себя

«Мне непременно нужны семена.

Мне нужно сейчас же купить семена.

Ничего еще не посажено.

Земля моя совершенно бесплодна».

Вилли Ломан из пьесы Артура Миллера «Смерть коммивояжера» (1949)

Когда мы говорим о взращивании саженцев, то эмоциональное вознаграждение, получаемое нами в результате небольшого вложения сил, может быть несравнимо больше. Понимаю, что прозвучит нелепо, но я считаю выращенную на нашей грядке спаржу собственным продолжением, поскольку это растение начало свою жизнь, еще будучи маленьким пакетиком семян в моих руках. По той же причине я испытываю трепет, когда каждую весну распускаются мои примулы-аурикулы. Я добавляю их в десерты – отвариваю сладкие цветы и присыпаю сахарной пудрой. Они получаются настолько аппетитно-вкусные, что я не могу сдержать своего восторга, и это чувство усиливается от осознания того, что когда-то я сыграла определенную роль в их появлении в нашем саду. Эти цветы – некая форма волшебства, которая приехала к нам домой в коричневом конверте с цветочной выставки в Челси.

Да, и спаржа, и примулы-аурикулы требуют терпения и настойчивости – это правда, но посейте горсть семян тыквы, и с большой долей вероятности по осени эти семена дадут больше, чем вы сможете съесть. Эта способность природы к изменению – настоящее чудо, и оно нигде в нашем саду не не проявляется так ярко, как в урожае тыкв, который наша компостная куча дает каждый год, и все это из нескольких семян и отходов.

Садоводство, в отличие от других творческих занятий, таких как живопись и музыка, более доступно, поскольку обеспечивает вам успех еще до того, как вы успели начать; семя внутри уже несет весь свой потенциал – садовник просто помогает ему раскрыться.

Психологическое значение этого я поняла во время работы с проектом по озеленению, проводимым в тюрьме. Тогда я брала интервью у одного из участников, назовем его Сэмюэль. В течение последних тридцати лет он практически постоянно сидел в тюрьме, главным образом за преступления, связанные с наркотиками, выходя на свободу лишь ненадолго и попадая за решетку вновь. С жидкими седыми волосами и лицом, изборожденным морщинами, он выглядел побежденным жизнью и обстоятельствами, а когда он говорил о своей семье, я видела, насколько его гложет чувство стыда и собственной несостоятельности. Сэмюэль знал, что подвел их, и чувствовал, что они потеряли всякую веру в его способность изменить свою жизнь и быть честным человеком.

В этот раз его пребывание в тюрьме отличалось от предыдущих. На территории тюрьмы проводился проект по садоводству, и Сэмюэль, весьма далекий от этого, решил попробовать. Он рассказал мне о телефонном разговоре со своей восьмидесятилетней матерью, который состоялся за несколько дней до нашей с ним встречи, вскоре после сбора урожая тыквы, которую он помогал выращивать. Впервые за десятилетия у него были позитивные новости – то, чем он гордился. В разговоре с ним его мать вспомнила о собственных занятиях садоводством, и, рассказывая о цветах тыквы, которые ей всегда нравились, он почувствовал, как связь между ними восстанавливается: «Для нее было радостью слышать меня и при этом не беспокоиться обо мне».

Казалось, что все в прошлом Сэмюэля было против него, но урожай тыквы стал первым весомым доказательством того, что в нем что-то могло измениться. Как он выразился: «Если ничего не меняется, то ничего и не изменится; значит, нужно что-то менять собственными руками. И я решил включиться». Вновь обретенное чувство возможностей, которое он открыл для себя в саду, вылилось в то, что он записался на стажировку по садоводству, которую планировал начать, как только его освободят.

* * *

Любой новичок в садоводстве неизменно беспокоится о том, будут ли благополучно расти его растения. Но когда новая жизнь проклевывается и мы становимся свидетелями постепенного роста, какими же вдохновленными мы себя чувствуем! В основе этого переживания, придающего нам силы, мне кажется, лежит определенный феномен – людей привлекает наблюдение за ростом чего-либо.

Если вы уже опытный садовод, то за постоянной работой с землей легко забыть о магии неожиданности, подкрепляющей этот феномен. Однако я не думаю, что это волшебство когда-нибудь исчезает полностью. Недавно я столкнулась с подтверждением этому в действиях своего мужа Тома. Несколько саженцев древовидных пионов, которые он посеял почти три года назад, вдруг проросли в лотке, и с ухмылкой на лице, словно мудрый и проницательный садовод, он произнес: «Это еще одно доказательство того, что всегда стоит подождать».

