Стейси Холлс
Покровители

Глава 6

Ричард тихо похрапывал, а мне не спалось, я лежала рядом с ним, неподвижная, как бревно. В конце концов, поднявшись, пошла прогуляться по большой, залитой лунным светом галерее. В доме стояла тишина, а полированные половые доски поблескивали, словно снег. Я тихо ходила взад-вперед, с востока на запад и обратно, и половицы тихо поскрипывали под моими ногами. В спальню я вернулась перед рассветом. Не раз еще я рассматривала высохшую струйку крови, она постепенно растерлась по моей коже, показывая, что же произошло, вернее начало происходить, но прекратилось. Быстро опустив ночную рубашку, я не дала Ричарду возможности что-то заметить, тем более что он старательно смывал с себя овечью кровь. Ее запах доносился и до кровати, и я невольно испытала отвращение и страх, точно один только запах крови мог вызвать кровотечение и у меня.

Алиса говорила, что несколько дней она будет собирать травы, способные укрепить мои силы, но мне казалось, что с тех пор прошла уже целая вечность, поэтому нынешним утром, пока все завтракали, я отправилась выгуливать Пака, дав ему возможность побегать. Я не могла есть, мне казалось, что в животе у меня опять копошатся угри, но на сей раз, правда, только от беспокойства. Мы вышли из дома и, свернув направо, направились по дорожке вдоль газона к реке, мимо большого амбара и служебных построек. Почуяв запах Пака, гончие на псарне дружно заливались глупым лаем. Не обращая на них внимания, он продолжал спокойно обнюхивать углы и стены. Иногда меня брало сомнение, знал ли он о своей собачьей природе. Я раздумывала также, помнит ли он, какие испытания отягощали его щенячью жизнь до того, как я выкупила его, и надеялась, что он ничего не помнит.

– Доброе утро, госпожа, – приветствовали меня попадавшиеся навстречу фермеры и подмастерья, нагруженные орудиями, веревками и разнообразной утварью, о назначении которой я не имела ни малейшего представления.

– Доброе утро, – отвечала я, продолжая прогулку.

Наш особняк и все надворные постройки скоро исчезли за деревьями, скрывшими их, как зеленая драпировка. Вокруг прогулочной аллеи, уводящей нас от Готорпа, шелестела листва, и я следила за тем, как Пак носится по лесу, принюхиваясь к земле, с завидным рвением обследуя каждый куст и мелькая между стволами деревьев.

Мы прошли уже с четверть мили, когда я увидела впереди двух приближающихся к нам всадников. Отойдя к краю аллеи, я остановилась, вскоре узнав в одном из них крупную фигуру Роджера. Когда они подъехали ближе, он сказал что-то своей спутнице – женщине в простом шерстяном платье. Даже при моей близорукости я разглядела, что это не его жена Кэтрин. Спешившись, Роджер приблизился ко мне, держа в поводу свою лошадь, которая, как я заметила, была привязана также к его попутчице. Ее тонкие белые запястья обхватывали наручники, веревка от которых и тянулась к поводьям. Значит, пленница. Будучи мировым судьей, Роджер часто возил преступников по графству, а иногда переправлял их в тюрьму Ланкастера. Невольно задержавшись взглядом на ее связанных запястья, я не сразу обратила внимание на печальное лицо молодой женщины, на ее тонкие губы и умные темные глаза, взиравшие на меня с какой-то враждебной гордостью.

– Госпожа, мне приятно видеть, что вы решили прогуляться в такой чудесный день. Похоже, свежий воздух вам на пользу.

– Вы к нам в гости? – спросила я, протягивая ему руку для поцелуя.

– Увы, визит сегодня иного рода… скорее, по сути, приглашение для Ричарда. Он дома?

– Да.

– Свободен ли он нынче утром?

– По-моему, через час он выезжает в Манчестер, – солгала я, – собирается в дорогу.

Нет уж, я постараюсь сделать все возможное, чтобы Роджер не уехал, оставив меня наедине с матерью.

– А у вас все в порядке? – вежливо поинтересовалась я.

Он вновь кивнул. Но мне показалось странным, что он не представил свою спутницу.

