Святитель Иоанн Златоуст
Увещание к подвигам добродетели. Сборник бесед святого отца нашего Иоанна Златоустого духовно-нравственного содержания
Беседа 15
О смиренномудрии[16]
Ничто не может так обуздывать и воздерживать нас, как смиренномудрие, когда т. е. мы бываем скромны, смиренны и никогда нисколько не мечтаем о себе. Ведая сие, и Христос, когда приступал к преподаянию духовного того учения, начал с увещания к смиренномудрию, и, отверзши уста, наперед постановил этот закон сими словами: блажени нищии духом (Мф. 5, 3). Кто намеревается строить большой и великолепный дом, тот полагает и основание соответственное, чтобы оно могло выдержать тяжесть, которая в последствии будет лежать на нем: так и Христос, начиная возводить в душах учеников великое здание любомудрия наперед полагает увещание к смиренномудрию, как твердое и непоколебимое основание, – первую и нижнюю часть здания, зная, что когда эта добродетель вкоренится в сердцах слушателей, то и все прочие добродетели могут уже безопасно назидаться. Следовательно, когда нет в человеке этой добродетели, тогда он напрасно, попусту и без пользы будет трудиться, хотя и совершит все прочие добродетели. Как человек, построивший дом на песке, хоть и подъял труд, но не получил пользы, потому что не положил надежного основания: так, сколько бы кто ни сделал добра, без смиренномудрия, погубит и испортит все. А смиренномудрие разумею не то, что на словах и на языке, а то, что в сердце, от души, в совести, – что видеть может один Бог. Эта добродетель, одна и сама по себе, достаточна к умилостивлению Бога, что и доказал мытарь. Не имея ничего доброго и не могши похвалиться хорошими делами, он сказал только: буди милостив мне грешнику (Лк. 18, 12), и вышел праведнее фарисея; между тем это были слова еще не смиренномудрия, но искреннего сознания. Смиренномудрие состоит в том, когда человек, признавая в себе великие совершенства, нисколько не мечтает о себе: а сознание – в том, когда человек, будучи грешником, сам исповедует это. Если же не сознавший в себе ничего доброго, исповедав то, чем он был, так преклонил Бога на милость: то каким дерзновением будут пользоваться те, которые могли бы указать на множество своих добродетелей, скрывают, однако ж, все оные, и ставят себя в числе последних? Так сделал и Павел: будучи первым из всех праведников, он называл себя первым из грешников (1 Тим. 1, 15); и не только называл себя так, но и был убежден в этом, узнав от Учителя, что и сделавши все (повеленное), мы должны называть себя рабами, ничего нестоющими (Лк. 17, 10).
Вот в чем состоит смиренномудрие! Подражайте Павлу вы, у которых есть добрые дела; а мытарю вы, которые обременены грехами. Будем признавать себя такими, каковы мы на деле; будем ударять в грудь и заставлять душу свою нисколько не мечтать о себе. Если мы будем в таком расположении, то оно послужит у нас достаточным приношением и жертвой, как и Давид сказал: жертва Богу дух сокрушен: сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (Пс. 50, 19). Не сказал только: смиренно, но еще и: сокрушенно; а сокрушенное переломлено, и уже не может, хоть и захочет, подняться вверх.
Так и мы, не только смирим нашу душу, но и сокрушим; а она сокрушается, когда постоянно помнит о своих грехах. Когда так смирим ее, она, если и захочет, не будет в состоянии подняться до гордости, потому что совесть, подобно узде, будет удерживать ее от надмения, будет укрощать и умерять во всем. Таким образом возможем мы обрести и благодать у Бога: елико, сказано, велик еси, толико смиряйся, и пред Господом обрящеши благодать (Сир. 3, 18). А кто обрел благодать у Бога, тот не почувствует никакой неприятности, но может и здесь, с Божией благодатью, легко перенести все несчастья и избегнуть уготованных там грешникам наказаний, потому что благодать Божия будет ему везде предшествовать и во всем содействовать к добру. Ее да удостоимся получить все мы, о Христе Иисусе Господе нашем, чрез Которого и с Которым, Отцу, вместе со Святым Духом, слава ныне и всегда, и во веки веков. Аминь.
Беседа 16
О том, что невозможно работать Богу и мамоне[17]
Ничто не приводит в такое помешательство рассудок, как привязанность к предметам временным. Зная это, удаляйтесь, сколько возможно, от мира и воздерживайтесь от дел плотских; ибо от них происходит потеря не в случайных, а в самых высших благах.
