Содзи Симада
Хрустальная пирамида

– Так-так.

– К тому же в гороскопе капитана корабля Эдварда Смита Нептун в восьмом доме смерти, а Уран (катастрофа) – в девятом доме, означающем долгое плавание. Уран в точной оппозиции к Луне и в соединении с Солнцем.

– Я не знаю астрологию, так что не очень понимаю… – сказал писатель. – Но, похоже, это не предвещает ничего хорошего?

– Не просто ничего хорошего, это очень плохое предзнаменование.

– Ясно.

– Есть несколько фактов, подтверждающих это плохое предзнаменование. До последнего дня Смит был капитаном «Олимпика», корабля такого же класса, что и «Титаник», но гораздо более скромного. Так вот, двадцатого сентября прошлого года этот «Олимпик» столкнулся с крейсером «Хок» британского военно-морского флота.

– Правда?

– Это факт. Из-за его ремонта назначавшееся на двадцатое марта первое плавание «Титаника» перенесли на десятое апреля.

– Ничего не скажешь, непростые мысли все это навевает… И вы, несмотря на совет гадалки, все-таки сели на «Титаник»?

– Слова жены о том, что деньги, заплаченные за билет, уже не вернуть, звучали гораздо трезвее. Я убедил себя, что такие разговоры – не редкость. Должно быть, множество судов пришли в порты, несмотря на такие же мрачные предзнаменования, и, наоборот, немалое число людей и кораблей, которым звезды предсказывали светлый путь и удачу, ожидали несчастье и смерть.

– Вы так считаете?

– Да, я так думал. Я не специалист по таким проблемам. Но был уверен, что дело именно так и обстоит. Однако скоро пожалел об этом.

– Что вы имеете в виду?

– Не знаю, известно ли это вам, но когда в полдень десятого апреля «Титаник» точно по расписанию отдал швартовы в Саутгемптоне и буксир отвел его от причала, волны, поднятые громадным кораблем, оборвали швартовый трос стоявшего рядом судна «Нью-Йорк», корма которого, двигаясь по дуге, прошла от «Титаника» всего в каких-то четырех футах. Буквально в волоске! Из-за этого отплытие «Титаника» задержалось еще на час.

– О, я не знал.

– Какое символичное название! Кораблю, отплывавшему в Нью-Йорк, пытался помешать другой корабль с именем этого города.

– Да уж…

– Что-то я опять о грустном… Хорошо, если со смехом вспомним об этом в каком-нибудь нью-йоркском кафе, – усмехнулся археолог.

Но писатель даже не улыбался и, казалось, погрузился в собственные мысли. Заметив это, археолог меланхолично продолжил:

– На борту этого корабля мне встретился примечательный человек. Обитатель каюты первого класса Роберт Алексон. Английский богач, живет в Америке, подозрительно мрачный персонаж. Казалось, что его очень утомляет постоянно находящийся рядом друг Дэвид Миллер, который, как он сказал, насильно затащил его на этот корабль.

– И что?

– Когда я встречаю Роберта Алексона, он всегда пьян, как будто у него каждый день несчастье. Распространяя запах дорогого виски, он пытался пригласить меня к себе в каюту.

– В каюту? У него что, жены нет?

– Он всегда был один. На мой вопрос он ответил, что жена тоже тут, но всегда куда-то сбегает. Судя по его виду, мотивы ее поведения нетрудно понять.

– Так вы были у него в каюте?

– Был.

– И что? Алексон вам что-то показывал?

– Несколько стеклянных бутылей. Узкие, плотно закрытые сосуды. Заспиртованные препараты, какие не редкость в университете или в школьном кабинете биологии.

– Что за препараты?

– Сначала я не понял. В желтоватой жидкости плавали какие-то непонятные тела, очевидно, животных. Когда я спросил, он сказал, что это мышь. И морская свинка.

– То есть у него были препараты мыши и морской свинки?

– Вроде бы да. Но выглядели они совсем не так. У этих животных была… как бы получше сказать… какая-то пугающе искаженная форма.

– Искаженная?

