Станислав Гольдфарб
Великий нефритовый путь

13 июля. На бедного Витимку жалко смотреть, он производит впечатление больного и немощного старика: весь в морщинах, губа отвисла и всё время кряхтит; пробовал на него класть мешок с командными ложками, – весь вьюк весил самое большее 3 фунта, но для него оказался и этот вьюк тяжёлым. Сегодня ночью был мороз. Особенно под утро.

Сегодня первый вечер, когда нет никакого гнуса, вероятно потому, что вечера и ночи стоят холодные. Команда и я начинаем по ночам сильно зябнуть, за неимением тёплой одежды.

14 июля. Отправились верхами искать обхода вчерашним болотам. Перешли вброд реку Уклон и взяли через тайгу прямо к подножию гор, пришлось пробираться через ужасную чащу. Подошли к конечному пункту работы, обойдя все болота, оставив их вправо. Я очень доволен, что удалось обойти и выйти к месту своей работы, без указания проводника; это показало, что мы настолько освоились в тайге, что можем в ней свободно ориентироваться.

По приезду в лагерь приказал приготовить баню. Баня устраивается у нас следующим образом: складывается куча камней, на них раскладывается огромный костёр, по мере сгорания костра камни накаливаются; когда костёр сгорит, камни очищаются от золы, окатываются водой и накрываются палаткой, затем снова обдаются холодной водой, и получившийся пар уже задерживается парусиной, которая предварительно вся смачивается, таким образом получается очень жаркая баня. Лагерь стоит на левом берегу реки Уклон среди девственного леса. Река шириной около 25 саженей, очень извилиста. Течёт по каменистому ложу, среди невысоких берегов, с очень сильным течением; брод через эту реку мелкий. Среди гальки встречаются породы, говорящие о присутствии золота в этом районе. Породы эти суть: диориты, порфиры, кварц с вкраплённым в них серным колчеданом. Вода очень холодная, прозрачная и вкусная. На берегу хороший корм для коней.

15 июля. Команду будил в 5 часов. Идёт дождь. По временам сильные порывы ветра от Норд-Веста. Идти работать с инструментом нельзя. Для поддержания энергии команды и для примера, что в такую дурную погоду надо идти работать, решил идти вместе с командой на рубку просек. Чтобы не быть без дела, взял себе также топор. В 6 часов налетел такой шквал, что во время работ одно дерево, которое только что подрубили, слетело, точно его срезали ножем.

16 июля. Команду будил в 6 часов. Идёт дождь, небо закрыто тучами. К 12 тучи стали ещё гуще. Я сегодня оставался в лагере, потому что надо было починить сапоги и выстирать белье. В лагере остались: фельдшер, раненый Огнев и я. Несмотря на дурную погоду, настроение и здоровье команды отличное. Огнев всё время поёт, без всякого голоса и слуха, поёт одну и ту же песню: «у ворот невеста ждёт», и дальше его «невеста» не идёт, ибо Огнев знает только одну эту фразу, но поёт её на разные голоса: то басом, то дисконтом, иногда себе под нос мурлычит, а то вдруг придёт фантазия и он заорёт во всё горло, так, что собачёнка с испугу вылетает из палатки и начинает неистово лаить. Фельдшер тоже певец, но, к сожалению, обладает теми же голосовыми качествами, что и Огнев. Но зато у него обширнейший репертуар. Очевидно, Огнев завидует фельдшеру, потому что стоит ему только запеть, как Огнев моментально затягивает свою «невесту», стараясь перекричать фельдшера, а дождь, тем временем, под эту музыку барабанит о крышу палатки.

Сыро и неуютно в лагере.