Человек, слишком занятый делами настоящей жизни, не может надлежащим образом усвоять предметов небесных; но по необходимости, заботясь о тех, лишается этих. Не можете, сказано, Богу работати и мамоне (Лк. 16, 13). Последуя одному, по необходимости надобно оставить другого. И об этом гласит самый опыт. Те, которые посмеваются над страстью к богатству, те-то наиболее и любят Бога, как должно. Напротив те, которые высоко ценят богатство, как первое благо, слабейшую имеют любовь к Богу. Ибо душа, быв однажды пленена любостяжанием, уже нелегко и неудобно может удерживаться, чтобы не сделать или не сказать чего-либо такого, что прогневляет Бога, так как она делается уже рабой другого господина, и притом такого, который повелевает ей все, противное Богу. Итак, вотрезвитесь и пробудитесь и, размыслив о том какого господина мы рабы, возлюбим только Его власть; возрыдаем и оплачем прежнее время, в которое мы работали мамоне; свергнем однажды навсегда ее тяжкое, несносное иго и будем постоянно носить иго Христово, легкое и отрадное; ибо Христос не повелевает ничего такого, что внушает мамона. Она повелевает быть врагами всем; а Христос напротив – всех ласкать и любить. Она, привязав нас к праху и пыли (таково – золото), не дает нисколько, даже ночью, вздохнуть свободно;
а Христос освобождает нас от этой излишней и неразумной заботы, повелевает собирать сокровища на небесах, – не неправдой в отношении к другим, а собственной правдой. Мамона после стольких трудов и скорбей не может даже остаться с нами, когда мы там будем терпеть наказания и злострадать за исполнение ее внушений; она даже увеличит для нас пламя; а Христос, даже когда повелевает дать ближнему чашу холодной воды, не попустит нас и за то лишиться награды и возмездия, но воздаст с великой щедростью. Итак, не крайне ли безрассудно пренебрегать столь кроткое и столь великими благами изобилующее владычество, и работать властителю неблагодарному и непризнательному, который ни здесь, ни там не может никакой пользы принести последующим и повинующимся ему? Но не то одно худо, и не то одно вредно, что он не может избавить преданных казни: а и то еще, что он, как я сказал, подвергает бесчисленному множеству зол людей, покоряющихся ему. Ибо весьма многие из тех, которые там будут наказаны, будут терпеть наказание именно за то, что служили деньгам, любили золото и не вспомоществовали нуждающимся. Чтобы не потерпеть и нам того же, будем расточать (сокровища) бедным; освободим свою душу и от здешних зловредных попечений и от будущих, за то уготованных, мучений. Приготовим себе оправдание на небесах; вместо стяжаний земных соберем сокровища не истощаемые, сокровища, которые могут сопутствовать нам на небо, могут защитить нас в опасности и умилостивить того Судию. Да будет же ко всем нам Его благоволение и ныне и в тот день, и да насладимся с великим дерзновением благ, какие уготованы на небесах любящим Его, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым отцу, вместе со Святым Духом слава, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Беседа 17
О любви ближних[18]
Нет блага, которое не происходило бы от любви. Будем же укреплять любовь друг к другу; ибо исполнение закона любы есть (Рим. 13, 10). Не нужно нам ни трудов, ни подвигов, если мы любим друг друга; это – путь, который сам собой ведет к добродетели. Как на большой дороге, кто найдет ее начало, тот идет по ней, не нуждаясь в проводнике; так и в любви улови только ее начало, и тогда она поведет и направит тебя. Любы, говорит апостол, долготерпит, милосердствует, не мыслит зла (1 Кор. 13, 4). Пусть каждый размыслит с самим собой, как он поступает в отношении к самому себе; так же пусть поступает и в отношении к ближнему. Никто не завидует себе, желает себе всех благ, предпочитает себя всему, старается делать все в свою пользу. Если таким же образом мы будем расположены и к другим; то прекратятся все бедствия, не будет ни вражды, ни любостяжания. Кто станет отнимать у себя самого? Никто, а скорее, совершенно напротив. Итак, будем иметь все общим. Если мы будем делать это, злопамятство не будет иметь места.