В книге Майкла Поллана^[52] «Вторая натура» (“Second Nature”) описывается детское воспоминание автора, в котором можно увидеть этот феномен в действии. Поллану четыре года. Он в семейном саду, прячется в кустах. Осматриваясь, мальчик замечает «испещренный штрихами зеленый мяч, висящий в переплетении лоз и широких листьев». Это арбуз. Он пишет, что при этом испытал чувство «сродни нахождению сокровища», но в то же время гораздо грандиознее этого. Он объясняет: «Затем я осознаю связь между этим арбузом и семечком, которое я посадил или, лучше сказать, выплюнул и закопал за несколько месяцев до этого: Я сделал это возможным! На мгновение я разрываюсь между тем, чтобы оставить арбуз дозревать, и нарастающим желанием рассказать о своем достижении: это должна увидеть мама. Поэтому я разрываю стебель, крепящий арбуз к лозе, беру его на руки и бегу к дому, крича во все горло»^[53]. Арбуз «весит тонну», и то, что происходит дальше, похоже на одну из тех мелких трагедий, которыми изобилует жизнь. Как только Майкл подбегает к ступенькам позади дома, он теряет равновесие, арбуз падает на землю и взрывается.

Слова, которые бросились мне в глаза, когда я читала этот отрывок, были: «Я сделал это возможным». Мальчишеская убежденность Поллана и испытанный им прилив гордости поражают – и это то, что мы все можем почувствовать, если нам повезет. Такие драгоценные моменты важны как во взрослой жизни, так и в детстве, эти чувства присутствуют в мальчике Майкле Поллане, мчащемся к дому, и в телефонном звонке Сэмюэля своей матери из тюрьмы. Отмечая, насколько значимыми могут быть подобные моменты, Поллан говорит, что волнение, которое он испытал, обнаружив, что случайно вырастил арбуз, явилось причиной, приведшей его в садоводство, которому затем он посвятил большую часть своей жизни.

Психоаналитик Марион Милнер^[54] открыла для себя творческую силу феномена роста, когда училась рисовать, о чем она написала в книге «О том, как не уметь рисовать» (“On Not Being Able to Paint”). Дональд Винникотт, который всю свою жизнь верил в важность творчества, развил мысль Милнер дальше. Благодаря творческому прозрению он пришел к выводу, что ребенок не только является центром своего собственного мира^[55], но и чувствует, что сам создал его. Таким образом, когда мать реагирует на ребенка в тот же самый момент или вскоре после того, как у того возникает желание близости к ней, ребенок может испытывать мимолетное чувство, что он или она создали мать, а не наоборот – таков размах младенческой омнипотенции!

Хотя мы никогда не сможем получить доступ к субъективным переживаниям самого раннего этапа жизни, чтобы подтвердить или опровергнуть эту идею, мы видим, насколько маленьким детям нравится верить в то, что они более могущественны, нежели это есть на самом деле. Эту иллюзию нужно разрушать очень осторожно, поскольку она составляет основу веры в себя. Слишком сильно и слишком рано – плохо, потому что тогда чувство малости и уязвимости у ребенка может стать для него сокрушительным открытием. Однако это не означает, что данную иллюзию нужно явным образом поощрять, ее нужно лишь слегка поддерживать. Мы видим, как она проявляется в детских воображаемых играх, которые компенсируют чувство беспомощности ребенка и позволяют ему испытать «радость от того, что они являются причиной»^[56] происходящего. Тем не менее иллюзия, а также чувства, ею порождаемые, проявляются не только в детстве. Винникотт и Милнер пришли к выводу, что многие из наших самых богатых и вдохновляющих переживаний во взрослом возрасте связаны с аналогичным чувством творческой иллюзии.

В выращивании семян и происходящем при этом взаимодействии между разумом и природой мы можем испытать нечто похожее на эту иллюзию. В процессе создания условий для роста чего-либо есть некая тайна, и мы можем претендовать на свою часть в этой тайне. Существует даже название для описываемой мною иллюзии: мы называем талант человека к выращиванию и возделыванию «зелеными пальцами». Я думаю, что эта иллюзия занимает центральное место в той жизненно важной связи, которая существует между людьми и растениями. Она способствует тому огромному удовлетворению, которое мы получаем от влияния на происходящее, а также той радости, которую мы испытываем, будучи причиной.