– Очень жаль, – сказал он, – я как раз сейчас направляюсь в Эшлар-хаус.

– К Джеймсу Уэлмзли?

– Именно. Мне подумалось, что Ричарду могло быть интересно составить мне компанию… я проведу там два допроса, и был бы признателен ему за поддержку. – Он склонился ко мне. – Вашего мужа, дорогая, ждут великие дела. Вспомните мои слова: дожив до моих лет, он многого достигнет в государственном управлении, и я собираюсь помочь ему на первых порах. Я в свое время не имел таких родовых преимуществ, как у него – ведь его дядюшку уважали при дворе. Однажды я представлю Ричарда ко двору, и мне хотелось бы, чтобы он принял участие в нынешних событиях в Пендле. Это поможет ему снискать благоволение короны. Я доверяю его мнению, как и господин Уэлмзли, но сегодня нам придется обойтись без него.

Он оглянулся на свою попутчицу, чье молчаливое присутствие производило странно пугающее впечатление.

– Я слышал, вы наняли акушерку, – неожиданно сказал Роджер.

– Наняла, – удивленно прищурившись, подтвердила я, недоумевая, откуда он мог узнать об этом.

Ведь Ричард не виделся с ним с последней нашей охотничьей вылазки.

– Очень разумно, – просиял Роджер, – будем надеяться, что еще до конца года в Готорпе появится наследник. В прошлый раз вам помогала та же женщина? Из Уигана?

Я вдруг осознала, что из-за исходящей от его спутницы явной враждебности мне трудно сосредоточиться.

– Нет, – помедлив, ответила, – она из наших мест.

– Дженифер Барли? В свое время она приглядывала за Кэтрин.

– Нет. Девушку зовут Алиса, она из Колна.

И тут произошло нечто странное. При упоминании имени Алиса, спутница Роджера вдруг резко дернулась, напугав свою лошадь. Я взглянула на нее и быстро опустила глаза, заметив ее пристальный, устремленный на меня взгляд, исполненный какого-то зачаровывающего понимания.

– Надо будет придумать к вашим родам подарок, – заметил Роджер.

Он как ни в чем не бывало продолжал разговор, словно его совершенно не волновало присутствие пленницы. Он выглядел очень даже довольным.

– Что же можно подарить женщине, у которой есть все?

– А кто же ваша спутница, Роджер? Не могли бы вы представить ее мне?

– Пожалуйста, – сказал он, – познакомьтесь с Элисон Дивайс.

Сердце мое взволнованно забилось, по спине побежали мурашки. Получается, что Роджер открыто вывез на прогулку ведьму из Пендла, заехав и к нам в Готорп. Гордый взгляд Элисон подсказал мне, что она все понимает, и я почувствовала укол сострадания.

– Пусть вас не смущает ее наряд… это платье Кэтрин. Элисон жила у нас последние несколько дней. А теперь мы едем в Эшлар-хаус, чтобы повидать кое-каких ее родственников, – бодро произнес он, возвращаясь к цели своей деловой поездки.

Девушка не произнесла ни звука, лишь глаза ее злобно сверкнули. Молчаливую паузу вдруг прорезал донесшийся из леса пронзительный крик грача, и порыв ветра взметнул ветви ближайших деревьев.

– Передайте Ричарду мои наилучшие пожелания. Вы не забыли, что через неделю в пятницу ужинаете у нас в Риде? Кэтрин с нетерпением ждет встречи с вами.

– Ваше приглашение большая честь для нас.

Сделав легкий реверанс, я осмелилась еще разок взглянуть на Элисон Дивайс, она сидела в седле недвижимо, словно статуя, устремив пристальный взгляд вдаль. Приподняв шляпу, Роджер вскочил в седло. Я проводила их взглядом, заметив, как блеснули кольца на пальцах Роджера, махнувшего на прощание рукой. Тогда я позвала Пака и направилась обратно, в сторону дома.

* * *

Наступил последний день Великого поста, и, поскольку наша кухарка отлично запомнила, что моя мать не слишком любила рыбу, к обеду нам подали сырные пироги с картошкой, фрукты, хлеб и пиво. Я пощипывала мелкие кусочки и корочки, но уже так привыкла есть мало, что редко испытывала чувство голода.

