Суджата Масси
Лунный камень Сатапура
Ее удивило, что Сандрингем не упомянул о собственной роли.
– То есть решения принимает он, не вы?
Он пожал плечами.
– Мне не докладывали ни о чем, что указывало бы на необходимость моего вмешательства.
Первин придерживалась мнения, что пассивность английских властей лишь облегчает всем жизнь. При этом ей хотелось узнать побольше про премьер-министра.
– Я кое-что слышала про князя Сварупа. Он владелец отличных лошадей в Королевском конном клубе Западной Индии.
– Поговаривают также, что у него роскошное бунгало на Малабарском холме и там уже пять лет живет его любовница.
– Так он чаще бывает в Бомбее, чем во дворце? – Первин уловила сарказм в тоне Сандрингема.
– Не знаю. У князя и его жены собственный дворец примерно в шести километрах от основного. Время от времени я получаю письма от одного тамошнего служащего, но он мало что сообщает, кроме того, что все члены семьи в добром здравии. – Сандрингем помялся – его явно смутило, что Первин так резко высказалась о его якобы халатном отношении к своим обязанностям. – Говоря откровенно, поскольку оговоренные объемы сельскохозяйственной продукции они поставляют вовремя, мы не видели никаких оснований лезть в их дела. Но письма двух махарани меня насторожили.
– Меня удивляет, почему дядя не может сам решить, куда отправить учиться своего племянника, молодого махараджу, – заметила Первин.
Мистер Сандрингем кривовато улыбнулся.
– Не забывайте о том, что вдовствующая махарани Путлабаи – мать премьер-министра. Какой мужчина станет перечить матери?
В своей работе Первин не раз сталкивалась с ситуациями, когда взрослые дети командовали своими родителями и порой обращались с ними очень жестоко. Но вступать в спор она не стала – ей важнее было раздобыть новые сведения.
– А махарани знают, что вы посылаете меня к ним на переговоры?
– Я отправил им письмо с уведомлением, что их посетит П. Дж. Мистри, эсквайр. – Сандрингем пристально посмотрел на собеседницу. – В письме не упомянуто, что вы женщина. Мне хотелось застать их врасплох.
– Ага. То есть, если мне откажут по половому признаку, тут-то я и сниму шляпу и продемонстрирую, кто я! – Первин представила себе этот спектакль: остросюжетная драма без заранее прописанного сценария. – Но мне кажется, что, если дамы действительно хотят уладить свой конфликт касательно обучения князя, они меня примут. А я уж выложу все козыри.
– Козыри! – медленно повторил Сандрингем. А потом щелкнул пальцами и рассмеялся.
– Что такое? – ошарашенно спросила Первин.
– Вы в Оксфорде играли в карты?
Первин опешила.
– Разумеется. По вечерам, в Святой Хильде, с другими девушками.
Он глянул на нее разочарованно.
– И больше нигде?
Первин задумалась.
– Однажды я играла в бридж в смешанной компании в Брейзноузе.
– Вот-вот! – Он хлопнул ладонью по столу. – Именно! Помню, какой поднялся шум, когда в бридж-клуб пришли – без мужского сопровождения – две студентки, индуска и англичанка.
Первин звонко расхохоталась.
– Мистер Сандрингем, вы имеете в виду мою лучшую подругу Элис, которая сейчас живет в Бомбее. Ее отец – сэр Дэвид Хобсон-Джонс, государственный советник, он и предложил Колхапурскому агентству мою кандидатуру.
– Да уж, у нас тут воистину встреча былых однокурсников. – Сандрингем улыбнулся от уха до уха. – Вы согласитесь называть меня Колин? В конце концов, мы вместе учились и играли в карты.
По сути, это было не так. Кроме того, называть по имени англичанина – серьезное нарушение этикета. Но кларет успел сотворить свое тихое волшебство, запустив обратный отсчет времени, и мужчина на другой стороне стола превратился в ее однокорытника.
– Хорошо. Колин.
– А что скрывается под инициалами П. Дж.?
– Меня зовут Первин. Второе имя – Джамшеджи.
