Софья Прокофьева
Всё о приключениях жёлтого чемоданчика, Веснушке и Лоскутике
Глава 9. Вова решает отправиться на поиски красной пилюли
Тем временем по тёмной улице шёл Худой Дядя и нёс на руках Вову Иванова, нежно прижимая его к груди. Позади тяжело шагала Толстая Тётя.
– Нет, здесь нужна женская рука, а не милиционерская! – бормотала Толстая Тётя. – Бедный ребёнок! Он не видел в жизни ни ласки, ни внимания. Достаточно посмотреть, во что он одет…
«Что же мне делать? – тем временем думал Вова. – Как мне теперь раздобыть красную пилюлю?»
Худой Дядя почувствовал, что Вова задрожал всем телом, и ещё крепче прижал его к своей груди.
– Он совсем замёрз, бедняжка! – тихо сказал Худой Дядя.
Наконец они подошли к какому-то новому дому.
Худой Дядя долго топал ногами, чтобы отряхнуть снег, а Толстая Тётя смотрела на его ноги строгими глазами.
Потом они вошли в квартиру, и Худой Дядя бережно опустил Вову на пол.
Посреди новой комнаты стоял большой зеркальный шкаф. Наверно, он ещё не выбрал, какая стена самая лучшая, и поэтому так и стоял посреди комнаты.
Вова уцепился за Худого Дядю, посмотрел на него умоляющими глазами и сказал:
– Дяденька, отнесите меня к Детскому Доктору!..
– Нам попался больной ребёнок! – ахнула Толстая Тётя и с размаху села на новый стул. – Он простудился! Скорее, скорее беги в аптеку и купи всё, что там есть от кашля, чихания, насморка, воспаления лёгких!
– Но аптека уже закрыта! – неуверенно сказал Худой Дядя.
– Постучишь, и тебе откроют! – закричала Толстая Тётя. – Беги скорее! Несчастный ребёнок весь дрожит!
Она посмотрела на Худого Дядю такими глазами, что тот сейчас же выбежал из комнаты.
– Я немедленно положу горячую грелку на живот этого бедного ребёнка! – сама себе сказала Толстая Тётя и вышла из комнаты.
Через минуту она вернулась с грелкой, в которой громко булькала горячая вода.
Но пока её не было в комнате, Вова успел спрятаться за новый шкаф. Толстая Тётя обошла вокруг шкафа, но Вова не стоял на месте, а тоже обошёл вокруг шкафа, и Толстая Тётя его не нашла.
– Неужели этот бедный ребёнок пошёл на кухню? – сама себе сказала Толстая Тётя и вышла из комнаты.
Вова знал, что она не найдёт его на кухне, потому что он в это время уже залез в шкаф.
В шкафу было темно, сыро и холодно, как на улице. Вова скорчился в углу и слушал, как Толстая Тётя бегает вокруг шкафа и топает своими двумя ногами, как полслона.
– Неужели этот больной и непослушный ребёнок вышел на лестницу?! – сама себе закричала Толстая Тётя.
И Вова услышал, как она выбежала в переднюю и с шумом распахнула входную дверь. Тогда Вова осторожно вылез из шкафа и тоже вышел в переднюю. Там никого не было, а дверь на лестницу была открыта.
Вова, поддерживая обеими руками пальто, стал спускаться с лестницы. Он ложился животом на каждую ступеньку и сползал вниз.
Это было очень трудно. Хорошо ещё, что Толстой Тёте и Худому Дяде дали квартиру на первом этаже.
Вова услышал тяжёлые шаги и быстро отполз в тёмный угол.
Мимо него пробежала Толстая Тётя. Она вытирала глаза платком с жёсткими кружевами.
– Бедный мой мальчик, где же ты? – всхлипнула она.
Вове даже стало её жалко. Если бы у него было время, он бы полежал немного с грелкой на животе для её удовольствия.
Но сейчас ему было некогда. Он должен был как можно скорее найти Детского Доктора.
Вова выполз из подъезда. На улице было темно и шёл снег. Вова долго карабкался на сугроб. Наверно, за это время альпинист успел бы забраться на высокую снежную гору.
