Святослав Коровин
Ветки. История Петербурга в 69 станциях

НАРВСКАЯ

Одно время репетиционная база морей группы находилась в районе «Нарвской» в помещении на территории непонятно что производящей фабрики. Два раза в неделю я приезжал сюда, выходил из здания метро и ждал музыкантов. Есть у меня дурацкая привычка – приезжать на встречу минут за пятнадцать до назначенного времени…

Я искренне удивлялся, когда кто-то из моих ребят оказывался тут раньше меня. Увидев знакомую фигуру с гитарным чехлом, я судорожно искал мобильник, чтоб посмотреть на часы: ага, всё нормально!

– Привет, а ты чего так рано?

Изначально станцию хотели назвать «Сталинской». Если посмотреть старые фотографии, то можно увидеть, что в торце перронного зала на стене висит огромное мозаичное панно, изображавшее Иосифа Виссарионовича, выступающего с трибуны.

Станцию открыли в 1955-ом. На волне хрущёвских войн с культом личности «Сталинскую» решили назвать «Нарвской», сделав таким образом привязку к историческому названию Нарвская застава. Мозаику, правда, не сняли, но закрыли ещё одной стеной. В образовавшемся пространстве расположили зал заседаний. Как говорят сотрудники метрополитена, мозаичное панно никуда не делось и до сих пор занимает дальнюю стену. Правда, проверить это практически невозможно – метрополитен сегодня это режимный объект, и кого попало в служебные помещения не пускают.

Над эскалаторами расположен огромный горельеф с незамысловатым сюжетом – рабочие на митинге. Одно смущает, собрались они у пустой трибуны. Легко предположить, кто должен был в день запечатлённых на горельефе событий выступать перед пролетариями.

Я не могу сказать, что люблю бывать на «Нарвской». Для меня всё, что связано с проспектом Стачек, начинающимся отсюда – это очень далеко. Однако, лет десять назад бывал я здесь довольно часто.

Рядом со станцией высится громада ДК Горького. Здесь в первой половине нулевых находилась редакция журнала, где в 2004-ом открылась моя рубрика о современной рок-музыке. Рубрика занимала полтора разворота и была чертовски увлекательной. Кто только не прошёл через неё: «Декабрь» с Amatory, Animal Джаz, «Зимовье Зверей»…. Словом, все самые интересные и актуальные на тот момент исполнители.

Я приезжал в редакцию за деньгами и просто поболтать с редактором.

Редактор не особо разбирался в том, что происходит в питерском андеграунде. Я мог сказать любое название рок-группы, утвердительно кивнуть на вопрос, известна ли она и отправится восвояси с заданием взять интервью у их вокалиста.

К слову сказать, в той самой редакции я не числился в штате, но это не мешало мне быть самым высокооплачиваемым журналистом этого издания. Насчёт оплаты, кстати, интересно, что за страницу текста здесь мне платили ровно в десять раз больше, чем в самом крутом российском журнале о музыке FUZZ.

В том же ДК в полуподвальном помещении базировался филиал знаменитого рок-магазина Castle Rock – сюда я захаживал, чтоб пополнить свою коллекцию раритетов свежеотпечатанными фотографиями любимых мной Лагутенко или Земфиры.

В середине нулевых было сложно найти нормальное фото какого-либо музыканта. То есть, не фото из журнала, а самое что ни на есть настоящее. Фотографы, аккредитованные на различные мероприятия с участием «звёзд» реализовывали свои работы через рок-магазины.

Сейчас в эпоху цифровых фотоаппаратов и телефонов с неплохими камерами сложно представить всю ценность фото с того самого концерта, на котором ты недавно побывал. Сегодня любой фанат на своей странице в социальной сети может выложить сотню снимков собственного авторства. Его друзья поставят лайки, а через день уже забудут и о фотографиях, и о концерте.

Купленные в то время фотки до сих пор хранятся у меня дома. Я люблю полистать старенький фотоальбом и повспоминать приключения пятнадцатилетней давности…

Прямо напротив станции метро возвышаются Нарвские ворота. Недалеко от них в уютном скверике, островком возникшем посреди оживлённого проспекта, стоит памятник маршалу Говорову. Удивительно, но в этом сквере я никогда не видел людей, от чего скверик выглядит чистым и ухоженным.