– То, что он назвал мышью, совсем не было похоже на мышь. Глаза чуть не вываливались из орбит, правая и левая стороны рта были расположены относительно друг друга не по прямой линии, справа и слева от носа видны какие-то выступы. Разрез рта гораздо больше, чем у обычной мыши, расходясь далеко вправо и влево, зубы расположены странно. Лапы с одной стороны короче, чем с другой, в некоторых местах на теле нет шерсти.

– Какая-то деформация в процессе развития?

– Я тоже так думаю. Морская свинка тоже представляла собой нечто подобное. Среди препаратов, которые он столь бережно взял с собой в путешествие на «Титанике», не было ни одного, выглядевшего как известные нам животные… Это единственный раз, когда я был в каюте Алексона. На столике из красного дерева играл луч вечернего солнца, падавший через иллюминатор. И в свете этого луча он, совершенно как ребенок, радостно хвастающийся своими игрушками, расставлял большие бутыли с препаратами, которые извлекал из черного чемодана, где они лежали, укутанные в толстый слой марли.

– Да, довольно странное увлечение. Действительно, подозрительный человек, – сказал археолог, явно заинтересовавшись рассказом.

– Выставив в ряд препараты, он взял в руки один из них, которым, видимо, особо гордился, и показал мне. Это была самая большая бутыль, содержимое которой меня поразило.

– Что там было?

– Алексон сказал буквально следующее: «Это человек будущего».

– Человек будущего?

– Да. «В будущем человечество будет выглядеть именно так, – изрек он уверенно, как мессия, обращающийся к пастве. – Наша проклятая цивилизация будет бесконтрольно развиваться – и в конце концов создаст таких людей».

– И что это было?

– Препарат младенца. Человеческого. Препаратов «людей будущего» у него было много, побольше и поменьше. Видимо, и только что родившиеся, и еще находившиеся в утробе матери.

– Но это были не обычные младенцы?

– Они совсем не походили на людей. У них были руки и ноги; они находились в привычной позе младенца, но выглядели как гротескные, болезненно искаженные куски плоти.

Археолог оставался все с тем же напряженным выражением лица.

– У некоторых младенцев были расколоты черепа, так что мозги вышли наружу. У одних они занимали почти весь объем бутыли, как раздувшийся воздушный шарик; у других, наоборот, в середине головы был провал, и лица не были похожи на человеческие. Глаза навыкате, губы странно вывернуты, будто растянуты в стороны, словно в не слышном нам крике.

– Где же он все это взял?

– Я спросил, но он не стал говорить. Только твердил, что это люди, что это истинный облик людей.

На этом писатель прервал свой рассказ.

– Да, люди собирают не только марки и старинные монеты, но и еще много чего.

Нил, Египет – 3

С тех пор прошло два года. Микул подросла и стала лицом и фигурой походить на взрослую. Она уже обращала на себя внимание мужчин из деревни, и некоторые за ней ухаживали.

Как-то ее отец отправился на рыбную ловлю и не вернулся. Рыбаки с другой лодки, ловившие вместе с ним, рассказали, что лодка перевернулась и отца унесло течением, но мать сказала, что его вынесло на берег. Она после этого ходила расстроенная и часто грустила одна.

Микул принесла в свое жилище ящик, в котором сидел Дикка, и использовала его как лежанку, но иногда подолгу в одиночку разглядывала картины на нем.

Там были дворцы, построенные из камня, перед ними танцевали женщины. Они были в головных уборах; на лбах, плечах и руках сверкали золотые кольца. Кольца были и на вскинутых в танце ногах. Их лица и одежды были невиданной красоты. Микул думала, что это, наверное, и есть то замечательное место, которое называется городом.

Однажды к Микул пришел незнакомый мужчина в такой же белой одежде, как Дикка. Он сказал, что Дикка прислал с ним письмо и деньги.

Микул не умела читать и попросила рассказать ей, что написано в письме. Мужчина сказал, что Дикка хочет с ней увидеться и спрашивает, не собирается ли она в Гизу. А если собирается, пусть возьмет эти деньги на дорогу.