И вдруг Вова увидел, что мимо него по тротуару бежит целая толпа людей. Впереди всех бежал Худой Дядя и громко, как лошадь, топал ногами. За ним бежал милиционер. За милиционером бежали какой-то дядя и какая-то тётя в серой шубке. А за ними бежал… Детский Доктор.
«Дядя Детский Доктор!» – хотел крикнуть Вова. Но от волнения у него получилось только:
– Дя… Де… До!..
Никто не услышал его тоненького голоса. Все эти люди и Детский Доктор вместе с ними вбежали в подъезд, и дверь за ними тяжело захлопнулась.
Вова горько заплакал, но его плач заглушил какой-то странный шум.
Вова оглянулся и замер от ужаса. Он увидел, что к его сугробу подбирается большая снегоочистительная машина. Громадные металлические руки жадно хватали снег.
– Ох, ночь-то какая холодная! – услышал Вова чей-то голос. – Ветер-то как воет, как будто ребёнок плачет… Отвезу сейчас снег за город, высыплю в поле, и всё. Сегодня последний рейс.
Вова попробовал сползти с сугроба, но только провалился весь в своё пальто. Большая ушанка свалилась с его маленькой головы и упала прямо на тротуар.
– Не хочу в поле! – закричал Вова. – Я не снег, я мальчик! Ай!
И вдруг Вова почувствовал, что он сначала куда-то поднимается, затем куда-то падает, затем куда-то едет.
Вова с трудом высунул голову из своего огромного пальто и оглянулся. Он сидел полузасыпанный снегом в кузове большущего грузовика, и тот увозил его всё дальше и дальше. Мимо проплывали большие тёмные дома с уютными разноцветными окнами. Там, наверно, разные мамы кормили ужином своих счастливых детей.
И тут Вова почувствовал, что ему тоже хочется есть. И почему-то больше всего на свете ему захотелось тёплого молока, хотя обычно он его просто ненавидел.
Вова громко закричал, но ветер подхватил его крик и унёс куда-то далеко.
Руки у Вовы окоченели, ботинки и носки свалились с маленьких ног.
Вова поджал свои голые пятки, уткнулся носом в холодную подкладку пальто и тихо заревел от тоски и страха.
А тем временем машина всё ехала и ехала. Светофоров становилось всё меньше и меньше, а промежутки между домами становились всё больше.
Наконец машина выехала за город. Теперь она поехала ещё быстрее. Вова уже боялся высовываться из пальто. Нижняя пуговица расстегнулась, и он только иногда в отчаянии поглядывал в полукруглую дырочку от петли. Но он видел только страшное чёрное небо и серые поля.
А холодный ветер громко кричал «у-у-у!..», завивался кольцами и столбами поднимал снег.
Вдруг машина куда-то резко свернула. Затем её сильно тряхнуло, и она остановилась. Кузов наклонился. Вова почувствовал, что он куда-то сползает, падает. Наконец Вова, весь засыпанный снегом, очутился на земле.
Когда он высунул голову, машина уже уехала.
Вова был совсем один в большом и пустынном поле.
А в поле гудел ветер. Он поднимал холодный снег и кружился над Вовой.
«Мама!» – в отчаянии попробовал крикнуть Вова, но у него получилось только «уа-уа!».
Глава 10. О том, как Вовина мама два часа просидела, закрыв лицо руками
На шоссе было пусто. Только белый снег крутился над чёрным асфальтом. Видно, никому не хотелось выезжать из гаража в такую погоду.
Вдруг на шоссе появилась целая колонна машин. Машины ехали очень быстро. Наверно, они делали больше ста километров в час.
Впереди ехал грузовик. Если бы вы заглянули в кабину, вы бы сразу заметили, что у водителя очень испуганное и удивлённое лицо. А ещё бы вы заметили, что рядом с водителем на сиденье лежит Вовина ушанка.
И хотя в кабину залетал острый ледяной ветер, водитель всё время вытирал со лба крупные капли пота.