Моя мать неодобрительно относилась ко всем нашим слугам, за исключением кухарки. Она считала их грубыми и неблагодарными и заявляла, что со временем у нас обязательно начнут пропадать шелка и столовое серебро. Иногда я даже подумывала, не забыла ли она, что гостит вовсе не в моем доме. Мне казалось, она скучала по временам своего владычества в Бартоне, где содержался роскошный штат слуг по сравнению с ее нынешним скромным манором. Первые годы мы с Ричардом обычно тайно величали ее Глорианой^[11] манора, ведь, прибывая после нашей свадьбы к нам в гости, она упорно пыталась руководить нами, словно мы оба были ее малыми детьми. В детстве мне не с кем было пошутить и повеселиться. Порой мы с Ричардом даже забывали о набранной в рот еде, когда она произносила вдруг нечто вроде «Право, Ричард, я еще не знала мужчин, увешанных, как вы, таким обилием драгоценностей» или «Вам следует заказать для подачи вина бутылки с вашим гербом – нынче это в моде, знаете ли. В Йоркшире уже многие обзавелись такими графинами».

А сегодня она решила поднять вопрос о гербах над камином.

– Ричард, я вижу, что на ваших гербах над камином еще не добавлено имя моей дочери, – заявила она, имея в виду пять квадратных деревянных резных панелей с именами разных членов рода Шаттлвортов.

Резные инициалы Ричарда украсили четвертую панель еще до нашего венчания. Он намеревался вызвать резчика, чтобы добавить к своим и мои инициалы, да пока не нашел времени, поэтому пока буквы «R» и «S» выглядели одиноко, ожидая моей компании. Воспринимая сие обстоятельство как оскорбление, моя мать, естественно, не могла его стерпеть, словно эта деревянная панель была единственным свидетельством моего существования, а не просто украшением интерьера.

– Мама, это не самое срочное дело, – возразила я.

– Разве четыре года не достаточно долгий срок?

– Я непременно добавлю этот пункт в постоянно растущий список насущных дел, – доброжелательно ответил Ричард.

Мать решила, что уедет завтра, в Светлое Христово Воскресение, и мы все вместе отправились в церковь. Возможно, мне показалось, но накануне вечером я почувствовала, что моя талия округлилась. Сидя на субботней службе и глядя на свои аккуратно сложенные на коленях руки, я размышляла, где же может пропадать Алиса Грей и чем она вообще занимается. Местные прихожане разглядывали меня несколько дольше обычного; я понимала, что выгляжу не лучшим образом. Последнее время я предпочитала носить черное… лишь на фоне черных платьев мое посеревшее и тусклое, как дождевые облака, лицо, выглядело более светлым. Появление моей матери также привлекло дополнительное внимание. Она хранила на лице выражение смиренного равнодушия, но я знала, что душа ее урчала, как довольная кошка.

Во время службы, внимая голосу священника, я подняла взгляд над рядами шляп и чепцов, поискав золотистые локоны, но, увы, таковых не нашла. Зато перехватила взгляд молодой женщины, сидевшей наискосок от меня на одной из соседних скамей, под ее добротным теплым плащом явно выделялся округлый живот. Она разглядывала меня в откровенной дружелюбной манере, свойственной простым селянкам, ее взгляд, казалось, говорил: «У нас с вами одна участь». Но она ошибалась, и я предпочла быстро отвести глаза.

Чувствуя, что мои руки совсем заледенели, я сунула их под себя и сидела на них, пока они вконец не онемели. Сегодня утром меня опять мучили приступы тошноты, навязчивые и непрошеные. Колн находился в нескольких милях отсюда, и там был свой приход, поэтому вряд ли Алиса захаживала в церковь Святого Леонарда. Но она работала в пивной «Рука с челноком» меньше чем в миле отсюда; осмелюсь ли я проявить нетерпение и навестить ее там? Я приглашала ее зайти к нам в Страстную пятницу, но она сказала, что сможет прийти только после Пасхи.