Микул спросила, что такое деньги, и мужчина объяснил, что за деньги можно получить все, что ей захочется.

Микул охватило волнение. Она ответила, что все это очень сложно – у нее здесь мама, ее нельзя оставить одну. Услышав это, мужчина сказал, что раз так, Дикка очень опечалится, и ушел.

После этого прошло пять дней. Мама Микул неожиданно сказала, что уезжает с острова – собирается замуж за мужчину с Большой земли. Микул удивилась, но она знала, что на острове и раньше бывали такие случаи.

– Ты очень симпатичная, и найдется немало мужчин, которые позаботятся о тебе. Счастье – как птица; его надо ловить, когда оно рядом.

И вот она села на корабль и уплыла. Микул осталась одна.

После этого деревенские парни стали соперничать за руку Микул, и двое даже пострадали в этих схватках. Стало ясно, что, если она и примет ухаживания кого-то из деревенских, дело миром не кончится. Девушек на острове не хватало.

Микул отправилась на причал и спросила у старика-сторожа, когда придет корабль. Выяснилось, что на следующее утро ожидается лодка с кукурузой, но она уйдет сразу же после разгрузки.

Еще старик сказал ей, что лодка пойдет в Пуке, в свой порт приписки ниже по течению. А когда Микул поинтересовалась, далеко ли оттуда до Гизы, сторож замолчал. Казалось, он погрузился в далекие воспоминания.

– А, Гиза… Есть такой город. Самое красивое место на земле. Но он очень, очень далеко. Нужно долго плыть по этой реке, почти до самого моря. Гораздо дальше, чем Пуке.

– Я хочу туда, в Гизу.

– Это долгое путешествие. Девушке в одиночку не по силам.

Микул настаивала, что все равно хочет туда добраться, и тогда старик предположил, что в Пуке должны быть корабли, направляющиеся в Гизу, и что там, уже на месте, нужно поискать такой корабль. А потом он сказал: «Если б ты была моей дочерью, я бы тебя ни за что не отпустил».

Ночью в своем доме, где она теперь осталась одна, Микул глубоко задумалась. Остаться на этом острове и выйти замуж за кого-нибудь из местных – или выбрать полное приключений путешествие в Гизу?

Но как только она закрыла глаза, перед ее мысленным взором предстало красивое лицо Дикки, появившегося два года назад из ящика. А потом она представила лица мужчин из ее деревни. Не то чтобы кто-то из них был ей неприятен, но ей казалось невозможным выбрать кого-нибудь из них себе в мужья, хотя в последнее время ей все чаще предлагали это сделать. Все они нравились ей одинаково. Но не больше того. И только при воспоминании о Дикке в груди у нее что-то сжималось и немножко хотелось плакать.

Так Микул решилась ехать в Гизу. Встретиться с Диккой, а потом можно вернуться в деревню и выйти за кого-нибудь замуж.

Надев на безымянный палец левой руки кольцо с синим камнем, которое подарил ей Дикка, взяв привезенные мужчиной деньги, бананы и вяленую рыбу, Микул в своей самой любимой одежде ждала на причале, когда подойдет лодка с кукурузой.

Она поздоровалась с подошедшим стариком-сторожем.

– Ну что, все-таки решила ехать? – спросил тот, глядя на нее с обеспокоенным выражением на коричневом от солнца морщинистом лице.

Микул кивнула.

– В большом мире много нехороших людей, никогда не открывай душу незнакомцам. И поскорей возвращайся на наш мирный остров. – Старик похлопал ее по плечу.

В утренней дымке появилась лодка под белым парусом. Она шла против течения, так что двигалась не очень быстро. Пока подошла к причалу, прошло немало времени. С лодки бросили канат. Старик подхватил его и крепко привязал к стволу дерева.

– О, как удачно, сегодня тебе и девочка помогает? – крикнул лодочник в белой повязке на голове, заметив Микул. – Мы торопимся.

– Подбросишь эту девочку до Пуке? – спросил старик.

– Давай. Тогда помоги с разгрузкой.

