Соломон Корвейн
Цена верности: пастырь крови

«Зачем вы приносите Единому жертв бесполезных множество? Возвещает мне Господь – «Я пресыщен всесожжениями жертв ваших и крови проливаемой не желаю. Не приносите больше жертв и дарений ненужных: злато, сребро и ладан отвратительны. Праздники ваши не видеть нельзя. Беззакония оплот ваши праздники! И молитвы ваши тщетны, к чему руки, которыми на грех скоры, простираете к чистым небесам? Тщетно это. Приметите очищение, отрекитесь от злого делания, встаньте на пути добра, разыскивайте правду, спасайте угнетенного, защищайте сироту, вступайтесь за вдову».

– Из «Книги Завета». Корпус текстов «О деянии Пророков».

«Предательство, отступление от клятв – это не просто преступление, если оно творится не из-за злата, земель и благ для плоти. Нам должно тщательно исследовать механизмы крушения верности, за какие нити дёргает враг света. Кто знает, какая трагедия может стоять за каждым попранием клятв и какие грани души были задеты? И дабы в дальнейшем не дать пасть многим, нам просто необходимо раз за разом исследовать дела великих предательств и отступничеств, копаться в пепле истории. Ради будущего, ради жизни».

– Иероним Грезель, архикардинал Ордена Света.

«Лицемерие – отрава многих душ, яд для общества и оружие тиранов».

– Матиэль Искандар, верховный магистр Ордена Света.

Пролог

Континент Митраль. Праведная Империя Герементов.

Неверие… это было первое чувство, которое накрыло высокого мужчину в миг, когда клинок столкнулся об арбалетный болт. Он даже не мог и подумать, что увидит подобное. Впрочем, для восхищения нет времени – пред ним и его столь удачливым напарником ещё полдюжины противников, и один из них вновь натягивает тетиву.

– Давай, в следующий раз может не повезти, – призвал к бою парень, отходя к окну.

Два воина действуют как один. На них чёрные облегающие одежды, плащи и нагрудные знаки в виде серебряной чаши, выдающие агентов Церкви¹. Их боевое мастерство и приёмы практически идентичны, что вводят в ступор «врагов истины». Но недолгое замешательство сменилось рьяным наступлением.

– Смерть церковникам! – прорычал мужчина в кольчуге и рванул вперёд, замахиваясь грубым топором.

Воин «Общины Завета» был готов к этому и ловко ушёл от нисходящего удара и что было силы, направил палаш колющим движением в бок. Кольца лопнули, поддоспешник не выдержал напора острозаточенного меча, и холодная сталь «поцеловала» плоть неприятеля, а душа стремительно покинула тело.

– Суки! Они убили Фадъяра! – с перекошенным от злобы грязным лицом кричал отступник, потрясывая молотом. – Убью засранцев!

Второй же решил использовать ту кроху ментальной силы, которой наградил его Создатель при рождении. Вскинутая рука озарила тёмное помещение, и с ярко-алых пальцев вырвался поток сверхраскалённой энергии. Раскаты молний прогремели по каменному полу, отогнав еретиков прочь и оставив чёрные отметины на камне. Треск «небесного огня» разнёсся по катакомбам замка, а запах озона перебил железные ароматы крови.

– За свободную коммуну! – крикнул арбалетчик, обвешанный лохмотьями, вновь взводя оружие. – За Люторские свободы²!

Но стрелок так и не успел использовать оружие. Брошенный нож с лёгкостью вошёл в незащищённое горло, кровь хлынула из шеи, ручьём полилась по телу. Церковники использовали момент и сами перешли в наступление. Два меча расписали полотно битвы с поразительной быстротой. Древко молота блокировало длинный полуторный клинок, но тут же сталь метнулась вниз и с презрением к кожаным накладкам на одежде, рассекла брюхо отступника. Ещё один, визжа и крича, лишился пальцев, а затем заткнулся… острие спокойно вошло в грудь и тело плюхнулось.

– Сдаёмся! – крикнул мужик, откинув дубинку и подняв руки, чем остановил неумолимое движение смерти.