* * *

Смысл явления, которое Винникотт называл «достаточно хорошей матерью»^[57], состоит в постоянной поддержке этой иллюзии. Будучи не совсем совершенной (например, не всегда доступной), мать позволяет ребенку испытывать небольшие разочарования, которые сопровождаются зарождающимся осознанием того, что магического контроля над реальностью у него не существует: «Конечная задача матери, – писал Винникотт, – постепенно разочаровывать младенца, но надежды на успех обречены, если сначала она не предоставит достаточные возможности для появления самой иллюзии»^[58].

Такой процесс «содействия», как назвал его Винникотт, обеспечивает среду, в которой ребенок может вырасти в самого себя, не подвергаясь преждевременному осуждению или давлению быть тем, каким его хочет видеть кто-то другой. Задачи психотерапии Винникотт понимал подобным образом и даже использовал аналогию с садоводством, чтобы проиллюстрировать это. Возражая против жестких методов конкретного коллеги-психоаналитика, он писал: «Если проводить аналогию с выращиванием нарцисса, то можно было подумать, что он сотворяет нарцисс из луковицы, вместо того чтобы просто позволить луковице развиться в нарцисс, обеспечив ей хороший уход»^[59].

Винникотт считал, что дети, у которых было недостаточно возможностей испытать на себе влияние иллюзии и разочарования, гораздо труднее переносят развенчание такого представления и переход к жизненной реальности, а потому они легче впадают в отчаяние и их легче обескуражить. Другими словами, переживание иллюзии помогает укрепить нашу последующую способность переносить разочарования и суровость реальности, а также дает нам источник веры в себя и надежду. И в саду, несмотря на всю щедрость мать-природы, как «достаточно хорошая мать», она продолжает указывать нам на пределы наших человеческих возможностей. Нам разрешается пребывать в иллюзии, но не слишком долго; однако каким-то образом данного представления оказывается достаточно для того, чтобы мы не падали духом и справлялись с тяжелыми реалиями сильных ветров, засух и морозов, не говоря уже обо всех тех вредителях, которые пытаются свести на нет всю нашу работу в саду. Мне нравится думать, что эти болезненные напоминания о нашем месте в мироздании означают, что, хотя чувство гордости, безусловно, является частью эмоционального лексикона садовника, самонадеянность – это тот сорняк, который не должен слишком уж часто встречаться в его сознании.

Формирование кусочка реальности придает сил и вдохновляет, но, что важно осознавать относительно сада, – мы никогда не контролируем ситуацию полностью.

Общее правило жизни состоит в том, что мы лучше всего преуспеваем в ситуациях, в которых у нас есть лишь немного контроля, а не полный. Чувство потери контроля вызывает стресс, однако его избыточность нас тоже не стимулирует, делая жизнь скучной и предсказуемой.

Вот почему, как это ни парадоксально, переживание как иллюзии, так и ее утраты, расширение сил и возможностей и их ограничение не заставляет нас сдаваться, а только подстегивает. Мы хотим снова ощутить тот трепет, который испытывали от пребывания в иллюзии, и это само по себе служит для нас импульсом к действию. Вот почему Майкл Поллан честно называет обнаружение в кустах своего сада арбуза своеобразной мотивацией для своего дальнейшего развития в садоводстве.

Когда дело доходит до выращивания растений, их таинственный мир может показаться новичкам пугающим. Новоиспеченные садоводы всегда боятся обнаружить, что изначально не обладают «зелеными пальцами». Если ваша первая вылазка в мир семян не увенчалась успехом, это может стать обескураживающим или разочаровывающим событием, а также подтвердить страхи вроде «у меня никогда ничего не выходит» или «все, к чему я прикасаюсь, обречено». Вот почему для детей и новичков так важно начинать с чего-то надежного и точно дающего результат – например, с подсолнухов или редиса. Потому что, по правде говоря, «зеленые пальцы» есть у каждого из нас, но этот талант раскрывается при правильных условиях.

