Шурочка Петрова
Муравей
Актер (которым мне не стать)
Знакомьтесь! В следующей жизни я актёр.
Подспорье мне – сегодняшние дни.
И будучи действительны сейчас, они нацелены на счастье впереди [так говорят].
И я уже сейчас могу исполнить кое-что.
Вот, например, смеюсь, а несмешно.
Или ворочу языком, хотя мне нечего сказать,
Но не вариантом будет и молчать,
Ведь мой черёд: пора хоть что-то же сказать.
Но предстоит гораздо большее впитать:
Как продолжать все прикрывать холодной дружбой, когда во мне это засело глубже [так ли это?];
Как быть спокойною скалой, когда от страха ненавидишь сам себя и всех вокруг,
И мир долой!;
Как быстро слиться с обстановкой;
В какое время можно пошутить;
Как говорить о глупостях, погоде,
Когда вообще-то здесь война, и все горит;
Как делать вид, что верен ты,
Ведь сам ни капли не такой;
Как научиться счастью тупости и стать безликою толпой;
Как не сойти с ума, когда есть лево,
Но если очень захотеть,
То можно обратить его и в право [и даже свято в него верить];
Как перестать опять и вновь надеяться, что есть порядочные вы…
…
Я передумал. Не хочу.
Актёром мне не стать.
Увы.
Винтажный
После стольких попыток понять всех людей
Я делаю вывод прозрачный:
Отныне мне все равно в душах,
Теперь
Я вне их,
Я внутри –
Я винтажный.
Ведь сколько бы волны ни бились о брег,
Стремясь стать надежной скалою,
Их ветер относит к изменам опять.
Земля остается землею.
Грязь в октябре
Одно есть оконце,
Для которого стать надо солнцем.
Одна лишь планка,
К которой есть смысл тянуться.
И ни один понурый дворник не расчистит беспорядок листьев в голове.
Ты сам для себя – великий из бронзы.
И лишь для себя ты – грязь в октябре.
Любовь глаз карих к морю
Бояться моря с волнами
И прятаться внутри;
Закрыть все окна шторами,
Не подпускать к крови.
Но позже [слишком поздно –
Уже сменились сотни лун]
Вдруг выйти к берегу
И горько осознать:
Не будет моря дюн.
Ведь море гордо
И так прекрасно вечно.
В него мечтают утонуть
Довольно много глаз.
В нем навсегда остались,
К слову, голубые.
И море тоже любит их, смеясь.
А мне же радостно – печально.
Ведь я могу его понять.
И только карие глаза отчаянно
Стремятся синевудушой обнять.
Фиалки на моем окне
Фиалки на моем окне
Ночами тянутся к звезде.
Они хотят ей подражать,
Звездою стать, искрой сиять.
Фиалки чем-то тоже звезды.
Но получается у них одну прохладу перенять.
Лишь вслушайся в безгласный диалог:
Они так нежно признаются в счастье,
Что могут видеть каждый день друг друга,
Пусть не коснуться им запястий.
Фиалки так прекрасны ночью,
Их цвет и запах ночью лишь и полны.
Но так таинственно печальны,
Что от звезды холодны волны.
И каждый вечер распускаясь в своём цвете,
Фиалки ночью изливают звездам всю свою безбрежность.
Но звезды холодны, бездушно так степенны.
Они мертвы, в них холод-бесконечность.
И за ночь выпустив весь дух в холодный воздух,
Фиалки бледно входят в день со звездною прохладой.
Но каждый вечер они ждут, когда погаснут до одной все свечи,
Чтоб снова разбиваться об прекрасных хладных звёзд триады.