Его примеру последовали оставшихся двое и под ноги со грохотом полетели два топора. В небольшом пустом помещении стало тихо – звон оружия полностью сошёл на нет, битва прекратилась.

Теперь устрашающие фигуры церковников в тусклом свете настенных факелов можно было разглядеть получше. Два строго одетых мужчины сурово взирали на крестьянских мужиков, погнанных в катакомбы на патруль. Чёрные плащи из зачарованной кожи покрывали такого же цвета нагрудные пластины, тонкие и неимоверно крепкие, выкованные эльфами. В руках сияют начищенные длинные мечи, украшенные слабо сверкающими каллиграфическими надписями, которые не каждый аристократ себе способен позволить себе. Лицо скрыто тенью от широких фетровых шляп. Образ истинных слуг Церкви довершает только золотой значок чаши у сердца, символ «Общины Завета», железной рукой держащей общество.

– Сучьи потроха, что вам надо?! – раскричался белобрысый крепко сложенный мужик с копной русых волос.

– Не смей осквернять слух мой речами скверными, побойся Господа, – пригрозил палашом мужчина, подведя его к горлу. – Вы предали мать-Церковь и встали на сторону мятежников.

– Тише, брат, нам сейчас не это нужно, – второй агент своим мечом осторожно коснулся клинка «друга», тихо заговорив. – Что вы делаете в катакомбах? Вас не должно тут быть.

– Сотник в патруль отправил. Он разумел, что говнюки найдут крытый ход у речки Жеппы и попрут через него. Прав был старик-самодур.

– Разве мы похожи на слуг императора? Поверь, те дебилы-командиры из армии герцога не додумаются, что можно придумать нечто лучшее, нежели идти в мясной штурм на стены.

– Брат, нам нужно идти дальше. Хватит слушать их.

– Подожди, – мужчина вновь обратился к повстанцу. – Когда ты в последний раз видел своего князя?

– Какая тебе разница, ублюдок? – гаркнул лысый мужик, сжав мясистые кулаки.

– Он на солнечном свету появился? – стоически продолжал парень, покачав головой. – Я не инквизитор и до вашей ереси мне нет дела.

– Нет. Месяца три мы нашего господина не видели… обычно он сам объезжал деревни, к бабам иногда… заглядывал. А тут его резко как отрезало.

– Хорошо… очень хорошо. Ты всё правильно сделал, – слуга Церкви высоко поднял руку, её окутало зелёное свечение, а в уме складывались мыслеформулы, органично соткавшие заклятье из вихрей «моря»³. – Праведная Империя вынесет вам приговор. Когда сюда придёт. А теперь – спите.

Изумрудно-ядовитая дымка сорвалась с перекрещенных пальцев, окутала головы мужиков, ласкающими языками «облизала» лица, впиталась в плоть. Они зевнули, покачнулись и грохнулись на пол, захрапев на всё помещение.

Секундой позже раздался страшный отдалённый грохот, стены затряслись, и пыль осыпалась на плечи мужчин. Затем ещё раз, словно небеса разразились устрашающим приумноженным громом.

– Похоже имперские войска пошли на штурм. Мы должны спешить… лишь бы он не посмел уйти раньше.

– Ты думаешь, что князь – заражённый?

– Да, ты же видел те тела в яме и отметины на них. Похоже, князь продался коммуне не просто так, на него эмиссары сепаратистов могли надавить, шантажировать.

– Но ведь князь не наша цель… мы должны добыть артефакт, руну телепорта, которая так сильно нужна Церкви.

– Знаю. Церковь нас послала за ним и письмом. Но и князь может быть с этим связанным. А теперь, – воин указал на дверь, – поспешим. Если мы промедлим, то добыча достанется имперским войскам.

– Брат, думай не о добыче, – охотник Церкви шагнул дальше, кутаясь во тьму, – а о том, как послужить Церкви. Посмотри на этих отступников, поганцев, живую мерзость в глазах Отца, – меч показал на еретиков, – они тоже думали более о земном, нежели о горнем, о том, как упростить жизнь утробы своей.