Через несколько скамей от нас сидел аптекарь вместе со своей семьей, его безмятежное лицо обращалось к кафедре, как цветок к свету. Выращивала ли Алиса травы сама или покупала в его лавке? И если покупала, то будет ли она благоразумно сдержанна? Джон Бакстер, младший приходский священник, обладал высоким, ясным голосом, звонко возносившимся под своды храма и изгонявшим пустынный мрак из всех углов.

– «…Ирод, увидев Иисуса, очень обрадовался, – провозглашал он, – ибо давно желал видеть Его, потому что много слышал о Нем и надеялся увидеть от Него какое-нибудь чудо…»^[12]

На кафедре перед ним лежала новая Королевская Библия^[13], которую мы купили для него в Лондоне. Я тогда впервые попала в типографию, разместившуюся в высоком и узком, как шкаф, доме в деловом центре. По окрестным улицам носились мальчишки-разносчики с корзинами на головах, словно мы попали в древнюю Галилею. Зайдя в ту типографию, я словно попала в некий совершенно особый мир, пропитанный знаниями, насыщенный запахами бумаги и чернил, но отчасти похожий на какую-то пыточную камеру с огромными скрипучими хитроумными приспособлениями из дерева.

– «…Первосвященники же и книжники стояли и усильно обвиняли Его. Но Ирод со своими воинами, унизив Его и насмеявшись над Ним, одел Его в светлую одежду и отослал обратно к Пилату»^[14].

Эту новую Библию издали в прошлом году, и мы приобрели три экземпляра: один для дома, второй для церкви, и третий для матери Ричарда. Все книги были красиво отделаны, с золотым обрезом и тонкими, как цветочные лепестки, страницами.

– «…Но они кричали: распни, распни Его! Он в третий раз сказал им: какое же зло сделал Он? Я ничего достойного смерти не нашел в Нем; итак, наказав его, отпущу. Но они продолжали с великим криком требовать, чтобы Он был распят»^[15].

Джон Бакстер был стар, его пергаментное лицо цветом напоминало листы Библии, однако голос его звучал с молодой мощью над покашливающими, шаркающими и шепчущими младенцами-прихожанами. Я почувствовала странную легкость в голове, словно вдруг превратилась в песочные часы, которые настала пора перевернуть.

– «Ибо приходят дни, в которые скажут: «блаженны неплодные, и утробы неродившие, и сосцы непитавшие!» Тогда начнут говорить горам: «падите на нас!» и холмам: «покройте нас!»^[16].

Я почувствовала, как мать рядом со мной нервно поежилась, и наши юбки соприкоснулись. Из-за тугого корсета я с трудом дышала, на шее пульсировала набухшая жилка. В голове царила полнейшая пустота, и мне подумалось, что она сейчас отделится от шеи и, точно перышко, воспарит под церковные своды.

Джон Бакстер призвал нас подняться, и толпа прихожан встала со скамей, увлекая меня за собой, очертания кафедры затуманились и поплыли. А потом все поглотила тьма.

* * *

На следующее утро, предпочтя не ждать у окон прихода Алисы, я решила присоединиться к Ричарду на лужайке, где он приучал к охоте своего нового сокола. С отъездом матери грозовая туча рассеялась, но ее заменило более привычное мне пасмурное настроение. Осторожно пройдя по влажной траве к стоявшему около лестницы Ричарду, я тихо остановилась за его спиной, чтобы не напугать птицу, шнуром привязанную к его запястью. Ослепленная колпачком, она в смятении летала над нами, привлеченная запахами куриного мяса, исходившего из сумки, висевшей на бедре Ричарда. Обучение ловчих птиц было настоящим искусством, и Ричард уже мастерски освоил его. Пощелкав языком, он потянул за шнур, и сокол начал спускаться, сужая круги, пока не опустился прямо на его перчатку. Тогда он бросил соколу кусочек мяса.

– Мне так и непонятно, почему вы сами занимаетесь обучением, позволяя сокольничему бездельничать, – призналась я, – удивительно: как вам только это не надоест?

– Но такое занятие доставляет мне большое удовольствие, – спокойно ответил он, – и, кроме того, птица всегда будет слушаться вас только в том случае, если вы сами пройдете с ней весь путь обучения. Преданность заслуживают, а не требуют.

Вновь слетев с его руки и быстро достигнув конца привязи, птица испуганно заверещала.

