Станислав Сергеевич Кольцун
Последний заступник Земли
– Нам не нужны друзья, нам не нужны союзы с инопланетянами. Никто не будет указывать ру… людям, как жить! – русский полпред опустил на стол тяжелый кулак. —Через десять лет мы встретим гада во всеоружии, навалимся всем миром и одолеем. На орбите каждой планеты, за каждым астероидом его будет ждать батарея ядерных ракет, а может, и что покруче. Потом мы выпотрошим его, изучим вдоль и поперек и получим такие знания, с которыми уже к нашим ногам ляжет вся Вселенная!
Доктор прикрыл веки. В глазах темнело от возмущения, сердце снова напоминало о себе. Глупые, злые дети, подумал он. Но когда было иначе? Под веками вновь появилась Джулия. Сколько ей будет через десять лет? Тридцать один? Он перевел дух, успокоился, открыл глаза и заговорил:
– Вы и ваши главы государств – самые влиятельные люди на этой планете. Человечество доверило вам свою жизнь. Кто-то голосовал на выборах, кто-то просто не возражает против того, чтобы именно вы решали его судьбу. И я не буду с этим спорить. Но на вас огромная ответственность за жизни миллиардов людей. В том числе ваших родных, они ведь у вас есть? Так вот, стоя перед вами, правители этого несчастного мира, я открыто и прямо говорю вам в лицо, что вы подвели всех! Свои народы, своих предков, своих родителей и своих детей. Сейчас вы подписываете смертный приговор нашей цивилизации. История покрыла бы вас позором, если бы вы собственноручно не поставили в ней жирную точку и не предали ее страницы огню!
Выкрикнув последние слова, старик умолк, глубоко и сипло дыша. Никто не смотрел ему в глаза. Американец уставился на ручку, которую теребил в пальцах. Китаец прятал глаза за очками. Русский положил подбородок на кулак и задумчиво смотрел в сторону. Неужели в них шевельнется совесть? Нет, подумал Чандрасекар. Этим людям ее носить не подобает по должности. Так что, вероятно, он сам тоже только что подписал себе приговор. Что делать с упрямым стариком, который настаивает на капитуляции перед врагом и знает лучше всех, насколько безумно идти на противостояние? Он ведь не станет молчать. Даже если пообещает, кто ему поверит? И как удобно будет рассказать, что наш славный доктор так хорошо отстоял Землю перед злобным интервентом, что тот испугался и бежал, убив при этом героического заступника человечества. Чандрасекара сделают планетарным героем, ему поставят памятники, а имя «Раммонахар» выучится произносить каждый школьник. Его лицо будет смотреть с плакатов на стройке какого-нибудь невиданного космического дредноута, в казармах, где будут готовить космических десантников или пилотов истребителей. Да, мертвым он будет намного удобнее и полезнее. Под знаменем его подвига вся планета сплотится против инопланетной угрозы. Может, в этом даже будут плюсы: войн точно станет меньше. Но все остальное никуда не денется. Экология от таких масштабов производства пострадает еще сильнее. А на нищету и болезни всем будет просто наплевать. «Затянем пояса» – скажут они, разумеется, не себе самим. И неважно, что половине планеты затягивать уже некуда. А через десять лет вернется строгий космический судья, стряхнет их грозные ракеты, словно крошки с колен, и сдует всех этих несчастных, затянувших пояса и машущих тощими кулачками, с растерзанной ими планеты, как семена с одуванчика. Если бы только можно было передать Джулии, чтобы бежала в глушь и прожила оставшиеся годы вдали от этого безумия, в мире и радости. И ни в коем случае не рожала детей… Но нет, телефон отобрали на пропускном пункте оцепления, и теперь уже понятно, что не вернут.
Сзади издалека послышались шаги и шорох. Он оглянулся и увидел, что у дверей зала появились двое рослых мужчин в строгих костюмах. Значит, он все верно понял. Посмотрел на полпредов, те спешно спрятали глаза.
– Господа, проводите, пожалуйста, доктора Чандрасекара, – обратился русский к мужчинам в костюмах.
Старик горько рассмеялся. Раскланялся перед троицей, повернулся и пошел навстречу своим «провожатым». Ковер гасил звук его шагов. В последний раз он окинул взглядом огромный и бесполезный зал заседаний. Кивнул расступившимся перед ним «костюмам». Шел по коридорам, они молча следовали за ним. Думал о том, что почему-то совсем не боится. Раньше боялся. Боялся, когда ехал с колонной гуманитарной помощи по афганским ущельям. Боялся, входя в захваченный театр в надежде упросить, чтобы отпустили хотя бы детей. А теперь, когда настал его час, было как-то все равно. Наверное, слишком устал. От этих напряженных суток, от разговоров с инопланетянином, а после – с еще более далекими и равнодушными политиками. От этой беспокойной жизни, в которой, как ему все говорили, он совершил столько подвигов, а на самом деле лишь насмотрелся на столько ужасов. В такой момент, размышлял Чандрасекар, положено взвешивать, как ты прожил свою жизнь, с толком или впустую. И до сих пор он считал, что проживает ее так, чтобы принести человечеству как можно больше пользы, сделать как можно больше добрых дел. Он мог бы построить блестящую карьеру и купаться в роскоши. Но он растратил свою жизнь для других. Без остатка. Отдал все силы, чтобы помочь хотя бы немногим. Иногда он чувствовал себя растерянным врачом, который бродит по заваленному раненными полю боя с маленькой катушкой лейкопластыря. Да так оно и было. А теперь кучка мировых лидеров, не видевших в своей жизни и толики того, что видел он, прошлась по этому полю и беспощадно добила каждого точным ударом копья. Какой прок теперь от всех его усилий?