Станислав Гриченко
Канувшие в вечность
– Да нет, тятя, видел я: змий веко вверх поднял, а вниз плёна белёсая опустилась – глаз-то и открылся, зело свирепый!
Снова Карп припал к щели, долго смотрел, в другое место перешёл, нет – всё тихо. Пальцем Егорке погрозил: не озорничай боле!
* * *
Большая часть пути была позади. Без задержки объехали по объездной дороге древний Владимир. Миновали небезызвестные Петушки и Покров – последний город Владимирской области на пути к Москве. День был жаркий, но ветер гулял в просторной кабине КАМАЗа, и Андрей чувствовал себя вполне комфортно.
– А что, Коля, холодильная установка всегда так тихо работает? – спросил Чудаков водителя. – Что-то я даже не слышу, как включается компрессор!
Руки водителя, легко и свободно лежавшие на «баранке», вдруг дрогнули; Николай взглянул на термометр холодильной камеры, свернул на обочину и вышел из машины. Покопавшись в щитке управления камеры, вернулся на своё место, упавшим голосом произнёс:
– Плохо дело, компрессор вышел из строя… Камера скоро станет не холодильником, а инкубатором.
– Ну что ж, давай без остановки до конечного пункта! Плохо, конечно, впереди пробки, особенно у Балашихи, но чему быть, того не миновать, а тварь небесную должны доставить учёным.
Через четверть часа КАМАЗ пересёк реку Киржач и въехал в Малую Дубну. Ещё через две минуты, повинуясь требованию гаишника-лейтенанта, машина остановилась на площадке дорожно-постовой службы.
Проверив путевой лист и удостоверение водителя, лейтенант потребовал от него документы на груз рефрижератора. Предусмотрительный Виктор снабдил водителя транспортной накладной, в которой первым пунктом значились и на самом деле были положены в холодильную камеру два ящика кое-каких продовольственных товаров.
От позиции номер два: «Птеродактиль реликтовый в количестве одной штуки» у лейтенанта захлестнуло извилины; перепутав птеродактиля с геликоптером, он строго спросил со знанием дела:
– Это что же за вертолёт вы везёте? Ну-ка, открывайте камеру!
– Видите ли, товарищ лейтенант, – вмешался в разговор выбравшийся из кабины Чудаков, – никакого вертолёта мы не везём, тут особый случай и груз у нас исключительный – научный феномен, реликтовое животное…
– Вы кто такой? Я не с вами разговариваю, а с водителем!
– Но я сопровождаю груз, материально ответственный, так сказать…
– Ну, если ответственный, предъявите свои документы!
– Вот, пожалуйста, паспорт, я – Чудаков Андрей Дмитриевич, предприниматель. А груз у нас для науки просто бесценный, его необходимо срочно доставить в Академию наук.
– Открывайте камеру, показывайте своего, как там… птеродактиля!
Чудакова охватило тоскливое предчувствие неизбежности плохого конца, но он сопротивлялся року изо всех сил.
– Дорогой товарищ, поверьте, нельзя открывать камеру до встречи с учёными. К тому же у нас сломался компрессор, и я просто не знаю, что там внутри сейчас происходит. Если вы нам не доверяете, пошлите с нами в Москву своего сотрудника, доедем до места, а там он всё посмотрит!
– Значит, вы отказываетесь предъявить груз?
– Да не отказываюсь я, только не могу поручиться, что змей… чёрт – птеродактиль по-прежнему в состоянии анабиоза…
* * *
«…И посему ждать будем Указу Правительствующего сената для обозу со змием в Санктпитербурх в куншткамору, или в Москву, или в иное место, куда будет велено».
Тяжко давались эти строки Василию Штыкову, ох тяжко! Обманом никогда не жил, службу честно справлял. Раньше воевал против шведа, Ниеншанц, что на реке Неве, по приказу «капитана бомбардиров» государя Петра Алексеевича брал, победу одержали знатную над шведом. Копейки из казны не брал, а уж что положено было кому выдать, выдавал непременно, за что и уважением пользовался у людей. И с монструзом всё было по Указу. Было, пока…
Бочку бондарь сладил знатную, только запечатывать змия отказался: «Я с нечистью дела не имею, хоть убейте!» Собрал Штыков верных людишек, привёл на луг, к навесу, вино двойное туда же доставил.