– Ты понимаешь о чём я, – грозно произнёс мужчина.

– Да. Прошу тебя, брат, давай лучше не станем обращать внимание на князя, на письма. Пусть его судьбу вершит Господь и герцог. Чувствую я, если мы сможем попасть в беду, если не сконцентрируемся на миссии.

Глава 1. По воле сильнейших

Спустя полгода. Церковное Государство. Штраффаль.

– Скажи, Этиен, ты действительно хочешь там быть? – вопрос прозвучал от высокого мужчины, полностью «закованного» в чудесный доспех, украшенный символикой пламени на сюрко. – Почему ты не хочешь решить этот вопрос завтра? Его высокопреосвященство владыка Лаодикий сейчас отправляется на один из важнейших Соборов в нашей истории и его не нужно отвлекать, ибо будут они решать дела Господни.

– Я-я в-всё понимаю, г-господин рыцарь, – склонил голову молодой юноша, почесав копну чёрных смолянистых волос, его пальцы опустились в сумку у бедра, и ладонь вытащила скомканный пергамент. – Это п-приглашение его преосвященства на Собор. Он хочет, чтобы я там присутствовал, после чего даст з-задание.

Бледный чуть заострённый лик парня нашёл отражение в зеркально начищенном красно-белом гранитно-мраморном полу. Он чувствовал неприятную щекотку в груди, было тяжело дышать в присутствии рыцаря из Ордена Света, но всё же молодой инспектор вынужден собраться, чтобы ревнитель веры и стали счёл его достойным заветного ключа.

– Хм-м-м, – зарычал воин, взяв бумагу и став расхаживать под звон кольчуги. – Приглашение говоришь? От самого архиепископа говоришь, – он развернул пергамент, глаза расцветки серебра «пробежали» по строкам, узрели печать из сургуча с геральдической красивой чашей и звездой – символом квартальной епархии… этого оказалось достаточно, чтобы убедить хранителя «допусков». – Хорошо, ты сможешь пройти. Но это неслыханно… вместе с епископами и отцами Церкви со всего известного мира будет присутствовать младший слуга Инквизиции.

Этиен кивнул, чувствуя лёгкую радость от того, что ему больше не придётся с повинной головой стоять пред рыцарем, который явно думает, что весь мир ему должен. Парень поднял голову, вновь посмотрев на обитель Ордена⁴. Холодная и суровая, выполненная в полной строгости с правилами Церкви, она украшена декоративными железными мечами на каменных стенах, потемневшими канделябрами, грубо сколоченными скамьями. Сквозь узкие окна проникают лучи тусклого света, слабо борющиеся с мистическим зловещим мраком. Единственное, что является явно неуместным изыском, так это белые стяги с багровым геральдическим солнцем и дорогой пол.

– Держи, – глаза различили блеск в ладонях рыцаря.

Инспектор осторожно взялся за латунный ключ, погладил его и спрятал в карман накидки. Радость разлилась по телу, пленила его и на миг опьянила. Только нога начала двигаться, как ум разразила мысль, навеянная суровым ликом воителя, погладившим рукоять длинного бастарда.

– Позвольте уйти, – попросил «сын Инквизиции», вспоминая, что в Церковном Государстве статус рыцаря равен положению дьякона.

– Ступай, юнец. И помни – «идти против Церкви, значит идти против Бога»!

Этиен склонил главу, поклонился и вылетел из Обители, скрипнув тяжёлыми деревянными дверями. Его ждали улицы главного религиозного центра – Штраффаля. Города великой святости и оплот греха, ставшего центром священства, которое взяло на себя бразды правления довольно обширной территорией в латиконской области, омываемой тёплыми водами Светлого моря и моря Ионанна. На юге от него лежит славное Королевство Силлийское, на севере Праведная Империя Герементов, а на северо-востоке анклавы Республики Венцо.