– Оно же мужское.
– Да, имя моего отца. Парсийкам всегда дают имя отца в качестве второго.
До брака, а потом имя отца заменяют на имя мужа. Согласно документам, хранившимся в архиве парсийского брачного суда, ее все еще звали Первин Сайрус Содавалла. Она добилась права на раздельное проживание, но не на развод. И так и осталась в серой зоне, что пыталась скрывать, используя свое девичье имя.
– Предлагаю вечером сыграть в карты, если у вас останется время после чтения корреспонденции. У меня есть письма от членов княжеской семьи и кое-что еще.
Первин обрадовалась возвращению на деловые рельсы.
– Да, я хотела бы прочитать эти письма.
– Я все подготовил и сложил на столик, за которым работал перед ужином. Можем читать и одновременно пить чай.
Они перебрались с чайными чашками туда, где стояли низкие кресла, Сандрингем передал Первин кожаную папку. Внутри лежала пачка писем.
– Последние на самом верху, – пояснил Колин, опускаясь в кресло.
При свете «летучей мыши» Первин принялась изучать письмо от вдовствующей махарани Путлабаи, датированное 10 мая 1921 года, написанное на дорогой хлопковой бумаге и украшенное фамильным гербом. Письмо было на английском; Первин стала гадать, писала ли дама его лично или продиктовала дворцовому писцу, а уж тот перевел.
Дорогой мистер Сандрингем!
Поклон Вам от княжеской семьи Сатапура. Приближается лето, погода все жарче. Дождь бы не помешал. Надеюсь, что Вам удобно в Вашей резиденции, которая наверняка подходит англичанину для жизни лучше, чем наш дворец.
Однако этот дворец – единственный дом, какой знают мои внуки. Невестка предлагает отправить махараджу в Англию. Это идет вразрез с моими пожеланиями. Жизнь в холодной стране, среди простолюдинов может плачевно сказаться на его здоровье. Его брата опасность настигла в лесу. Я не вынесу утраты махараджи, ибо уже потеряла его отца и брата. Мой сын не воспитывался в Англии. Негоже менять традицию лишь потому, что ей в голову пришла очередная глупость.
Возможно, у Вас возник вопрос, почему младшая махарани надумала услать из дома своего сына. Я знаю на него ответ. После смерти мужа мысли ее путаются. Она в дурном настроении, детьми не интересуется. Махараджей и его сестрой по большей части занимаюсь я, в своих покоях, она же ведет праздный образ жизни.
В интересах моего внука и будущего нашего княжества умоляю Вас воспрепятствовать любым планам удаления его из Сатапура.
С пожеланиями крепкого здоровья,
Путлабаи,махарани Сатапура
Первин знала, что на письме люди сильнее склонны к преувеличениям, чем в разговоре. Писать драматично проще. Она задумалась, чьи чувства вложены в это письмо: вдовствующей махарани, дворцового управляющего или премьер-министра. Она взяла в руки второе письмо. Оно было датировано 20 мая 1921 года и написано не на официальной гербовой бумаге, а на обычном разлинованном листке, какими пользуются школьники. Почерк разборчивый, язык – маратхи.
Дорогой сэр!
Уважительно Вас приветствую и не перестаю молиться за процветание Сатапура. Как мать правителя государства ищу вашего содействия.
Моему сыну исполнилось десять лет. Пройдет еще восемь – и он полностью возьмет на себя управление Сатапуром. Я хотела бы отправить его в школу Лудгроув в Англии. Мой покойный муж считал, что, дабы стать мудрым правителем, молодой князь должен получить английское образование. Кроме того, у меня есть основания полагать, что обеспечить сыну физическую безопасность я смогу, лишь отправив его в английскую школу.
Прошу Вас от лица его высочества помочь с прояснением подробностей. В королевской казне, безусловно, достаточно денег, чтобы оплатить его образование, путевые расходы, а также, по необходимости, пожертвования школе. Прошу Вас ответным письмом уведомить меня о ходе дела. Я хотела бы перебраться с обоими детьми в Пуну до начала самых сильных дождей. В этом случае в июле Джива Рао сможет отплыть из Бомбея в Англию.
