Светлана Александрова
В ночь перед Новым годом

Вадим смотрел в открытый рот дверного проёма, где его встречала чернота пустого дома. Петли скрипели под напором ветра, и снег врывался внутрь без спроса. Мужчина вошёл, не закрывая за собой дверь. Нащупал кнопку выключателя – лампочка под потолком осветила болезненно-жёлтым светом помещение. Маленькая комната была скромной: круглый стол посередине, три стула с высокими спинками, буфет чуть выше роста Вадима, шкаф подпирал стену, в углу печка пыхтела, за ней проход в комнату поменьше, что служила спальней. Там кровать держала пирамидку подушек на себе – вот и всё «богатство» дома.

Мужчина скользнул взглядом по столу и заметил сложенный пополам лист. Пересёк комнату в два шага, взял послание, впился глазами в буквы. Такие знакомые, округлые, со скрученными хвостиками над буквой «д».

«Прости, я не могу так жить. Не ищи меня, пожалуйста. На развод подам сама».

Вадим перечитывал предложения снова и снова, пытаясь понять, где и когда сделал ошибку. Наконец, с силой скомкал лист, будто представил тонкую шею Надежды. Костяшки пальцев побелели. Он бросил клочок бумаги, тот отлетел от круглого лица часов и пристроился в углу. Мужчина подошёл к буфету, достал рюмку и припрятанную «для гостей» бутылку спиртного. Плеснул. Выпил. Приставил рукав к носу, громко втянул воздух и почувствовал свой запах. Одежда пахла сыростью, машинным маслом, сигаретами – так пахла его работа.

«Не о такой жизни ты мечтала, да, Наденька?» – подумал про себя мужчина и налил ещё. Резко поставил рюмку на стол, и та раскололась, впившись в ладонь. Кровь хлынула. Вадим выругался и стал искать, чем перевязать руку. Выпотрошил ящики буфета – ничего, только спички, три восковые свечи на случай, если отключат свет, шило и старый ключ от какого-то замка. Открыл шкаф и отпрянул. Пустые полки, словно дали пощёчину. Присмотревшись, он заметил на третьей полке что-то светлое – ночная сорочка Надежды. То ли забыла, то ли оставила, как напоминание о себе – слишком нежной для его грубой военной жизни.