После разгрузки Микул поднялась на борт. Парус был спущен. Солнце уже совсем поднялось, начинался очередной день под палящими лучами.

– Отдать швартовы! – прокричал лодочник, не обращая никакого внимания на взволнованную Микул.

Старик закинул канат через борт, лодочник оттолкнулся длинным шестом от берега, и лодка легко отошла от причала. Лодочник с грохотом кинул шест на дно, взял багор и принялся им орудовать. Он, несомненно, был уверен, что Микул уже не раз уплывала так с острова.

На самом деле девушка впервые в жизни оказалась на лодке, впервые в жизни расставалась с островом.

Едва она помахала в ответ старику, как остров стал удаляться. Некуда было спрятаться от бивших прямо в голову солнечных лучей. Откуда-то доносились птичьи голоса.

Остров становился все меньше и меньше. Шли вниз по течению, поэтому не было нужды ставить парус – лодка и так шла быстрей больших кораблей.

Скоро весь остров можно было охватить одним взглядом. Место, где Микул провела восемнадцать лет своей жизни с самого рождения… Постепенно он стал походить на какой-нибудь листок дерева, плывущий по поверхности реки. Это искренне удивило Микул. Мардху был для нее целым миром. Здесь она с детства играла, плавала, лазила по деревьям, пела песни, танцевала – и вот все это оказалось таким крохотным местечком!

Напротив, река была очень, очень широка. Как же далеко от одного берега до другого! Вплавь перебраться никак невозможно. И как далеко протянулись эти берега! Сколько по ним ни иди, конца не видно. Иногда между деревьями, растущими на берегу, можно было увидеть нечто странное.

– Что это? – спросила она.

– Верблюды, – ответил лодочник.

Девушка знала это слово. Говорили, что люди на верблюдах путешествуют по суше, но Микул ничего не знала о животных. На Мардху не было не то что верблюдов – даже собак и кошек. Разве что иногда можно было увидеть птичек на деревьях или на крышах хижин.

По пути они разминулись с несколькими другими лодками. Каждый раз лодочники приветствовали друг друга зычными голосами. Все встречные лодки шли под белыми парусами. После того как, отойдя от острова, они вышли на середину реки, ветер постепенно усилился, и встречные лодки с туго надутыми парусами легко бежали против течения. Паруса хлопали на ветру.

Все лодки, идущие к верховьям реки, поднимали паруса. А тем, что, подобно лодке, на которой плыла Микул, шли вниз по течению, паруса были не нужны, их просто несла река. И никто на них парусов не поднимал.

Когда лодка приблизилась к берегу, ветер донес оттуда женские голоса. Они что-то пели. Микул разглядела на прибрежной отмели группу полных женщин, которые, кто наклонившись, кто присев, стирали. Так, за стиркой, они и напевали все вместе.

Когда ее родные места совсем скрылись из виду, Микул захотелось плакать от грусти и волнения, вызванных мыслями о предстоящем ей долгом путешествии, но в мире за пределами ее островка было столько удивительного, что слезы сами собой исчезли. Она, как зачарованная, вертелась по сторонам, стараясь разглядеть все вокруг.

– Зачем ты едешь в Пуке? – спросил лодочник, который сейчас уже не был занят работой.

– Я не в Пуке еду, – ответила Микул.

– Тогда куда же?

– В Гизу.

– В Гизу? Это очень далеко, в самом центре мира… Надо плыть и плыть в сторону моря. Что ты там будешь делать?

– Хочу встретиться со знакомым.

– С родственником или еще с кем-то?

Микул немного заколебалась, но, решив, что не стоит волновать человека, просто кивнула. Слегка смутившись от того, что солгала, она перевела взгляд на далекие пейзажи и тихонько вздохнула.

Поднимая рябь на зеркальной поверхности воды, в отдалении плескалось несколько белых птиц. Запах раскаленной солнцем лодки и сухой парусины, принесенные ветром ароматы далекой земли и влажный запах воды смешались воедино. Этот незнакомый до сих пор запах был для Микул запахом внешнего мира. На Мардху везде был запах сырости. Она думала о том, что наконец вырвалась в большой мир. И ее снова охватило беспокойство, правильно ли она поступила. До сих пор ей и в голову не приходило, что можно выйти за пределы своего мирка. Она никогда не сомневалась, что останется там до самой смерти.

