Священник Тимофей Алферов
Апология церковной веры
Податель нравственных заповедей
Мораль универсальна в своих основных положениях – вот что хотелось бы здесь подчеркнуть. Это не вчера и не нами подмечено. Именно главные понятия людей о
категориях «хорошо» и «плохо», «должно» – «можно» – «нельзя», – в своей основе совпадают, несмотря на всю разность обычаев и предрассудков. Люди любых цивилизаций, культурных и диких, прекрасно знают, что убивать и воровать, обманывать и превозноситься, завидовать и блудить – это плохо, этого нельзя делать. Хотя при этом люди найдут себе массу предлогов, чтобы разрешить себе все такие действия. И главный здесь предлог, тоже поразительным образом общий для всех времен и народов: грешить можно по отношению к чужим, но не к своим. Своего человека нельзя убить, обокрасть, обмануть. А чужого – пожалуйста, потому что он не совсем человек.
Людям постсоветских обществ оскомину набило сравнение морального кодекса коммунизма с десятью заповедями Библии, причем утверждалось, будто коммунисты с Библии списали. Да ничего подобного! Это сходство только иллюстрирует положение об универсальности нравственного закона, записанного в человеке где-то гораздо глубже, чем десять библейских заповедей. Вообще, если суждение А похоже на суждение Б, причем Б было высказано раньше А, то есть подозрение, что А списано с Б. Но столь же логично для обоих положений предполагать единый общий источник В, из которого и А, и Б вытекают независимо. Это известное рассуждение о заимствованиях в исторических документах полностью работает и в данном случае.
Вспоминаются строки из «Законов пионеров Советского Союза». Первая строчка: «пионер предан родине, партии, коммунизму». Что это, как не первая из десяти заповедей: возлюби своего бога? И поставлена фраза на законное для нее первое место. Верность богам – любая мораль начинается с этого, отсюда вытекает и сюда же втекает. Я теперь уж никак не поверю, будто составители пионерских правил учились по Библии. Это не серьезно. Просто есть общая природа человека, размышляющего над моральными нормами. В ней уже есть некая общая матрица, общий план расстановки категорических императивов. Грубый план матрицы таков: возлюби Бога (богов) и ближнего. В зависимости от дальнейших религиозных убеждений, имена богов и «чины» «ближних» подставляются в узловые точки матрицы. Вот и все. Готов моральный кодекс.
Эта универсальность нравственного закона, наличие совершенно единой «нравственной матрицы» все-таки является очень серьезным нашим знанием о собственной нашей природе. Это уже не внешнее, а внутреннее наше знание. Во внешнем мире мы видим целесообразность и разумный замысел в природе, а в себе самих – наличие и универсальность нравственного закона.
И для очень многих людей свое собственное личное открытие нравственного закона служило решительным свидетельством в пользу бытия Бога. Пожалуй, даже еще более убедительным свидетельством, нежели разумный замысел в природе. Таким путем, например, движется Клайв Льюис в своих радиобеседах о христианстве, ставших впоследствии классикой под названием: «Просто христианство».
А рядом со знанием универсального нравственного закона стоит очень ясное ощущение, что я (как, вероятно, и любой иной человек) этому нравственному закону полностью или частично не соответствую. (Льюис там же замечательно развивает и эту тему). Наряду с чувством нравственного закона, наряду с нравственным законодателем в нашем сердце стоит и нравственный контролер – это наша совесть. Совесть – такая же универсальная духовная реальность человека, что и универсальный нравственный закон. То и другое очень убедительно свидетельствует, что именно наш Создатель, и никто другой, написал на человеческих сердцах, причем на всех, достаточно различимое свое письмо, некую нравственную «инструкцию по эксплуатации» человека. И поскольку эта инструкция в своих идеалах восходит к полному нравственному совершенству, то становится разумным верить в то, что и Создатель наш есть Бог совершенный. Новый Завет все эти вещи нам и открывает. Например, про универсальность нравственного закона апостол Павел пишет так: когда язычники, не имеющие закона по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон: они показывают, что дело закона у них записано в сердцах, о чем свидетельствует и совесть их, и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую (Рим. 2, 14–15).
А про совершенство нравственного Закона и Самого Законодателя говорит Сам Иисус: Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Мф. 5, 48). Все это подтверждается широким и распространенным, общим, универсальным нравственным опытом людей.
