Стивен Эриксон
Полуночный прилив

Брису стало не по себе от столь легкого обращения с чужой жизнью.

– А насколько уверенно чувствует себя сам Бурук?

– У нас есть свой человек в его окружении, – ответила Уннутала. – Бурука терзают угрызения совести. Он усиленно глушит себя вином и белым нектаром, пытается забыться в объятиях любовниц.

– А королева… – начал Брис.

– Жаждет начать войну, – тряхнув головой, сказала Нисалла. – Безответственная, алчная женщина с мозгами словно у самки тюленя. Дальше собственного носа не видит. И сообщник ей под стать: наиглупейший первый советник за всю историю Летерии. А рядом с ними – податливый принц-увалень, которому не терпится самому усесться на трон.

Брис тяжело переминался с ноги на ногу.

– Но если Бурука мучает совесть, – заметил он, – то можно попробовать склонить его на другую сторону.

– Под ястребиным взором Мороха Невата? Сомневаюсь.

Судя по словам Нисаллы, прэда уже выработала определенную стратегию. Но вот только куда все это приведет?

– Геруну придется добавить в свой черный список еще одно имя, – устало промолвила Уннутала.

– Вы имеете в виду Мороха Невата?

– Да, Брис. И расправиться с ним будет нелегко.

– Еще бы! Морох – опытный воин, привыкший действовать решительно. Неподкупный, с безупречной репутацией.

– А кому он служит? – спросила Нисалла.

– Разумеется, принцу. Но Королевское отпущение грехов не позволяет убивать членов королевской семьи.

– Хотя у принца по сравнению с его телохранителем репутация просто никудышная, – холодно улыбнулась Уннутала.

Первая наложница кивнула.

– Герун не осмелится в открытую действовать против Квилласа. Ему придется искать обходные пути.

– Откровенно говоря, я все равно никак в толк не возьму, каковы побудительные мотивы Геруна Эберикта, – произнес Брис, которому уже начал надоедать этот разговор. – Я не понимаю, зачем ему вообще понадобилось составлять черный список.

– А я понимаю, – возразила ему прэда. – Я точно знаю, что замышляет этот человек. Вскоре мы увидим, как его список пополняется.

– Тут еще важно уяснить, – подала голос Нисалла, – какая роль отведена во всем этом бывшему финадду Геруна – Халлу Беддикту.

Беддикт отвернулся. Такое чувство, что он оказался в крепости, которую осаждают со всех сторон. Если не один брат, так другой!

– Хорошо, я это обдумаю.

– Только не увязайте в раздумьях, – предупредила его Уннутала Хебаз.

– Мне понадобится пара дней.

– Договорились. Не смею больше задерживать вас, королевский защитник.

– Спокойной ночи, прэда. Спокойной ночи, Нисалла.

Брис вышел из кабинета. Гвардейцы, охранявшие вход, замерли навытяжку. Он прошел мимо них и, сделав несколько шагов по коридору, остановился. Сейчас ему было все равно, смотрят ли на него охранники и что они при этом думают.

Вряд ли эти парни воспринимали Бриса Беддикта как живого человека. Для них он был прославленным воином, финаддом и королевским защитником. Все эти пышные титулы вызывали зависть и восхищение. Но сейчас его поведение, возможно, несколько удивило караульных. Почему он вдруг застыл здесь с таким видом, словно бы остался совсем один в огромном мире? Почему его взгляд обращен куда-то вовнутрь, а плечи устало опущены? Может, часовые хоть ненадолго прониклись к Беддикту сочувствием? Если и да, то всего лишь на краткий миг, а затем ими вновь овладели зависть вперемешку с восхищением. И злорадство: обратная сторона высокого положения – отчужденность; за все надо платить.

– Ну сколько раз повторять одно и то же? Мы не можем позволить себе поддаться чувствам, – сказал Техол. – Летерас – город суровый и мстительный. Нельзя допускать ошибки… Ублала, ради Скитальца, перестань уже ежиться. Так ты скоро пятнами пойдешь… Шанда, я пытаюсь втолковать тебе простую вещь: беспечность способна все погубить. Иными словами, таких встреч, как эта, впредь у нас быть не должно.