– Это хорошо, что у тебя есть там родня, – раздался голос лодочника. – Город – страшное место, девушке без знакомых одной туда ехать совсем не годится.

Все в один голос говорили ей одно и то же.

– А вы бывали в Гизе?

– Да, был один раз, – кивнул лодочник, – в молодости, еще мальчиком.

– И как там?

– Что сказать… – Лодочник вдруг рассмеялся. – Для нас, простых деревенских жителей, это рай, который невозможно и вообразить на земле. Центр мира. Самое красивое, блистательное место. Даже не верится, что на земле существует такой рай. Я тогда решил, что ни на шаг не двинусь оттуда. Но сейчас я думаю по-другому. У каждого из нас есть предназначенное ему место. Место, где человеку дано родиться и жить. Ты, может быть, не поймешь этого, но как бы ни очаровала тебя городская красавица, человеку из деревни не подобает на такой жениться. Это несчастье для обоих. На красивых женщин лучше смотреть издали… Да, а ты знаешь, на чем поплывешь в Гизу?

Микул помотала головой.

– Молодой девушке не стоит отправляться в такое путешествие… Ладно, я найду тебе подходящий корабль. Выберем хозяина, который не сделает тебе плохого.

– Большое спасибо. – Микул склонила голову.

* * *

После целого дня плавания, когда послеполуденное солнце стало клониться к Западу, они прибыли в Пуке. Микул увидала множество лодок, привязанных у причала, и по мере того как они приближались, ее сердце билось все сильнее. Ей предстояло впервые ступить на землю вдалеке от Мардху.

У причала толпилось много людей. У всех на головах были белые, черные или синие повязки. На Мардху такие никто не носил. Еще она увидела нескольких крупных верблюдов. С близкого расстояния казалось, что они упираются в небо, и становилось страшно. Стоял ряд шатров, сооруженных из нескольких бревен, на которые вместо стен и крыши была натянута грубая ткань. В них чем-то торговали. Еще в лодке Микул услышала зычные вопли торговцев из шатров, крики верблюдов, звонкий смех женщин. На Мардху не было такого количества людей, и подобный городской пейзаж она тоже увидела впервые. Ей казалось, что от всего этого у нее остановится дыхание. Направляемая умелым хозяином, их лодка протиснулась между двумя такими же и с глухим ударом уткнулась в причал.

– Ого, быстро ты вернулся! – крикнул работник с причала. – И симпатичную девушку привез… Давай руку, красавица!

Он крепко взял протянутую руку Микул и с силой втянул ее на причал. Микул вскрикнула и упала на колени. Поверхность была непривычно твердой. Поднявшись, она, прихрамывая, перебралась с прибрежной скалы на песок, но и он был не мягче. В ногах было странное ощущение. На Мардху поверхность земли всегда была мягкой, а здесь каждый шаг отдавался ударом в коленях. Микул показалось, что эта земля не хочет ее принимать, и расстроилась.

– Девушка, можешь сегодня переночевать у меня дома. У меня там жена и много детей, так что нет нужды беспокоиться. Я сегодня же найду корабль, плывущий в Гизу, и завтра спозаранку сможешь поплыть. Если получится, послезавтра будешь на месте, – сказал лодочник. – Ну, пошли.

Он взял Микул за руку и повел за собой.

Кругом масса народу. Девушка впервые видела такую толпу, и от этого голова немного кружилась. Они шли, пробираясь между кричащих людей. С обеих сторон выстроились лавки, торгующие разным товаром. Торговцы наперебой что-то выкрикивали.

Отовсюду доносились незнакомые странные запахи. Она чувствовала, что может задохнуться от такого количества людей. И ощущение от ходьбы не изменилось, вызывая боль в ногах.

– Сколько людей! – заговорила Микул. – Здесь всегда так?

– Всегда. Здесь ведь порт, приходят корабли из разных мест… Не видала раньше такого?