Кто станет злопамятствовать против себя самого? Кто станет гневаться на себя самого? Напротив не прощаем ли мы себе все? Если таким же образом мы будем расположены и к ближним, то злопамятства никогда не будет. Но возможно ли, скажешь, любить ближнего, как себя самого? Если бы этого не исполняли другие, то ты справедливо мог бы думать, что это невозможно; если же исполняли, то очевидно, что у нас не бывает этого по нашему нерадению. С другой стороны, Христос не заповедует ничего невозможного, так что многие даже превзошли Его заповеди. Кто же исполнил это? Павел, Петр, весь сонм святых. Впрочем, если я скажу, что они любили ближних, то не скажу ничего важного; они любили врагов так, как другой не мог бы любить близких к себе. Кто из нас решился бы идти в геенну за близких к себе, имея возможность войти в царство? Никто. Но Павел решился на это за врагов, бросавших на него камнями и бичевавших его. Какое же мы будем иметь оправдание, какое извинение, если мы друзьям не оказываем и малейшей части той любви, какую Павел оказывал врагам? И еще прежде него блаженный Моисей за врагов, хотевших побить его камнями, желал быть изглажденным из книги Божией (Исх. 32, 32). Также Давид, видя гибель врагов своих, говорил: аз есмь пастырь согрешивый, а сии что сотвориша (2 Цар. 24, 17); и, имея Саула в руках своих, не хотел умертвить его, но оставил в живых, тогда как сам подвергался опасности. Если же так было в Ветхом завете, то можем ли получить прощение мы, живущие в новом, и не достигшие даже той меры любви, какой достигли они?
Если мы не войдем в Царство Небесное, аще не избудет правда наша паче книжник и фарисей (Мф. 5, 20); то как мы войдем в него, если будем иметь меньше их? Любите, говорит Господь, враги ваша, и будете подобными Отцу вашему, который на небесах (Мф. 5, 44, 48). Люби же врага; не ему ты чрез это благодетельствуешь, а себе самому. Как? Делая это, ты уподобляешься Богу. Тот, если будет любим тобой, получит от того небольшую пользу, – он будет любим подобным себе рабом; а ты, если будешь любить подобного себе раба, то получишь великую пользу, – ты сделаешься подобным Богу. Видишь ли, что не ему ты благодетельствуешь, а самому себе? Награда не ему; а тебе. Но что, скажешь, если он зол? Тем большая готовится тебе награда; и за самую злость его ты должен быть благодарным, если он, несмотря на множество благодеяний, остается злым; ибо если бы он не был весьма злым, то тебе не была бы уготована великая награда. Таким образом, самая причина не- любви, возражение твое, что он зол, должно быть побуждением к любви. Если не будет противника, то не будет и случая к получению венцов. Не видишь ли, как борцы наполняют мешки песком и таким образом упражняются? А тебе нет нужды прибегать к этому; жизнь исполнена людей, которые могут упражнять тебя и делать крепким. Не видишь ли, как деревья, чем более колеблются ветрами, тем делаются крепче и плотнее? Будем же и мы долготерпеливы, и сделаемся крепкими; долготерпелив муж, говорит Премудрый, мног в разуме: малодушный же крепко безумен (Притч. 14, 29). Видишь ли, какая похвала первому, и какая укоризна последнему? Крепко безумен, т. е. совершенно. Посему не будем малодушными в отношении друг к другу. Не от вражды это происходит, а от слабости души; если же она будет крепкой, то будет легко переносить все, не потонет ни от чего и войдет в тихую пристань, которой да сподобимся достигнуть все мы, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, вместе со Святым Духом, слава, держава, честь ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Беседа 18
О милостыне[19]
Апостол Павел в послании к Коринфянам намереваясь излагать учение нравственное переходит к главнейшему из благ, именно говорит о милостыне: о милостыни же яже ко святым, якоже устроих церквам галатийским, тако и вы сотворяйте: по единей от суббот (т. е. день воскресный), кийждо вас да полагает у себе сохраняя, еже аще что благопоспешится (1 Кор. 16, 1–2). Не сказал: пусть приносят в церковь, дабы им не стыдно было приносить малое; но пусть, сберегая мало помалу, увеличивает приношение, и потом покажет его, когда я приду; а до того времени, говорит, отлагай у себя и дом свой делай церковью, ковчегом, сокровищницей; будь стражем священного имущества, самопоставленным домостроителем бедных; человеколюбие дает тебе это священное право. Знаком этого остается и доныне сосудохранительница. Но знак остается, а дела нет. Знаю, что многие из присутствующих опять будут укорять нас и, слыша слова наши, говорить: не будь, просим тебя, тяжел и обременителен для слушателей; предоставь это их произволу, отдай на их волю; ты так стыдишь нас и заставляешь краснеть! Но я не перестану говорить об этом; ибо и Павел не стыдился непрестанно повторять это и настаивать, подобно просящим милостыни. Если бы я говорил: отдай мне и принеси в мой дом, то, может быть, слова мои были бы постыдны; прочем и тогда нет; ибо служащий олтарю, говорит Апостол, со олтарем делится (1 Кор. 9, 13).