17 июля. Команду будил в 5 часов. Слава Богу, сегодня хорошая погода. Вода за эти дни очень прибавила, фута на 4, благодаря чему течение усилилось, пришлось переправляться на лошадях вплавь, берег довольно крутой, и лошади, прыгая в воду, погружались почти по шею. Подобная скачка с препятствиями выявила наше плохое знание верховой езды, мы все посваливались с коней в воду, приняв холодную ванну… При этой переправе подмочили планшет, и хорошо, что был солнечный день, я мог высушить его на солнце…

Обойдя просекой все болота и выиграв верст 10 расстояния, вышел опять на Чуро. По дороге находится тунгусское селение, которое в это время года необитаемо. Кругом много лабазов, на которых сложены запасы провизии и одежды на зиму. Место для таких становищ тунгусы выбирают замечательно красивое; всегда на возвышенности и среди хорошего соснового и лиственного бора. В 8 часов стемнело, и я окончил работу. В 9 часов 30 минут вернулся в лагерь; возвращался в лагерь дорогой капитана Иванова. Дорога эта всё время идёт по тунгусской тропе и проходит через все болота. Здесь болота хотя и топки вследствие густой и вязкой грязи, но не глубоки, потому что внизу идёт слой вечной мерзлоты.

Завтра думаю передвинуть лагерь на несколько вёрст вперёд, что будет видно по обстоятельствам. Жеребец поправился, старик Витим ещё двигается. Сало с нафталином помогает от мошек.

18 июля. В 10 часов прошли все болота. Дошли до того места, где много перекрещивается троп; не зная, по какой идти, должен был потерять время на рекогносцировку. Вышел на огромную долину, всю занятую болотом. Долина эта окружена со всех сторон горами, здесь нас ожидали кони. Сделав ещё одну просеку, сели на коней и поехали к месту лагеря. Здесь пришлось перейти болото, так как обойти его невозможно, потому что иначе пришлось бы обходить всю долину кругом, болото оказалось не совсем топкое, ибо под водой находилась крупная галька. По ту сторону болота дорога идёт опять среди хорошего леса, местами чудный кедровый и лиственничный бор; проехав некоторое время хорошим лесом и дорогой, попали снова в топкое болото, которое непременно надо будет обойти. Далее пересекли речку Амнундакан, на правом её берегу, на небольшой возвышенности находится тунгусское селение, также в это время нежилое. Не доходя до этого становища, встретили в лесу несколько тунгусских могил; их могилы особенные: они не зарывают своих покойников в землю, а кладут в колоду, которую прикрепляют к двум срубленным деревьям (к их пням). Долина Амнундакан очень красивая.

Лагерь стоит на берегу Чуро. Чуро здесь делает большую дугу, течение очень сильное, вёрст десять в час…

19 июля. Идёт дождь, обилие дождей приводит меня в отчаяние. В 12 часов нашла туча и стало так темно, точно вечером, – она разразилась ливнем и сильной грозой, – я беспокоился за команду, удары грома и молнии были очень близки, пришлось пережидать, стоя среди большого леса. Промокли все до последней нитки, мне положительно совестно заставлять работать в такую погоду команду, но делать нечего. Иначе я не выполню возложенной на меня задачи.

Все горы и реки заволоклись клубами пара, Чуро парит, точно в нём течёт кипяток. Картина очень интересная.

Несмотря на дождь и сырость, мошка и комар не дают покоя, без сетки не пробыть несколько секунд. Сырость страшная. В палатке всё мокрое.

20 июля. Комара и мошки сегодня невероятное множество – от их пения гул стоит в воздухе.

22 июля. В 6 часов после завтрака пошли на работу, было настолько холодно, что руки без перчаток совсем замёрзли. В 8 часов начали работу, обошли с магистралью топкое болото. К 12 часам прошёл семь просек. День чудный. Солнце, тепло. Комара, мошки и оводов миллионы.

23 июля. Команда жалуется, что в дни рубки просек им мало три четверти фунта сухарей. Но я, к сожалению, не могу увеличить порции даже до той нормы, которая им полагается по положению, ибо, благодаря выделению команды Ахматова и людей капитана Иванова, у меня осталось провизии только в обрез, но я ещё должен уделить часть провизии на запас, мало ли что случится.