Микул кивнула; она, как зачарованная, оглядывалась по сторонам.

– А Гиза больше, чем этот город?

Лодочник засмеялся.

– Дорогая, да это всего лишь деревня. С Гизой и сравнить нельзя.

Микул, пробираясь сквозь толпу, широко раскрыла глаза от удивления. Такого она и представить себе не могла.

На Корабле – 3

– Трудно представить себе, сколько разного народу собралось на этом корабле… Да и понятно, ведь это своего рода пирамида.

Сказав это, археолог раскрыл толстую книгу в кожаном переплете.

– Это книга шотландского ученого Кеннета Киплинга, который перевел работу французского исследователя Франсуа Шуваля, путешествовавшего в составе египетского экспедиционного корпуса Наполеона, и издал ее, добавив свои комментарии. Эта книга нравится мне тем, что она разрушает многие стереотипы. Кроме того, здесь на полях много моих собственных записей. Так с чего мы начнем? Какие ассоциации вызывает у вас, Вудбелл, слово «пирамида»?

– Треугольное сооружение из камня.

– Точнее будет сказать, четырехугольное. А где находится пирамида, о которой вы говорите?

– Недалеко от Каира…

– В Гизе?

– Да, я имею в виду ее. А много ли пирамид существует?

– Насчитывают несколько десятков. Сколько их точно, сейчас еще неизвестно. До сих пор никто не проводил систематических исследований. Под песками пустыни должно быть скрыто много полуразрушенных пирамид. Но обычно мы представляем себе три знаменитые пирамиды в Гизе, рядом с которыми стоит сфинкс с головой человека и телом льва. Сейчас в почти первозданном состоянии сохранились только эти три.

– Как вы думаете, Вудбелл, с какой целью сооружались эти пирамиды?

– Я думал, это усыпальницы царей.

– Да, это разумное объяснение. Оно, скорее всего, справедливо в отношении второй и третьей, то есть пирамиды Хафра^[4] и Менкаура^[5]. Их с самого начала проектировали как усыпальницы фараонов, и как усыпальницы они и были построены. Не больше и не меньше. Но я считаю, что с первой пирамидой – фараона Хуфу^[6] – дело обстоит иначе. И не только я – некоторые другие ученые, обладающие достаточной смелостью, чтобы не бояться обвинений в отсутствии здравого смысла, считают так же.

– То есть вы утверждаете, что это не усыпальница?

– Нет. Я думаю, что фараон Хуфу, увидев уже готовую пирамиду, решил приспособить ее под свою гробницу. Или, возможно, уже после смерти фараона кто-то из его приближенных предложил использовать для захоронения царя каменное сооружение, которое перестали использовать.

– Я впервые об этом слышу.

– То, что пирамида Хуфу является усыпальницей царя – это не более чем самая разумная, спокойная и беспроблемная на сегодняшний день версия. Но, если говорить честно, на самом деле ведущие египтологи совершенно не понимают, что она собой представляет.

– Вы меня удивили. Это правда?

– Совершенно верно.

– Но ведь все три…

– Нет, не так. Тот факт, что рядом находятся не вызывающие сомнений усыпальницы Хафра и Менкаура, многих вводит в заблуждение. Из трех пирамид Гизы настоящей пирамидой является только одна – пирамида фараона Хуфу. Остальные две – фальшивки. Думаю, вполне вероятно, что они были сооружены гораздо позже в подражание стоящей рядом пирамиде Хуфу.

– Значит, все эти пирамиды были построены в разное время?

– По моему личному мнению, в разное. Вернее, время постройки пирамид Хафра и Менкаура отличается не сильно. А пирамида Хуфу относится к другой эпохе.

– Вы говорите, пирамида Хуфу древнее?

– Да. Если точнее, то я предполагаю, что, весьма вероятно, нижняя половина пирамиды Хуфу относится к совершенно другому, более древнему периоду.

– Нижняя половина? Что это означает?