Вверяю Вам как честному человеку свою законную просьбу.
Мирабаи,махарани Сатапура
– В обеих подписях значится просто «махарани». Очевидно, Путлабаи не хочет называться «вдовствующей», а Мирабаи – «младшей», – заметила Первин, обдумывая содержание писем. – Из чего следует, что между ними существует конкуренция, причем обе выдвигают убедительные аргументы, основанные на том, что они пекутся о благополучии мальчика. Тут рассудить непросто, ведь вы никогда не видели никого из причастных.
Колин с одобрительным видом отхлебнул чая.
– Я читал отчеты Маклафлина касательно юного князя Дживы Рао. Судя по всему, он весьма своеволен, даже в столь юном возрасте. Не особенно увлекается математикой и литературой, однако любит рисовать животных.
– Кажется, сэр Дэвид мне говорил, что в семье есть еще и маленькая княжна.
– Да, княжна Падмабаи; родилась она, кажется, в 1914 году, то есть сейчас ей семь лет. – Колин отхлебнул еще чая. – Больше я про нее ничего не знаю.
Княжна не унаследует трона, поэтому Колхапурское агентство не проявляет к ней никакого интереса. Первин вздохнула и расправила плечи – они изрядно занемели.
– У вас тело болит?
Ее смутили и само его замечание, и прямота формулировки.
– Местами.
– Я помню, какая это мука – ездить в гари.
– Ничего страшного. Меня просто клонит в сон. – Первин было неловко, что он заметил ее утомление. Не хотелось, чтобы он думал, будто она недостаточно вынослива для поездки во дворец. – Можно я заберу письма к себе в комнату? Хочу еще немного почитать.
Сандрингем кивнул.
– Берите всю папку. Там лежит изначальное соглашение между правительством и махараджей Моханом Рао, правившим страной два поколения назад, а также письма его сына, махараджи Махендры Рао.
Собрав документы, Первин заметила:
– Странно, что махарани Мирабаи полагала, будто сын ее может выбраться из гор и отплыть в Англию в июле. В самый разгар сезона дождей. И вот еще вопрос: есть ли свидетельства того, чего именно махараджа Махендра Рао хотел для своих сыновей?
– Я знаю, что он изучал историю в Фергюссон-колледже в Пуне, но никогда в открытую не заявлял, что хочет того же и для сына. – Колин поставил пустую чашку. – В любом случае решение о его образовании предстоит принять вам.
– Я не собираюсь ни на чем настаивать. – Увидев явственный испуг у Колина на лице, Первин добавила: – Лучший способ действия – добиться, чтобы две махарани пришли к согласию касательно обучения князя. Тогда у них не останется ощущения, что одна выиграла, а другая проиграла.
Колин приподнял брови.
– А может, стоит спросить мнение мальчика?
Первин задумалась. Ей казалось совершенно немыслимым, что ребенку предоставляют решать, где он хочет учиться. Потом она с расстановкой произнесла:
– Я понимаю: вы сами выбирали область, которую будете изучать. Возможно, на Западе так принято. Но не в Индии, тем более что мальчику всего десять лет.
– Понятно, что нельзя забывать о разнице культур, – кивнул Колин. – Но через восемь лет этот мальчик взойдет на трон. Мне бы хотелось улучшить отношения между княжеством и Колхапурским агентством. Так не стоит ли создать у князя впечатление, что мы на его стороне? По договору между нашим правительством и княжествами британцы в случае кончины отца берут на себя опеку над несовершеннолетним. В данном случае роль опекуна будете исполнять вы.
Первин тщательно обдумала его слова.
– А опекуном детей, которые не наследуют трона, является махарани Мирабаи?
Колин покачал головой.
– Поскольку мужчины-правителя в княжестве нет, все женщины – члены правящего семейства – состоят под нашей опекой.
Эти ошеломительные новости подсказали Первин следующую реплику:
– Если мы отвечаем за все, мы не можем не учитывать того факта, что в обоих письмах махарани высказывают озабоченность безопасностью князя Дживы Рао.