К Богу, как Он изображен в Библии, еще остается очень много претензий у неверующих людей. Но пока мы все-таки можем констатировать, что хотя бы одно свойство у библейского Бога вполне подтверждается. А именно: Бог открывает Себя людям. Каким-то образом Он хочет с нами общаться. И существует самое простое и первое письмо, которое Создатель обратил буквально к каждому человеку, и заключается оно в том, что каждый человек, хотя бы в общих чертах, понимает, как нужно себя вести. И хотя он в большинстве случаев не ведет себя так, как дает понять это Божие письмо, но само письмо от этого не стирается из памяти.
Глава 3
Библейский Бог на фоне истории
Итак, пока добрались мы до того, что будет разумно и обоснованно верить в Единого Творца неба и земли, Который и есть Совершенный Бог, Создатель человека и Законодатель для него. Конечно, это все не есть знание, но вера. Однако альтернативные варианты веры, которые мы рассмотрели параллельно (не единый Бог, спящий Бог, несовершенный Бог), явно проигрывают выведенной на среду библейской версии.
Далее мы часто будем употреблять сочетание: библейский Бог. Под этим станем понимать просто духовный портрет, духовный образ литературного персонажа определенной книги. Библию станем рассматривать как любую книгу с повествовательным сюжетом. У этой книги есть главный Персонаж. Его мы и называем здесь библейским Богом. Это – определение понятия. Дальше нам предстоит рассмотрение вопроса: а разумно ли верить в такого библейского Бога? А тот бог, в которого мы готовы поверить, похож ли он на библейского Бога?
Конечно, такое наше отношение к библейскому Богу можно признать не уважительным, но у апологетики вообще нет другого выхода. Она и призвана обосновать то, что для слушателя не является ни фактом, ни авторитетным суждением (хотя бы для автора оно и являлось авторитетным). Поэтому и наша стартовая позиция выбирается не в русле церковного учения, а рядом с нашим слушателем (который временами будет и оппонентом).
Слушаем самозваных «прокуроров»
Доводилось ли вам слышать от разных атеистов, что лучшей хрестоматией по атеизму является Библия, в особенности – Ветхий Завет? Кстати, именно это собрание книг, написанных на иврите, для многих верующих и неверующих является заодно и хрестоматией по антисемитизму. Ненавидеть Израиль и его Бога люди учатся по Библии. Это не словесный парадокс, это просто факт жизни. Сначала надо зафиксировать и признать его. Потом попытаться найти ему объяснение.
Теперь настало время выслушать подробно претензии неверующих людей к библейскому Богу. Этих претензий довольно много и они переплетаются между собою, трудно поддаваясь систематизации. Еще сложнее будет и возразить на них «по пунктам», отделяя одну претензию от другой, ибо все они, как мы сказали, переплетаются между собою.
Главная проблема у библейского Бога в глазах Его отрицателей: это Его антропоморфизм. Почему Бог Библии столь человекообразен, столь многогранно отражает все человеческие свойства, включая даже страсти? То Он творит мир, и считает, что сотворил его хорошо, а затем вдруг раскаивается в этом своем творческом деле и погружает мир в убийственные воды потопа. Затем избирает одних людей в свои любимчики, а других проклинает. Чтобы спасти свой избранный народ, легко допускает геноцид против его противников – своими ли собственными средствами, или же руками избранников. Но и своих избранников мучает какими-то странными и безумными мелочными предписаниями, вроде правил кашрута: что и как можно употреблять в пищу, а чего (кого) нельзя. Как нужно устроить Его походный храм – со всеми мелочами вплоть до крючков и реек. И все это говорит библейский Бог. А затем уже в Новом Завете, в апостольские времена заводится речь о проклятии Закона, о том, что нет необходимости держаться за все заповеди Пятикнижия Моисеева, которых раввины насчитали аж 613 штук. Почему Бог Библии столь по-человечески непоследователен: то навязывает правила (причем практически бессмысленные), то никак не может освободить людей от рабства этим правилам…
Неудивительно, если все это наводит на мысль, что библейский Бог, именно как литературный персонаж книги, придуман людьми. При этом, существует ли в реальности Бог, какой-то другой, не похожий на библейского персонажа, или Он не существует совсем – не столь уж велика разница. В том и другом случае служение библейскому Богу объявляется делом бессмысленным. Если Он есть, но не сумел (не захотел) пробиться к людям сквозь библейскую выдумку, то как может требовать себе поклонения, если Он даже не объяснил, что это такое. А уж если Его и вовсе нет, то тем более все ясно.
Сопряженная с этим антропоморфизмом проблема заключается в том, что библейскому Богу предъявляют длинное, морализаторски подкрепленное обвинение в жестокости. Неимоверное количество убийств в Библии возводится к Божьему благословению или даже повелению. Одно завоевание Израилем земли хананеев чего стоит! Для чего Бог допускает столько жестокости, включая совершенно не мотивированную жестокость?