Вечером всё и случилось, солнце ещё не успело закатиться. Стали ворота навеса растворять, Штыков вперёд вышел, а из-под навеса вдруг рык страшный, а потом щелчок – и навес развалился! Из-под него голова высунулась, пасть раскрыла с зубьями кривыми, дыхнула пламенем смердящим голубым и бороду, и усы, и брови Штыкову разом опалила. А после – змий крылья кожаные расправил, хвостом в другой раз щёлкнул и улетел в небо, на закат.
Вот тогда и закручинился Штыков, стал думать, как далее поступить. Деньги все выданы, назад не вернёшь, и бочка готова, и за вино уплачено из казны, а змия нет – улетела тварь небесная, кто теперь поверит, что была? И придумал он запечатать в бочку ветку от дуба, бурей сломленную, и вином залить, а людишкам своим молчать велел…
«…А ежели Указу не будет, ждать будем оказии на Санктпитербурх обоза Государева из стран Сибирских со товары и всякой рухлядью, что муромской дорогой через Арзамас следовать санным путём будет…»
Штыков снял нагар со свечи, задумался, держа перо в руке. А на муромской-то дорожке разбойники лихие озоруют, скольких людишек поубивали, да товару отобрали не счесть, может и не доедет бочка-то до Санктпитербуха… А ведь можно и не ждать, как то случится, своих людишек подослать в обоз – пусть бочку ту из саней выкатят под горку, будто случай такой сделался, и концы в воду.
На том и успокоился Василий Штыков, приняв решение, и даже, для жалости и сочувствия начальствующих чинов, добавил:
«А денег для обозу в Арзамасской канцелярии нету, ибо урон ныне великий был, а пошлинные деньги отправлены в государеву казну сполна, и людишки наши весьма оскудели, и многия промышляют Божием именем…»
* * *
– Что здесь происходит? – раздался вдруг строгий начальственный голос.
– Да вот, товарищ капитан, груз отказываются предъявить!
– Ну-ка, что у них там в накладной значится, – усатый чернобровый капитан взял у подчиненного документ и начал его изучать. – Ты посмотри, Иванов, какой камуфляж придумали: птеродактиль! Учись лейтенант, пока я жив; чую: икра чёрная, а может, спирт контрабандный… Сержант Коваленко, ко мне с оружием! – скомандовал бравый начальник. – Этого, – капитан указал на Чудакова, – на мушке держи, а ты, – обратился он к водителю, – открывай дверь, да побыстрей!
Чудаков даже не пытался что-нибудь сказать, да и гаишники, уверенные в обмане, его уже не слушали. Николай повернул ключ в замке и стал открывать одну створку двери холодильной камеры, другую тянул на себя лейтенант, а капитан, стоя в середине, готовился первым заглянуть в камеру.
Как только потоки света хлынули в камеру, раздался громкий звук, будто закрутили вдруг мощную трещотку, навстречу капитану выдвинулась метровая голова, щёлкнула пасть, показав огромные кривые зубы, стрелой вылетел раздвоенный язык, и жаркий выдох голубого огня начисто спалил усы и брови красавца капитана; тот отшатнулся и повалился спиной на асфальт. В тот же миг от сильного щелчка качнулся КАМАЗ, змей рванулся из камеры и, расправив перепончатые крылья, унесся на запад в безоблачное небо.
Гаишники застыли в изумлении, а сержант Коваленко, очнувшийся первым, послал из автомата вслед змею совершенно ненужную очередь.
– Эх, варвары! – только и сказал на это Чудаков.