Преобразующая сила сада наиболее отчетливо проявляется в ситуациях, когда трудно найти другие источники самоуважения. С 2007 года Королевское садоводческое общество (RHS) проводит кампанию^[60] по внедрению садоводства в школах. Недавно организация заказала исследование результативности проектов, которые они поддерживают в этой связи в ряде начальных школ, в основном в неблагополучных районах крупных городов. Исследование показало множество преимуществ подобных инициатив, не в последнюю очередь из-за того, что сад сам по себе создавал успокаивающую среду. Выращивание овощей и цветов и даже приготовление компоста оживили некоторые аспекты учебной программы, за счет чего те вновь приобрели актуальность. Садоводство также назвали хорошим уравнителем, поскольку академическая иерархия при такой деятельности гораздо менее выражена. Также благотворное влияние работы в саду наиболее сильно сказалось на детях, у которых ранее наблюдались отсутствие мотивации или проблемы с поведением, а также у детей с особенностями развития.

Одна вещь, которая действительно привлекла мое внимание, – это выводы исследователей о проекте «Хеллоуин» в школе неподалеку от Лутона. Большинство детей, посещающих эту школу, живут в многоэтажных домах без садов, в округе совсем мало зеленых насаждений. У многих детей имеются трудности в обучении, успеваемость большинства учащихся там значительно ниже среднего показателя по стране. Для группы семилетних детей из этой школы выращивание собственных тыкв на Хеллоуин оказалось больше, чем просто новым, захватывающим приключением. Для многих эта деятельность стала началом их трансформации. Обретенная уверенность в себе, а также появление мотивированности – это те изменения, которые вышли далеко за рамки самого проекта. Такое занятие, как выращивание тыкв, – это, с одной стороны, возможность внедрить прикладное обучение в увлекательной форме, а с другой – для детей с низкой самооценкой это может стать еще и способом вновь обрести интерес и чувство собственной значимости.

Вы можете сказать: где дети с проблемами обучения или поведения, а где заключенные наподобие Сэмюэля; но реальность такова, что большинство тюрем заполнены людьми, которые в свое время оказались на обочине системы образования, и среди заключенных процент людей, имеющих проблемы с обучением, очень высок. Кроме того, большинство заключенных имеют глубоко укоренившиеся негативные убеждения о себе, которые мешают им даже представить возможность перемен. Опыт выращивания чего бы то ни было может, однако, стать первым шагом в обретении чувства самоидентичности, которое не связано с манипулированием системой, мошенничеством или воровством. Оно также может стать источником самоуважения, которое не проистекает из насилия или запугивания.

* * *

Сэмюэль отбывал свой срок на острове Райкерс, в одной из крупнейших исправительных колоний в мире. Он участвовал в проекте, который Садоводческое общество Нью-Йорка «Хорт» (The Hort) проводит совместно с Департаментом исправительных учреждений города Нью-Йорка и Департаментом образования Нью-Йорка. Программа «Теплица» (The GreenHouse Program) ежегодно дает возможность 400 мужчинам и женщинам освоить навыки выращивания растений и ухода за ними. Такая деятельность становится при этом источником надежды и мотивации, которые могут помочь людям в дальнейшем больше не попадать в тюрьму.

Одним из новаторских аспектов программы «Теплица» является то, что она предлагает стажировки в так называемой Зеленой команде Садоводческого общества Нью-Йорка после выхода из тюрьмы. Люди, отбывшие срок в тюрьме, работают в сотнях различных садовых и парковых зон по всему городу, внося свой вклад в озеленение городской среды, постепенно восстанавливая свои связи с обществом.

Эта программа помогла многим бывшим преступникам в дальнейшем развить навыки садоводства, которые они впервые получили на острове Райкерс. И именно на нее записался Сэмюэль. Найти легальную работу после отбытия срока в тюрьме бывает чрезвычайно сложно. Существует довольно уязвимый переходный период, в который совершается большое количество повторных правонарушений среди тех, кто покидает Райкерс, – более 65 процентов возвращаются в тюрьму в течение первых трех лет после освобождения. Однако уровень повторных преступлений среди тех, кто посещает программу Садоводческого общества, составляет всего 10–15 процентов^[61].

Ранним утром переходя по мосту в Райкерс, я оглянулась, чтобы полюбоваться на потрясающую панораму Манхэттена на горизонте, которая возвышалась всего в нескольких милях от нас через залив Флашинг, в то время как в другом направлении располагались взлетно-посадочные полосы аэропорта Ла-Гуардия. Райкерс уже давно снискала себе славу весьма жуткого и опасного места, а ее репутация стала еще более мрачной в последние годы после серии скандалов.