Еще одна проблема у Ветхого Завета видится в том, что почти что до времен Самого Иисуса Христа не ведется серьезный разговор о потустороннем мире и о вечных воздаяниях, о душе (бессмертна она или нет?) о рае и об аде. Есть некий шеол, царство мертвых, но о нем практически ничего неизвестно. Почему или для чего вроде бы религиозная книга настолько безрелигиозна? Умер человек, отправился в шеол – и сгинул. Сравните с другими религиями, где даны описания царства богов, описания посмертных странствий людей, как люди обожествляются в этих странствиях. Захватывающее чтение! И вдруг такое смертельно скучное, вплоть до материализма скучное, как бы религиозное учение по самому важному религиозному вопросу. Почему библейский Бог так ничего внятного не говорит о будущей вечной участи человека?
Указанные претензии к библейскому Богу являются главными, но, возможно, нами при этом нечто упущено. Сознательно откладываем в сторону вопрос о вечности мучений для грешников. Пока у нас выписаны претензии именно к Ветхому Завету. В Новом Завете Бог и Отец Иисуса Христа раскрывается так, что указанные выше проблемы либо снимаются вовсе, либо существенно притупляются в остроте своей постановки. Проблема вечности мучений остается и в Новом Завете и требует особого и дальнейшего рассмотрения, на основе разбора уже выдвинутых и перечисленных нами претензий к Богу Авраама и Моисея.
Отметим, что все перечисленные нами обвинения библейскому Богу выдвинуты очень давно, еще в античные времена. Античные язычники, то есть, не евреи, читали Ветхий Завет – и получали совершенно одинаковое впечатление: портрет библейского Бога их смущал и отталкивал. Так неизбежно рождался гностицизм. Так он рождается и до сего дня. В стан гностиков люди приходят, читая именно Библию, и ужасаясь от первого прочтения. И лишь потом они находят собственно гностические тексты, типа библиотеки из Наг-Хаммади. Соответственно, требуется и серьезный ответ.
Попытки разрешения претензий
Какие же предлагались попытки выйти из затруднения?
Одна из первых и самая, пожалуй, радикальная – это попытка гностическая. Она предполагает провести между
Богом Авраама и Отцом Иисуса не просто разграничительную черту, а прямо-таки линию фронта. Отец Иисуса
– Бог, прежде не явленный никому, а творец мира – вообще не бог, а некое вторичное божественное существо, Демиург, в крайних толках – просто дьявол. Попытка эта неизбежно в истории вела к многобожию, к хуле на Творца и Его творение, к ложной духовности, явному фанатизму, сектантству, к полной раздробленности адептов и между собою.
Не похоже это на путь к истине. У истины должна быть какая-то общая убедительная основа, так что держащиеся ее согласны в чем-то главном и расходятся лишь в деталях. У гностиков этого нет, степень расхождения слишком велика. Воевать против Творца мира – дело бесперспективное и опасное. И еще здесь есть опасность иная: в отрыве от Бога Ветхого Завета сам Иисус становится совершенно мифической фигурой, и все дело Его теряет смысл. Реальный гностицизм ни разу не обошел этой опасности.
Итак, захочешь «улучшить» Библию, оторвав от нее и выбросив Ветхий Завет, – в ту же корзину невольно и неизбежно полетит и само Евангелие. Таким путем, конечно, ходить не стоит.
Есть другой путь. Условно назовем его: включить попугая. Это путь прямого и довольно тупого оправдания любой библейской строки, вызывающей вопросы. Утопил? – значит, надо было всех утопить. Приказал убить? – значит, они заслужили. Не успели еще заслужить? – так из них выросли бы будущие супер-грешники. Ты – глина, Он – гончар. Глина вопросов Гончару не задает.
Можно двинуться таким путем. Он хорошо работает для людей, которые и так-то, по жизни не задают вопросов, а вместо этого тихо занимают свое место в строю. Но дело в том, что при таком подходе в принципе несложно найти в Библии оправдывающий прецедент на любое человеческое злодеяние. Например, на геноцид каких-нибудь американских индейцев. Приравнять их к хананеям, присвоить себе некий пророческий статус Иисуса Навина – и все готово, можно пушки к бою выкатывать. Все моральные проблемы уже сняты.
Строго говоря, это не путь решения проблемы, это просто отказ от решения. Таким путем мы, разумеется, идти тоже не можем. Он вообще не стоит книжного формата, ведь в нем остаются одни командные восклицания.