Эту охотницу отловили в Турции. Если она будет продолжать так истошно кричать, то не надо будет привязывать ей никаких бубенцов.

– Наверное, она ругается на вас, – поддразнила я.

– Я не знал, что вы знакомы с турецким языком.

– Вам еще многое предстоит узнать обо мне.

Мы обменялись улыбками, и мои тревожные мысли вновь всплыли в голове. Я попыталась отделаться от них.

– Вас что-то беспокоит? – поинтересовался Ричард.

Как просто было бы пойти и достать то злосчастное письмо из ящика комода!

«Скажите, почему вы скрыли его от меня, – могла бы спросить я, протянув ему письмо, – скажите мне, что все это неправда».

Но я лишь покачала головой и попыталась опять сосредоточиться на птичьих полетах.

– Роджер пригласил нас в пятницу на обед, – сказала я.

– Да, он говорил мне, что встретил вас на прогулке. Он заезжал сюда со своей ведьмой?

– Она показалась мне на редкость странной. Не знаю, что меня больше успокоило – безразличие Роджера к ее присутствию, или она сама. Однако она ведь, должно быть, опасна, иначе он не надел бы на нее наручники. И зачем вообще Роджер притащил ее к нашему дому?

– Он сделал ее своей постоянной спутницей. Пока она у него на глазах, он занимается королевскими делами. Не сомневаюсь, что он избавится от нее, добившись от нее нужных ему признаний.

– По-моему, вы считаете вашего друга слишком ожесточенным и бессердечным.

– Дорогая, ваши взгляды еще слишком невинны и простодушны, – искоса глянув на меня, возразил он и добавил, мягко коснувшись пальцем кровоподтека, расцветшего на моем виске: – видимо, вы сильно ушиблись.

– Зато этот синяк добавляет колорита моему наряду. Но более всего пострадала моя гордость… ведь я хлопнулась в обморок на глазах всего прихода.

– Наверное, нам лучше ограничить пока ваши перемещения домашними стенами. Сначала вы упали с лошади, а теперь еще потеряли сознание в церкви. Что же нам с вами делать?

К дому за нашими спинами подвезли бочки с вином, их уже закатывали в погреб по каменному желобу. Внимание Ричарда вновь вернулось к птице, и я, проследив за его взглядом, восхитилась ее блестящими когтями и плавными взмахами ее крыльев и, конечно же, сдерживаемым привязью полетом. После нескольких месяцев обучения, для начала ей предложат в качестве добычи тушку зайца, набитую живыми цыплятами, далее ей придется поймать зайца со сломанной лапкой. Где, интересно, я буду к тому времени, когда она вылетит на свою первую настоящую охоту? Может, упокоюсь на церковном кладбище?

Сокол с пронзительными криками пролетал над нами, и взмахи его крыльев перемежались с отдаленным стуком копыт. Ричард призвал птицу обратно на перчатку, и именно в тот момент у меня впервые возникло абсолютно новое ощущение: я почувствовала шевеление ребенка. Я совершенно безошибочно ощутила его, однако оно прекратилось еще до того, как я осознала случившееся. Это произошло так быстро, что мне подумалось, уж не разыгралось ли мое воображение? Правда, однажды я уже испытывала такое ощущение: словно я превратилась в бочку с водой и во мне плавала рыба. Я схватила Ричарда за руку, все мое существо исполнилось ликования.

– Что с вами, Флитвуд, хорошо ли вы себя чувствуете?

– Да, – солгала я, – малыш… я почувствовала его шевеление.

– Но это же чудесно! – просиял он, и я невольно ответила ему широкой улыбкой.

Птица нетерпеливо взмахивала крыльями, и мои радостные мысли рассеялись, не успев угнездиться в памяти.

– Алиса, должно быть, уже направилась к нам… пожалуй, я поеду встретить ее на колнскую дорогу.

– Ваше запястье уже достаточно окрепло для езды?

– Почти как новое. – Я показала ему перевязанную руку.