– Расскажи лучше, ты делом занимаешься? – спросила Риссара.

– В смысле?

– У меня завтра встреча с королевскими зодчими, – откашлявшись, сообщил Багг.

– Наконец-то! – выдохнула Шанда и зачем-то постучала костяшками пальцев себе по глазам. – А то пока что все больше напоминает переливание из пустого в порожнее.

– Правильно, именно такое впечатление мы и должны производить, – с энтузиазмом подхватил Техол.

– На других! – огрызнулась Шанда. – А зачем перед самими собой комедию разыгрывать?

– Чтобы не выйти из образа. Пойми, Шанда, мы сейчас закладываем фундамент, без которого никакое здание стоять не будет. Это очень важный этап. И перепрыгнуть через него и сразу приступить к следующему невозможно… Ладно, милые дамы, мне пора идти. Позвольте откланяться.

– Что-о?

– Время уже позднее. И кровать неотвратимо манит меня. А вы, дорогие красавицы, отведите Ублале комнату наверху. Завтра купите ему одежду. Может, и оружие тоже, если он умеет с ним обращаться.

– Не оставляй меня здесь! – взмолился Ублала.

– Тебя же нанимали для дела, – утешил его Техол. – Чего всполошился? Здесь ты можешь жить спокойно, поскольку находишься в безопасности. Правда, Шанда?

– Ну конечно, – томно проворковала лысая женщина.

– Прекрати свои выкрутасы, иначе мне придется нанять телохранителя для нашего телохранителя!

– А может, у Ублалы есть брат.

Техол махнул рукой Баггу, и они молча покинули дом.

– Думаю, нам все-таки придется время от времени вправлять мозги этим красоткам, – проворчал Техол.

– Все всякого сомнения, – согласился слуга.

Невзирая на поздний час, в городе вовсю кипела жизнь. Летом лавки и торговые заведения были открыты до самого утра. Жара порождала в людях беспокойство, выражавшееся в ненасытности. Когда похолодает, такого наплыва покупателей уже не будет. Зато останутся незримые цепи новых долгов, опутавших очень и очень многие семьи.

Хозяин и слуга свернули с набережной и углубились в переулки. Здесь не было принаряженных праздношатающихся толп. Тут обитали те, кто днем отсиживался и отлеживался в своих темных зловонных норах, а к ночи выбирался на поверхность. Из темноты слышались голоса. За Техолом и Баггом увязалась стайка оборванных ребятишек. Они протягивали чумазые руки, надеясь получить хотя бы несколько кожурок. Когда же стало ясно, что на подаяние рассчитывать нечего, один из сорванцов дернул Техола за край юбки, и вся ватага со смехом унеслась прочь. Вскоре обоих мужчин сопровождал только шум собственных шагов.

– Благословенная тишина родных мест, – сказал Техол, когда они подходили к дому. – Мне всегда бывает худо при виде толп и суеты. Возникает такое чувство, как будто ты заперт в одном нескончаемом мгновении.

– Что, хозяин, снова раздумья одолели? – спросил Багг.

– К счастью, уже прошло.

В доме было темно. Техол ощупью добрался до лестницы.

– Не забудь утром прибраться, – велел он слуге.

– А вы помните, что вам сейчас предстоит встреча?

– Только со сном. Самая желанная встреча.

Багг не ответил.

Техол выбрался на крышу, закрыл люк и направился было к постели. Но тут из темноты послышалось:

– Опаздываешь?

– Ни в коем случае, – возразил он, сразу вспомнив, с кем должен был встретиться. – Как раз пробило полночь, и у нас есть четверть часа.

– Говори, я слушаю.

– Сперва скажи, как жизнь, Шарука? Ой, прости, я неправильно выразился.

– Тебе всегда был присущ особый юмор. Да какая там жизнь! Жалкое существование – вот как это называется. День за днем, ночь за ночью. Шаг за шагом по дороге в никуда.

– Вообще-то, ты и раньше так жила. Считай, ничего не изменилось.

– Не доводи меня до смеха, Техол Беддикт. Когда я смеюсь, у меня изнутри разная дрянь лезет. Так ты хочешь меня нанять? Для какого дела?

– Ну, скажем так: мне требуются услуги опытного специалиста.