– Бабушка тревожится о его здоровье. Мать формулирует то же самое несколько иначе.
– «Физическая безопасность», – уточнила Первин, заглянув в текст письма. – За последние два года там скончались два мужчины-правителя.
Колин глянул на нее, прищурившись.
– Вы на что-то намекаете?
– Не просто намекаю. Нам отчетливо и откровенно сообщают, что князя могут убить.
5
Без ноги
Слова вылетели – и Первин тут же пожалела, что не может взять их обратно. Лицо Колина застыло – ей оставалось только воображать, о чем он думает. Собеседница драматизирует – она ведь женщина, да еще и индуска. Первин прекрасно знала все эти стереотипы.
Потом Колин откашлялся и сказал:
– Смелое заявление.
– Возможно, я не права, – торопливо произнесла Первин. – Очень на это надеюсь. Но обе женщины явно встревожены, а махараджа Джива Рао – последний наследник-мужчина по прямой линии. Если его не станет, к кому перейдет власть?
– Насколько мне известно, такие решения принимаются только по факту. Иногда правительство выбирает кого-то из дальних родственников или достойного молодого человека из той же касты, но не принадлежащего к семейному древу: все зависит от возраста и пригодности.
– Меня возмущает, что Британская Индия решает, кому править княжествами независимой Индии. Ну и кто же самый вероятный кандидат на трон Сатапура? – осведомилась Первин.
Колин покачал головой.
– Я согласен, это выглядит как превышение полномочий, но на данный момент очередность наследования трона не наше дело. Мы лишь должны принять решение касательно образования махараджи Дживы Рао.
– Благополучия махараджи, – решительно поправила его Первин, потому что у нее возникло ощущение, что он чего-то недоговаривает. – Потому что кроме образования есть еще вопрос безопасности. Такая юридическая трактовка обязанностей британского правительства в отношении его подопечного представляется мне совершенно правомерной.
Вместо ответа Колин неловко поднялся и вышел. У Первин упало сердце – видимо, она все-таки переборщила. Однако он почти сразу же вернулся с еще одной папкой.
– Раз уж вы заговорили о безопасности: из этих бумаг вы сможете составить более точное представление о планировке дворца. У нас есть карта, основанная на наблюдениях Маклафлина.
Первин с интересом взглянула на сложную крупномасштабную карту, которую перед ней развернул Колин. На ней выделялись две постройки. Колин объяснил: первая – старый дворец, выстроенный в 1704 году, там по-прежнему проживает вдовствующая махарани; за ним находится двор, а дальше – дворец, построенный в 1905 году, где живут махарани Мирабаи и дети. Вокруг множество хозяйственных построек для слуг, огородов, небольших парков, складских помещений, конюшен, есть даже конный манеж.
– Входы на территорию расположены на северной и южной сторонах, – пояснил Колин, указывая. – Приехав на место, вы увидите северный.
Рассмотрев карту, Первин подумала: проникнуть тайком за стены дворцового комплекса невозможно.
– Надеюсь, что меня впустят. В противном случае окажется, что все наши дебаты по поводу безопасности и образования князя были зря.
– Я тоже на это надеюсь. – Колин аккуратно сложил карту и поместил поверх документов, которые Первин собиралась забрать к себе. – Завтрак Рама подаст в семь утра. Паланкин прибудет к девяти. До дворца вы должны добраться к полудню.
– Спасибо, что все организовали – и что дали мне ознакомиться с документами.
– Меня благодарить не за что. – Он подошел к своему креслу сбоку, поднял палку. – Я не думал, что юному князю может угрожать какая-то опасность. А теперь понимаю, что зря.
Выходит, она не так уж обидела его своими словами. Первин негромко пожелала ему спокойной ночи и отправилась на другой конец веранды в свою комнату.
Заперев дверь, которая вела на веранду, Первин умылась и почистила зубы, сливая воду из фарфоровой миски, стоявшей на тиковом умывальнике. Потом она еще поразглядывала карту, пытаясь все запомнить. Знала по опыту: прежде чем куда-то отправиться, нужно уяснить, как ты оттуда будешь выбираться. И вот наконец она задула свечу и легла.