Третий путь – демифологизация Библии. Он скользкий и опасный. Вообще, это не одна тропинка, это некий пучок разных тропинок в каком-то секторе. Оправдать и защитить библейского Бога в рамках буквального и прямого понимания каждой библейской строки, да еще и в современном культурном контексте – дело совершенно невозможное. Это очевидно думающим читателям тоже с античных времен. Значит, надо как-то правильно Библию понять.
Скользкость этого пути в том и состоит, что он заведомо предполагает компромиссы: какие-то строки Писания придется понять не совсем прямо и буквально. А собственно, где тут будет разница между нами и нашими оппонентами? Они ведь тоже рады выбросить из Библии все чудесное, все ссылки на что-либо Божественное и оставить сухой, чисто материальный, сюжет еврейской истории. Демифолгизированная до конца, Библия теряет всякий смысл, кроме самой общей исторической канвы. Здесь стоит известная опасность под названием: «потерявшийся миссионер». Подразумевается, что апологет, пытающийся донести слушателям библейскую весть наиболее доходчиво, раз за разом переиначивает текст в угоду слушателям настолько, что под конец уже и сам теряет веру в священность и истинность библейского
Писания. Вполне вероятно, что многие комментаторы Библии до нас, апологеты ее перед отрекшимся от Творца сообществом, пробовали двинуться именно таким путем, отбрасывая из Библии все, смущающее собеседников. И на этом пути все сакральное и значимое из Писания выбрасывали до нуля, со временем теряя и свою собственную веру в библейского Бога. Или изобретая какую-то еретическую библейскую трактовку.
Мы сознаем такую опасность.
Но в то же время нельзя отмахнуться и от всех претензий к библейскому Богу, которые мы перечислили. Поневоле мы встаем перед дилеммой: или Богу приписать нечто, явное не соответствующее Его достоинству, или же приписать людям приписки к священному тексту, редакцию этого текста. Ничего третьего не получается отыскать.
На этом пути осторожной библейской критики мы имеем помощницей и древнюю святоотеческую традицию. Церковные толкователи Ветхого Завета замечали, что о Боге говорится слишком антропоморфически, т. е. человекообразно и предлагали раскрывать эти человеко-подобные образы. Не глаза и уши Бога, а Его всеведение усматривать в тексте. Так вот, страстность, жестокость, несправедливость библейского Бога – если они где-то бросятся нам в глаза – это такие же антропоморфизмы, как глаза и уши. Библейский текст записывали люди и для людей. Как люди, эти авторы, даже направляемые Святым Духом, не были всеведущими и вполне свободными от общих заблуждений своего времени (например, считая землю плоской). Как пишущие для людей, библейские авторы вынуждены были приспосабливать свои мысли к уровню читателей и слушателей. Вкратце сказать, отсюда и «растут божии ноги», приписанные библейскому Богу. Это лишь самый краткий и общий ответ.
А далее мы постараемся рассмотреть в Библии этот человеческий фактор, пройдя по важнейшим ее сюжетам. И с самого начала заметим, что далеко не всякая строка Библии претендует на то, чтобы быть продиктованной Богом. Древнее Писание писалось в расчете на человека своего времени, а впоследствии подвергалось редакции.
И теперь, чтобы разобраться с поставленными вопросами, нам придется двинуться вдоль по генеральному библейскому сюжету.
Начало библейского сюжета
Люди нашего века, обученные кое-как в школе абстрактному мышлению, ждут от предполагаемого Божьего Откровения разговора на богословском языке. Возможно, они хотели бы услышать нечто на темы, о которых сказано нами в первых главах. Смотрите, мол, люди, Я существую и Я вот такой, а по таким-то соображениям в Меня разумно будет верить.
Но библейский текст говорит вообще не об этом.
Начинается с того, что о Боге не сообщается вообще ничего. Какие-то крупицы знания о Нем самом встречаются у пророков и далеко не на первых страницах. Начинается книга с изложения истории возникновения земли и человека, причем это изложение ведется языком мифа. Что такое: язык мифа? Это язык рассказа для детей и людей, практически не обладающих научными познаниями о своей земле. Они не знают географии, физики, химии, биологии. Не знают и философии. И вот им говорят, что сперва появилась земля, затем над ней появился свет, суша всплыла из-под вод, и на ней выросли деревья и трава – все по велению Божию. Современного человека, избалованного научными сведениями, корежит от этого рассказа, точнее, от готовности других признать за рассказом какую-то информативную ценность. Не говоря уж таких возвышенных слов, как Откровение Божие.