– Ха! Я и живая-то не шла ни к кому в услужение. С какой стати мне теперь менять привычки?

– Долгосрочный контракт, приличное вознаграждение. – Техол уселся на постель, продолжая разглядывать ночную гостью. – Подумай хорошенько, не отвергай с ходу мое предложение. В общем, так. У меня на примете есть такие места, куда не проберется ни один живой вор. Это по силам либо искусному чародею, либо тому, кто уже мертв и потому способен преодолеть магические преграды, не оставив следов. Колдунам я принципиально не доверяю. Остаешься только ты.

– В Летерасе есть и другие неупокоенные.

– Всего двое. И ни у кого из них не имеется воровских навыков.

– А откуда ты знаешь, что их всего двое?

– Я много чего знаю, Шарука. Одна из них – женщина, которая обманула своего мужа, а он в отместку потратил все, что копил на черный день, дабы наложить на изменницу посмертное проклятие. Вторая – малолетняя девочка. Кто и за что проклял ее – понятия не имею. Мне известно лишь, что обитает она в подвале под старой башней, что за королевским дворцом.

– Я, бывает, навещаю девчонку. Она сама не знает, кто ее проклял. Бедняжка вообще ничего не помнит о прежней жизни.

– Вероятно, кто-то наложил на нее дополнительное заклятие, – предположил Техол. – А вообще, все это очень странно.

– Согласна. Основное проклятие стоит полверхушки, никак не меньше. Сколько же, интересно, пришлось выложить за то, чтобы ей также и память отшибло?

– Думаю, еще столько же. Ну и кому, спрашивается, так могла насолить десятилетняя девчонка? Почему ее просто не убили в каком-нибудь укромном углу или не утопили в канале? – Техол придвинулся к Шаруке. – Вот что я тебе скажу. Помимо прочего, мы займемся и разгадкой этой тайны. Что бы ты ни говорила, чувствую, она не дает тебе покоя.

– Эх, жаль, я не знаю, кто виноват. Я бы не задумываясь всадила кинжал в глаз тому, кто проделал такое с несчастной малышкой.

– Ага, значит, ты не потеряла интереса к окружающему миру! – воскликнул Техол.

– А я этого и не утверждала. Просто когда тебе некуда идти и ты никому не нужна, поневоле становится на все наплевать.

– Ничего, мы постараемся это исправить, – пробормотал Техол.

Неупокоенная женщина внимательно поглядела на него:

– Когда-то ты был редким умницей.

– Не спорю.

– А потом все потерял.

– Тоже верно.

– И вместе с денежками, похоже, ты утратил и уверенность в себе.

– А вот тут, Шарука Элаль, ты ошибаешься.

– Значит, все это – лишь часть демонического замысла?

– Любой стоящий замысел в чем-то демонический.

– Не вынуждай меня смеяться.

– Я, кажется, не сказал ничего смешного. Так мы договорились?

– Погоди, Техол. Я правильно понимаю, что раскрытие тайны, связанной с наложенным на девчонку проклятием, не является платой за мою работу? Это… довесок?

– Ну да.

– Хорошо. А какое же вознаграждение ты приготовил для меня?

– Я готов выслушать твои пожелания и предложения. Может, ты хочешь разрушить собственное проклятие? Может, тебе надоели эти мытарства и ты мечтаешь о вечной ночи? О мире, где измученная воровская душа перестанет тебя тревожить и уйдет навсегда? Или, напротив, ты хочешь по-настоящему возродиться? Снова получить жизнь? Отомстить тому, кто тебя проклял?

– Я уже отомстила.

– Прекрасно. Признаться, я не слишком удивлен. И кто же это сделал, позволь спросить?

– Герун Эберикт.

– Он и впрямь достоин отмщения. Кстати, я как раз хотел о нем поговорить.

– Это один из твоих противников?

– Похоже на то.

– Если честно, убийства не для меня. Это совершенно другое ремесло. И потом, насколько я знаю, подобраться к Геруну не так-то просто.

– А я и не прошу тебя его убивать. Достаточно украсть его состояние.

– Проучить наглеца? Вот было бы славно! А то этот Герун Эберикт совсем зарвался.