Сон не шел. Москитная сетка не помогла – как минимум один гнус пищал у самого уха. Интересно, он внутри сетки или снаружи? Поди пойми. Комар удалялся, но каждый раз возвращался вновь и будил ее, едва она начинала проваливаться в сон. Да и других звуков вокруг хватало: снаружи квакали древесные лягушки, потом раздалось уханье сов. Первин наконец задремала, но ее разбудил громкий крик.
Она резко села в постели, а крик повторился; тут она поняла, что в темноте закукарекал ранний петух.
Утро явно еще не наступило – слишком темно. Первин нащупала спички на прикроватном столике, зажгла свечу. Французские часики у нее на запястье показывали пять утра. Но не прошло и десяти минут, как снаружи, разбуженные повелителем куриц, загомонили дрозды, кукушки и коэли. Птичьи голоса напомнили ей про Лилиан, ее попугаиху, оставшуюся дома в Бомбее. Интересно, как бы Лилиан отреагировала на такой переполох.
До четверти седьмого Первин читала документы при свете свечи, потом небо начало светлеть и за окном наконец-то проступил пейзаж – впечатляющая покрытая зеленью горная гряда. Наверное, на рассвете удастся сделать фотографию. Первин быстренько надела удобное сари из хлопково-шелковой ткани, взяла свой «Кодак» и отправилась на веранду, где дремала крупная белая собака.
Уже брезжило утро; собака подняла голову и смерила Первин взглядом. Первин поняла: это охранник, про которого говорил Колин.
– Дези, – ласково обратилась к собаке Первин, пытаясь сделать вид, что они уже добрые друзья.
Дези постучал хвостом по полу, потом снова опустил голову. Первин полегчало от того, что пес не видит в ней угрозы. Интересно, это ее уверенное приветствие сработало или Дези знает, что люди, ночующие в гостевых комнатах, по определению не опасны?
Шагнув вниз с последней, очень широкой ступеньки веранды, Первин огляделась, подмечая все, что пропустила при приезде. Сад был беспорядочно засажен деревьями-чампа, кустами-руи, бирманскими кассиями и тамариндами. Она рассматривала вымахавшие купы огненного шиповника, алых орхидей, высокие травы. Отличить цветы от сорняков оказалось почти невозможно – да и вряд ли отличие было столь уж существенным.
Сфотографировав рассвет над горами, Первин дошла до задней стены бунгало и там остановилась, увидев, какая вокруг кипит жизнь. Под кассией собралось целое семейство львинохвостых макак. Снаружи стоял крупный самец, которого Колин назвал Хануманом; он взглянул на Первин – во взгляде читался вызов: не приближайся.
Она медленно подняла фотоаппарат к лицу.
– Прочь, прочь! – выкрикнул мальчишка, подбегая к обезьянам. Они прыснули в разные стороны.
Первин подавила желание отругать мальчишку за то, что он испортил ей отличный кадр.
– Ты Мохит или Хари?
– Мохит. Знаете, Хануман со своим семейством сюда за одним приходит: воровать нашу еду. – Мальчик посмотрел на нее снизу вверх с заискивающей улыбкой. – Рама готовит завтрак к семи, но, может, вы хотите поесть раньше?
Первин улыбнулась в ответ, покачала головой.
– Нет, спасибо! Я позавтракаю в семь, вместе с Сандрингем-сагибом. А сейчас просто гуляю.
– И куда пойдете? – бодро спросил Мохит. Его, в отличие от официантов в Королевском конном клубе Западной Индии, явно не научили тому, что слугу должно быть видно, но не слышно. Ей это пришлось по душе.
– Я слышала, что с Маршал-Пойнт открывается замечательный вид на горную гряду. Туда далеко?
– Несколько минут ходу. Через железняковую рощу – там тропинка есть. Только осторожнее, мемсагиб. В листве змеи прячутся.
Первин приподняла подол сари, показывая застегнутые лайковые ботиночки.