– Уж которую зиму снег вожу, – бормотал он, – но такого дела и слыхом не слыхал…
Позади грузовика мчалось несколько синих машин с красными полосками. Оттуда доносились человеческие голоса и собачий лай. Даже не заглядывая в эти машины, сразу можно было догадаться, что в них едут милиционеры с собаками.
Последней ехала машина «скорой помощи» с красными крестами на боках. В ней сидела Вовина мама. Она сидела, закрыв лицо руками, и плечи её вздрагивали. Она не говорила ни слова и не отвечала Нине Петровне, которая ласково обнимала её одной рукой и пробовала хоть немного успокоить. В другой руке Нина Петровна держала большой голубой термос.
На соседней скамейке рядышком сидели Детский Доктор и Заведующий Аптекой.
Вдруг самосвал резко затормозил, и шофёр тяжело спрыгнул на снег.
– Это где-то здесь! – сказал он. – Я где-то здесь снег вываливал…
И тотчас же из синих машин стали вылезать милиционеры и выскакивать собаки. В руках у милиционеров были яркие фонарики.
Все собаки по очереди деловито обнюхали Вовину ушанку и побежали в сторону от шоссе, проваливаясь в глубоком снегу. Впереди всех бежал молодой и очень румяный милиционер.
Потом одна собака громко залаяла и что-то схватила зубами. Это был башмак с галошей. Потом залаяла вторая собака. Она тоже нашла башмак с галошей.
Но тут все собаки бросились к одному сугробу и стали быстро разгребать его своими тренированными лапами.
Детский Доктор побежал за ними, не обращая внимания на то, что его тёплые боты уже полны холодного снега.
Он тоже стал помогать собакам и разрывать сугроб своими старыми руками. И вдруг он увидел небольшой свёрток. Внутри что-то слабо шевелилось и тихо попискивало.
Детский Доктор прижал этот свёрток к груди и бросился к санитарной машине. А там уже Нина Петровна дрожащими руками наливала из голубого термоса в маленькую бутылочку с резиновой соской какое-то розовое молоко.
– Где он? Я его не вижу!.. – прошептала она.
Детский Доктор дрожащими пальцами расстегнул пуговицы на Вовином пальто.
– Вот он! Он застрял в рукаве своей школьной формы! – закричал Заведующий Аптекой.
И тут все увидели крошечного ребёнка.
Нина Петровна ахнула и поспешно поднесла к его губам бутылочку с розовым молоком.
Конечно, ни у одной коровы не бывает розового молока, даже если её кормить одними розовыми розами без шипов. Просто Нина Петровна растворила красную пилюлю в горячем молоке и получилось розовое молоко.
Доктор робко потянул Нину Петровну за рукав.
– Может быть, хватит… Может быть, остальное через полчаса?
Но Нина Петровна только посмотрела на него уничтожающим взглядом.
– Дайте хоть накормить бедняжку! – сказала она.
Наконец Вова допил всю бутылочку.
Щёки у него разрумянились, и он сладко уснул, крепко сжимая свои кулачки.
– Уф! – с облегчением сказал Детский Доктор. – Нина Петровна, разрешите мне присесть рядом с вами. От вас так сильно пахнет валерьянкой. Это меня успокаивает.
– Ах, доктор, доктор! – сказала Нина Петровна. – Как хорошо, что всё кончилось хорошо. А как было бы плохо, если бы всё кончилось плохо! Сколько беспокойства доставила нам ваша противная зелёная пилюля!
Детский Доктор даже подпрыгнул от возмущения.
– Уважаемая Нина Петровна! – дрожащим от обиды голосом проговорил он. – Уж от вас я этого не ожидал. Зелёная пилюля! Изумительный препарат, над которым я работал столько лет!
– Изумительный препарат? – недоверчиво переспросила Нина Петровна.
– Конечно! – убеждённо воскликнул Детский Доктор. – Я даю лентяю зелёную пилюлю номер один. Она уменьшает его на пять-шесть лет…
– Так. Ну и что? – пожала плечами Нина Петровна.
– Я тоже представляю себе действие зелёной пилюли весьма приблизительно, – с интересом повернулся к Детскому Доктору Заведующий Аптекой.