Солнца не было видно – над головой всё от края до края горизонта скрыла молочно-белая пелена, гнетущая атмосферу. Но не мрачное небо стало источником меланхолии для большинства людей и нелюдей сего града, а тяжёлые времена, невзгоды и испытания. Каменные бесцветные дома словно возвещали о том, что сам смех, веселье и праздники тут неуместны. Только молитва и покаяние, подпитываемые запахами благовоний и гулом литаний, а так же праведным страхом, насаждаемым железным кулаком.

Глубоко втянув прохладного осеннего воздуха, он шагнул вперёд, стянув по сильнее края накидки, защищаясь от колючего ветра. Вместе с прохладой воздух принёс и нотки смрада нечистот, смешанные с тухлой капустой и вонью гнилой древесины. Высокие кожаные сапоги захлюпали по лужам на брусчатке, захрустели по опавшей листве. Редкие деревья скрипели на ветру и пускали в вихревый воздушный танец «опавшее золото».

Парень потряс ногой, ощутив неприятную прохладу на стопе, а затем почувствовал влагу.

«Сапоги совсем прохудились», – осерчал юноша и продолжил идти, ещё сильнее нахмурившись от того, что его пяти серебряных монет едва ли хватит на еду до конца месяца.

«Я же только стал инспектором, ждать новых денег ещё неделя», – пораскинул Этиен, мысленно благодаря Бога и архиепископа, что смог буквально сбежать с должности помощника секретаря, где работал за сущие крохи.

Его путь пролегал по полупустому «каньону», представлявшему общий вид для большей части города. Узкие дороги, умащённые разбитой брусчаткой, прорезали паутиной и несчётным количеством улочек огромные кварталы, состоявшие из почти однотипных двух- и трёхэтажных построек. На стенах тут и там могли встретиться простецкие иконки, вырезанные из дерева или выдавленные в металле. Невнятные грубые лица праведников подчёркивались краской, которая со временем выцвела. Меланхоличные дома «собирались» возле рослых высоченных квартальных храмов и церквей. Цветные, с серебряными и золотыми куполами, они уподобились светлым пастырям в серой толпе. Роскошь и убранство храмов поражает, ибо они стали сосредоточением веры, праведности, власти и могущества в стране.

Юнец задержал взгляд на грубо вытесанном из берёзе символе чаши, повешенном над косяком рядом с иконой. Глаза неведомого святого смотрели на парня со строгостью и даже каким-то осуждением. Каждый дом в Штраффале имеет подобные значки в зависимости от богатства, выражающие преданностью Церкви и древнюю рану. Народ думает, что они защитят от коварного зла и вечно голодной нежити, ибо в последнее время мертвецы не лежат в гробах своих.

Тут же он повернул голову в сторону переулка, откуда повеяло омерзением. Там пара нищих, ставших проповедниками жёсткого покаяния и умерщвления плоти, хлыстали себя бичами. Каждый их шаг и движение сопровождалось звоном вериг. Один из них, вы мантии с капюшоном держал на высокого поднятой руке курильницу, а её толстая тернистая цепь обвивала тело и конечности. Но даже приторный запах не перебивал смрад немытого тела. Махнув рукой, слуга Церкви пошёл дальше.

– Ого, а вот это удивительно, – нефритовые глаза Этиена усмотрели на нищего, который расположился на кусках ткани и протянул тарелку, в которой с редким звоном падали монетки.

Инспектор присмотрелся, увидев, что это Церковное Государство всегда старалось наблюдать за тем, как обстоят дела с бедными в столице. Несметное количество богаделен за счёт священства должно было приютить нищих, дать работу и помочь преодолеть трудный период в жизни. Но сейчас видимо даже этого не хватает, чтобы справиться с проблемами города.

– Воистину, наступили тяжёлые времена, – сказав, Этиен всмотрелся в того, кто просит денег.

По росту и размерам, казалось, что это подросток лет двенадцати, но лицо и густая борода говорили о том, что это взрослое существо. По изящным пальцам, широким глазам и грубому лицу юнец понял, что это карлик⁵.

«Странный горный народ», – подумал юноша, вспоминая, что эта раса известна своими незаурядными способностями в инженерии, технике и металлурги, но тут ему действительно делать нечего. – «Ещё один разорившийся искатель новой жизни».