* * *

Радуясь свежему воздуху, я ехала вдоль реки по лесистому берегу, и с каждым шагом лошади осознавала, как мои мысли о собственной жизни начинают менять направление и отдаляться, сменяясь размышлениями о жизни Алисы. Ведь я так мало знала о ней. В тот день, когда она спасла меня и мы уже приближались к крыльцу нашего дома, я спросила ее об отце, и Алиса сообщила мне, что он болен и не может работать. Интересно, крепки ли между ними родственные связи, или Алиса мечтает выйти замуж и тоже уехать из родного дома?

Судьбы бедных девушек разительно отличаются от судеб богатых, которым, точно откормленным к Рождеству индейкам, остается лишь сидеть по домам в ожидании прибытия неведомого мужа. Бедные девушки могут сделать собственный выбор, вероятно, даже на равных с мужчинами: их внимание, к примеру, может привлечь сосед или продавец в лавке, где они каждую неделю покупают мясо. Я попыталась представить Алису рядом с мужчиной – как она ласкает его лицо длинными белыми пальцами, как он склоняет голову к ее золотистым волосами… и не смогла.

Лес поредел и расступился перед широким лазурно-голубым окоёмом, впереди, точно свежее белье на постели, расстилались зеленые холмы. За речной излучиной мне пришлось свернуть с холмов, опять углубившись в Хэггвуд, предназначенный для вырубки лес. Стук лошадиных копыт стал тише, и вскоре я увидела впереди на поляне две фигуры – женщины в буроватого цвета платьях и белых шапочках. Они пока не замечали меня. Я слегка натянула поводья, лошадь замедлила шаг, и тогда я узнала в одной из них Алису, ее громкий и сердитый голос разносился между деревьями. Соскользнув с седла, я молча пошла к ним навстречу по мшистой земле и остановилась за деревом, откуда смогла лучше разглядеть вторую женщину.

Такое уродливое лицо я видела впервые в жизни… оно казалось пугающе страшным. Очевидно, она жила в бедности. Мешковатое и бесформенное платье она сшила, похоже, сама из какой-то дерюги, оно лишь уродовало очертания ее худосочной фигуры. Но особую тревогу вызывали ее глаза: они располагались на ее лице на редкость нелепо, совсем не так, как у обычных людей. Один глаз, расположенный выше, смотрел вверх на листву окружавших ее деревьев, а другой, расположенный ниже на ее щеке, обозревал древесные корни. Лучше или хуже она все же видела благодаря такой особенности. Открыв рот и слегка высунув язык, она слушала Алису, ее тихий и в то же время резкий голос.

Мне не удавалось разобрать слов, но когда я подалась вперед, то вздрогнула, заметив, как кто-то движется ко мне. Из-за деревьев появилась тощая коричневая собака с всклокоченной, свалявшейся шерстью и, обогнув меня, потрусила к разговаривающим женщинам, но они не обратили на нее ни малейшего внимания. Тогда, пробежав между ними, она опять скрылась в лесу. Наверное, она пришла вместе с этой уродливой особой. Я уже подумала, что лучше уйти, пока меня не заметили, но тут Алиса шагнула в ту сторону, где прятались мы с лошадью, и я замерла. И тогда раздался скрипучий и дребезжащий голос второй женщины, видимо, она высказывала какие-то предостережения или указания.

Где-то вдали залаяла скрывшаяся в лесу собака, и ее хозяйка быстро оглянулась, но перед этим успела бросить в мою сторону – напугав меня до жути – взгляд своих дико странных глаз. По всему моему телу побежали мурашки, и я лишь надеялась, что сквозь листву мое зеленое платье трудно заметить. Она опять сказала что-то Алисе и, развернувшись, с трудом поплелась вслед за собакой, продолжая бормотать себе под нос.

Алиса еще немного постояла на полянке, и я заметила, как сжимаются и разжимаются ее кулаки. Потом она поежилась и, обхватив себя руками, растерла плечи… она выглядела такой хрупкой и уязвимой, что мне стало стыдно за то, что я тайно наблюдала за ними. Алиса быстро пошла в другую сторону, прямо к реке.