– Таков уж его характер. Добавь сюда еще Королевское отпущение грехов. Он чувствует себя почти богом.

– Но при этом любит корчить из себя скромного королевского солдата.

– И наша задача, Шарука, сделать так, чтобы все эти маски начали с него спадать. А то аппетиты финадда растут не по дням, а по часам.

– Он что, и тебя уже заприметил? – уточнила женщина.

– Насколько знаю, пока нет. Лучше бы вообще не попадать в поле его зрения.

– Ты, поди, знаешь, как охраняется особняк Эберикта. Хорошо бы пробраться туда – это будет такой щелчок ему по носу.

– Вот и щелкни его. Давно пора.

– Пока мы тут говорили, Техол, я все думала, какое вознаграждение у тебя попросить. Знаешь, я не хочу снова стать живой. И совсем умереть тоже не хочу. Я желаю, чтобы у меня была… видимость жизни.

Молодой человек удивленно вскинул брови:

– В смысле?

– Ну, чтобы у меня была гладкая блестящая кожа. Чтобы мои глаза звали и манили. Хочу густые, красиво уложенные волосы. Новую одежду, духи. И еще я хочу снова испытывать наслаждения.

– Какие именно?

– Плотские. Получать удовольствие в постели!

– Никак это мое приятное общество породило в тебе такие желания?

– Не заставляй меня смеяться, ибо…

– Как же, помню: ты опасаешься, что наружу попрет разная дрянь. Неужели у тебя внутри еще остаются ил и тина?

– Не люблю говорить об этом. Я уже три года таскаю внутри себя речную воду. Может, есть способ от нее избавиться?

– М-да, приятного мало. А как тебе удается говорить, не вдыхая воздух?

– Сама не знаю. Я могу втянуть воздух в глотку, но он почти сразу высыхает.

– Ага, я заметил… Часть твоих просьб выполнить довольно легко. Правда, нам придется действовать осмотрительно. А вот с другими посложнее. Особенно что касается наслаждения. Но уверен: и здесь дело небезнадежно.

– Представляю, сколько это стоит.

– Герун Эберикт с радостью за все заплатит.

– А если это потребует всех его денег?

Техол пожал плечами:

– Шарука, деньги не являются целью моего замысла. Я вообще собирался выбросить их в реку.

Воровка прищурилась:

– Лучше отдай их мне.

– Шарука, очень тебя прошу: не вынуждай меня смеяться.

– Почему?

– Потому что смех заразителен.

– Ладно, договорились.

– Ну, так как насчет моего предложения? – спросил Техол.

– Что ж, я принимаю его. Думаю, мне вовсе не обязательно постоянно мозолить тебе глаза?

– Нам вполне достаточно встречаться по ночам. Приходи завтра, и мы сделаем из тебя новую женщину.

– Но с условием, что я буду пахнуть по-новому.

– Не беспокойся. Я знаю нужных людей, которые нам помогут.

Воровка ушла тем же путем, что и появилась: слезла по внешней стене дома. Техол видел, как она спустилась в переулок и растворилась во тьме.

«Ну вот и хорошо. Наконец-то можно растянуться на кровати и уснуть».

Но лечь ему не дали голоса, донесшиеся снизу. Кого там еще принесло посреди ночи? Наверное, кто-то знакомый, иначе голос Багга звучал бы куда громче и тревожнее.

Техол вздохнул. Всего несколько недель назад его жизнь была намного проще и спокойнее. Никаких целей и замыслов, никаких планов и умозаключений. Жил себе тихо-мирно и никому не был нужен. А теперь вдруг понадобился, да еще в такое неурочное время.

Заскрипели оставшиеся ступеньки лестницы. Люк на крыше откинулся, и оттуда вылез человек в темном плаще. Техол сразу же узнал нового гостя.

– Вот уж кого я никак не ждал, – пробормотал он.

– Твой слуга заверил меня, что ты еще не спишь. Интересно, как он это определил?

– Дорогой братец, мой скромный ум не в состоянии постигнуть, на чем основано сверхъестественное чутье Багга.

Брис остановился у постели Техола:

– А если вдруг дождь пойдет, тогда как?

– Увы, придется спуститься вниз и терпеть нескончаемый храп Багга.