– Хорошо. Спасибо.
Шагая через сад к роще, Первин думала о том, что слугу совершенно не смутило, что она в такой ранний час ходит по окрестностям одна. Возможно, сюда уже приезжали одинокие женщины-путешественницы. В этом случае наверняка это были англичанки – останавливались переночевать на пути в отдаленные поселения, где служат их мужья.
Возможно, англичанку бы и не смутило, что ей придется ночевать в одном доме с холостяком. У них же нет родни в Бомбее, которая переживает за их безопасность и репутацию. Более того, им, возможно, приятно общество Колина Сандрингема. Он не слишком молод, не слишком стар, при этом прямолинеен, что ей очень по душе. Вчера вечером у них возникли разногласия по нескольким пунктам, но он не принуждал ее встать на его точку зрения. И слушать умел хорошо.
Размышляя, Первин не сводила глаз с тропы. Небо светлело, впереди, за рощей, показался травянистый склон. Видимо, это и есть Маршал-Пойнт. Первин подошла ближе, потом замедлила шаг.
На склоне виднелись две человеческие фигуры. Только они не стояли прямо, а скорчились, как раньше обезьяны. Приблизившись, Первин разглядела, что перед ней двое мужчин, каждый на своем коврике – судя по всему, они занимались растяжкой. В том, что пониже ростом, – в жилете и дхоти – Первин, к своему удивлению, узнала по копне седых волос Раму. Вторым был англичанин – Колин. На нем были просторные хлопковые пижамные штаны и такой же жилет, как у Рамы. На руках Колина красиво прорисовывались мышцы, кожа казалась не столько розовой, сколько золотистой.
– Дальше назад. Выше. – Рама произнес это на маратхи, а потом положил ладони Колину на пояс: тот принял неудобную позу наподобие треугольника.
Первин тихонько продвигалась вперед – ей хотелось рассмотреть получше. Колин снова опустился на коврик и выгнулся, точно лук, касаясь животом земли. Через некоторое время он сместился из положения лука на бок, а потом поднялся. Они с Рамой стояли лицом к лицу, потом опустили ладони на коврик и переместили их вперед, задрав вверх заднюю часть тела, как это делают, проснувшись, собаки. Первин смотрела, как тела мужчин перетекают из одного положения в другое, и собственное тело вдруг показалось ей уставшим, заскорузлым, негибким. Она подумала, каково это – делать вот такую растяжку: вроде бы выглядит почти неприлично, а на деле довольно красиво.
Колин опустился на землю, стал плоским, как доска. Пролежал там долгую минуту. Потом снова изогнулся странной дугой – в этой позе он напоминал ей какое-то животное – и резко вытянул одну ногу высоко вверх. Пижамная штанина внезапно обвисла.
Первин моргнула, не веря своим глазам.
У Колина Сандрингема была культя – не хватало правой голени и ступни. Он не хромой, он безногий.
Она вспомнила, что накануне на нем были джодпуры и ботинки, время от времени он опирался на палку. Ходит дома в ботинках – наверное, у него больная нога. Теперь ей стало ясно, что вчера он надел протез, чтобы она ничего не заметила.
Странное дело: при всей вчерашней маскировке она все же обратила внимание на его увечье. А сегодня, когда он, без всякого протеза, плавно перетекал из одного положения в другое, казалось, что он так же силен и грациозен, как и Рама.
Теперь Колин стоял на голове, опираясь на согнутые в локтях руки. Она поразилась мускулатуре его предплечий и живота. Как можно так удерживать равновесие? Но тут взгляд его задержался на ней, и она внезапно поняла, что он увидел ее в просвет между руками.
Она стояла далековато, чтобы рассмотреть выражение его глаз, однако увидела, что торс его накренился вправо. Одним стремительным шагом Рама подскочил к нему и не дал завалиться в сторону.
Первин развернулась и неловко побежала прочь, гадая, опознал он ее или просто заподозрил, что за ним подглядывают. Лучше, наверное, сделать вид, что ее там не было вовсе, – пусть останется при убеждении, что она не проникла в сокровенную тайну его увечья.
