Софья Сергеевна Маркелова
Душа чащобы
Первое время она много работала, совсем отдались от дочки, пропадала за пределами дома целыми сутками. Но после, отчаявшись и доведя себя до нервного истощения, впервые нашла утешение в вине. Агата даже сперва обрадовалась, заметив перемену в характере матери. Теперь, выпив один бокал вечером, женщина приходила в доброе расположение духа, смеялась и шутила, даже чаще стала целовать свою дочь.
Вот только через месяц пить мама стала не только по вечерам, и теперь дело не ограничивалось бокалом вина. Сначала была одна бутылка в день, после две, затем женщина перешла на водку, и в скором времени Агата с ужасом обнаружила, что не узнает больше свою мать. Та начинала пить с самого пробуждения, пропускала работу, громила мебель в приступе буйства, срывалась на дочери по пустякам.
Дом превратился в грязную вонючую конуру, и мать во всем винила Агату. Водка делала женщину агрессивной, и она не стеснялась больше бить дочь по щекам, швырять в нее бутылки.
– Он был идиотом! И ты не лучше! Бестолковая курица! Принеси матери стакан! – каждый день слышала Агата эти слова.
Ей было горько, что мать так ее ненавидела. Ведь девочка даже не могла понять, за что она заслужила такое отношение к себе. И все чаще и чаще Агата стала тайком выбираться из ненавистного дома, когда мать напивалась до полного беспамятства, и, невзирая на все запреты, убегать в лес. Ее старый дуб, ее уютная поляна – они всегда готовы были выслушать любые жалобы.
Поскрипывали ветви, хрустели под ногами мелкие ломкие веточки, ветер шаловливо играл волосами – здесь Агата забывала обо всем на свете. Здесь она чувствовала себя в кругу друзей. И она говорила, и говорила, и говорила. Часами рассказывала черному дуплу о том, каким хорошим был ее отец, и как мать была счастлива, когда семья еще не распалась. Делилась своими обидами и надеждами.
И дуб внимал ее словам.
Иногда в темноте Агата видела чьи-то яркие зеленые глаза, мерцавшие как драгоценные камни. Они никогда не моргали и пропадали так же быстро, как и появлялись.
Первое время мать не замечала исчезновения дочери, лишь изредка спрашивала ее, где та ходила. И Агата каждый раз выдумывала что-нибудь, хоть и видела, как матери было все равно. Она задавала вопрос не с целью действительно узнать, чем занималась дочь, а лишь для того, чтобы просто спросить, показать, что она все еще видит, что творится вокруг.
– Где ты шлялась? – в один из дней привычно спросила у Агаты мать, стоило только девочке переступить порог.
Сидевшая в кресле неопрятная женщина уже давно не походила на ту мать, что Агата когда-то знала и любила. Неухоженная и грязная, она сжимала в одной руке бутылку, развалившись в кресле напротив телевизора, а во второй держала клочки разорванной фотографии.
– Я ходила в магазин, – тихо произнесла Агата.
– Врешь!
– Вот, жвачку купила. – Девочка достала из кармана упаковку и показала матери.
– Я знаю, где ты была. Знаю, куда ты постоянно бегаешь, когда думаешь, что я заснула. В свой чертов лес!
Агата промолчала. Она стояла, поджав губы, опустив взгляд. И хотела, чтобы все это просто закончилось, и она скорее могла уйти в свою комнату.
– Как ты не поймешь, твой отец был подонком! Он бросил нас ради какой-то молоденькой нимфетки! А ты все думаешь, что он тебя любил. Все ходишь к этим своим деревьям, будто надеешься, что твой отец вернется туда…
– Папа был хорошим. Он тебя любил. И меня тоже…
– Глупая курица! Ему было плевать на нас! – взвилась мать, бросив в сторону Агаты клочки фотографии, на которой девочка увидела улыбающееся лицо папы. – Разве хотя бы раз приезжал он сюда, к нам домой, чтобы повидать тебя, свою дочь, а? Разве хотя бы раз с того дня звонил он тебе, чтобы узнать, как у тебя дела? Нет! И никакой старый дуб с дуплом не изменит этого! Ты можешь там хоть жить остаться, вспоминая о ваших гулянках с отцом по лесу, но ничего не изменится! Он не вернется, любить тебя не станет, даже не подумает о тебе!
– Это неправда… – захныкала Агата. – Папа любил меня, он никогда не говорил мне ничего плохого, и он не врал мне…
– Ты наивная простушка!
Поднявшись на ноги, мать оставила початую бутылку в кресле и вперила в дочь злобный взгляд.
– Он врал нам обеим! С самого начала!.. Мы были ему не нужны вовсе. И ты тоже должна о нем забыть, сделать так же, как он поступил с нами обеими! Вычеркнуть его из памяти! Я тебе помогу!
Мать с неожиданным проворством выскочила из дома и побежала в сторону деревянного сарая, стоявшего в углу участка. Через минуту она, вооружившись массивным топором, уже распахнула скрипучую калитку и двинулась в сторону леса.
– Мама! Куда ты? Постой!
В закатном солнце, окрасившем верхушки елей в красновато-рыжий цвет, Агата видела, как женщина, чуть пошатываясь и волоча за собой тяжелый топор, затерялась между кустами и деревьями. Бросившись следом, дочка пыталась вернуть мать домой, но та лишь с рыком отбросила девочку в сторону, а сама уверенно пошла в направлении той самой поляны, где так много часов провела Агата наедине с собой, своими мыслями и молчаливым слушателем с зелеными глазами.