– Так ты перебрался на крышу потому, что твой слуга храпит?

Техол улыбнулся, а потом сообразил, что в темноте его улыбка все равно не видна. Может, это и к лучшему.

– Прости, брат, что вовремя не поздравил тебя с титулом королевского защитника. Прими мои запоздалые поздравления.

Брис стоял не шевелясь.

– Скажи, ты часто навещаешь склеп, где похоронены наши родители? – вдруг спросил он. – Или вообще туда не ходишь?

Скрестив руки, Техол смотрел на отражения звезд в темной воде канала.

– Я давненько там не бывал, Брис.

– А когда ты был там в последний раз? – допытывался младший брат.

– Когда их хоронили. Мы по-разному чтим память о родителях. Ну что такое семейный склеп? – Техол передернул плечами. – Унылое помещение с каменными стенами. Как будто только там можно отдать дань уважения отцу и матери!

– Тогда скажи, каким образом ты чтишь их память?

– А ты не догадываешься?

– Нет.

Техол потер глаза и только сейчас почувствовал, насколько устал. В основном от размышлений. Да уж, утратил он прежнюю сноровку. Техола утомлял не только мыслительный процесс. Куда сильнее его мозг изнуряла память о родственных узах, давным-давно разорванных. Вспоминать обо всем этом – все равно что вновь облачаться в помятые доспехи, доставать из пыльных ножен меч и принимать забытую боевую позу. Самое ужасное: оказывается, что все это никуда не исчезало, только затаилось, и ты снова погружаешься в мир, в который тебе вовсе не хочется возвращаться.

– Я не понимаю, Брис, с чего ты вдруг затеял этот разговор? Может, сейчас канун Дня поминовения родителей? Или у нас имеются многочисленная родня и дом, где ее можно собрать? Все бы чинно расселись за столом, оставив два пустых стула незримо присутствующим отцу и матери. Свой мир, где многое понятно с полуслова и полувзгляда… Мертвые и так говорят с живыми. Без слов, никогда не оставляя нас в покое.

Брат все так же неподвижно стоял возле его постели и молчал.

– Ты ведь явно не за этим пришел ко мне, Брис.

– Мне нужна твоя помощь.

Техол поднял голову. Лицо гостя тонуло в сумраке.

– Я пришел из-за Халла, – сказал Брис. – Похоже, нашему брату не терпится быть убитым.

– А ты никогда не задумывался, почему никто из нас троих так и не женился?

– По-моему, я говорил о…

– Не торопись, брат. Доберемся мы и до Халла. А винить в своей холостой жизни мы должны нашу мать. Она была слишком сметливой. Покарай меня Скиталец, если я преувеличиваю, но отнюдь не отец, а матушка заправляла всем имуществом и деньгами.

– А ты, Техол, весь в нее. Нам с Халлом перепало куда меньше. Каждый раз, когда я смотрю на тебя, слушаю твои слова, пытаюсь следовать за ходом твоих рассуждений, я узнаю покойную маму. Но я не понимаю, при чем тут…

– Говорят, наши надежды обитают на небесах. А ведь мы пытались, Брис, найти себе жен. Все трое. Помнишь?

– Да куда ты клонишь? – не выдержал младший брат.

– Как это – куда? Сейчас перейду к Халлу. Ты ведь пришел поговорить о нем, вот мы и говорим. Слушай внимательно… Однажды Халл встретил женщину, умом очень похожую на нашу мать, но со своими особенностями. Правильнее сказать, это Халл встретился ей на жизненном пути. Небеса сделали ему величайший подарок, а он ничего не понял. Так и не догадался за все то время, пока этот дар находился в его руках.

Брис придвинулся поближе, и Техолу показалось, что брат испытывает сильное желание схватить его за горло.

– Как ты не понимаешь? – воскликнул Брис. – Принц ищет повода убить Халла. А если не принц, то первый евнух. Он боится, что на Великой встрече наш братец может высказаться против короля. Но и это еще не все! – Брис вымученно рассмеялся. – Герун Эберикт тоже не прочь свести с Халлом счеты. Думаю, до тебя дошли слухи, что Эберикта отправляют туда в составе посольства… Вроде всех врагов назвал? Остальные не в счет: это уже так, по мелочи. Халл обязательно будет присутствовать на переговорах с тисте эдур. Он единственный человек, чьи замыслы никому не известны. Попробуй вести игру, если в последний момент в нее вступает игрок, который себе на уме!