Если пройти от входа в метро влево, то можно дойти до Красного Треугольника. Это территория некогда бывшего гигантским завода по производству изделий из резины. Сейчас со стороны Обводного канала территория завода утыкана репитиционными базами, а со стороны «Нарвской» – складами и мастерскими. Моя подруга арендовала здесь небольшое обшарпанное помещение под ювелирное производство. Рядом со входом в производственный корпус валялись огромные, килограмм по пять, куски шунгита – где-то рядом находился цех по его обработке.

Гулять по Красному Треугольнику можно долго. Странно, что его не сносят. Это притом, что половина корпусов в плачевном состоянии и вряд ли сгодится на что-то кроме декораций для фотосессии в стиле панк или съёмок фильмов про войну.

На одной из близлежащих улиц когда-то был открыт магазин эзотерических товаров. Мы заходили сюда с мамой. В магазине пахло благовониями, из колонок звучали мантры, а куча китайских и индийских божков улыбались с полок и стен своими загадочными восточными улыбками.

Почему в моём городе популярны подобные места, я не знаю, хотя и сам в них регулярно захаживаю. Не ради просветления, конечно, а просто приобрести какую-нибудь милую вещицу. Интересно, что икона или крест в доме говорят о глубокой религиозности хозяина жилища, а Шива с Хотеем воспринимаются как элементы декора, не более того.

Если при мне говорят о «Нарвской», то почему-то у меня возникает ассоциация с запахом чего-то жженого или плавленого. Это странная ассоциация, но ничего не могу с ней поделать. Равно как и объяснить. Предвечерняя духота, выхлопные газы, солнечные блики на хромированных частях машин…

Здесь начинается проспект Стачек, тянущийся к краю города. Здесь смешались зелень и бетон, тихие дворы и шумная загазованная площадь, архитектура пятидесятых и новоделы десятых.

Если пойти пешком от «Нарвской» в сторону «Кировского завода», то можно увидеть шестиэтажное здание самой первой школы, построенной после революции в 1927 году. Здание стоит на противоположной от метро стороне. В городе знают это строение как дом в форме серпа и молота – если посмотреть на него сверху, то действительно похоже. Правда, с натяжкой и большими допущениями. Впрочем, городские легенды гораздо интереснее, чем серая реальность, хотя и в реальности есть много чего примечательного. Того, чего мы просто не замечаем или не думаем, что можно заметить что-то необычное, что-то такое, о чём можно рассказать друзьям или приятельницам.

Проспект Стачек, как и «Нарвская» хранит много интересных историй и таит множество интересных мелочей. Когда-нибудь об этих местах напишут большую толстую книгу.

А я в последние годы бываю тут не часто – раз в пару месяцев: на противоположной стороне от метро есть маленький магазинчик, торгующий форменной одеждой силовых структур со всей Европы, и мне нравится то, что они продают.

Я не милитарист, но люблю форменные рубашки – они действительно стильные и удобные. Когда меня видят, к примеру, в рубашке английской охранной службы «Пинкертон» с шевроном на рукаве, то, бывает, спрашивают:

– Где взял?

– Купил на «Нарвской».

– А где именно?

– Есть бумага и ручка?

Я не запоминаю адресов, и мне удобнее рисовать. Тем более, что район у метро «Нарвская» я знаю очень хорошо и рисовать умею.

БАЛТИЙСКАЯ

Вестибюль станции «Балтийская» удачно вписан в левое крыло Балтийского вокзала. Хоть строился он и отдельно, но вместе вокзал и метро смотрятся очень органично, образуя одно целое.

Когда приезжаешь на станцию и хочешь подняться, что-то неуловимое вызывает дискомфорт – дело в том, что «Балтийская» одна из немногих станций Петербургского метрополитена с так называемым правосторонним движением: эскалаторы, ведущие вверх, расположены слева.

Внутри станция массивная и серая. По замыслу архитекторов, облицовка перронного зала должна ассоциироваться с холодными и непокорными водами Балтийского моря.

Не знаю, почему, но станция мне кажется какой-то неряшливой и суетной. Даже когда тут мало народа, всё равно создаётся ощущение чего-то тревожного, хочется быстрее отсюда уехать. Панно на задней стенке, изображающее отважных балтийцев, собравшихся на штурм Зимнего, своими грязно-коричневыми и жёлтыми цветами только усиливает это гнетущее ощущение. Изначально панно должно было изображать Сталина среди моряков, однако в 1955 году, когда открывали станцию, Сталин перестал быть обязательным символом эпохи и Государства.