* * *
Из доклада капитана Георгия Копьёва начальнику войск ПВО Московского военного округа генерал–майору К.:
«…17 июня с. г. в 12 часов 23 минуты южнее г. Электросталь на высоте 960 метров средствами слежения ПВО обнаружен неизвестный объект, двигавший в направлении столицы нашей Родины Москвы. На требования снизиться и совершить посадку в указанном ему месте – не реагировал…
Объект уничтожен ракетой класса «земля – воздух» в 12 часов 42 минуты 35 секунд. Следов обшивки, фрагментов аппаратуры и проч. в районе инцидента на земле не обнаружено…»
Летуны
Собрались как-то летним субботним утром супруги Иван Иванович и Валентина Петровна в гости к дочери Марине, в Нижний Новгород.
Иван Иванович – слесарь-наладчик в цехе по разливу молока на молочном комбинате. Сам ростом невелик, как говорится: «метр с кепкой», работу свою до тонкости знает, но с супругой своей в никакое сравнение не идет. Валентина Петровна – женщина авторитетная, работает в том же цехе, что и муж, только начальницей. На голову выше супруга, красива, что матрёшка. В талии, а также прочих местах, широка, дородна.
Коллектив цеха, где Иван Иванович мужчина в единственном экземпляре, начальницу свою любит и уважает. Когда все собираются за столом в подсобке, чтобы очередной день рождения или праздник отметить, всегда любимую, Валентины Петровны, песню хором поют: «Снегопад, снегопад, если женщина просит…», и сама она громче всех поёт, да слезу хмельную смахивает.
Приготовили супруги две кошёлки с продуктами, где рядом с дарами собственного сада и огорода, банками с вареньями и соленьями, располагался хороший кусок голландского сыра, двухлитровая баночка сливок да свежее сливочное маслице. Всё, конечно, с молочного комбината, своё, проверенное, не в магазине купленное! Прихватить с собой, уходя вечером с работы, пакет молока, кусочек сыра или баночку сливок – дело святое, никто из работников комбината это и за воровство не считает. Опять же, считай, компенсация невысокой по любым меркам зарплаты.
Сели Иван Иванович и Валентина Петровна ранним утром в автобус, подремали часа два и через некоторое время объявились у дома своей дочери на Звездинке.
Звездинка – улица такая в центре Нижнего Новгорода, а поскольку, вдоль неё в середине аллея деревьями обсаженная, то это даже и не улица, а бульвар. Хорошая улица, и дом хороший. В подъезд так просто не войдешь: нужно номер квартиры набрать и на кнопочку домофона нажать, когда хозяева ответят, тогда и войти можно будет, а иначе нельзя.
Вот подошли супруги к двери, жмут на кнопочки разные и так и сяк, а ответа нет! Заскучали они, кошёлки в сторонку отставили, стоят, ждут, может, кто пройдет в дом или из дома. Полчаса не прошло – повезло им, вышла из подъезда женщина, соседкой Марины оказалась. Руками всплеснула:
– Ой, а вы ведь Мариночкины родители!
И объяснила дальше, что уже два дня, как улетела Марина с мужем и сыном отдыхать в Турцию, и вернутся они не раньше, чем через десять дней. Ключей не оставили, квартира на охране, и войти туда никто не может.Соседка помчалась по своим делам, а супругов сложившиеся обстоятельства привели в состояния, можно сказать, прямо противоположные.
Валентина Петровна, не стесняясь в выражениях, принялась ругать и дочь, и зятя, которые умчались, не предупредив родителей. А Иван Иванович как-то съежился, побледнел и постарался держаться за спиной жены. И ведь не даром, были у него на то основания! Едва услышав, что дочери нет дома, Иван Иванович вспомнил, что, как раз в середине прошедшей недели, звонила ему Марина и предупреждала, что уезжает всем семейством отдыхать, да только забыл он об этом звонке, как говорится, начисто. И следовательно, вина за пустую поездку, потраченные деньги и время лежала именно на нём.