– Пилюля только уменьшает, больше ничего, – заметно волнуясь, стал объяснять Детский Доктор. – Но этого достаточно. Остальное делает жизнь. Понимаете, сама жизнь. Теперь ребёнок, даже если он захочет, уже не может дочитать интересную книгу. Не знает, как починить велосипед. Как завинтить гайку. Он больше не может лазить по заборам, если надо защитить малыша. А вместе с тем…
– …а вместе с тем он помнит, как ещё совсем недавно всё это было ему легко и доступно, – задумчиво кивая, проговорил Заведующий Аптекой.
– В том-то и дело! – обрадованно подхватил Детский Доктор. – Вы правильно поняли. Главное, что теперь он сам понимает: как грустно, как неинтересно жить на свете, когда ты ничего не знаешь и не умеешь. Ему смертельно надоедает безделье. И тут он принимает красную пилюлю. Но Иванов…
И тут все они посмотрели на Вову.
А Вова рос прямо на глазах. Голова у него увеличивалась, ноги удлинялись. Наконец из-под пальто показались две уже довольно большие пятки.
В это время в машину заглянул молодой милиционер.
– Ну как дела? – шёпотом спросил он, указывая глазами на Вову.
– Растёт! – ответили Детский Доктор и Заведующий Аптекой.
Нина Петровна подошла к Вовиной маме, обняла её и попробовала оторвать её руки от лица.
– Но посмотрите же, посмотрите, как чудесно увеличивается ваш сын! – настойчиво твердила она.
Но мама продолжала сидеть отвернувшись. У неё просто не было сил посмотреть на Вову, которому она ещё утром гладила длинные брюки.
Но Вова вдруг сладко зевнул и потянулся.
– Мама! – сказал он своим обычным голосом.
– Тише, тише, Иванов! – сказал Детский Доктор, наклоняясь над ним. – Тебе вредно много разговаривать!
Но Вова приподнялся на локте и стал оглядываться, вытаращив глаза от изумления.
Вовина мама наконец открыла своё лицо, посмотрела на Вову и улыбнулась дрожащими губами. Вова прижался к ней крепко-крепко и зашептал что-то ей на ухо совсем тихо.
Детский Доктор и Заведующий Аптекой слышали только отдельные слова.
– Вот увидишь… Теперь навсегда… Настоящим лётчиком…
И хотя больше они ничего не смогли расслышать, они всё равно обо всём догадались.
Они, улыбаясь, переглянулись, а очень довольный Заведующий Аптекой даже подмигнул Детскому Доктору.
– Вот видите, видите, всё-таки она подействовала, эта зелёная пилюля… – негромко, задумчиво проговорил Детский Доктор.
Вовина мама ещё крепче обняла Вову и заплакала. Вы знаете, это бывает со взрослыми, что они плачут от радости.
Оставь окно открытым
Глава 1. Чудеса начинаются
Была сырая ветреная ночь.
Милиционер Петров Василий Семёнович стоял на посту.
Тяжёлые тучи ползли по небу. Наверно, им было скучно плыть над тихим, крепко спящим городом, и, чтобы хоть немного развлечься, каждая из них превратилась в какого-то невиданного зверя. Они по очереди наползали на луну.
«Вот сейчас луну проглотил лев, – рассматривал их Василий Семёнович, – нет, пожалуй, это не лев. Скорее крокодил, а его три ноги больше всего напоминают толстые ножки рояля…»
Все дома стояли тёмные, притихшие. Только на верхнем этаже самого высокого дома голубым светом горело одно окно. Оно всегда не гасло дольше других. Как будто боялось, что Василию Семёновичу будет тоскливо одному на тёмной улице. Но вот и оно погасло.
Улицу не спеша перешёл серый кот. Он шёл, мягко извиваясь своим длинным тощим телом.
Милиционер Петров отлично знал этого кота. Да и кто же его не знал? Ещё бы! Ведь этот кот был первый плут и воришка во всём районе.
Звали его – Кот Ангорский, хотя на самом деле это был совершенно обыкновенный, подзаборный, ничуть не пушистый кот.