Один раз, возвращаясь вечером с репетиции, я увидел на перроне в драбадан пьяного однокурсника. На нём была надета косоворотка.

– Слава Украине, – кричал он.

Не самое удобное место для митинга, подумал я и, сделав вид, что его не узнал, поспешил в подошедший поезд… Он всё кричал, а проходящие мимо люди не обращали на него ровным счётом никакого внимание.

Наверху ощущение суетливости и какой-то неустроенности не пропадает. Эскалатор поднимает тебя в круглый зал всё с той же мраморной отделкой. Из зала два выхода – на вокзал, откуда можно доехать до милого городка Сосновый Бор, и на площадь перед вокзалом.

В Сосновый Бор летом 2005-ого я ездил почти каждый день. Потом расстался с девушкой, что жила там. Потом с того же Балтийского вокзала уезжал на военные сборы под Псков. Помню то утро – около сотни студентов в камуфляже собрались в центре зала у касс, вокруг ходили провожающие и кураторы нашего курса. Солнце медленно ползало по полу, проникая через окна над табло с расписанием. Лето дарило ленивое спокойствие, а вокзал обещал весёлую поездку.

«Балтийская»… Привязка к морю довольно условная, а из водоёмов рядом разве что Обводный канал. Теоретически отсюда действительно по воде можно попасть в Балтийское море. Правда, кому и зачем это здесь нужно – непонятно. Город не живёт морем, он дышит дорожной пылью и давится пробками.

На площади перед вокзалом недалеко от выхода из метро мы часто встречаемся с музыкантами моей группы. Сначала приезжаю я, потом подтягиваются остальные. Летом ждать музыкантов душно и лениво, зимой холодно и темно – обычно мы репетируем вечерами.

Встретившись, идём влево по набережной до Красного Треугольника – огромной территории, до 2005-ого года бывшей заводом по производству резиновой продукции. Затем сворачиваем под гигантскую арку и пропадаем среди корпусов.

На «Балтийской» много кто репетирует. Здесь можно было встретить Андрея Князева, когда-то певшего в «Король и Шут». Здесь я встречал ребят из «Бригадного Подряда» – их с Князевым репетиционные базы находились рядом друг с другом.

Если от метро идти по набережной мимо Красного Треугольника, то можно услышать много разной музыки, доносящейся из окон бывшего завода.

На месте губернатора я бы сделал на территории бывшего завода огромный культурный центр. Не пафосный и официозный, а что-то вроде вотчины вольных художников с кучей мастерских, залов для репетиций и молодёжных клубов. Сюда можно было бы возить туристов. Сейчас хоть тут и есть множество пространств для творчества, гостям здесь явно не место – груды строительного мусора, разрушающиеся производственные корпуса, бедненькое освещение, разбитые дороги и бродячие собаки…

Если на станции «Площадь Восстания» район клубов, то на «Балтийской» средоточие репетиционных баз и творческих мастерских. По старой традиции, на проходных на территорию Красного Треугольника сидят охранники и стоят пропускные «вертушки». Года три-четыре назад, когда здесь открылся клуб «Байконур», охранники у посетителей спрашивали паспорта и выдавали квадратики временных пропусков. Они страшно ругались, если кто-то выходил, чтоб встретить друга или приятельницу, но поделать ничего не могли – люди же не работать пришли сюда, в самом-то деле.

Сейчас к постоянно снующей туда-сюда творческой молодёжи привыкли. В одной из проходных даже разрешают на заводском стенде для информации вешать афиши рок-концертов.

Если вы бываете на «Балтийской» часов в семь-восемь вечера, наверняка замечаете, как много здесь молодых людей с гитарами – все они, не сомневайтесь, идут на репетицию на Красный Треугольник.

До «Балтийской», когда мне было лет четырнадцать, мы ходили с мамой пешком от «Нарвской». На самом деле, совсем недалеко. По улице Розенштейна. Кто такой Розенштейн – ума не приложу, но улица отвратительная. Сплошь какие-то заборы и обветшалые кирпичные дома. На улице, такое ощущение, что никто не живёт, да и как здесь можно жить: днём и ночью туда-сюда мотаются грузовики, поднимая летом столпы пыли, а зимой размешивая снег в отвратительную чёрную жижу. Словом, не самое приятное местечко. Не знаю, что там сейчас – последний раз я был на Розенштейна больше пяти лет назад. Я искал работу и чуть не устроился в одну фирмочку, базировавшуюся на соседней улице.