Хотелось перед ним извиниться, объяснить, что она набрела на них случайно, что ее зачаровала красота их упражнений. Впрочем, то была лишь полуправда. Она осталась, потому что хотелось насытить взор видом Колина.
Ответ на вопрос, как лучше поступить, она получила, как только вышла на веранду к завтраку. Стол накрыли для двоих: для каждого вареное яйцо, два чапати и вазочка с красными ягодами. Подошел Рама, молча встал у стола.
– А Сандрингем-сагиб не придет завтракать? – смущенно спросила она на маратхи.
Он не сразу, но ответил на том же языке:
– Я не знаю, придет он или нет. Его удивило, что вы утром за нами подглядывали.
Уловив в его голосе упрек, она решила объясниться:
– Я пошла сфотографировать горы. Не знала, что вы тоже там. Это у вас такой утренний обычай?
– Да. Мы каждый день тренируемся, если нет дождя.
Ее очень смущало, что после этого открытия Колину, возможно, будет с нею неловко. Однако любопытство пересилило стыд.
– А давно вы обучаете Сандрингем-сагиба этим упражнениям?
– Почти год. – После этого он с вызовом добавил: – Ему это полезно для здоровья.
– Я видела, каким они его сделали сильным.
Глубокие морщины у Рамы на лбу слегка разгладились. Он кивнул, будто бы принимая ее похвалу.
Первин решила не отставать:
– Он вчера сказал, что был на войне, но не упомянул, что лишился ноги.
– Это не на войне было.
– Правда? – Она смотрела на Раму в надежде, что он продолжит.
– Он не любит про это говорить.
– Мне кажется, он прекрасно владеет своим телом, – заметила Первин.
Глядя мимо нее в гущу сада, Рама негромко заговорил:
– Когда он служил местным коллектором, он однажды приехал в одну деревню. Многие пришли поведать ему о своих невзгодах, дети их играли без присмотра. Одна девочка близко подошла к змее. К песчаной эфе.
Первин содрогнулась.
– Это одна из самых ядовитых змей в мире!
– Да, – коротко подтвердил Рама. – Змея зашипела, все стали умолять девочку не шевелиться. Но змея все готовилась на нее напасть. Тут Сандрингем-сагиб бросился вперед, чтобы змея отвлеклась от девочки и та смогла убежать. Вот эфа на него и напала.
– И укусила?
Рама мрачно кивнул.
– До ближайшего врача было два дня пути. Когда мы прибыли к доктору Эндрюсу, было уже поздно. Чтобы спасти Сандригем-сагибу жизнь, пришлось отнять ему ступню.
Первин закусила губу.
– И после этого его заставили остаться на государственной службе?
– Никто меня не заставлял, – раздался холодный голос Колина. Первин резко повернула голову и увидела его на веранде. – Прошу прощения, что прервал, но мне не очень нравится, когда такое рассказывают за моей спиной.
Рама поклонился, явно смущенный тем, что не оправдал доверия хозяина.
Первин густо зарделась и пояснила:
– Это я вынудила его на этот разговор. Меня очень впечатлила ваша тренировка.
– Сегодня гордиться нечем, – фыркнул Колин. – Я едва не шлепнулся лицом вниз. Это Рама меня спас – и уже не впервые.
– Не надо так говорить, – возразил Рама.
– Но это правда. Ты спас мне жизнь, когда по дороге из деревни заставил выпить этот мерзопакостный древесный сок. – Колин уселся за стол.
– Меня впечатляет, что вы согласились остаться в мофуссиле, – заметила Первин, как раз когда на веранде появился с чайником в руке мальчик, которого она видела в саду.
– А почему нет? – Колин расстелил салфетку на коленях. – Попасть на государственную службу в Индию было чертовски сложно. Работать я и так могу, вот разве что не бегаю. Пока я поправлялся, начальник департамента подыскивал мне место, не предусматривающее частых поездок. Эту должность мы сочли подходящей, потому что здесь политические агенты сидят на месте по полгода, весь сезон дождей. Кроме того, мне любезно предоставили Раму в качестве личного слуги. Можно было бы взять повара из деревни, но мне нравится стряпня Рамы.