Имя Кот Ангорский придумал его хозяин. Дело в том, что его хозяин…
Но нет, нет, нет! Не будем торопиться! Пока о его хозяине ни слова. Мы ещё успеем с ним хорошенько познакомиться. Мы ещё успеем встретиться с ним не один раз. А пока…
Кот Ангорский спокойно и равнодушно посмотрел на Василия Семёновича плоскими, ярко блеснувшими серебряными глазами.
В зубах он держал сосиску в целлофане. Ещё двенадцать точно таких же сосисок, одна за другой, волочились за ним по земле, словно небольшой поезд из двенадцати вагончиков.
Луна на минуту выглянула из живота диковинной рыбы с длинными ушами.
Кот Ангорский мягко перешагнул через трамвайные рельсы – сосиски, поблёскивая целлофаном, запрыгали вслед за ним.
Кот свернул в чёрную подворотню и исчез.
– Ах, непорядок… – поморщился Василий Семёнович. – Ясное дело, стянул он у кого-нибудь эти сосиски, не иначе. Утром люди проснутся: где сосиски? А ведь тут завтрак на целую семью…
Василий Семёнович, продолжая огорчённо хмуриться, достал из пачки папиросу и сунул её в рот. Он рассеянно похлопал себя по карманам, но спичек в карманах не нащупал.
Василий Семёнович оглянулся. Ни одного прохожего не было видно на улице. Ни в одном окне не горел свет.
– Где же, однако, раздобыть спички? – оглядываясь, пробормотал Василий Семёнович.
И вдруг…
Да, мой читатель, именно «вдруг». Потому что удивительное начинается всегда неожиданно. Без всякого предупреждения, без звонка по телефону… Вдруг – оно началось!
Вдруг…
…Произошло нечто невероятное: Василий Семёнович увидел алый огонёк на кончике своей папиросы.
Папироса раскурилась сама собой. Кверху поднимался голубоватый дым завитушками.
Василий Семёнович от неожиданности чуть не выронил папиросу.
Но тут он удивился ещё больше. На красном тлеющем кончике папиросы сидел маленький человечек.
Он был весь словно выгнут из тонкой золотой проволоки. Его прямые волосы торчали в разные стороны, как иглы ежа, а большие уши сильно оттопыривались.
На человечке были узкие джинсы и смешная куцая курточка на молнии.
Он сидел совершенно спокойно. Запрокинув голову и опершись позади себя руками о папиросу, он глядел на луну.
При этом он рассеянно покачивал одной ногой в разношенном башмаке. Башмак, пожалуй, был даже слишком велик, того гляди свалится. Вторая нога была босая. Василий Семёнович отлично разглядел круглую пятку и пять маленьких пальчиков.
Да, не будем скрывать, Василий Семёнович удивился. Мало этого, он даже растерялся.
Но больше всего Василия Семёновича поразило выражение лица маленького человечка.
Человечек глядел на луну печальным, унылым взглядом. Именно унылым, даже каким-то безнадёжным. Он зябко передёрнул плечами.
Потом человечек зашевелил губами, что-то забормотал негромко, словно про себя. Но Василий Семёнович всё-таки расслышал.
– Честное слово… Честное рыжее… Я знаю точно-наверняка-непременно-без всякого сомнения: Солнышко опять встанет. Никуда оно не денется. Кто не верит… ну и пусть… ему же хуже… А я – верю! И всё-таки как грустно жить ночью…
Василий Семёнович, конечно, ничего не понял. «Я не сплю, – подумал он. – Потому что заснуть на посту я не мог ни при каких обстоятельствах. Это исключено. Но в таком случае кто это? Или что это? Если это „кто-то“, то кто это? А если это „что-то“, то что это? Непонятно!» В конце концов Василию Семёновичу показалось, что вся его голова набита одними вопросительными знаками.
Вдруг человечек с озабоченным видом повернулся к Василию Семёновичу.
– Я уверен, вы знаете. Ну конечно вы знаете, вы просто обязаны знать: у кого в этом городе больше всего веснушек?
Думаю, никому не известно, какие именно вопросы задают маленькие человечки, сидящие на кончике папиросы. Но этот вопрос, скажем прямо, застал Василия Семёновича врасплох.