Странно, но я нигде не заметила ее лошади, не слышала также и стука копыт по лесной дорожке. Не зная, как лучше поступить, я поглядывала ей вслед, а потом забралась в седло и, пустив лошадь легким галопом, поскакала к дому короткой дорогой. Запыхавшись, я спешилась у крыльца, обернулась, окинув взглядом подъездную дорогу, и вскоре увидела ее ссутулившуюся фигуру, она быстро шла от реки, появившись из-за деревьев в восточной части парка. Ее походка отличалась уверенной грацией, она ловко, как кролик, пробежала по лужайке перед домой, согнувшись от встречного ветра. Она не надела даже плаща. Лицо ее хранило мрачное выражение, она выглядела явно встревоженной.

– Где же твоя лошадь? – сразу спросила ее я.

Она помедлила с ответом, услышав собачий лай с той стороны, откуда пришла. И рассеянно оглянулась.

– Алиса?

Входная дверь открылась, и на крыльцо вышел Ричард.

– Какая радость, две дриады вернулись из леса. Добрый день, мисс Грей.

– И вам того же, сэр, – кивнула Алиса, опустив глаза.

– Надеюсь, вы хорошо заботитесь о моей жене?

Алиса вновь кивнула.

– Флитвуд, вы полагаете, ваша лошадь сама вернется в конюшню? – спросил Ричард.

Собравшись с силами, я взяла поводья, готовая еще немного прогуляться до конюшни, но Ричард остановил меня.

– Возможно, ваша повитуха сумеет отвести ее.

Я взволнованно глянула на Алису, она выглядела расстроенной и была бледнее, чем обычно.

– Если ты, разумеется, не против? – обратился к ней Ричард.

С каким-то страдальческим выражением лица Алиса взяла у меня поводья. Проводив ее взглядом, я видела, как она, сгорбившись, шла рядом с животным, и потом, подобрав юбки, поднялась на крыльцо и направилась в дом.

– Она выглядит слишком молодой для акушерки, – заметил Ричард, когда я прошла мимо него в полутемную прихожую.

Входная дверь захлопнулась, и от сквозняка ярче вспыхнули неровные язычки пламени в настенных фонарях.

– На мой взгляд, она примерно вашего возраста.

– И все же, полагаю, что нам лучше поехать в Лондон. Там есть множество акушерок, ежедневно принимающих младенцев.

– О, Ричард, не вынуждайте меня ехать в Лондон. Мне так хочется, чтобы наш сын родился в своем родном доме, – видимо, мой довод подействовал, и Ричард мягко пожал мою руку. – Алиса должна осмотреть меня, мы будем в моей комнате.

* * *

Когда спустя минут десять она все еще не появилась, я поднялась с ковра, где гладила Пака, и вышла на верхнюю площадку лестницы. Там я и увидела ее, она стояла под нашим с матерью портретом и разглядывала его. Она не знала, что я наблюдаю за ней, и я заметила, как поднялись уголки ее губ, словно она улыбалась, погрузившись в какие-то приятные воспоминания.

– Ну и что ты думаешь о моей матери? – спросила я, слегка напугав ее.

– Она очень… умная, – ответила она, вызвав у меня усмешку. – А рядом вы? – Она кивнула на девочку на картине.

– Чему ты улыбалась?

– Для такой маленькой девочки у вас слишком серьезное лицо. Вы напомнили мне о… – Ее голос упал.

– Кого же?

Но так ничего и не ответив, она мотнула головой, словно выбрасывая из нее какое-то видение, подобрала юбки и поднялась ко мне. Мы зашли в гардеробную с очевидно заметной выдвижной кроватью, где временно спал Ричард, и тогда я заметила, что она пришла с пустыми руками, хотя обещала принести какие-то травы.

– Моего мужа заинтересовал твой возраст, – сказала я, закрывая дверь.

Она приоткрыла рот, но ничего не сказала, лишь ее плечи слегка поникли.

– Я и сама не знаю.

– Ты не знаешь, сколько тебе лет? – Я изумленно взглянула на нее. – Ладно, а когда у тебя день рождения?

– Наверное, мне немного больше двадцати лет, – ответила она, пожав плечами.

– Так ты не знаешь дня своего рождения?

– К сожалению, я должна вам кое в чем признаться. Я потеряла ту лошадь, которую вы дали мне.

– Как это потеряла?