Теперь, когда у меня работа наладилась и всё пошло своим порядком, я нахожу сносной жизнь в тайге. Воздух идеальный, жизнь простая, особенно хороши утра. Свежо, солнце только что восходит, крупные капли росы блестят, как бриллианты. Воздух напоён душистым запахом смолы, и нет комаров – этого бича тайги.

24 июля. Подошёл к реке Уаньели – горная речка, течёт по каменистому ложу. Вытекает из распадка двух гор, по всем признакам золотоносная. У этой речки, в том месте, где проходила магистраль – два сухих протока, в виде буквы Ф. По ту сторону реки, в её сухом протоке, все камни имеют вид, точно они облиты кровью: при осмотре оказалось, что они покрыты особого рода лишаями – кровавого цвета.

В 8 часов поехали в лагерь, дорога идёт по косогору. А внизу лежит огромная низина, покрытая болотами.

Начал задувать ветер с гор, с них несёт таким жаром, точно из топки котла, пахнет гарью – вероятно, горит тайга.

25 июля. Команду будил в 5 часов. После завтрака отправил команду рубить просеки. По уходе команды оказалось, что фельдшер Боярский и проводник Павел не пошли на работу, на мой вопрос, почему они не ушли с командой, Боярский ответил, что у него болят руки. А проводник – что он нанимался быть только проводником. Признавая справедливость их заявления, я заметил им, что ведь я тоже не должен рубить деревья, но делаю это для того, чтобы ускорить ход работы, что нам необходимо ввиду оставшегося малого количества провизии. Ускорение же работы прямо зависит от количества готовых просек, поэтому, если они желают голодать и впоследствии питаться издохшими конями, то, конечно, могут не ходить на работу. Я же предупреждаю, что не уйду из тайги до тех пор, пока не окончу порученную мне работу. В 10 часов окончив обработку планшета, сел верхом и отправился к команде. Проехав несколько шагов, смотрю, меня догоняют Боярский, проводник и конюх.

Жара стоит невыносимая, комаров и мошек никогда ещё не было так много, как сегодня, временами было невмоготу дышать под сетками от жары, которая усиливалась от движения при рубке деревьев. Приходилось подымать сетку, но каждый раз это сопровождалось настоящей пыткой, ибо в одну секунду в лицо впивались миллионы различных жал.

26 июля. По утрам в лужах вода стала замерзать. Я насилу рублю деревья – у меня все руки в водяных мозолях, но боюсь отстать от команды, это же сию минуту отразится на их работе.

29 июля. Команду будил в 6 часов. После завтрака со всей командой пошёл рубить просеки. Я узнал, что дорога для коней впереди убийственная: масса камня, горы и одно огромное и очень опасное болото, лошади часто расковываются.

Затем впереди много рек, которые надо переходить вброд.

Но что хуже всего я узнал, так это то, что из оставленной провизии во втором лабазе недосчитались одного мешка сухарей и одного мешка сушек; для меня эта потеря страшно чувствительна: благодаря ей придётся ещё уменьшить порцию сухарей, а команда и так уже положительно голодает.

30 июля. Лагерь стоит на высоком холме, с двух сторон его течёт река Чурокан, слева болото и кустарники. А сзади виден холм, разделяющий Чурокан с Чуро. А кругом высятся огромные горы с причудливыми формами. Я очень жалею, что не взял с собою красок и что у меня нет времени, а то бы получил много новых мотивов.

2 августа. Где-то горит тайга, всё сегодня покрыто палом; сильно пахнет гарью; к счастью, скоро подул ветер и немного разогнал дым, так что на рейке можно было делать отсчёты на большом расстоянии. Шли всё время с горы на гору. Открывается чудесная панорама на долину реки Чурокана. Долина эта – огромная площадь, вся густо заросшая лесом; местами видны большие болота; затем эта долина постепенно суживается и переходит в узкое ущелье, из которого вытекает река Чурокан; все горы гольцевого характера. В тайге встретили много куропаток, но точно нарочно с собой не было ружья.

3 августа. После сильной грозы с ливнем и землетрясением – утром на горах выпал обильный снег. Встреченные тунгусы сообщали, что на перевале снег выпал выше колена – и советовали идти назад, пугая… Но я решил, что повернуть я всегда успею – решил двигаться вперёд.