– Ну, веснушек, – чуть нетерпеливо повторил человечек. Он брезгливо отмахнулся от струйки дыма и постучал пальцем по своему носу и щекам: – Таких чудесных, очаровательных рыжих веснушек.
Василий Семёнович откашлялся.
– Я вас понял, – хрипловато ответил он. – Веснушек. Конопушек, да?
И Василий Семёнович тоже постучал пальцем по своему носу и щекам.
На луну, как наволочка на подушку, натянулось такое тёмное облако, что она совсем исчезла.
Что такое? Это было уже и вовсе странно, непонятно и необъяснимо.
Маленький человечек в темноте светился.
Конечно, не очень ярко. Ну не так, как стосвечовая электрическая лампочка. Я не ошибусь, если скажу, что он светился, как маленький карманный фонарик.
«Я должен сейчас же понять, что это такое, – страдальчески морщась, подумал Василий Семёнович, – иначе… Но что же иначе?.. Нет, скорее всего, это просто игрушка. Конечно, это игрушка. Что я, собственно, разволновался? Великолепная, разговаривающая игрушка на транзисторах…»
У Василия Семёновича как-то сразу отлегло от сердца.
– Больше всего веснушек у Зины-первоклашки, – уже гораздо спокойней сказал он.
– У Зины-первоклашки? – заинтересовался человечек.
– Впрочем, нет, – спохватился Василий Семёнович, – пожалуй, у Кати с Большой Почтовой.
– Знаете, иногда одна веснушка может решить всё дело, – доверчиво и серьёзно сказал маленький человечек. – Так вы говорите, у Кати с Большой Почтовой?.. Ох, спина затекла. Даже мурашки бегают…
Человечек, кряхтя, встал на ноги, выпрямился, охнул и потёр поясницу.
Василия Семёновича вновь охватили сомнения.
«Могут ли у игрушки бегать по спине мурашки? – подумал он. – Ну конечно не могут…»
– Что-то по ночам спину ломит, – пожаловался человечек. – Всё с тех пор, как я целый день зимой просидел на льду. Там подо льдом плавала одна моя знакомая рыба. Такая славная рыбёшка. Ну, мне надо было сказать ей пару слов по секрету. Знаете, если хотите кому-нибудь рассказать секрет, не найдёте никого лучше рыбы. Никому не разболтает.
«Ох, могут ли быть у игрушки секреты? – опять с тоской подумал Василий Семёнович. – Ну конечно не могут…»
Человечек быстро пробежал по папиросе, перескочил на руку Василия Семёновича. Топ-топ-топ! Василий Семёнович чувствовал каждый его шаг на своей руке.
Человечек прыгнул к нему на рукав. Добежал до локтя, запрокинул голову. Посмотрел на Василия Семёновича.
– Конечно, о чём речь? Я прожёг льдину насквозь. Но с тех пор что-то спину ломит. Особенно по ночам… Вообще не люблю, когда ночь… Зачем, зачем она, эта ночь?..
Лицо у человечка стало совсем печальным. Он соскочил вниз и пошёл по улице, понурившись, глядя себе под ноги.
Он шёл и слабо светился, словно фонарик позади машины. При этом он чуть прихрамывал. Ведь одна его нога была обута в башмачок, другая босая.
Ещё Василий Семёнович разглядел, что карманы его куртки были чем-то туго набиты. Они так сильно оттопыривались, что он задевал их руками, когда шёл.
Человечек казался таким беззащитным, что Василию Семёновичу даже стало страшно за него. Ведь любой прохожий мог нечаянно наступить на него, раздавить подошвой.
Человечек дошёл до угла, обернулся, дружелюбно поднял кверху светящуюся ладошку и скрылся.
Василий Семёнович остался один посреди тёмной улицы. Высокие дома пристально смотрели на него чёрными окнами.
«Что же это? – уже в который раз задал себе всё тот же вопрос Василий Семёнович. – Теперь я так и буду мучиться, пока не разберусь до конца во всей этой невероятной истории. Знаю я свой несчастный характер. Не будет мне теперь покоя, пока не пойму: кто же это всё-таки сидел на кончике моей папиросы?»