Этиен мог долго смотреть на серость города, но его внимание привлекли люди, их разговоры. Со стороны он услышал привычный диалог:

– Слышала, священник сказал, чтобы за усопшего ставили две свечки по два медяка за каждую. Говорит, что душа покойного особо радуется жертвам, – стала говорить полная девушка, уперев пухлые руки в бока. – А так же, нужно читать пятнадцать литаний утром, чтобы все дела дня имели успех.

– Хэльга, монетами ты не купишь для души усопшего рая. И для себя тоже. Ты лучше молись.

– Вот твой муженёк тоже не против выкупить душу, Ирис. Индульгенцию-то он прикупил. Да и поговаривают, что он знатный ходок к жене торговца Якова.

– Не неси ерунды!

Едва ли верного слугу Инквизиции интересовали расхожие суеверия. Он лишь нахмурился, услышав то, что какой-то не особо смышлёный священник посоветовал откровенное язычество прихожанке. Он бы был рад послушать, о чём судачит народ, но в последнее время большинство диалогов о религии, проблемах и ереси Лютора, треплющей умы на севере. Но всё же среди толпы он смог уловить что-то интересное:

– Слышала, тридцать пять человек из Гарри-ин-Сиба были приговорены к изгнанию на Болота грешников?

– За что же?

– Да поговаривают, что они ночью собирались в доме на окраине деревни, да разные травы курили и пили много вина, да дела срамные творили. Как только священник об этом узнал, он приговорил их к ссылке туда.

– Господь воистину не благоволит прегрешающим.

Этиен вспомнил, что Болота гибели грешников это колоссального размера топи, где живёт неисчислимое количество монстров – от диких гоблинов до гарпий, от пожирателей трупов до целых орд восставших мертвецов. Благодаря магическим аномалиям звери плодятся как на дрожжах. Орден Света не стал выжигать мерзость калёным железом, вместо этого Церковь сделала это место зоной отчуждения, куда можно ссылать преступников и грешников. Все окраины «охранены» непроходимыми болотами и зыбкой землёй, а единственный путь строго охраняется.

Мысли о правильности такого были развеяны обыденной картиной в небогатых районах Штраффаля. Тут его глаза видели и стражников в кольчугах и табардах с короткими копьями и большущими щитами с символикой чаши. Десяток воинов шагает по улице, вразвалочку, потрясывая оружием и проржавевшими кольчугами. Только двое из них несут короткие луки, а из-за спины торчат стрелы с потрёпанным уродливым оперением.

Вся военная ватага подошла к торгующему, окружив небольшой прилавок, где сверкали серебряные изделия, ткани и сувениры из южных стран. Они угрожающе наперли на парня в дублете, кинули копьё на прилавок и самый крупный вызывающе крикнул:

– Купи оружие! Три лиры! – стражник повернул покрытый ржавчиной наконечник на торговца.

– Три серебряника за этот мусор?

– Купи, сука, – мясистый кулак заехал под дых, парень скрючился, стал кашлять, но удержался на ногах.

Прохожие горожане отвернулись, не желая привлекать лишнее внимание. Такая картина проходит едва ли не постоянно… стало всё привычнее.

– Господь… кхе-кхе… не одобрит.

– А мне пофигу! Мне грехи отпустят, а за лиру нам всем индульгенции дадут! Гони, иначе, несдобровать! Мне сержант ясно сказал – продай копьё, получишь новое. Так вот, помоги защитникам порядка первуж, первр…, – стражник наклонился, изо рта сквозь пожелтевшие зубы вырвалось страшное зловоние. – Деньги, милсдарь торговец.

«Жалкое подобие армии, уроды, возомнившее себя солдатами».

Мысли Этиена были понятны большинству. Основная военная сила Церковного Государства – Орден Света, полностью подчинённый высшим иерархам, не занимается обычными патрулями, отдавая это всякому отребью. Конечно, если нужно провести серьёзную военную операцию, то в бой идут рыцари и воители Ордена, но в остальном всё доверено простым солдатам.