4 августа. Сегодня в 2 часа ночи было землетрясение: были слышны подземные раскаты грома и затем три сильных толчка, так что мы все выскочили из палаток; от землетрясения произошёл очень сильный обвал по ту сторону Чуро;

гул от обвала шёл несколько минут; был виден огонь от ударившихся друг о друга камней.

В 5 часов приехал конюх Ахматова (ехал он от Ангары три дня) и сообщил, что Ахматов соорудил плот и на нём спустился вниз по реке. Из письма на моё имя я узнал, что Ахматов ушёл на плоту, захватив оставленные инструменты, что пароход «Малый Иннокентий» не мог подняться вверх по Ангаре выше Ченчи; что барказ, который брал капитан Иванов, приведён на место и что с этим барказом я осенью намучаюсь, ибо Ангара сильно обмелела, а он глубоко сидит…

5 августа. Команду будил в 6 часов. Переправились через Чуро: отсюда пошёл на работу. Чуро, там где его пересекает магистраль, не очень широк – сажень 20. Чуро всё время извивается, описывая почти правильные дуги. В этом месте в Чуро впадают две речки – по-видимому, золотоносные, ибо в их песке много кварца с серным колчеданом.

6 августа. Работать сегодня было очень холодно; на горах всё время идёт снег, и они уже стали совершенно белые. У нас же, хотя иногда и падают белые мухи, температура воздуха очень низкая, и надо ждать, что скоро тоже выпадет снег. По пути подо мной упал конь, и хорошо, что я не держал в это время своих ног в стременах, благодаря чему успел соскочить.

7 августа. Всю ночь не мог заснуть от холода. Утром вышел умываться и был поражён: всё приняло зимний вид. Всё кругом бело, вот так сюрприз! пошёл снег и покрыл всю долину. Вид совершенно зимний. Проводник настойчиво советует повернуть. Уверяя, что теперь зима уже установилась. Но я был уверен, что ещё настанут хорошие дни – уж очень была резкая перемена от жары к холоду.

…Команда начинает роптать, что им и холодно и голодно. Пришлось поставить их во фронт и сказать несколько слов о долге; при этом я им сказал, что я нисколько не отличаюсь от них ни пищей, ни образом жизни, но что я не думаю жаловаться, а напротив, даже очень доволен, что приходится испытывать такие затруднения.

9 августа. Команду будил в 4 часа. После завтрака сели на плот и пошли вниз по Чуро; путешествие было бы очень интересное, если бы не было так холодно и не шёл бы снег с дождём. Чуро очень извилист, много островов и порогов, местами стремнины, по которым наш плот нёсся с быстротой броненосца. Между командой нашлись люди, которые по службе спускались на плотах в Архангельске и поэтому отлично управлялись. Иногда приходилось в такой стремнине ложиться на плот, ибо он нёсся вдоль самого берега, с которого торчали сушины и коряги. Такое положение было очень неприятно, так как плот состоял из неплотно пригнанных брёвен, в пазах которых протекала холодная, как лёд, вода. Берега озера красивы, большое разнообразие красок; роскошная растительность у береговой черты. Шли по Чуро около двух часов, затем пристали к берегу, чтобы немножко отогреться. Погода ухудшилась, на горах свирепствовал снежный вихрь, у нас же шёл при сильном ветре дождь со снегом; нестерпимо холодно, настроение скверное, вызванное тем, что мы были все мокрые при таком холоде. Шли на плоту всего 5 часов, дошли до речки Сарта, вошли в эту речку, бросили плот. Вышли на берег, чтобы отогреться и напиться чаю, затем пошли пешком к месту работы; нет ничего отвратительнее, как идти во время дождя по тайге, где всё насыщено водой. Каждая травинка и куст обдает холодным душем; стоит пройти 10 шагов, как промокаешь хуже, чем если пробудешь 10 часов на сильном дожде.