– Успокойся, Брис, – сказал Техол. – Я, вообще-то, говорил о том же самом.

– Что-то не припоминаю.

– Если ты несколько минут послушаешь меня, не перебивая, мы быстрее доберемся до сути… Итак, нашему брату встретилась женщина. Потом они расстались. Но эта женщина не исчезла в никуда. Сейчас она там, Брис. Ее зовут Серена Педак. Она защитит Халла.

– Как мать защитила отца? – язвительно бросил Брис и отвернулся.

Техол вздрогнул, затем вздохнул:

– Есть смягчающие обстоятельства.

– А Халл – вылитый отец!

– Ты спрашивал, каким образом я чту память наших родителей. Теперь я отвечу. Вот я смотрю на тебя: на то, как ты стоишь, на твою выправку и смертоносную грацию – и вижу перед собой живое воплощение нашего покойного отца. Халл еще сильнее напоминает его; куда больше, чем ты. Ну а я действительно весь в мать. Ты пришел просить о помощи, но не желаешь услышать мои слова. Разве нам нужны еще какие-то напоминания о судьбе наших родителей? Их роли перешли к нам, и сейчас мы терзаем друг друга, повторяя их мучения.

– Ты хочешь сказать, мы повторим их судьбу? До самого конца?

– Повторить чью-то судьбу невозможно. Я сейчас толкую не об этом. Если бы не мы, мать смогла бы спасти отца. Но ей мешал страх за детей. Его очень ловко заманили в ловушку несуществующих долгов. Мама понимала это. И разорвала бы все путы, но… как и я, она не видела мира, восстающего из пепла. И потому мама боялась.

– Значит, не будь нас, она спасла бы отца? Удержала бы от коварного малодушия, которое и стало причиной его гибели? – У Бриса сверкали глаза. Чувствовалось, что он не ожидал такого поворота.

– Думаю, да, – с запозданием ответил Техол. – Мы учились жизни на примере родителей, и случившееся преподнесло нам самый жестокий урок. Ты выбрал службу в королевской гвардии, а теперь еще и стал королевским защитником. Никакой долг над тобой не властен. Халл ушел и от золота, и от опасных ловушек. Он пытался спасти свою честь, спасая жизни других людей. Но когда даже в этом потерпел неудачу… Можешь ли ты себе представить, чтобы Халл вознамерился покончить с собой? Трусость нашего отца, Брис, вылилась в предательство. А это самый скверный вид трусости.

– А что ты скажешь про себя, Техол? Какой жизненный урок усвоил ты?

– В отличие от нашей мамы, на мне не висит ноша. У меня нет детей. Я могу решать только за себя. И потому, брат, я сумею достичь того, чего не удалось матери при всей ее любви к отцу.

– Сумеешь достичь, щеголяя в лохмотьях и устраивая себе спальню на крыше?

– Иногда намного удобнее выглядеть опустившимся неудачником, Брис. Таким не завидуют и козней против них не строят.

– И тем не менее Герут Эберикт догадывается, что все это – лишь видимость. Он оказался прозорливее меня. Я-то принимал твой балаган за чистую монету.

– До сегодняшнего визита ко мне?

– Да, пожалуй.

– Иди домой, Брис, и не волнуйся. Серена Педак убережет Халла. Эта женщина может ненавидеть его взгляды, спорить с ним, но не отступит. Она сделает это вопреки всем логическим доводам. Даже у самых умных людей есть свои изъяны.

– И к тебе, Техол, это тоже относится?

– Я обобщаю, чтобы тебе было легче понять. Но при этом всегда остаюсь вне собственных обобщений. Я исключение из правил.

– И как же это тебе удается?

– Я сам устанавливаю правила. Это моя любимая игра.

– Клянусь Скитальцем, временами я тебя просто ненавижу. Но послушай меня, Техол. Ты недооцениваешь Геруна Эберикта.

– Хорошо, я послежу за Геруном. Не удивлюсь, если за тобой увязался хвост. Тебе так не показалось?