На острове располагаются восемь отдельных тюрем, общее число заключенных в которых достигает 8000 человек. Девяносто процентов составляют афроамериканцы или латиноамериканцы, у сорока процентов диагностировано психическое заболевание. Большинство людей здесь являются задержанными, а не заключенными, – то есть они ожидают суда. Большая часть приговоров вынесена за хранение наркотиков, кражи в магазинах и проституцию.

Говорят, что остров сам по себе является нездоровым местом, так как он выделяет метановые газы. В 1930-х годах площадь тюрьмы была увеличена с первоначальных 35 гектаров до нынешних 162 гектаров, включая свалки, часть из которых являются токсичными. Это совсем не то место, где может прийти идея создать сад: однако именно это сделало Садоводческое общество Нью-Йорка еще в 1986 году, когда на острове впервые стартовала программа «Теплица». Джеймс Джилер, тогдашний руководитель «Хорта», построил теплицу и лично руководил преобразованием 2,5 акра пустыря в цветущий сад. С 2008 года, когда Хильда Крус взяла на себя руководство программой, на острове было создано еще семь садовых зон. Она и команда из двенадцати садоводов-терапевтов и преподавателей проводят занятия по садоводству шесть дней в неделю.

Годовой объем продукции, всего чуть более 8 тонн, распределяется таким образом, чтобы заключенные, персонал и бывшие заключенные, работающие в «Зеленой команде», могли насладиться плодами своего труда. Участники программы выращивают также многолетние растения для Департамента парков, а некоторые срезанные цветы используются для украшения помещений для персонала. Последнее может показаться незначительной деталью, но, как объяснила мне Хильда, важно, чтобы сотрудники тюрьмы, а также участники программы могли извлечь выгоду из того, что может предложить сад. Я смогла увидеть, что это работает, когда, проходя через охрану с Хильдой, один из сотрудников тюрьмы приветствовал ее словами: «Привет, Хильда! Я все еще не теряю надежды стать опытным садоводом!»

Программа «Теплица» сочетает в себе элементы садоводческой терапии, профессиональной подготовки и экологической грамотности. В конце каждого сеанса инструменты и другие приспособления проверяются и подсчитываются, а затем запираются. Хотя внутри тюрем случаются вспышки насилия, за более чем тридцать лет существования программы ни в одном из садов вспышек насилия не было.

Сады могут быть обнесены высоким забором с колючей проволокой, но, попав внутрь, вы действительно оказываетесь в саду. Это ощущение нарушается только казенными комбинезонами в оранжево-белую полоску, которые осужденные носят в качестве рабочей одежды. Когда я спросила, был ли это их первый опыт садоводства, я тут же услышала ответ от одного из участников программы: «Да, если только не считать выращивания «травки» в моем шкафу!» Вся группа, работавшая в саду в то утро, отбывала срок за преступления, связанные с наркотиками. Для каждого ценным в работе в саду было разное. Некоторые после этого хотели выращивать овощи, другие – учить своих детей выращивать что-то, а один молодой человек мечтал отвести подругу на прогулку в Центральный парк, чтобы произвести на нее впечатление своими недавно приобретенными знаниями о растениях.

«Здесь тебе не нужно показывать характер», – сказал мне один мужчина. Когда я спросила, что это значит, все начали наперебой объяснять: «В камерах мы редко разговариваем. Мы там как сельди в бочке, шестьдесят парней в маленьком помещении и слишком много тестостерона. А здесь можно снять маску». Другой добавил: «Никто не хочет здесь запугивать цветы или друг друга». И вот еще: «Здесь все одинаковы, это пробивается сквозь всю грязь». «Если есть проблема, мы ее обсуждаем. Ты перестаешь определять себя относительно тех людей, что там, внутри». Я поняла это в Райкерсе и впоследствии нашла подтверждение данному явлению в других тюрьмах – сады обладают мощным уравнительным эффектом; они создают среду, в которой социальные иерархии и расовые различия становятся менее значимыми.

Работа с землей, похоже, способствует установлению подлинной связи между людьми, свободной от хвастовства и предрассудков, которые обычно характеризуют человеческие отношения.

Контрастируя с мрачностью и однообразием остальной части острова Райкерс, в мой приезд туда в саду цвели яркие цветы, в том числе хризантемы, а на грядках росли капуста, мангольд и перец. Водя меня по окрестностям, мужчины настояли, чтобы мы сделали крюк для того, чтобы посмотреть на выросшую кукурузу, которая проросла из птичьего корма, случайно просыпанного на землю в начале года. Они не только с нетерпением ждали возможности съесть кукурузу – сам факт, что она выросла из чего-то, что, по сути, было случайно брошено, рождал в них мощный резонанс.