10 августа. Почти всю ночь команда и я не спали, было страшно холодно, под утро повалил снег, костёр греет только ту часть тела, которая к нему обращена. В 3 часа сварили завтрак и в 4 часа были готовы выйти на работу. Все закоченели от холода. Несмотря на снег, пошёл работать. Но пришлось пережидать погоду, ибо сквозь идущий снег невозможно было делать отсчёта по рейке. В 5 часов 30 минут снег перестал, и я пошёл вперёд, пересекая болота. Передний речник встретил дикого оленя, которого не преминул убить. Эта находка была для нас большим подспорьем. В лагере матрос Фридрихсман тоже убил оленя. Я был очень рад.

Теперь мы были обеспечены мясом по крайней мере на месяц, следовательно, я мог, если позволит погода и обстоятельства, докончить работы. Приказал прекратить выдачу солонины и давать свежее мясо.

11 августа. Сегодня старший матрос доложил мне, что команда жалуется, что им не хватает хлеба, что вообще они голодают. По возвращении в лагерь поставил команду во фронт и объявил им, чтобы они прекратили всякие жалобы на недостаток пищи и требование выдачи полной порции, так как они отлично знают, что я экономлю провизию только потому, что у нас её очень мало, и если бы у меня был её полный запас, то я, конечно, был бы рад давать больше, чем положено. Начинает чувствоваться некоторая напряжённость нервов, вызванная, очевидно, скверной погодой; вот уже 7 дней то дождь, то снег, то холодно; ночью просто замерзаешь, приходится спать, не раздеваясь, и на голову надевать башлык. Скоро выйдет запас сухарей, придётся послать вперёд на лабаз за последним оставшимся мешком. Команду приходится будить в 6 часов. А в 7 вечера уже нельзя работать, потому что мы идём теперь в узком ущелье и среди глухого леса, так что в это время уже приходится возвращаться назад, ибо становится совершенно темно.

12 августа. Идёт дождь. В 11 часов выглянуло солнце и стало греть. Показалось голубое небо. К 13 часам стало жарко. Появились опять мошка и комары; досталось нам от них сегодня как никогда, ибо мы не ожидали такого сюрприза и были все без сеток. Я чуть не смалодушничал, хотел бросить работу и бежать от комаров.

13 августа. Мои предположения оправдались, небо прояснилось, стало тепло, в долине снег стал таять и скоро совершенно исчез. К тому времени мы дошли до того места, где лес стал заметно реже, стали попадаться открытые поляны, дорога пошла в узком ущелье.

Погода стала опять хмуриться, небо закрылось облаками, дорога всё время идёт по болоту, много ручьёв, некоторые болота очень глубоки, лошади проваливаются выше брюха. Ущелье всё суживается, горы принимают форму отдельно стоящих пирамид.

Поспели кедровые орехи, команда их уничтожает в огромном количестве, называя шишки «таёжными яблоками».

15 августа. Сегодня, идя с работой, стало заметно, что подымаешься в гору. Чуро стал маленькой речкой, в него почти на каждом шагу впадают ручьи. Слева по течению впадает река Айяхчевконь тремя рукавами, очень мелкая, но течёт с большой высоты по огромным каменьям. Так что вся состоит из водопадов; очень шумит. Ущелье совсем сузилось. Чуро течёт в стыке гор. Тропа идёт по косогору по каменной россыпи, дорога очень опасная для коней. Во многих местах щели между камнями, замаскированные мхом. Часто вступаешь, думая, что под ногами твёрдая почва, а оказывается только тонкий слой мха, конечно, сейчас же проваливаешься. Почти вся команда и я посдирали себе кожу на руках и ногах при этих падениях. В одном месте прошли через недавний обвал; картина представляет самый дикий характер: нагромождены огромные каменные глыбы. Вековые деревья, толщиною более обхвата, превращены буквально в мочалку, а некоторые превращены в муку. Весь этот хаос покрыт густым слоем каменной пыли.

Чуро шумит очень сильно, вблизи от него трудно говорить, надо кричать, вода красивая. Прозрачная и зелёного цвета.