– Я как-то об этом и не подумал. Не исключено, что и увязался. Думаешь, нас подслушивали?

– Это невозможно. Прежде чем улечься спать, Багг окружает дом магической защитой.

– Багг? Твой слуга?

Техол слегка похлопал брата по плечу и подвел его к люку.

– Почти во всем остальном от него нет никакого проку. Мы вечно ищем в себе скрытые таланты, и это упражнение забавляет нас. По крайней мере, меня.

– Багг? Знакомое имя, – не унимался Брис. – Не он ли готовил тела наших родителей к погребению?

– Он. Тогда-то я впервые встретил Багга и сразу же распознал в нем полное отсутствие устремлений… Есть только одно место, откуда можно увидеть вход, не привлекая ничьего внимания. Только одно, Брис. Во всех остальных случаях подойти незамеченным невозможно. А дальше… кто знает. Может, начнется погоня, возникнет неразбериха. Все оборачивается против тебя. Тебе придется убить этого человека, который, вполне вероятно, подослан Геруном. И не на поединке, а просто убить. Ты готов?

– Естественно. Но ты говорил, что все подходы к дому хорошо просматриваются.

– Да. Но я совсем забыл про подземный ход.

Брис взялся за ручку люка:

– Здесь есть подземный ход?

– Надо же занимать Багга работой, а то он совсем обленится.

Часть складской стены отбрасывала достаточную тень. Вот оно, единственное место, где можно затаиться и наблюдать за входной дверью в жилище Техола. Брис Беддикт остановился. Его глаза хорошо видели в темноте. Там было пусто. Однако ноздри Бриса чувствовали вязкий, отдающий железом запах крови.

Выхватив меч, он подошел поближе.

Громадная лужа крови так и застыла среди булыжников, словно земля не желала ее принимать. Скорее всего, убитого полоснули по горлу и перевернули на живот, дав вытечь всей крови, а потом куда-то поволокли. Двойной след окровавленных подошв тянулся вдоль стены, заворачивал за угол и исчезал.

Королевский защитник двинулся по следу. Пройдя несколько шагов, он увидел в пыльной ямке отпечаток босой детской ноги. Ребенок, утащивший труп взрослого? Ну и ну! И скорее всего, эти же детские руки…

Беддикт переменил решение. Летерас, как и любой город, имел свою изнанку. Откуда, из каких нор появлялись его ночные обитатели, Брис не знал и не желал знать. Это был чужой мир, со своими охотниками и жертвами, куда ему незачем соваться. Ночные часы принадлежали Белой Вороне, и только отчаянные глупцы без надобности становились на ее пути.

Брис повернул в другую сторону и зашагал к дворцу. Его мысли были заняты средним братом. Нищета Техола и его равнодушие к жизни оказались всего лишь прикрытием. На самом деле могучий ум продолжал работать. Все это делало Техола весьма опасным человеком.

«Хвала Скитальцу, брат на моей стороне, – думал Брис. – По крайней мере, очень хочется верить, что он на моей стороне».

Старый дворец постепенно сдавал свои позиции. Еще немного – и весь королевский двор с многочисленными службами переберется во Дворец Вечности. Само здание старой резиденции стояло на просевшем холме, в ста шагах от речного берега. В зависимости от времени года река то приближалась к нему, то отступала. Остатки высокой стены говорили о том, что когда-то пространство между дворцом и рекой было отгорожено от остальной части города и что внутри находились какие-то постройки.

Вряд ли стену воздвигли, чтобы закрепить свое владение землей. Все постройки появились здесь еще до основания Первой империи. Наверное, стену сложили совсем по другой причине. Например, это место считалось у аборигенов священным. Однако переселенцы вряд ли питали к нему такие же чувства. Возможно также, что первые летерийцы были более сведущими в тайных знаниях (ныне безвозвратно утраченных) и потому уважительно отнеслись к приземистым яггутским строениям, посреди которых торчала диковинного вида башня.