Из всех мужчин в группе Мартин, высокий, стройный мужчина с мягкими манерами, показался мне одним из наиболее умных и проницательных. Однако, когда мы позже поговорили, он рассказал мне, что не сам вступил в программу, его, как он выразился, «выбрали» – он был выдвинут одним из офицеров. Раньше он не присоединялся к программе, поскольку предполагал, что садоводство ничего не сможет ему дать. Но едва он начал, его «зацепило», и теперь Мартин понимает, что раньше его разум был «закрыт»: «В саду все естественно, ничто не подвергается принуждению, насилию или манипуляции. Он лучше. Я научился ценить и принимать это». Чувство свободы в физическом плане, которое участники испытывают в саду, сопровождается внутренним чувством свободы, в котором можно увидеть возможность другого образа жизни.

Помидоры, сказал мне Мартин, стали для него самым большим откровением – наблюдать, как они растут, а затем ощутить невероятную разницу во вкусе. Его жене было трудно понять его одержимость садом, но он хотел убедить ее и научить этому своих детей. На самом деле прямо за углом от его дома была городская ферма, мимо которой он обычно проходил, а теперь ему очень хотелось стать ее частью. До того, как он попал в сад Райкерс, он думал, что фрукты и овощи из супермаркета – это лучшее из того, что вы можете получить: «Раньше я думал, что это идеал и лучше быть не может, потому что плоды уже в упаковке и доступны на прилавке».

Помимо заряда энергии, который Мартин получал от выращивания продуктов, он упомянул о еще одном важном аспекте – спокойствии и свежем воздухе в саду: «Здесь вы говорите на другом языке. Там, за стенами тюрьмы, – негатив, суета и насилие. А здесь ты можешь снова обрести себя. Сад – оазис нормальности на острове безумия». А затем, уже в конце разговора, как будто решив, что это, возможно, не убедило меня, Мартин постучал себя по голове и сказал: «Если у вас там есть хоть одна борозда, вы действительно можете что-то из этого получить». Как раз в этот момент один из офицеров громко крикнул: «Время вышло!» «Это его «тюремный» голос, – сказал мне Мартин. – Он у него всегда меняется, когда приходит время уходить из сада».

У некоторых участников программы сохранились детские воспоминания о бабушках, дедушках или родителях, ухаживающих за садом или огородом, но другие до этого так мало общались с природой, что боятся даже прикасаться к земле. Мартин раньше не имел представления о том, что такое садоводство, и узнал об этом только благодаря проницательному вмешательству одного из офицеров. Там, в его сознании, была «одна борозда», которая стала благодатной почвой для посеянного семени возможности, что позволило ему говорить со мной об этом с таким красноречием и чувством.

Позже я познакомилась с несколькими женщинами, работавшими в саду. Я хотела услышать об их опыте участия в проекте, но как только они заговорили, наружу сразу же выплеснулись их прошлые жизни; это был единственный способ объяснить, что для них значила возможность участвовать в программе. Они говорили о жестоких сутенерах, абьюзивных отношениях, мертворожденных младенцах, смерти братьев и сестер, о родителях, которые умерли, когда они были детьми. Их истории показали, как мало заботы они видели в своей жизни и что большинство их отношений заканчивались разбитым сердцем или насилием.

Вивиан сказала мне, что она достигла той точки, что перестала хотеть жить, а теперь, благодаря «всем живым существам в саду», хочет. Ее зацепило сразу, как только она начала участвовать в проекте: «Это место поразило меня». Поговорив с ней, я почувствовала, как важно для нее заботиться о ком-то помимо себя, насколько необходимы тишина и покой сада. «Здесь так хорошо, весь стресс уходит. Мое любимое место – оранжерея. Там я узнаю обо всех растениях пустыни, о том, как растения впитывают то, что мы выдыхаем. Иногда я разговариваю с растениями, и они разделяют с нами наши секреты».

Для Кэрол, как и для Мартина, садоводство стало откровением, и она хочет продолжить им заниматься: «Я многому научилась здесь – как выращивать собственные семена, а затем растения из них. Я никогда не знала, откуда берется клубника; в первую очередь из кустика вырастает цветок. Сейчас мне хочется рассказать своему мужу множество интереснейших вещей. Я говорю ему: «Я буду сажать эти растения». Я хочу поделиться этим со своими детьми, показать им, как взращивать плоды. Это дешевле, и у них потрясающие вкус и запах!»