– Я готовлю по аюрведе[17]. Как раз то, что нужно для исцеления, – уточнил Рама, наливая Колину чая.
Первин поблагодарила Раму улыбкой, когда он наполнил и ее чашку.
– А в сухую погоду вы всегда вот так упражняетесь?
– Ну, в плохую я упражняюсь даже больше. Для этого есть веранда. – Колин посмотрел ей в лицо. – Аюрведа и упражнения не только лечат тело. Они еще что-то делают с головой. Успокаивают.
Первин следила за Рамой: он пересек веранду, спустился по ступеням, исчез в саду. Его мягкая плавная поступь напомнила ей те необычные движения, которые она видела раньше.
– А эти упражнения как-то называются?
– Настоящее название – йога. Вы никогда не пробовали?
– Про йогу я знаю только то, что у индуистов это такой вид поклонения, доступный лишь очень благочестивым мужчинам. Поразительно, что Рама так хорошо ею владеет, что может еще учить и вас.
– Рама не родился слугой. – Колин намазал чапати тонким слоем гхи. – Он был жрецом в том краю, где я получил травму. Крестьяне позвали его на помощь, он сопроводил меня в больницу. Меня его общество утешало. А еще я мог ему платить – в отличие от крестьян. До того и он, и его семья жили едва ли не впроголодь, теперь он может посылать им деньги.
Первин попробовала ягоды – думала, что будет кисло, но почувствовала неожиданную сладость. История Рамы представляла собой типичный пример того, почему сельские жители покидали родные места. В родном доме Первин тоже работало шестеро слуг, и пять из них вынуждены были покинуть свои деревни, чтобы помогать деньгами родне.
Мысли Первин прервал голос Рамы. Она обернулась и поняла, что он все еще в саду и разговаривает там с худощавым мускулистым мужчиной в протертой до ниток жилетке и дхоти. Первин до того не знала, что в доме чужие.
Колин проследил за ее взглядом.
– Это Лакшман.
– Он тоже здесь работает?
– Нет, у него свое дело в деревне. Но он очень опытный и надежный человек – старший в артели носильщиков паланкина.
Рама умолк, мужчины обменялись долгим безмолвным взглядом. После этого Рама вернулся к столу и недовольно произнес:
– Лакшман пришел сообщить, что ни паланкина, ни носильщиков нет на месте.
Колин нахмурился.
– Ему же известно, что паланкин нужен сегодня.
– Два дня назад они отправились в Лонавалу, якобы ненадолго. Вернуться должны были вчера, но паланкин сломался. Какой-то плотник уже взялся за починку.
Первин с самого начала смертельно не хотелось перемещаться в паланкине. Когда мужчины несут тебя на своих плечах, это не только неловко, но еще и наверняка неудобно.
– А паланкин – это обязательно? Ведь до дворца всего восемнадцать километров. Я могу поехать верхом. – Она решила не думать о том, с каким трудом еще несколько дней назад садилась на Долли.
Колин медленно покачал головой.
– В джунглях есть места, куда лошадь по своей воле не пойдет. Особенно если услышит рев тигра или леопарда.
Первин и самой не очень-то хотелось его слушать, однако она не отступала.
– А почтальоны меня не могут отвезти?
Рама покачал головой.
– Они только что отбыли.
– А есть возможность нанять другой паланкин?
– На конюшне гостевого дома есть несколько старых экипажей, но не паланкинов, – сказал Колин. – Я всегда пользуюсь паланкином Лакшмана. Не переживайте. Рано или поздно они вернутся, тогда и двинетесь.
Первин совершенно не хотелось приезжать с опозданием.
– А можно сообщить во дворец, что у нас проблема с транспортом? Наверняка они смогут прислать за мной паланкин.
– Как уже сказал Рама, почтальоны уехали, так что, боюсь, письмо нам не отправить, – покачал головой Колин. – Да и в любом случае просить об услуге неразумно. Мы окажемся у них в долгу.