– Это моя собственная, несколько отличающаяся от других взглядов теория, и на ее объяснение потребуется много времени. Если совсем вкратце, мне представляется, что только у пирамиды Хуфу нижняя половина долгие годы использовалась сама по себе, имея форму некоего пьедестала с плоским верхом.

Джек Вудбелл потер руки и засмеялся.

– Извините меня. Сегодня такой удачный день! Я и не мечтал услышать такой уникальный, фантастический рассказ о пирамидах, которыми давно интересуюсь. И для чего же использовалась эта нижняя часть пирамиды?

– Честно говоря, даже не представляю, – ответил Уайт и тоже рассмеялся. – Я давно занимаюсь пирамидами и не предполагал, что приду к такому выводу. Сам удивляюсь. Но есть причины, заставляющие меня верить, что первоначально пирамида Хуфу существовала только в виде своей нижней половины.

Писатель, положив левую руку на подлокотник, некоторое время молча смотрел на археолога.

– И на Востоке, и в Мексике существует много каменных сооружений такой формы. Они были и в Вавилоне, и в Индии. Эту же форму имеет пирамида ацтеков в Мексике. В Древней Индии возле такого сооружения поднималась каменная лестница, которая почему-то обрывалась на полпути. Некоторые говорят, что это древние обсерватории, но на самом деле никто не знает, какой цели они служили. Хочется предположить, что они как-то связаны с религией, но, сказать по правде, ученые просто убедили себя, что они были нужны для отправления каких-то неизвестных нам религиозных обрядов.

– Что-то вроде Вавилонской башни? – спросил писатель.

– Воистину! Ведь вполне можно вообразить что-то подобное этой богоборческой башне в столице Древнего Вавилона.

– Что же дает основание считать, что пирамида Хуфу принципиально отличается от двух других?

– Причин для этого много. Прежде всего то, что, помимо комнаты царя, там есть комната царицы. Древние египтяне, как и мы, считали, что территория мертвых находится под землей. Разбросанные по всему Египту царские могилы, включая знаменитую могилу Рамзеса Второго, находятся под землей. В пирамидах Хафра и Менакура камеры для гроба царя тоже устроены ниже уровня земли. Проход, ведущий от входа к камере с гробом, идет наклонно вниз. И это естественно. А вот в пирамиде Хуфу он ведет вверх под углом двадцать шесть градусов. И комната царицы, и комната царя относительно поверхности земли как бы висят в воздухе. Комната царя находится на целых пятьдесят ярдов выше поверхности. Это совершенно необычно. Подобных царских могил больше нет. Могила фараона Хуфу – единственная.

– То есть во всех других пирамидах погребальные камеры расположены под землей?

– Да. Можно это утверждать. Правда, есть и такие, где они находятся на уровне земли. Погребальные камеры в пирамидах Снофру, Сахура и Униса сооружены на уровне поверхности. То есть даже там, где камеры находятся высоко, они все равно не приподняты над землей. Только у Хуфу все отличается от остальных.

– Помнится, вы говорили, что пирамида Хуфу долго использовалась без верхней части.

– Да, говорил.

– Почему вы так думаете?

– Пол поднятой над поверхностью комнаты царя расположен на высоте тридцать пятого, если считать снизу, слоя каменной кладки. Только в этом слое камни толще остальных слоев на целых двадцать дюймов. Ясно, что этот слой имел какое-то особое значение. Кроме того, исследователи считают, что в процессе строительства этой пирамиды ее проект неоднократно изменялся. Если предположить, что с этого уровня пирамида надстраивалась в более позднее время, то это объясняет причины изменения проекта.

– Понятно.

– Такие вещи вовсе не редки на очень древних и почитаемых развалинах. Можно даже сказать, это бывает довольно часто. Например, Стена плача в Иерусалиме. Сейчас ее высота шестьдесят девять футов, или двадцать один метр, нижние семь рядов кладки из крупных камней относятся к периоду Второго храма^[7], следующие четыре ряда добавлены в Римскую эпоху, а самая верхняя часть кладки из мелких камней – это уже мамлюкский Египет^[8]. Ниже уровня земли находятся еще семь рядов кладки периода Второго храма. Многие колоссальные древние сооружения, которые мы видим сейчас, строились в течение долгих лет усилиями разных поколений.