Но, может быть, кто будет укорять меня, что я говорю о самом себе. Нет, я теперь предлагаю просьбу о нуждающихся, или лучше, не о нуждающихся, а о вас подающих; потому и говорю смело. Ибо что за стыд сказать: подай Господу алчущему, одень Его, ходящего нагим, прими Его, странника? Владыка твой пред целой вселенной не стыдится говорить: взалкахся и не дасте ми ясти (Мф. 25, 42), тогда как Он ни в чем не имеет недостатка и никакой нужды, и я ли буду стыдиться и сомневаться? нет, такой стыд от диавольских козней. Посему я не стыжусь, но смело говорю: подавайте нуждающимся, и буду говорить громче, нежели сами нуждающиеся. Если бы кто мог доказать и обличить, что, говоря это, мы привлекаем вас к самим себе, и под предлогом бедных, имеем в виду собственную пользу; то это было бы достойно не только стыда, но и тысячи громов, и тем, которые делают это, не следовало бы жить; если же, по милости Божией, мы о себе нисколько не заботимся, но предлагаем вам благовестие безвозмездно, трудясь, хотя не так, как и Павел, однако же довольствуясь своим, то я со всем дерзновением говорю: подавайте нуждающимся, и не перестану говорить это, а не-подающих буду осуждать строго. Если бы я был военачальником и имел у себя воинов, то конечно, не стыдился бы заботиться о доставлении пищи своим воинам; так же много я пекусь и о вашем спасении.
Но дабы слова мои были действительнее и сильнее, то, став под руководство Павла, буду говорить вам вместе с ним: кийждо вас да полагает у себе сохраняя, еже аще что благопоспешится… Устроим в своем доме ковчежец для бедных, который пусть находится около того места, где ты становишься на молитву, и всякий раз, как приступаешь к молитве, наперед положи милостыню, и потом воссылай молитву. Как ты не начинаешь молитвы, не умывши рук, также не начинай ее и без милостыни. положить милостыню не меньше значит, как повесить Евангелие близ своей кровати; ибо если ты, повесив Евангелие, сам ничего не будешь делать, то не получишь столько пользы, а устроив такой ковчежец, ты имеешь оружие против диавола, окрыляешь свою молитву, освящаешь свой дом, сохраняя в нем царское брашно. Пусть стоит этот кочежец у твоей кровати, и ночь твоя будет без мечтаний; только не полагай в него ничего от неправедных стяжаний; дело твое есть милостыня, а милостыня не может происходить от жестокосердия.