Всякий рассказ становится более или менее понятен только в своем правильном контексте. Если первые главы Бытия принадлежат Моисею (или кому-нибудь вскоре после него, сейчас это даже не важно), то очевидно, что рассказчик хотел утвердить слушателей в единобожии, поскольку это был главный духовный вопрос в тогдашней и последующей еврейской истории. Под эту мысль о Едином Боге все прочее повествование явно «подгоняется». Окружающие народы, не чтущие единого Творца, поклоняются или Солнцу (большей частью земледельцы), или Луне (большей частью кочевники). Отсюда и понятно, что писатель ставит создание небесных светил, солнца и Луны, лишь на 4-й день творения, уже после создания жизни. И при этом подчеркивает чисто техническую, служебную роль светил: чтобы светить на землю, и чтобы люди смогли начертать календари. Можно, если угодно, посчитать это место Шестоднева миссионерским обличением ложности чужих богов и оставить открытым вопрос о времени создания солнца. Довольно ясно и другое. Мир человека, излагающего Шестоднев и слушающего эту историю, довольно античный. Это не коперниканцы, не станем строить иллюзий. Для них в центре мира стоит земля, а вокруг нее находится неподвижный небесный купол тверди, по которому, подобно букашкам, ползают звезды. Для этих людей время тоже абсолютно, как Бог, а дни творения – простые земные дни, которые мы делим на 24 часа. А шесть дней важны, чтобы подвести религиозное основание под празднование субботы.
И понятно, что изложить этим людям, как на самом деле возникли небо, земля, жизнь и человек, с точки зрения какого-то научного знания совершенно невозможно.
Со стороны Разума, который это все знает, изложить этот сюжет доступно и для нас, современных людей, тоже было бы почти столь же трудно. Потому и не следует от древнего текста ждать хорошего согласования с современными научными теориями. Завтра эти теории тоже изменятся.
Нам следует задуматься о другом. В нашем гордящемся своей наукой веке мы знаем о начале возникновения мира, по сути, ненамного больше, чем слушатели Моисея. Мы больше знаем о том, каков современный мир – это верно. Но все версии происхождения мира – это не более чем наши гипотезы и предположения. Все они и остаются гипотезами, покуда не имеют прямой опытной проверки, а такая проверка о прошлом невозможна в принципе. Мы уже говорили о шаткости и неубедительности эволюционного сценария возникновения мира. Мир не мог возникнуть по тем самым законам, по которым функционирует сегодня, в особенности так не могла возникнуть жизнь. И все-таки она существует! Значит, как-то появилась. И если научной картины у нас все-таки нет, то ничего другого не остается, как из древних рассказов, написанных на языке мифа, выбрать наименее мифический. Двигаясь таким путем, мы упремся именно в библейский Шестоднев! В нем мир возникает по плану Единого и Разумного Творца, а не вследствие борьбы каких-то трансцендентных начал или богов, как в других космогонических мифах. И вот эта черта очень правдоподобна: наш мир похож на созданный по единому плану, что мы уже не раз отмечали выше. Возник он скорее в результате творческой стройки, а не конфликта и драки каких-то соперничающих потусторонних сил.
Здесь, как и впоследствии, нам не раз придется взывать к благоразумию читателя и критично оценивать наше человеческое знание. Мы на самом деле мало знаем.
Знаем мало об истории нашей планеты. И мало знаем о происхождении самого библейского текста. Открыл ли нам Моисей свое пророческое видение? Или он только отредактировал в ключе единобожия некий более древний рассказ, почерпнутый им в Египте? И вообще, восходит ли это описание к Моисею? Пожалуй, мы можем сказать, что достаточно определенно знаем, что Пятикнижие Моисея претерпело редакцию после него и, вероятно, не одну. Об остальном у нас нет знания, есть только версии и догадки. Более убедительные и менее убедительные, но знания нет все равно.
Если так, то вполне разумным выглядит следующее предложение к читателю.
Для начала просто отложить войну с 1 главой Бытия. До времени обретения заведомо лучшей альтернативы. Пока таковой нет, и не предвидится. Можно успокоиться на том, что вот, есть такое описание, доступное для древних людей, в котором заложена хотя бы основная подтверждаемая нашим опытом идея: мир строится по разумному замыслу, и этот замысел един. Если удастся договориться хотя бы на этой точке, то можно отложить в сторону протяженность дней творения и последовательность возникновения различных сотворенных вещей. Здесь открывается широкое поле для рассуждений о возможности или невозможности эволюции, но все это сейчас не является нашей темой. Наша задача – помочь преодолеть предвзятость к Библии.