Любовь многих людей к садоводству начиналась с той эйфории, которую они испытали от превращения горсти семян в урожай. И эта группа не стала исключением: они тоже были очарованы скрытой силой семян. За несколько недель до этого Хильда принесла кокосовый орех, чтобы показать участникам, насколько большим может быть семя, и теперь он стоял в ведре с водой посреди сада, а из него рос побег высотой в полметра. Кокосовая пальма появлялась на свет, а они, зачарованные, наблюдали, как это происходит.

Растения обладают собственными внутренними качествами, и взаимодействие с ними – это успокаивающее и непредвзятое переживание. Мы все можем извлечь пользу из подобного опыта, но в пределах тюрьмы у него может быть и несколько иное измерение. Птицы и насекомые приходят и уходят, но растения, укоренившись, не могут этого сделать. Возможно, такая общность плененного состояния рождает своего рода симпатию. Осужденные заключенные знают, сколько времени им предстоит отбывать в застенках, но те, кто содержится под арестом по подозрению и в отношении кого все еще ведется следствие, вынуждены жить в неопределенности. Садоводство может помочь им справиться с этим чувством. Задержки вроде отложенных судебных заседаний могут быть разрушительными, а иногда они случаются неоднократно, как в случае с Альберто. Он сказал мне, что всякий раз, когда получал плохие новости, он выходил в сад, и это успокаивало его: «На какое-то время это уводит ваши мысли в другое место».

Другой заключенный, Дино, находящийся под следствием, был очень застенчивым человеком; он рассказал мне об изменениях, которые заметил в себе и окружающих: «Этот опыт дал нам много хорошего. Я не люблю много говорить, я лучше буду что-то делать». Он гордился тем, что вносит свой вклад в убранство сада, но из-за своей склонности к собственничеству относился ревностно к этому месту. Дино учился делиться и сотрудничать с другими: «Нехорошо любить что-то слишком сильно. Я должен отучаться от гиперопеки, поскольку это портит жизнь другим. Иногда я хочу, чтобы окружающие держались подальше от того, что я делаю, но я должен помнить, что делаю это не для себя, а для всех нас».

Джаро, казалось, был самым молодым в группе, и он хотел показать мне свой любимый цветок. Он повел меня через сад к клумбе, на которой росли несколько темно-красных цветков львиного зева. «Я вам кое-что покажу», – сказал он. Когда он сорвал один, я вспомнила, как в детстве мне нравилось играть с этими цветами точно так же, как он собирался сейчас, двигая «ртом» львиного зева, чтобы выглядело так, будто цветок говорит, как маленькая марионетка.

Затем он повел меня посмотреть на еще одно свое любимое дерево – сумах «Тигриный глаз». Он пригласил меня погладить мягкие волоски на его стебле. «Это похоже на тигровую шкуру», – сказал он, поглаживая стебель. Я была поражена его детскостью и тем, что сад был для него безопасным местом, где можно выразить подобную нежность – чувства, которым нельзя было позволить проявиться в угрожающей обстановке тюремных стен.

Когда участники присоединяются к проекту, Хильда показывает им, как бережно обращаться с растениями и на какие вещи нужно обращать внимание. Она считает, что уход за растениями помогает заключенным раскрыться внутри дружелюбных, не угрожающих отношений. Тот факт, что растения не сразу реагируют на нас или отвечают нам, что они не вздрагивают, не улыбаются и не чувствуют боли, во всяком случае так, чтобы это стало нам заметно, является в этом контексте важной частью их благотворного воздействия. Если вы не получали особой заботы в ранние годы своей жизни, а то, что вам пришлось испытать, является ее полной противоположностью, то научиться заботиться в дальнейшей жизни будет не так уж легко. Мало того, что отсутствует внутренний шаблон заботы, но и уязвимость в других людях может вызвать худшее в вас. Вот почему жестокое обращение часто невольно повторяется. Уязвимость маленького животного или человека способна вызвать жестокие или садистские импульсы у тех, кто сам стал жертвой подобных вещей; уязвимость растения – другая: вы не можете причинить боль растению, а это значит, что оно не рождает жестокости. Работа с растениями становится безопасным способом научиться заботе и нежности – подобная деятельность влечет за собой меньше последствий, если что-то пойдет не так.