Хотите ли, я кажу вам и источники, откуда заимствовать такие приношения, дабы таким образом сделать их легкими? Ремесленник, например, сапожник, кожевник, медник или какой-нибудь иной художник, продав что-нибудь из произведений своего искусства, пусть приносит начаток цены Богу, пусть отлагает некоторую часть в тот ковчежец и этой малой частью поделится с Богом; не большего требую, но столько, сколько приносили сыны иудейские, исполненные бесчисленных зол, столько же будем отлагать и мы, чающие неба. Впрочем, не поставляю этого законом, не запрещаю отлагать и больше, но только прошу отлагать не менее десятой части. Тоже самое делайте не только при продаже, но и при покупке. То же правило пусть соблюдают и владетели полей, при собирании с них доходов; то же и все, приобретающие праведно; не говорю о ростовщиках, равно и воинах, которые притесняют других и обогащаются от чужих несчастий, а говорю о людях, собирающих имущество трудами праведными. Если мы утвердимся в такой привычке, то потом совесть будет укорять нас, как скоро мы не станем исполнять этого правила; сами испытаем, что это дело не трудное, перейдем мало помалу к высшим добродетелям и, научившись презирать богатство и исторгши в себе корень зол, проведем спокойно жизнь настоящую и достигнем жизни будущей, которой да сподобимся все мы, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, вместе со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Беседа 19
О роскоши и пьянстве[20]
Великие блага происходят от двух добродетелей: от молитвы и поста. Ибо тот, кто молится, как должно, и притом постится, немногого требует; а кто требует немногого, тот не будет сребролюбив; а кто не сребролюбив, тот любит подавать милостыню. Кто постится, тот становится легким и окрыляется и с бодрым духом молится, угашает злые пожелания, умилостивляет Бога, и смиряет надменный свой дух. Посему-то Апостолы всегда почти постились. Кто молится с постом, тот имеет два крыла, легчайшие самого ветра. Ибо таковый не дремлет, не говорит много, не зевает и не расслабевает на молитве, как-то со многими бывает; но он быстрее огня и выше земли, потому-то таковый особенно является врагом и ратоборцем против демонов, так как нет сильнее человека искренно молящегося. Если жена могла преклонить жестокого начальника, который ни Бога не боялся, ни людей не стыдился: то тем более может преклонить Бога тот, кто непрестанно предстоит пред Ним, укрощает чрево и отвергает утехи (сласти). Если слабо у тебя тело, чтобы поститься беспрестанно: то оно не слабо для молитвы и для пренебрежения удовольствиями чрева. Если ты не можешь поститься, то по крайней мере можешь не роскошествовать; а это немаловажно и недалеко от пощения, и может укротить неистовство диавола. Ибо ничто так не любезно демону, как роскошь и пьянство – источник и мать всех зол. Сим-то диавол ввергнул некогда израильтян в идолопоклонство, сим-то возжег содомлян на беззаконные похоти! Ибо говорит Писание: сие есть беззаконие содомлян в гордости, в сытости, и в изобилии сластолюбствоваша (Иез. 16, 49). Это же самое и многих других погубило и предало геенне; ибо какого зла не производит роскошь!
Она делает людей свиньями и хуже свиней. Свинья валяется в грязи и питается калом, а сластолюбивый человек приготовляет себе стол отвратительнейший, придумывая непозволенные связи и беззаконную любовь. Таковый нимало не различается от бесноватого; он также бесстыдствует и неистовствует.
О бесноватом мы, по крайней мере, жалеем, а этого отвращаемся и ненавидим. А почему? Потому что он произвольно неистовствует, и обращает и рот свой, и глаза, и ноздри, и все вообще в проводники смрада и нечистоты. Если же заглянуть внутрь такого человека, то увидим, что душа в нем застыла и оцепенела, как бы среди зимы и мороза, и уже не может подать никакой помощи ладье по причине чрезмерной непогоды. Стыдно мне говорить, как много страждут от сластолюбия и мужчины и женщины. Это я оставляют на их совесть, которая точнее знает все. Что отвратительнее женщины пьяной, качающейся туда и сюда? Чем немощнее сосуд, тем жесточее сокрушение. Свободная ли то будет жена или раба: свободная бесчестит себя среди рабов, но и раба тоже делает среди рабов; а таким образом делают то, что дары Божии хулятся неосмысленными. Я слышу, что когда встречаются такие случаи, говорят: когда бы не было вина! О глупость, о безумие! Другие грешат, а мы презираем дар Божий. Что за сумасбродство?
Ужели вино, о человек, причиной такого зла? Нет, не вино, а невоздержание тех, которые злоупотребляют вином. И так лучше скажи: о, если бы не было пьянства! О, если бы не было роскоши! А если скажем – лучше бы не было вина, то можем и далее сказать: о, если бы не было железа, потому что есть человекоубийцы! Хорошо, если бы не было ночи, потому что есть воры; лучше, если бы не было света, потому что есть клеветники; лучше бы не было жен, потому что есть блудницы! Таким образом, ты все, наконец, захочешь истребить.