17 августа. Вышли наконец на открытое пространство почти без леса и в холмах – отрогах от ближних гор; лес совершенно кончился и начались кустарники и стланик кедр. Все эти холмы соединены между собой высокими и низкими перешейками. Разобраться в лабиринтах этих холмов и оврагов почти нет возможности. Картина этой местности очень красива. Горы остроконечные, и многие имеют по несколько верхушек в виде отдельных пиков. Есть горы, у которых до семи таких пиков. Все эти горы покрыты глубоким снегом. Деревья и кустарники теперь совершенно голые, т. е. листья уже опали. Чуро извивается среди этих холмов.

Тайгой мы прошли 79 вёрст. Дальше работа пошла значительно быстрее, просек уже не надо было рубить – местность пошла холмистая, долина совершенно сузилась, так что река Чуро течёт в стык подошв гор.

В 6 ½ часов подошёл к становищу тунгусов, был встречен оглушительным лаем собак. Становище состоит из трёх юрт. Кочуют три семейства, которые и вышли к нам навстречу.

18 августа. Работа сегодня была очень интересная. Надо было разобраться в целом лабиринте холмов и оврагов. Чуро в этом месте принимает в себя почти из каждой расселины в скалах по ручью. Эти ручьи благодаря сильно тающему снегу вздулись и страшно шумят. Внизу в долине снег совершенно сошёл. Чуро тоже шумит и пенится.

19 августа. Дошёл до перевала рек Чуро – Большой Кункудери – провизии к этому времени у меня осталось только на десять дней; погода опять испортилась. Снова пошёл снег… Опять пропали два коня. Кони начинают сильно худеть и слабнуть…

Не успели пройти трёх вёрст, как с утра чудный день стал портиться, задул очень сильный ветер, а затем от NO стала подниматься тёмная туча и в час дня при сильном ветре туча налетела так быстро, что я еле успел убрать инструменты. Пошёл сильный дождь. Облака стали спускаться всё ниже и ниже – неслись с огромной быстротой. Я приметил, что одно облако прошло расстояние между горами, определённое на планшете в 2 версты, в 2 минуты. Скоро облака спустились до такой высоты, что мы очутились среди быстро несущихся облаков – точно попали на небо. В это время начали уже подниматься на самый перевал; впереди виднелась, когда расходились облака, стенка, что, собственно, и есть перевал. К моему счастью – снега было мало, местами было видно даже траву. Чуро здесь круто поворачивал вправо и принимал вид ручья.

Через 7–8 дней я уже должен буду, даже если и хорошая погода, повернуть назад; мы к этому времени останемся без хлеба и почти без мяса.

20 августа…Сегодня у нас 12-й лагерь по счёту от реки Ангары.

21 августа. Подъём на перевал в сторону реки Чуро довольно крутой. Сам перевал представляет из себя горку, соединяющую между собой два горных хребта. Между этими хребтами имеется площадка в 150 саженей ширины. Пройдя которую начинается спуск в долину реки Большой Кункудери. Склон в эту долину более пологий, чем в сторону реки Чуро. Большая Кункудери берёт начало с правой стороны перевала из расселины горы и составляется множеством впадающих в неё ручьёв. Большая Кункудери благодаря такому множеству ручьёв сразу почти становится большой рекой, между тем как река Чуро вёрст 8–9 от перевала ещё имеет вид ручья. Всё время пришлось идти по воде, а вода холодная, ноги совсем закоченели. Потом пошли каменные осыпи; по ним идти всё равно что по острым ножам.

Вид с перевала на обе долины очень интересный. Горы совершенно голые; большею частью все покрыты каменной осыпью и обросли лишаями всех цветов. Прошёл перевал и спустился в долину Большой Кункудери.

22 августа. Вышел на работу совершенно больной, но, пройдя вёрст 5, стал чувствовать себя гораздо лучше. В одном месте, переходя через Кункудери, я оборвался с камня и упал в воду; хорошо, что сегодня хороший день, температура +20 и я мог обсушиться на воздухе. При падении зашиб себе ногу.