Валентина Петровна – женщина не только авторитетная, начальственная, но ещё и властная, тяжёлая на руку. Учитывая рост её супруга и собственное, Валентины Петровны, великолепное сложение, сгоряча она нередко отвешивала мужу затрещины по тому месту, что было ближе и доступней, то есть – по голове.
Нельзя сказать, что Валентина Петровна не любила мужа, нет, очень даже любила! И женились они по любви, и жили душа в душу. Но вот случается такое, а в наше время особенно – взяли женщины власть в свои руки и подавляют мужчин не только морально, но и физически. Мужчинам так даже удобней: ответственности никакой, а в случае неудачи – жена виновата. Хотя, конечно, порой бывает обидно, и каждый мечтает из-под опеки хоть на короткое время уйти.
Не заметила Валентина Петровна смятения Ивана Ивановича, повезло, стало быть, мужику до поры, до возвращения дочери, когда его вина раскроется. Подхватили супруги кошёлки и подались на автостанцию, чтобы, значит, обратно домой уехать. Билеты удалось купить, и автобус не заставил себя ждать. Устроились широко и вольно с кошёлками на свободных сиденьях в самом конце автобуса. Жара сморила обоих…
В селе Богоявленье, где у автобуса была стоянка, Иван Иванович, оставив жену, вышел по нужде да воздухом подышать. Только вот беда: в туалете, что невдалеке располагался, очередь случилась, задержался он, а когда вернулся, обнаружил, что автобус укатил без него. Дальше совсем плохо: в карманах пусто, ни денег, ни документов, знакомых в селе нет, попутных машин мало, да и не останавливаются они без нужды. Отошел Иван Иванович в сторонку, где берёзы растут, пристроился на лавочке, сидит, думу думает.
День выходной, народу и в Нижнем немного было, кто на дачу уехал, кто просто дома отдыхал по месту жительства. А здесь в селе и подавно тихо. Только птички нежно поют: «Фьюить – фьюить!» И так хорошо вдруг стало на душе у Ивана Ивановича от неожиданно обрушившейся на него свободы: никто не жмёт, не требует, не заставляет ничего делать. Бабочки порхают, листья на деревьях чуть трепещут, солнышко греет не слишком жарко. В синем небе почти без движения висят белые барашки редких облаков…
Так бы и сидел Иван Иванович с природой в ладу, только вдруг покалывание иголочек в ладонях и ступнях нарушило его нирвану. Оторвал он свой взгляд от неба, вниз, перед собой взглянул и осознал: не сидит он на лавочке, а висит, слегка покачиваясь метрах в двух над землёй, ни на что не опираясь. Другой бы на его месте испугался, щипать себя начал: «Не сплю ли я?». А Иван Иванович – ничего, не запаниковал, такое с ним и раньше случалось.
Однажды в воскресный день вышел он вместе с Валентиной Петровной по привычке работать на огород. Солнышко светило, как сегодня, щебетали птахи, и легко было на душе, свободно дышала грудь. Вдруг, закололи иголочки и, вместо того, чтобы идти по дорожке, Иван Иванович легко взмыл вверх над огородом, да так и повис, наслаждаясь волей и покоем. Окликнул жену, но Валентина Петровна скользнула по нему равнодушным взглядом:
– Кончай валять дурака, Ваня, принимайся за работу!
Иван Иванович опустился на землю и принялся, как велено, за работу. Ночью, почувствовав иголочки в руках и ногах, вышел на крыльцо и полетел. Кружил над городом, над Воскресенским собором, над старым Тихвинским кладбищем, летал вдоль речки Тёши, но к рассвету, как ни в чём не бывало, возвратился в постель к спящей безмятежно супруге.
Ночные полеты скоро стали регулярными. Как и почему у него появлялась способность летать, Иван Иванович не задумывался. Не приходил ему в голову и простой вопрос: что с ним будет, если его способность летуна вдруг пропадёт в полёте? Он перемещался в ночном небе над городом по своей воле, наслаждался свободой и ни о чём не думал. «А что если и сейчас проявить свои способности, взять да и полететь домой?» – подумал Иван Иванович.