Был момент, когда я совершенно отчаялся найти нормальную работу и стал рассматривать вовсе уж экзотические для меня профессии. Типа курьера. И как-то меня пригласили именно сюда. Вакансия обещала неплохую зарплату и непыльную работу – два-три выезда в день с грузом не более пяти килограмм. Прямо сказка для безработного парня, который любит гулять по городу.

Собеседование происходило в огромном помещении, где собралась куча народу. Людей по одному вызывал в кабинет улыбчивый молодой человек в пиджаке:

– Вы нам подходит, приезжайте завтра утром на стажировку.

Меня несколько удивило, что у курьеров бывает стажировка. Тем более, как мне сказали, что я буду прикреплён к более опытному сотруднику. Ну, в самом деле, странно.

Более опытный сотрудник оказался ещё более улыбчивым.

– Куда едем, – спросил я его, – Что везём?

– Там увидишь, – ответил он и вручил мне пакет, – Пошли.

На стажировке я продержался где-то час с небольшим. Развернулся и ушёл: я не умею и не хочу учиться ходить по квартирам и втюхивать всякое фуфло одиноким пенсионерам.

– Я понимаю, – сказал мне на прощание инструктор, – работа непростая, не все справляются…

Иногда на «Балтийской» я хожу в клуб «Зал Ожидания», считающийся одним из самых больших клубов города. Он находится в здании бывшего Варшавского вокзала. На концертах здесь людно, звук хороший, да и репертуарная политика довольно приятная. Однажды тут выступала даже Земфира. Ей не понравилось. Выступала моя группа – нам показалось, что здесь хорошо. Только гримёрку бы побольше, а так – неплохая площадка для тех, кто ещё не собирает солидные залы, но уже перерос небольшие клубы. Непонятно, правда, каким ветром сюда занесло Земфиру.

А вообще, на «болтах» мне нравится. Станция будто и не в Питере вовсе – такой экзотический островок, где дует сильный ветер, а люди ходят с гитарами… Такая обязательно должна быть в каждом городе.

ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ 1

В Ленинграде не было никогда такой огромной станции, как эта. Вряд ли подобную ещё построят в Петербурге… Станция «Технологический институт» открылась в первой очереди, то есть в 1955-ом.

Внешний вид перронного зала явно выбивается из общего ряда тех первых станции. Есть в нём некая лёгкость и свет. Огромные, облицованные светлым камнем колонны уходят куда-то высоко, а в середине пространства между перронами есть место, называемое залом. Зал круглый. Его потолок украшен имитацией светового окна, а стены гигантскими медальонами с изображениями великих деятелей науки и научного коммунизма. Сейчас их два – Ленин и Маркс. До открытия перехода во второй зал было четыре: убрали Сталина и Энгельса.

В Ленинградском метро Сталину не везло совершенно. То его убирают с глаз долой за стену, то ещё что… Вот и на «техноложке» в верхнем вестибюле по проекту планировалось украсить стену фразой «Слава Сталину – великому зодчему коммунизма, корифею науки!» Фраза осталась только в проекте.

На «Технологическом институте» всегда людно. Станция связывает две самое оживлённые ветки, а выход из неё находится не где-то, а на самой что ни на есть правительственной магистрали – Московском проспекте. К слову, это самая первая станция, вестибюль которой расположился в непосредственной близости от этого стратегического объекта.

Как станция с одним залом «Технологический институт» существовала до начала 60-х. Она одновременно была на красной ветке и являлась конечной станции синей. После того, как открылся второй зал, а синюю ветку продлили, здесь появилось то, что называют кроссплатформенностью: с одной стороны перронного зала поезда едут от «Девяткино» до «Проспекта Ветеранов», с другой – от «Парнаса» до «Купчино». Проектировщики рассчитали всё так, что практически всегда для перехода на другую линию нужно просто перейти пространство между перронами: редко кто едет с севера на север и с юга на юг через центр на метро.

Станция всегда кажется мне чрезмерно шумной, но здесь шум очень гармонично вписывается в огромное пространство зала, от чего всё вместе воспринимается крайне величественно и само собой разумеющееся.