В 7 часов, когда стало уже темнеть, убрал инструменты и пошёл в лагерь. Сегодня для меня день неудачен! Опять пришлось принять холодную ванную. Конь, на котором я ехал, переправляясь вброд через одну речку, – споткнулся. А может быть, завис между камней, только мы с ним полетели в воду. Течение очень сильное, хорошо, что я не бросил повода, а то пожалуй бы течением могло сильно ударить о камни. С помощью команды удалось выбраться и высвободить коня. Ужасно было неприятно. Нервы совсем сдали.

…Кункудери имеет две вершины – одна берёт своё начало у перевала, а другая с левой горы от перевала. Обе эти вершины разделяет огромная гора в виде шатра: до места слияния вершин они текут с большой высоты и по очень заметному уклону. На расстоянии пройденных 10 вёрст в Большой Кункудери впадает 4 значительные реки и несколько мелких речушек.

Местность, по которой течёт Большой Кункудери, очень отличается от местности, по которой проходит р. Чуро. Чуро течёт среди девственного леса. Берега большею частью – песчаные, и между берегом и подножием гор есть долины. Большая Кункудери течёт (та часть, по которой я шёл) среди голой равнины, даже кустарник, и тот невысокий, но зато вся долина занята самой рекой и завалена сплошь камнями. Путь от перевала Чуро до перевала Кункудери – очень тяжёл для коней – кормов совсем нет и камни отбивают им ноги, почти все кони хромают, подков прямо не напасёшься. Приходится ковать несколько раз в день.

23 августа. Сегодня опять чудесный день – тепло, +22 градуса. Ни одного облачка, и дует хороший ровный ветер. Работать одно удовольствие. Если бы не болела у меня нога. Просто не даёт ни идти, ни ехать, еле иду с работой. Ехать хуже. Купил у матроса сапоги, набил их войлоком и таким образом могу идти кое-как, а тут всё время приходится идти с камня на камень, просто беда.

24 августа. Вдоль реки, по которой и теперь идём, растёт чудный лес – вроде того, как на Чуро. Нога у меня сильно болит. Еле хожу. Вскоре мы подошли к подъёму на перевал. Подъём оказался очень трудный…Местами приходится взбираться почти на отвесную стенку – настолько отвесную, что надо взбираться с помощью рук и ног. Лошадь еле может подниматься.

25 августа. Завтра я должен возвращаться назад – иначе придётся остаться без мяса. Сухари и крупа ещё кончились вчера. Нашёл туман с сильным ветром. Решил однако остаться до завтра, – может быть, ещё рано утром успею кончить работу.

Корм для коней совсем пропал. Кони голодны и сильно исхудали. Сегодня велел дать им последний овёс. Итак, завтра я поворачиваю, придётся идти дней 6–7 до Ангары. Провизии тоже нет, осталось только немного мяса. Люди сильно отощали, даже заметно, как все похудели. Стали не лучше коней, у которых торчат кости. Но зато кончили работу и выполнили свой долг.

26 августа. Четвёртый пункт стоит ниже перевала и есть точка соединения работ моих и Я. М. Иванова. Она обозначена сложенной из камней пирамидой с шестом, на котором прибит флаг и сделана надпись: «Астрономический пункт 1902 г. Байкальская экспедиция». Рядом другой стоит, на котором делали наблюдения Ахматов и Педашенко. Радом навалил груду камней, в которую воткнул свою рейку, прибил к ней доску с надписью: «От этого пункта до реки Ангары, до того места, где начинается тропа на р. Чуро, по магистрали (по просекам) всего 126 вер. 480 саж. Гидрографическая экспедиция Байкальского озера».

27 августа. Вернулись люди, посланные за мукой, и к нашему приходу уже испекли лепёшки из неё. Всего вышло 2 пуда 4 фунта. Я никогда не ел с таким аппетитом хлеб, как эти лепёшки: они нам показались очень вкусными. Напечённых лепёшек хватит нам дня на четыре.