– Я привязала ее около своего дома, а на следующее утро ее там уже не было.

Всем своим видом она выражала сожаление, а я мысленно отругала себя за глупость. Мне даже не пришло в голову спросить, есть ли у них конюшня, хотя ее, разумеется, не было. Мне следовало дать ей денег, чтобы она могла оставить лошадь на постоялом дворе или ближайшей ферме. Она ошибочно приняла мое молчание за глубокое недовольство и продолжила:

– Я верну вам деньги, буду работать бесплатно. Сколько стоят лошади?

– Не знаю… может быть, несколько фунтов? – Ее лицо погрустнело. – Не переживай, забудем об этом, я буду платить тебе, как договорились, – не слишком уверенно сказала я, осознавая, как ужасно может расстроиться Ричард.

Как же я сообщу ему? Не важно. Раз Алиса уже пришла, надо сосредоточиться на насущных делах.

Я спросила, что она мне принесла, и она, отойдя к комоду, подняла свои юбки и, достав из привязанного к нижнему белью мешка льняные свертки, выложила их на полированную поверхность; в этих свертках оказались какие-то травы разных оттенков зеленого цвета. На ковре величественно дремала собака, и в топке бодро и весело потрескивал огонь, придавая моей гардеробной атмосферу жаркой кухни. Не зная, что делать дальше, я присела на кровать.

– Ты похожа на странствующую травницу, – заметила я, – на Ричарда это произведет хорошее впечатление.

– Укроп, бархатцы, лаванда, ромашка, – пояснила она, показывая соответственно на разные связки трав.

Она взяла первый пучок: мягкий и воздушный с перистой зеленью.

– Пусть ваша кухарка измельчит укроп и смешает с маслом, эту смесь вы можете добавлять к разным мясным, рыбным или любым другим блюдам.

– А чем все это полезно?

– Многим. Вот эти лепестки, – она взяла щепотку маленьких желтых цветков, – можно подсушивать и добавлять в горячее молоко или использовать как приправу для сыра. Вас будет меньше тошнить, если каждое утро и на ночь вы будете выпивать по чашке горячего молока, настоянного на бархатцах.

Я кивнула, мысленно повторив: масло, горячее молоко, сыр.

– Лаванду, – продолжила она, – надо залить дождевой водой и настоять, и если вы окропите такой настойкой ваши наволочки, то будете лучше спать и избавитесь от дурных снов.

Она выразительно посмотрела на меня, и на мгновение я задумалась, рассказывала ли ей о своем кошмаре. Откуда она узнала? Алиса вновь подняла свой передник и двумя пальцами извлекла стеклянный пузырек.

– Я сама уже приготовила вам немного… это единственная имеющаяся у меня бутылочка.

Она подошла к кровати и, наполовину прикрыв горлышко пальцем, слегка потрясла пузырек над подушками и стеганым одеялом. Внезапно она склонилась и начала что-то разглядывать.

– У вас выпадают волосы?

Я смущенно коснулась волос там, где они едва покрывали подложенные валики.

– Да.

Я не видела выражения ее лица, но она, казалось, думала только о том, как получше окропить лавандовой водой мое постельное белье. Минуту спустя она вернулась, вручила мне пузырек и взяла горстку похожих на маргаритки цветочков.

– «Выросло много ромашек вдоль дорожки, там где ходили наши ножки», – процитировала я, – знаешь такой стишок?

– Нет, – коротко ответила она, – замачивайте эти цветы также в горячем молоке, потом процедите, и можно пить. И последнее. – Она взяла длинными пальцами какую-то узкую щепку, похожую на древесную кору. – Это ивовая кора. Пожуйте ее, если у вас появятся внутренние боли… она поможет.

– А где ты все это раздобыла? В падихамской лавке?

– У знакомых, – ответила она.

– Знахарок?

– Большинство женщин разбираются в целебных травах.

Не знаю, может, она поддразнивала меня.

– А им можно доверять?

Алиса пристально посмотрела на меня.

– По мнению короля? Нет. Он не дает им спокойно трудиться. Но люди-то продолжают болеть, умирать, рожать детей, и не у каждого есть королевский лекарь. Король наш перепутал знахарок с ведьмами.