Городская стража – огромное количество мужиков из низших слоёв столицы, облачённой в оружие и доспехи, которые носили их деды, и обеспечивающие порядок. Их брат периодически гибнет в стычках с бандитами на большаках, в столкновениях с монстрами, а поэтому они отрываются на полную. Осенённые благословениями во имя Господне, с Писанием в кармане и с полным покровительством Церкви они творят несвятые дела – обирают торговцев, терроризируют таверны, требуя наливать им бесплатно, пристают к женщинам и часто дерутся. Да, они охраняют порядок, несут службу и временами и защищают фермы от порождений зла, но от них больше проблем, ибо патрули и караулы превращаются в полупреступные банды, которые временами совсем теряют рассудок.

Четыре лиры – стандартный доход для стражника в самый «жирный» день. За одну лиру он напьётся в таверне, за другую навеселится в борделе, на третью купит индульгенцию во прощение грехов, а четвёртую положит в карман. Хорошее ремесло, если не учитывать стычки с бандитами и то, что по улицам Нижнего города частенько стали расхаживать одинокие мертвецы.

Этиен продолжил созерцать картину беспредела, замедлив шаг. Только торговец вынул шкатулку, приложил ключ к замку и собирался открыть сундучок с деньгами, как появился новый участник уличной увертюры.

Шаркая шёлковой сутаной чёрного цвета, сверкая насыщенно-алой накидкой поверх неё, утянутой роскошным плетёным поясом, шёл высокий статный мужчина. Пышный, тучный, тяжело переставляя ноги, шагал диакон Церкви. Его гладко выбритое полное лицо сияло чистотой, заплывшие глаза с лукавым прищуром взирали на мир.

Люди либо быстро разбегались, не желая попасть на глаза священнослужителя, либо падали пред ним на колени, в знак почтения. Воины, что бравадно трясли торгоша, отпрыгнули от него, как черти от ладана, повинно склонив головы и ожидая пришествия сановника.

– Что тут происходит? – спросил мужчина, «утяжелив» собой пространство.

– Эм… мы… господин диакон, – склонившись, мямлил стражник. – Попросили у него пару м-монет.

– Молчи, стражник! – раздался громоподобный бас диакона, от которого у Этиена по спине пошли мурашки. – Сын мой, это не должное поведение слуг Церкви! Вам надобно творить дела Господа, как Он наставляет нас в Завете. Оставьте его в покое.

Воины, сотворив великий поклон, спешно убежали, скрывшись за перипетией улиц и домов, вильнув под какую-то арку. Диакон же стоял напротив торговца и поглаживал подбородок. Мастер монеты знал, что теперь он просто обязан отблагодарить слугу Церкви, который столь ненавязчиво об этом намекал. Нехотя, но понимая необходимость, купец, издав стекольный звон, поставил на прилавок мешок, из которого проглядывало полдюжины горлышек бутылок.

– О, сын мой, разве диакон не достоин большего? Сказано ведь в Писании – «Достоин трудящийся пропитания своего».

– Отче, – приклонил голову торговец, – это фарцузсская настойка с добавлением изумрудного мирта⁶. Она… очень дорога.

– Да. Хорошая награда трудящемуся, – жадно схватил мешок диакон.

– Отец, простите меня грешного за вопрос, в день этот пост ведь… вы действительно будете её пить? – торговец был на грани того, чтобы отшагнуть в сторону, ожидая, что за неуместный вопрос его могут огреть, но на удивление клирик милостив.

– Этот грех Господь простит, ибо это результат трудов, – взял бутылку диакон и величавой фигурой двинулся дальше, видимо спеша в церковь. – Посредникам между мирянами и Богом есть милость.

Инспектор покачал головой и продолжил идти. По узким улочкам к цехам, складам, мастерским и бесчисленному количеству мест работы спешат понурые люди. Под ногами, прошуршав листвой, то и дело пробегает мышь пищащая или крыса и Этиен посмеялся, увидев, как большой мохнатый котяра сорвался с места и погнался за оной тварью, чуть не снеся с ног одинокого стражника.