Но ты не поступай так, ибо это сатанинский дух. Не презирай вина, но презирай пьянство. Когда пьяный придет в чувство, опиши ему все его безобразие. Скажи ему: видно дано для увеселения, а не для того, чтобы безобразить себя; дано для того, чтобы быть веселым, а не для того, чтобы быть посмешищем; дано для подкрепления здравия, а не для расстройства, для уврачевания немощей телесных, а не для ослабления духа. Бог тебя почтил сим даром, для чего же ты неумеренным употреблением сего дара бесчестишь себя? Послушай, что говорит Апостол Павел: мало вина приемли, стомаха ради твоего и частых твоих недугов (1 Тим. 5, 23). Если и Святой, одержимый болезнью и частыми недугами, не употреблял вина, доколе не повелел ему учитель: какого же мы достойны будем осуждения, когда мы здоровые упиваемся? Ему сказано: мало вина приемли, сто-маха ради твоего и недугов твоих. А из вас каждому упивающемуся скажет Апостол: употребляй меньше вина, потому что от пьянства рождается блудодеяние. Если же потому не хотите воздерживаться от пьянства, то, по крайней мере, воздерживайтесь потому, что оно возбуждает гнусные похоти. Вино дано для веселья, ибо сказано: вино веселит сердце человека; а вы и это доброе его свойство порочите. Ибо, что за радость быть не в себе, мучиться множеством болезней, видеть все кружащимся, и все во мраке, подобно находящимся в горячке, иметь нужду в том, чтобы кто-нибудь намазал голову елеем? Я говорю не о всех, но для всех. Я не потому говорю, что все пьют, а потому, что непьющие не заботятся о пьющих. Потому я к вам особенно обращаюсь – к вам, находящиеся в здоровом состоянии! Ибо и врач, оставляя больных, беседует с теми, которые сидят около них. И так к вам я простираю слово, умоляю вас, не заражайтесь сей болезнью, а тех, кои уже заразились, исхищайте из беды, дабы не было между вами людей, которые хуже бессловесных. Ибо скоты не требуют ничего более того, что нужно; а сии становятся бессмысленнее оных, преступая границы умеренности. И подлинно, не гораздо ли лучше таковых людей осел? Не гораздо ли лучше пес? Каждое из сих животных и все прочие вообще, едят ли, пьют ли, знают пределы довольства, и не простираются далее нужды. И хотя бы тысячи человек принуждали их, никогда не дадут себе дойти до неумеренности. И так вы хуже бессловесных и в сем отношении. И что вы сами о себе думаете хуже, нежели о свиньях и ослах, это видно из того, что сих животных не заставляете есть сверх меры. Почему же это так, спросят? Ты скажешь, чтобы не нанести им вреда; а о себе ты и этой предусмотрительности не употребляешь. И так ты думаешь о себе хуже, нежели о скотах, и всегда обуреваемый не радишь о себе.
И не только в тот день, когда ты пьян, страдаешь от пьянства, но и после оного дня. Подобно, как и по прошествии горячки, остаются еще следы пагубного влияния оной; так и у тебя и по прошествии хмеля и в душе и в теле свирепствует буря. Бедное тело лежит расслабленно, как корабль разбитый бурей, а того беднее душа: ибо и в расслабленном теле воздымает бурю и возжигает похоть. Когда же, по-видимому, приходит в здравый смысл, тогда-то особенно безумствует, воображая вино, бутылки, стаканы, чаши.
Как по укрощении волнения во время бури остаются следы разрушительного действия ее, так и здесь. Как там товары, так здесь почти все доброе выбрасывается. Целомудрие ли стяжал кто-либо, стыдливость ли, кротость ли, смирение ли? Все сие пьянство повергает в море нечестия. А что еще после сего делает пьянство, того нельзя ни с чем и сравнить. Ибо там, по выгружении, корабль делается легче; а здесь новое отягощение. Ибо вместо оного богатства нагружается песком, соленой водой и всякой дрянью, от чего корабль и с пловцами и с кормчим тотчас погибает. Итак, дабы не потерпеть нам того же, устранимся от этой бури. Нельзя пьянице видеть Царствия Небесного. Не льститеся, говорит Апостол, ни пьяницы, ни досадители, Царствия Божия не наследят (1 Кор. 6, 10). И что я говорю, Царствия небесного?
Пьяный не видит и настоящих предметов; ибо пьянство дни превращает для нас в ночи, свет во тьму; пьяный, смотря во все глаза, не видит и того, что у него под ногами. И не это только зло рождается от пьянства, но и после пьяницы подвергаются другой жесточайшей казни: безумному унынию, неистовству, расслаблению, насмешкам, поношениям. Какого же помилования ждать тем, кои убивают себя такими бедствиями? Совершенно никакого. Итак, потщимся избегнуть себя недуга, чтобы получить нам настоящие и будущие блага, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Коему слава и держава со Отцем и святым Духом во веки веков. Аминь.