Если выйти из метро и повернуть налево, то можно дойти до Обводного Канала. Его через мост пересекает Московский проспект. На углу набережной и Московского чертовски недружелюбный светофор: он очень долго не разрешает пешеходам переходить дорогу.

Не доходя до Обводного, можно свернуть на Клинский проспект. Здесь на территории какого-то завода находится репетиционная точка, где одно время репетировали Лёха Никонов со своими «ПТВП» и ребята из группы «Психея», некогда изменившей представление о российской альтернативной музыке.

Именно здесь на пятом этаже заводского корпуса я брал у них интервью: ребята сотрудничали с польской фирмой по производству гитар, и публикация про то, как они любят эту фирму, была им необходима.

Интервью вышло необычным. «Психея» известна как любители всяких компьютерных штучек, и в итоге вживую со мной общался только вокалист Дима Порубов, а гитарист следил за нами через скайп и вставлял свои реплики. Такой вот кибер-кор.

До сих пор не понимаю, почему и с Димой не пришла идея пообщаться по скайпу. Не нужно было бы тогда в тот вечер мерзнуть полтора часа в ожидании опаздывающих музыкантов, застрявших в пробке.

Если, выйдя из метро, перейти проспект, можно попасть на 2-ую Красноармейскую. Здесь находился один из старейших клубов для взрослых – клуб «69». Он занимал отдельное помещение, арендованное у Санкт-Петербургского государственного архитектурно-строительного университета. Это обстоятельство очень сильно досаждало депутатом: такой клуб, да в стенах высшего учебного заведения! Короче, в 2002 его закрыли.

В 2003-ем году мне довелось побывать в бывшем помещении «69» на одном из первых концертов Светланы Сургановой – она только-только покинула группу «Ночные снайперы» и готовилась к представлению первого сольного альбома. На билетах значилось название «FoBe», но в разговорах заведение называли по-старому….

В клубе в тот вечер было людно, но, как я ни старался, ни одного гея так и не увидел. Впрочем, это меня не расстроило – всё-таки пришёл я в это заведение исключительно ради песен Сургановой.

Перед началом выступления я заметил прохаживающегося туда-сюда по залу Игоря Статных, более известного как Кита из группы «Психея». Как потом выяснилось, именно он помогал Сургановой с записью и аранжировками. Это обстоятельство меня сильно удивило. Я был довольно юным и жил стереотипами – музыкант из кибер-кор коллектива для меня никак не вязался с салонными романсами и милый поп-песенками Сургановой.

Один мой однокурсник жил через пару домов от «69». Сейчас Дима Витушкин известен в определённых кругах как блогер и ведущий на одном из местных телеканалов. В 2003-ем он не был известен вообще. Впрочем, как и я. Но мы мечтали стать рок-звёздами. Для этого у него дома в комнате с высокими потолками мы, взяв в руки гитары, пели песенки, нажав на кнопку «запись» на стареньком магнитофоне. Магнитофон исправно фиксировал все наши эксперименты. Кассеты с записями до сих пор хранятся у меня в шкафу со старыми вещами – артефактами из беззаботной юности, где всё было просто и понятно.

Почему-то тогда казалось, что записать целый альбом – это очень легко. Видимо, сказывалось то, что я много читал о русском роке 80-х: любят сейчас, знаете ли, любую квартирную запись со случайной пьянки с гитарами включать чуть ли не в официальную дискографию какого-нибудь невероятно легендарного исполнителя.

Года два моя группа репетировала на «техноложке» на одной из Красноармейских улиц во дворе в полуподвальном помещении. Как-то на той репетиционной базе, пока мы сочиняли новые песни, кто-то украл кеды нашего барабанщика. Он кое-как доехал до дома в чьих-то старых кроссовках, которые выдал ему администратор базы. Самое интересное, что когда на следующий день мы приехали разбираться с хозяином, то и у хозяина также «увели» ботинки. Камера видеонаблюдения зафиксировала какого-то человека, который зашёл с улицы в холл репбазы. Больше человека никто не видел. Кед и ботинок тоже. После этих случаев там поставили железную дверь…

«Технологический институт» одна из самых шумных станции. Здесь люди назначают встречи, здесь люди кого-то ждут. Отсюда с красной ветки люди попадают на синюю…