История тех далеких времен превратилась в прах вместе с камнями стены, и бесполезно было искать ответы, просеивая пыль и роясь в чешуйках сланца. Горожанам появляться в этих местах не запрещалось, однако люди сами привычно обходили их стороной. Шестьсот лет тому назад тогдашний король издал указ, запрещавший снос древних строений и возведение на их месте новых домов. Время от времени предпринимались попытки отменить этот указ и подавались соответствующие прошения. Доводы были весьма убедительными, но королевская канцелярия всегда отвечала отказом.

Люди, далекие от магии, недоуменно чесали в затылке: и это в Летерасе, где все можно продать и купить?! Зато опытные гадатели на черепках отлично знали, каково назначение накренившейся квадратной башни, стоявшей в обрамлении узловатых корней. Яггутские строения имели самое прямое отношение к Обители Льда. Чародеи верили, что эта башня была самой первой из всех Башен Азатов.

При жизни Шарука Элаль не особо прислушивалась к рассказам местных жителей и даже посмеивалась над ними, считая досужими вымыслами. Однако, когда женщина оказалась между жизнью и смертью, недоверчивости у нее сразу поубавилось. Теперь окрестности серых щербатых стен таили для Шаруки немалую опасность. Она чувствовала родню, но не по крови. Здесь обитало целое семейство неупокоенных; тех, кто не мог или же не хотел перейти в небытие. В глинистой земле находились не могилы, а темницы. Азаты не отпускали своих детей.

Шарука ощущала: под землей есть также и живые. Точнее, заживо погребенные. За века заточения несчастные успели лишиться рассудка. Некоторые буйствовали, силясь вырваться из цепких объятий корней. Другие зловеще молчали, будто ждали конца вечности.

Воровка приближалась к яггутским развалинам. Над их кривыми стенами был виден третий, последний этаж квадратной башни. Ни одно строение здесь не стояло прямо. Своим чудовищным весом они словно бы выдавливали из-под себя пласты глины и песка. Стены густо поросли плющом. Его побеги тянулись также и к Башне Азатов, но, не достигнув ее, засыхали. Вокруг камней фундамента росла лишь желтоватая трава.

Шаруке не требовалось видеть кровавый след. Ее вели потоки запахов, разливавшиеся в душном ночном воздухе. Ориентируясь на них, женщина достигла развалин стены, окружавшей Башню Азатов.

С другой стороны, возле ствола скрюченного дерева, сидела девочка со странным именем Плошка. На вид ей было лет девять или десять: точный возраст ребенка никто не знал. Проклятие обрекло несчастную на вечное детство. Одежды на малышке не было. Ее бледную кожу покрывала корка грязи, а длинные волосы слиплись от засохшей крови. Труп, что лежал перед нею, наполовину погрузился в землю, увлекаемый туда тьмой.

Кому он достанется на прокорм? Азатам или их подземным узникам? Неизвестно. Впрочем, судьба трупов не волновала Шаруку. Земля поглощает их, и то хорошо.

Плошка подняла голову. Ее черные глаза тускло отражали звездный свет. Мешал густой слой плесени. Если его не счистить, мертвая девочка перестанет видеть.

– Почему ты отказываешься стать моей мамой? – спросила Плошка.

– Я уже говорила тебе: я не хочу быть ничьей матерью.

– А я сегодня шла за тобой, – сказала девочка.

– Ты всегда ходишь за мной, – вздохнула Шарука.

– Как только ты слезла с крыши, в тот дом пришел какой-то военный. За ним следили.

– И кого из двоих ты убила?

– Само собой, того, который следил. Я же хорошая девочка, забочусь о тебе. И ты обо мне заботишься.

– Ни о ком я не забочусь, Плошка. Ты ходишь в неупокоенных гораздо дольше моего. Ты давно живешь здесь, в подвале. Я приношу тебе тела.

– И всегда мало.

– Я не люблю убивать и делаю это, только когда у меня не остается выбора. И потом, не я ведь одна тебе помогаю.

– Нет, только ты одна.

– Ты правду говоришь, Плошка?

– Да. Остальные бегали от меня, как теперь бегают от тебя. Все, кроме того человека с крыши. Он что, тоже не похож на других?

– Не знаю, Плошка. Теперь я буду на него работать.

– Я рада. Взрослые должны трудиться. Тогда у них ум занят работой. А если думать не о чем, это плохо. И опасно. В голову сразу дурные мысли налетают. И от них всем становится плохо.