– Ясно.

– Или вот место расположения больших пирамид – как хорошо видно на этом плане, оно находится в словно циркулем определенном на карте центре дельты Нила.

Далее, Гиза, где находятся большие пирамиды, находится в точке с координатами тридцать градусов восточной долготы и тридцать градусов северной широты, и если сделать карту мира с центром в этой точке и провести через Гизу линии, делящие карту по диагонали, то общая площадь суши в правой верхней и левой нижней, а также в левой верхней и правой нижней частях карты будет одинаковой.

– Здорово!

– Есть вероятность, что для сооружения больших пирамид на Земле специально было выбрано такое место. Именно поэтому у меня есть сильное предчувствие, что в недалеком будущем настанет день, когда скрытое в пирамидах послание будет расшифровано – и сильно нас удивит.

Сказав это, археолог ненадолго прервал свою речь. Так, сидя молча, они оба чувствовали под ногами легкую вибрацию от машины этого самого роскошного в мире корабля. Наверное, они могли бы слышать и сам звук машины, напоминавший сердцебиение холодной Атлантики, но его перекрывала мелодия, доносившаяся из салона первого класса. Погрузившись в роскошную атмосферу курительного салона под веселые звуки кларнета, Джек Вудбелл и Уолтер Уайт и думать забыли о том, что находятся посередине апрельского Атлантического океана. Казалось, что они сидят на диване в мужском клубе у Гайд-парка.

– А что изначально обозначает слово «пирамида»? – спросил писатель.

– Есть разные мнения. Самое распространенное сейчас состоит в том, что в этом слове «пир» взято от греческого «pyro», что обозначает «огонь» или «жар», а «мид» произошло от «mesos», тоже греческого, имеющего значение «существующий» или «близкий к центру». Следовательно, слово «пирамида» значит «горящий в середине огонь».

– Горящий в середине огонь… В этом должен быть какой-то символический смысл.

– Наверное, тут подразумевается и «нечто блистательное». Может статься, греки переиначили на свой манер древнееврейское «урим мидден». Это значит «нечто светящееся».

– Как же их называли древние египтяне?

– Это загадка. Вечная загадка.

– Я слышал, некоторые называют пирамиды священным писанием в камне; что вы об этом думаете?

– Я знаю об этом. Первым мессианскую трактовку пирамид в духе греческой церкви предложил шотландец Роберт Мендис. Он утверждал, что большой коридор означает эпоху Христа, восходящий проход – эпоху Моисея. Но еще задолго до Мендиса исследователи Библии писали, что в ней написано о «высшем смысле», присущем пирамидам. Они говорили, что во многих местах Библии аллегорически упоминаются пирамиды. Поэтому многие исследователи пирамид считают их каменной Библией.

– Как же так? Что могут сказать пирамиды о Христе, спасителе мира, который родился много лет спустя после их сооружения…

– Примерно двадцать два века спустя. Однако здесь есть кое-что, над чем не стоит смеяться.

– Где же об этом сказано в Библии?

– Например, в Книге Исайи, глава девятнадцатая, стих девятнадцатый, есть такие слова: «В тот день жертвенник Господу будет посреди земли Египетской, и памятник Господу у пределов ее». Можно предположить, что, как «памятник», здесь было переведено слово «мастаба», как назывались в Древнем Египте захоронения царей в форме усеченной пирамиды. Поэтому нет никакой натяжки в том, чтобы понимать слово «памятник» как указание на пирамиду.

– Действительно.

– Считается, что и слово «жертвенник» имеет значение «памятник». Эта путаница проистекает из того, что в Библии говорится о двух различных видах жертвенников – для молитвы и для пророчеств, – и если читать Книгу Исайи с этих позиций, то получается, что где-то в центре Египта сооружен жертвенник, а неподалеку от него – совершенно отдельно – каменный памятник. Но фанатики исследования пирамид считают, что такая трактовка ошибочна и что в Библии два сооружения суть одно и то же.