В нижнем городе это привычная картина – нищета и давящая серость. Район мелкой торговли и скудного ремесла не отличался особой роскошью, зато был источником бедноты, а значит и местом, где магистрат стражи получил бездонный источник для новобранцев. В серых или тёмной расцветке простых одеждах, плотных плащах, скрывая лики за капюшонами, толпы народа шли на труд. Инспектор сильнее натянул накидку, желая слиться с бесцветным потоком народа. Когда-то нижний район был одним из самых сильных и крепких в вере, но с тех пор утекло много воды. Его основал святой Мит – целитель и молитвенник за бедных в честь которого была названа река. Он смог организовать тридцать тысяч мигрантов, нищих и кающихся на строительство стремительно расширяющегося Штраффаля. Святой их духовно наставлял и окормлял, помогал им и молился за всех. По окончанию строительства над кварталом ещё семь дней было светящееся облако, присутствие которого священники истолковали как признак благоволения Божьего. Но те славные времена давно минули и детище святого стало напоминанием о падении человеческого естества.

Штраффаль обладал одним из самых огромных портов, был на важнейшем торговом пути «юг-север» и обладал самым большим количеством святынь и мест для поклона им, где принято давать щедрые пожертвования. Храмовый город, торговые кварталы, район верфей и некоторые другие части столицы жили более-менее сносно, почему и стали «лицом» для приезжих на Собор.

Этиен нырнул в узкий переход, перепрыгнул через нищего и быстро зашагал в сторону узкого выхода, откуда бил свет. Он прильнул спиной к прохладной стене, когда мимо него прошло двое помощников чумных докторов, отмеченных красными повязками на тканевых плотных рубахах. Не было не единой возможности не подслушать их разговор:

– Опять в «Царство нищих»⁷?

– Да, доктор Нортрадам нас уже ждёт. Проклятье, уже сороковой за неделю труп от чумы. Воистину, Господь отвернулся от этой обители греха, – сплюнул под ноги мужик, погладив бороду.

– Слышал новость. Бедолага, которого прикончила чума, очухался ночью. Он чуть монахиню приюта святого Ликия не растерзал. Стража ему бошку быстро отделила от тела.

– Значица бес в нём был. Пьянствовал и блудил много, да сдох без покояния и милости. Вот почему священники говорят, что надобно исповедоваца и индульгенции брать. Дабы тело не имело в себе бесов от грехов наших, и душонка была чиста.

– Слышал я, что один учёный говорил, что мертвецы оживают не от беса в теле, а от заражения странной миазмы.

– Еретик! Он – еретик. Священники и отцы Церкви ясно указали – от беса и страстишек наших восстают тела.

«Господи, помилуй нас», – взмолился парень, не желая даже думать, что творится в самых убогих кварталах, куда священники спускаются лишь в сопровождении рыцарей. – «Боже, неужто ты не можешь сделать жизнь нашу на малую толику лучше?».

Этиен ускорил шаг, но вскоре был остановлен уставленным в его грудь острием меча.

– Стой! По решению Верховных архиепископов⁸ доступ в другие части города для черни запрещён! – с презрением, брюзжа слюной, фыркнул воитель Ордена.

Инспектор увидел пред собой парнишку лет двадцати, что несколько болезненно отозвалось в его сердце…

«Мальчик младше меня будет, а уже чего-то добился в Ордене».

В простой кольчуге с кожаным поддоспешником и прикреплённым к правой части груди шевроном на деревянной лакированной дощечке с изображение геральдического солнца с огнём под ним, воин преградил ему путь. Это не рыцарь, всего лишь один из многочисленных служителей, исповедующих учение «пламенной веры», который, тем не менее, уже имеет право носить клинок.

– Вот, – инспектор без лишних слов протянул латунный ключ и, узрев знак пропуска, воитель отступил в сторону.

– Проходите. Только ведите себя, как подобает истинному следователю путям Господним, ибо в сей дни на Собор собирается народ со всей вселенной.