29 августа. Сегодня приходится выдавать по самому маленькому кусочку мяса и хлеба. Этим пайком можно только чуть-чуть заморить голод. Настроение команды мрачное. Идут молча, почти нет улыбок.

30 августа. У нас провизии остались одни крошки. Идёт дождь и туман. Сегодня прошли более 20 вёрст. Команда усталая, а главное голодная, утоляем голод чаем.

31 августа. Ночью шёл снег. Опять всё приняло зимний вид. До 12 часов дал команде, чтобы они разобрались в своих вещах и бросили всё, что только не нужно им.

Сегодня, проходя место, где Чуро сходится с Чуроканом, мы издали заметили, что с того берега Чурокана подходит к реке дикий олень. В этом месте обе реки так шумят, что если надо что-нибудь сказать, то приходится кричать. Поэтому, мы, будучи закрыты лесом, были не видимы оленю, а из-за шума рек он нас не слышал. Я и команда так обрадовались, как ещё не были рады никому, и чтобы его не напугать, я и ещё один матрос стали к нему подкрадываться, буквально ползя на животе. Наконец оставалось сажен 100, и надо было уже стрелять, ибо олень стал тревожно прислушиваться. Я прицелился и выстрелил. Олень сначала подпрыгнул, сделал два скачка, я уже думал, что промазал, а на лице всей команды можно было прочесть сильное огорчение, но вот олень, сделав два скачка, упал, потом опять вскочил – сделал ещё один прыжок и уже на берегу свалился. Сию же минуту чуть не вся команда побежала за ним, бросаясь в воду, забыв, что она холодная. Перешли реку, взяли оленя и принесли, оказалось, что я совершенно верно попал, т. е. попал туда, куда целился. По приходе на ночлег сварили себе ужин из этого оленя – давно уже мы не ели досыта.

1 сентября. Утром засолили оленя. Чистого веса вышло 2 пуда 8 фунтов. Буду давать теперь команде два раза в день суп.

2 сентября. Пришли на Ангару. По приходе первым долгом пошли к лабазу смотреть, есть ли провизия – оказалось, что там лежат провизия и письма. Из бумаги начальника экспедиции узнал, что мне предлагается доставить, употребив все усилия, заказы по Ангаре в Дагары и затем, если позволит время, прежде чем спускаться по Ангаре, произвести съёмку участка от Нюрундукана вниз на 20 вёрст. Из следующих писем я узнал, что мичман Любимов только что сегодня же, 2 сентября, окончил эту съёмку и незадолго до меня ушёл вниз по реке.

16 сентября. В 5 часов встретили пароход «Святой Иннокентий». Подали ему буксир. С этого момента я прекращаю свой дневник. Воздав Господу благодарение за успешное окончание и выполнение возложенной на меня работы и за благополучное окончание похода, считаю своим долгом принести глубокую благодарность команде, разделявшей со мной все трудности работы, и благодаря усердию которой я мог выполнить столь трудную задачу…»

Вигдор перелистнул последнюю страницу. За окном уже начинало смеркаться. Он и не заметил, как пролетело время. «Какие сильные люди! – подумал он. – Нужно про Белкина и его команду статью писать, напомнить о их отношении к делу. Долг! Этот лейтенант всё время думал о долге! Крутой мужик! И никто не знает об этой пусть и небольшой, но такой тяжёлой экспедиции».

Скрипнула дверь.

– Вигдор, Вигдор, – позвал голос, вырывая его из плена роившихся в голове мыслей.

– Ну Вигдоша, музей закрывается, пора, дорогой, на выход.

– А картины, – умоляющим голосом произнёс Вигдор. – Мне бы хоть глазком на Белкина взглянуть.

– Сегодня никак. Все хранилища и зал уже сданы под охрану. Только тебя и эту комнату пока ещё никто кроме меня не охраняет. Хочешь – завтра, ну в любой другой день.

Вигдор вздохнул:

– И то верно. Прочитанное надо бы переосмыслить. Хорошая подготовка к будущему походу.