– Хорошо, – последовал кивок, и он устремился из узкого перехода.

Этиен с горечью вспомнил, что был отвергнут Орденом Света ещё при попытке стать послушником и то, что «мальчик», уже воитель, укололо сердце болью зависти. Без рода и семьи, выходец из старого пригородного приюта и ученик секретаря церковного суда, не имел шанса рядом с сыновьями аристократических священнических родов, чьи хозяйства обеспечивают Церковь и с воинами городской стражи, желающими повысить свой статус. Однако, даже если он и был принят в кандидаты, то вот пройти испытание у Лес святых проведений он бы не смог.

«Ибо только чистые сердцем могут быть благословлены Творцом и им будет послано видение свыше в том лесу», – поразмыслил парень. – «Ну и добраться за какие-то деньги до туда нужно».

Великий лес святых проведений славен тем, что там молятся Верховные архиепископы и епископы, чтобы получить от Бога наставлений при разрешении важного спорного вопроса. Там они получают важные видения, чрез которые возвещается воля Единого. А молодые неофиты видят то, что их ждёт на службе Ордену – картины битв, искажённые рожи духов нечестивых и свет, беспредельную радость ощущают после. Но чтобы доехать до него юному воину, необходимо вооружиться, купить лошадь и оплатить десятину, за которую о душе аколита будут молиться. У Этиена этих денег явно не было. Но так не во всех землях, принявших «штраффальский канон», ибо неисчислимое количество резиденций вынуждены пополнять своя ряды тем, кто есть, не взирая на происхождение, а исходя из суровой необходимости.

Но если рыцари к нему отнеслись прохладно, то вот Церковь и её Инквизиция достаточно тепло его приняли. Это мог быть тупик в его жизни и чаяниях, если бы не пара пытливых глаз одного архиепископа, которому понравились его навыки составления документов и знания закона.

Впрочем, все мысли развеялись, когда он оказался в обычном жилом квартале, ставшим преградой пред ним и целью. Здесь же ему показалось, будто он оказался в ином мире. Лёгкие наполнил свежий воздух, в котором ясно чувствовались ароматы ладана и кислоты фруктов.

Тут расхаживают люди в чистых одеждах, стража сегодня чрезвычайно вежливо, ибо одно дело – беспредельничать в обычный день, а другое – нести службу под холодным взором воинов Ордена, и под попечительством Церкви. Сегодня Штраффаль должен стать оплотом благочестия и чистоты… по крайней мере большая часть его города.

Он вышел на небольшую площадь, уложенную каменными плитами, простучав сапогами по ней. По её краям раскинулись шатры торгующих, откуда разносится запах выпечки, доносится звон посуды и украшений. На прилавках собрана толика того, что можно выставить, но и этого хватает, чтобы взгляд, прицепившись к товару, было трудно отцепить. На косяках домов, у простых узких окон сияют рыжеватыми точками медные иконки. Есть и деревянные, но их уже покрывает лак и какая-никакая краска.

«Ибо нельзя развращать народ праведный товаром дорогим и роскошным», – с подавленной неприязнью инспектор вспомнил строку одного из законов Государства. – «Но за пятнадцатую часть дохода, за начаток от дел добрых, Церковь выделит области для мест торговли товаром всем».

Этиен сместился в сторону, там, где шла линия серых зданий, и коснулся взглядом двух дам, одетых весьма фривольно.

– Люсси, что ты тут делаешь? Неужто клиентов нет сегодня? – спросила черноволосая стройная девушка, чью точёную фигуру, утянутую в алое платье, не может скрыть и серая накидка.

– На неделю был наложен запрет, – покачала головой высокая леди, почесав рыжий волос, обрамляющей её белоснежный округлый лик. – Пока наш город стал местом приёма столь достопочтенных гостей, нам запрещено давать любые услуги.

– А кто владеет «Красным фонарём» в вашем квартале?

– Иподиакон Арентино. Он сказал, что лично выпорет и отдаст на истязание инквизиторам молодых особ, которые решат заняться делом.